Совсем! Он должен сосредоточиться на тех, кому удалось спастись.
Те Ата'ан Миэйр, что смогли уйти, захватили в порту корабли для бегства, и пока еще могли захватывали любую посудину, которую могли взять на абордаж и удержать, рассчитывая увезти столько людей, сколько возможно. Тысячи их были на принудительных работах в Рахаде, а это означало выбор между их самыми большими кораблями и огромными кораблями Шончан. Конечно, многие из кораблей Морского Народа были достаточно вместительны, но в данный момент большая их часть была лишена парусов и перевооружались на шончанский манер. Если бы он сосчитал, сколько больших кораблей осталось, то смог бы прикинуть, скольким примерно Ата'ан Миэйр удалось обрести свободу. Освобождение Ищущих Ветер Морского Народа было правильным ходом, единственным, который он мог сделать, но на другой чаше весов оказались сотни и сотни трупов, выловленных из портовых вод за последние пять дней, и только Свет знает, сколько еще унесло течением в море. Могильщики работали, не покладая рук, от рассвета до заката, и все кладбища были полны причитающих женщин и заплаканных детей. И мужчин тоже. Многие из погибших были Ата'ан Миэйр, но никто не оплакивал их тела, сваленные в братские могилы. А ему нужна была хотя бы надежда, что спасенных оказалось больше, чем погибших, чтобы восстановить душевное равновесие, пошатнувшееся от количества убитых.
Оценить, сколько кораблей прорвалось в Море Штормов, было трудно, особенно постоянно сбиваясь со счета. В отличие от Айз Седай, Ищущие Ветер не имели ничего против использования Единой Силы в качестве оружия, и не только для сохранения своей жизни и жизни своих людей. Они хотели остановить возможную погоню прежде, чем она могла бы начаться. Никто не сможет гнаться на горящем корабле. Шончан, с их дамани, тоже нисколько не раскаивались, отвечая им тем же. Бесчисленные как листья травы, стрелы молний хлестали сквозь дождь и огненные шары летали в небе, некоторые размером с добрую лошадь; заливаемый потоками света порт, казалось, горел со всех концов, превращая грозовую ночь в зрелище не уступающее шоу Иллюминаторов. Не поворачивая головы, он мог бы насчитать с дюжину мест, где на мелководье виднелся обугленный остов огромного корабля, или вздымался огромный, круто изгибающийся, борт лежащего на боку судна, наклонную палубу которого облизывали портовые волны. И вдвое больше мест, где очертания обугленного шпангоута выглядели более изящными, подразумевая гонщик Морского Народа. Быть может, им не хотелось оставлять свои корабли в руках людей, державших их в цепях. Почти три дюжины находились прямо перед ним, не считая затонувших, над которыми сейчас трудились спасательные суда. Возможно, моряк и отличит гонщик от судна шончанской постройки по торчащим из воды верхушкам мачт, но ему такая задача было не по плечу.
Неожиданно в памяти всплыли воспоминания, сколько человек нужно для штурма с суши корабля такого водоизмещения, сколько примерно людей и в каких местах на нем можно разместить, а также сколько они способны там продержаться. На самом деле это были не его воспоминания, это была память о древней войне между Фергансой и Морейной, но теперь они принадлежали ему. Осознание того, что все эти жизни, оказавшиеся в его голове, на самом деле прожили другие люди, всегда приводило его в некоторое смятение. Быть может, все это пережил он? Они выглядели куда реальнее, чем некоторые эпизоды его собственной жизни. Корабли из его воспоминаний уступали по размерам большинству находящихся в порту, но принципы были те же самые.
– У них не хватит кораблей, – пробубнил он.
В Танчико у Шончан было даже больше кораблей, чем пришло сюда, но потери были столь велики, что эта разница уже не имеет значение.
– Не хватит для чего? – спросил Ноэл. – Я никогда прежде не видел столько в одном месте.
Это заявление было вполне в его духе. Ноэл произнес это так, будто он видел все на свете или почти все, и даже больше и лучше того, что было у него прямо под носом. В Двуречье сказали бы, что он хранит правду в туго завязанном кошеле. Хотя, следует признать, – на вранье его никто еще не поймал.
Мэт покачал головой:
– У них осталось недостаточно кораблей, чтобы вернуться.
– Нам не нужно возвращаться, – растягивая слова произнесла женщина у него за спиной. – Мы вернулись домой.
Он чуть не подпрыгнул, услышав невнятный шончанский акцент, прежде чем узнал этот голос.
Эгинин была мрачнее тучи. Ее глаза сверкали точно два голубых кинжала, но не для него. По крайней мере, он так думал. Высокая и поджарая, с суровым бледным лицом, несмотря на время, проведенное в море. Ее платье было такого или почти такого ярко-зеленого цвета, что подошел бы и Лудильщику; по высокому вороту и вдоль рукавов его украшала вышивка из множества крошечных желтых и белых цветочков. Расшитый цветами шарф был туго затянут под подбородком, удерживая на голове длинный черноволосый парик, спадающий на плечи и спину. Она ненавидела этот шарф и платье, которое ей было не по размеру, но ее руки поминутно проверяли на месте ли парик. Это беспокоило ее больше одежды, хотя «беспокоило» недостаточно сильное слово в данном случае.
Она только вздохнула, обстригая свои длинные ногти на мизинцах, но ее чуть не хватил удар – кровь прилила к лицу, глаза полезли из орбит – когда он сказал, что она должна побрить голову полностью. Ее прежняя прическа с обритыми висками над ушами, с оставленным на затылке широким хвостом волос, спускающимся на плечи, за милю кричала о том, что она – Благородная шончанка. Даже тот, кто никогда не поднимал глаз на шончан, запомнит такое с первого взгляда. С этим она неохотно согласилась, но оставалась в состоянии близком к истерике до тех пор, пока она не смогла прикрыть свою макушку. Хотя и не по тем самым причинам, которые случаются с женщинами каждый месяц. Среди Шончан только Императорская семья имеет право брить себе голову полностью. Лысеющим мужчинам вменялось в обязанность носить парики с того момента, как их волосы начнут выпадать в заметных количествах. Эгинин скорее готова была умереть, чем дать кому-либо предположить, что она претендует на принадлежность к Императорскому дому, даже тем, кто никогда бы ничего подобного не подумал. Что ж, подобные притязания среди Шончан обычно карается смертью, но он никогда в жизни не поверил бы, что она зашла бы столь далеко. Но что значит возможное наказание, когда голова уже лежит на плахе в ожидании топора? Или удавки, в ее случае. А для него заготовлена виселица.
Спрятав наполовину вытащенный нож обратно в рукав, он соскользнул с камня. Приземлился он неудачно, почти что упал, едва скрыв стон от боли в бедре. По крайней мере, ему показалось, что скрыл. Она была дворянкой и капитаном корабля, и уже сделала достаточно попыток, стремясь взять командование в свои руки, поэтому незачем показывать ей свою слабость. Она явилась к нему за помощью, не найдя другого выхода, но это вовсе не означало, что у них все гладко. Опершись о камень согнутой рукой, ожидая когда уймется боль, он притворился, что просто так пинает пучок сухой травы. Боль была настолько сильной, что у него на лбу, не смотря на холодный ветер, выступила испарина. Бегство в ту дождливую ночь стоило ему зажившей было ноги, и он ни за что не повторил бы этого снова.
– Ты уверена насчет Морского Народа? – спросил он ее. Нет причин снова думать о недостатке кораблей. Слишком много переселенцев уже разбрелось в разных направлениях из Эбу Дар, и еще больше из Танчико. И не важно, сколько осталось у них кораблей, потому что никакая сила на свете теперь не сможет их выкорчевать из этой земли.
В сотый раз поправив парик, она смутилась, посмотрев на свои короткие ногти, и спрятала руки подмышки.
– А что с ними? – Она была в курсе, что это он освободил Ищущих Ветер, но никто из них не возвращался к этому вопросу специально. Она всегда старалась избегать разговоров об Ата'ан Миэйр. Не считая всех поврежденных кораблей и горы трупов, освобождение одной дамани считалось еще одним преступлением, наказанием за которое была смерть. Даже подобное обсуждение, с точки зрения Шончан, было хуже изнасилования или приставания к ребенку. Конечно, она тоже помогла освободить несколько дамани, но это, с ее точки зрения, было среди наименьших ее преступлений. Но и это она тоже отказывалась обсуждать. В действительности, было довольно много тем, на которые она не хотела говорить.
– Ты уверена на счет тех пойманных Ищущих Ветер? Я слышал разговоры, что-то про отсечение рук или ног… – почувствовал во рту горечь. Он видел как умирают мужчины, убивал мужчин своими руками. Но Свет был милостив к нему, женщину он убил только одну! Но даже страшнейшее из чужих воспоминаний не жгло его так сильно как это, а некоторые были настолько жуткими, что требовалось выпить море вина, чтобы их в нем утопить. Однако мысль о преднамеренном отсечении чьей-то руки вызывала тошноту.
Голова Эгинин дернулась, и на мгновение ему показалось, что она проигнорирует его вопрос.
– Слышал от Ринны, бьюсь об заклад, – сказала она, махнув рукой. – Некоторые сул'дам рассказывают подобную чушь, запугивая новеньких непослушных дамани, но никто не делает ничего подобного уже, ох, шестьсот или семьсот лет. Хотя, некоторые все равно так поступают. И люди, не способные уследить за своим имуществом без… его увечья… становятся сей'мосив. – Ее рот скривился от отвращения, однако не понятно – к увечьям или к сей'мосив.
– Стыдно это или нет, но они это делают, – огрызнулся он. Стать сей'мосив для шончан было хуже простого стыда, но как он подозревал, каждый отрубивший руку женщине будет достаточно унижен, чтобы покончить жизнь самоубийством. – А Сюрот входит в число этих «некоторых»?
Шончанка смерила его взглядом и уперла руки в бока, расставила пошире ноги, словно почувствовала себя на палубе корабля, будто собиралась отругать салагу-матроса.
– Верховной Леди Сюрот эти дамани не принадлежат, ты тупоголовый фермер! Они собственность Императрицы, да живет она вечно. Сюрот может сама вскрыть себе вены, едва попытается отдать подобный приказ на счет императорских дамани. Даже если она смогла бы, я никогда не слышал чтобы она что-то подобное проделывала раньше со своей собственностью. Я попытаюсь объяснить тебе так, чтобы ты понял. Если от тебя сбежит собака, то ты не станешь ее калечить. Ты высечешь ее так, чтобы она больше так не делала, и отправишь назад в ее конуру. А дамани слишком…
– …слишком ценны, – сухо закончил за нее Мэт. Он уже наслушался подобных высказываний до тошноты.
Она проигнорировала его сарказм, а может, просто не заметила. Судя по его опыту, если женщина не хочет чего-то слышать, то не будет этого замечать до тех пор, пока ты сам не станешь сомневаться, что о чем-то говорил.
– Ты наконец-то начинаешь понимать, – кивнув, растягивая слова заявила она. – У этих дамани, о которых ты так волнуешься, к этому моменту уже прошли все синяки. – Ее взгляд вернулся к кораблям в гавани, и в нем медленно появилось чувство потери, подчеркиваемое твердостью ее лица. Ее пальцы сжались. – Ты не поверишь, чего мне стоила моя дамани, – сказала она тихим голосом, – она и найм для нее сул'дам. Но конечно, она стоила каждой монеты, что я уплатила. Ее имя Серриза. Хорошо обученная, отзывчивая. Если ей позволить, она могла бы съесть целую гору медовых орешков, но ее никогда не мутило в море и она не впадала в мрачное настроение, как бывает с некоторыми. Жаль, что я должна была оставить ее в Канторине. Кажется, больше я ее не увижу, – с сожалением вздохнула она.
– Уверен, она скучает по тебе также, как и ты, – сказал Ноэл, блеснув щербатой улыбкой. И, во имя всего святого, это прозвучало искренне. Быть может, так и было. Он как-то упоминал, что видел нечто похуже дамани и да'ковале, хотя, что может быть хуже?
Эгинин выпрямилась и взглянула так, словно она не поверила в его сочувствие. Или словно только сейчас поняла, как она смотрела на корабли в порту. Безусловно, от воды она отвернулась сознательно.
– Я отдала приказ никому не покидать фургоны, – твердо произнесла она. Похоже, любой из экипажа ее корабля подскакивал, едва заслышав подобный тон. Она отвернулась от реки, глядя на Мэта с Ноэлом, и словно ожидая, что они тоже подпрыгнут.
– Правда? – Мэт улыбнулся ей, показав зубы. Ему удавалось с помощью подобной издевательской ухмылки доводить большинство самодовольных болванов до удара. Эгинин, большую часть времени, была далеко не дурой, но точно была самодовольной. Капитан корабля, да еще и дворянка. Еще неизвестно, что хуже. Тьфу два раза. – Ну что же, я почти готов направиться этой дорогой. Если ты не закончил ловить рыбу, Ноэл, то мы пока подождем.
Но старик уже высыпал оставшуюся приманку из корзины в воду. Его руки были сильно переломаны, возможно не раз, судя по их шишковатому виду, но они все же сохранили ловкость в обращении с удочкой. За короткое время он подобрал с травы почти дюжину рыбин, самая большая из которых была почти в фут длиной, обмотал леску вокруг удилища, и побросал улов в корзину, прежде чем подхватить все вместе. Он заявил, что если он отыщет правильный перец, то приготовит тушенную рыбу – по рецепту из Шары, не меньше. Сказал бы лучше, по рецепту с Луны! – попробовав это блюдо, Мэт позабудет обо всем на свете, не только о своей ноге. Ноэл так описал этот перец, что Мэт поверил ему, что позабудет обо всем на свете, так как будет занят поисками нужного количества эля, чтобы остудить язык.
Недовольно ожидавшая их Эгинин не обратила никакого внимания на его ухмылку, но он все-таки обнял ее за плечи. Если они возвращаются, то им лучше начать сейчас. Она сбросила его руку со своего плеча. Эта женщина заставила бы некоторых старых дев, которых он знавал, выглядеть просто распутницами.
– Мы должны казаться любовниками, ты и я, – напомнил он.
– Здесь этого некому увидеть, – прорычала она.
– Сколько можно повторять тебе, Лейлвин? – это имя она сама для себя выбрала. Она заявила, что оно тарабонское. Ну, во всяком случае, оно не было похоже на шончанское. – Если мы даже не прикасаемся друг к другу, пока нас кто-нибудь не заметит, всем, кого мы не видим, мы будем казаться очень странной парочкой любовников.
Она насмешливо хмыкнула, но позволила ему себя обнять и в ответ сама его обняла. Но при этом предостерегающе на него посмотрела.
Мэт покачал головой. Если она думает, что ему это доставляет удовольствие, то она столь же сумасшедшая как мартовский заяц. У большинства женщин помимо мышц есть кое-что еще, по крайней мере, у тех женщин, которые ему нравятся, но обнимать Эгинин – все равно что обниматься со столбом изгороди. Почти так же трудно и определенно несподручно. Он никак не мог понять – что же Домон в ней нашел? Возможно она просто не оставила иллианцу другого выхода. В конце концов, она купила парня словно лошадь. Чтоб мне сгореть, я никогда не смогу понять этих шончан! – подумал он. И не сильно хотелось. Но он должен.
Поскольку они уходили, он бросил прощальный взгляд на гавань, и почти пожалел, о том что сделал это. Два маленьких парусника прорвались сквозь широкую стену тумана и теперь медленно дрейфовали против ветра к гавани. Идти против ветра. У них был шанс уйти и пропал.
От реки до Большого Северного тракта было не меньше двух миль по пересеченной местности, покрытой по-зимнему бурой травой и сорняками, разбросанными то тут, то там зарослями переплетающихся кустов и виноградной лозы, настолько густой, что даже при полном отсутствии листвы, продраться сквозь нее было непросто. Возвышенности едва ли можно было бы назвать холмами, по крайней мере, не для тех, кто выбирался к Песчаным холмам и в Горы Тумана еще совсем ребенком. У него были провалы в собственной памяти, и припомнить что-то из своего детства было для него настоящей радостью. Однако, перед прогулкой он был рад, что ему есть на кого опереться. Он просидел без движения на этом проклятом камне слишком долго. Пульсирующая боль в бедре сменилась постоянной ноющей. Это заставляло его прихрамывать, и на подъемах, одному без поддержки, ему пришлось бы трудно. Не то чтобы он висел на Эгинин, но иметь дополнительную опору было не лишним. Женщина, нахмурившись, посмотрела на него, возможно подозревая, что он решил воспользоваться удобным моментом.
– Если бы мы сделали так, как договаривались, – пробурчала она, – мне бы не пришлось тебя тащить.
Он снова показал ей свои зубы, на этот раз не пытаясь изобразить улыбку. Его смущала легкость, с которой Ноэл почти бежал рядом с ними, ни разу не оступившись, не смотря на корзину с рыбой на боку и удочку в руке. Не смотря на потрепанный вид старик был довольно подвижным. Иногда, даже слишком.
Их путь лежал в сторону Небесного Круга, где находились длинные ряды зрительских мест из полированного камня.
Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги 'Колесо Времени 10. Перекрестки сумерек'
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14
Те Ата'ан Миэйр, что смогли уйти, захватили в порту корабли для бегства, и пока еще могли захватывали любую посудину, которую могли взять на абордаж и удержать, рассчитывая увезти столько людей, сколько возможно. Тысячи их были на принудительных работах в Рахаде, а это означало выбор между их самыми большими кораблями и огромными кораблями Шончан. Конечно, многие из кораблей Морского Народа были достаточно вместительны, но в данный момент большая их часть была лишена парусов и перевооружались на шончанский манер. Если бы он сосчитал, сколько больших кораблей осталось, то смог бы прикинуть, скольким примерно Ата'ан Миэйр удалось обрести свободу. Освобождение Ищущих Ветер Морского Народа было правильным ходом, единственным, который он мог сделать, но на другой чаше весов оказались сотни и сотни трупов, выловленных из портовых вод за последние пять дней, и только Свет знает, сколько еще унесло течением в море. Могильщики работали, не покладая рук, от рассвета до заката, и все кладбища были полны причитающих женщин и заплаканных детей. И мужчин тоже. Многие из погибших были Ата'ан Миэйр, но никто не оплакивал их тела, сваленные в братские могилы. А ему нужна была хотя бы надежда, что спасенных оказалось больше, чем погибших, чтобы восстановить душевное равновесие, пошатнувшееся от количества убитых.
Оценить, сколько кораблей прорвалось в Море Штормов, было трудно, особенно постоянно сбиваясь со счета. В отличие от Айз Седай, Ищущие Ветер не имели ничего против использования Единой Силы в качестве оружия, и не только для сохранения своей жизни и жизни своих людей. Они хотели остановить возможную погоню прежде, чем она могла бы начаться. Никто не сможет гнаться на горящем корабле. Шончан, с их дамани, тоже нисколько не раскаивались, отвечая им тем же. Бесчисленные как листья травы, стрелы молний хлестали сквозь дождь и огненные шары летали в небе, некоторые размером с добрую лошадь; заливаемый потоками света порт, казалось, горел со всех концов, превращая грозовую ночь в зрелище не уступающее шоу Иллюминаторов. Не поворачивая головы, он мог бы насчитать с дюжину мест, где на мелководье виднелся обугленный остов огромного корабля, или вздымался огромный, круто изгибающийся, борт лежащего на боку судна, наклонную палубу которого облизывали портовые волны. И вдвое больше мест, где очертания обугленного шпангоута выглядели более изящными, подразумевая гонщик Морского Народа. Быть может, им не хотелось оставлять свои корабли в руках людей, державших их в цепях. Почти три дюжины находились прямо перед ним, не считая затонувших, над которыми сейчас трудились спасательные суда. Возможно, моряк и отличит гонщик от судна шончанской постройки по торчащим из воды верхушкам мачт, но ему такая задача было не по плечу.
Неожиданно в памяти всплыли воспоминания, сколько человек нужно для штурма с суши корабля такого водоизмещения, сколько примерно людей и в каких местах на нем можно разместить, а также сколько они способны там продержаться. На самом деле это были не его воспоминания, это была память о древней войне между Фергансой и Морейной, но теперь они принадлежали ему. Осознание того, что все эти жизни, оказавшиеся в его голове, на самом деле прожили другие люди, всегда приводило его в некоторое смятение. Быть может, все это пережил он? Они выглядели куда реальнее, чем некоторые эпизоды его собственной жизни. Корабли из его воспоминаний уступали по размерам большинству находящихся в порту, но принципы были те же самые.
– У них не хватит кораблей, – пробубнил он.
В Танчико у Шончан было даже больше кораблей, чем пришло сюда, но потери были столь велики, что эта разница уже не имеет значение.
– Не хватит для чего? – спросил Ноэл. – Я никогда прежде не видел столько в одном месте.
Это заявление было вполне в его духе. Ноэл произнес это так, будто он видел все на свете или почти все, и даже больше и лучше того, что было у него прямо под носом. В Двуречье сказали бы, что он хранит правду в туго завязанном кошеле. Хотя, следует признать, – на вранье его никто еще не поймал.
Мэт покачал головой:
– У них осталось недостаточно кораблей, чтобы вернуться.
– Нам не нужно возвращаться, – растягивая слова произнесла женщина у него за спиной. – Мы вернулись домой.
Он чуть не подпрыгнул, услышав невнятный шончанский акцент, прежде чем узнал этот голос.
Эгинин была мрачнее тучи. Ее глаза сверкали точно два голубых кинжала, но не для него. По крайней мере, он так думал. Высокая и поджарая, с суровым бледным лицом, несмотря на время, проведенное в море. Ее платье было такого или почти такого ярко-зеленого цвета, что подошел бы и Лудильщику; по высокому вороту и вдоль рукавов его украшала вышивка из множества крошечных желтых и белых цветочков. Расшитый цветами шарф был туго затянут под подбородком, удерживая на голове длинный черноволосый парик, спадающий на плечи и спину. Она ненавидела этот шарф и платье, которое ей было не по размеру, но ее руки поминутно проверяли на месте ли парик. Это беспокоило ее больше одежды, хотя «беспокоило» недостаточно сильное слово в данном случае.
Она только вздохнула, обстригая свои длинные ногти на мизинцах, но ее чуть не хватил удар – кровь прилила к лицу, глаза полезли из орбит – когда он сказал, что она должна побрить голову полностью. Ее прежняя прическа с обритыми висками над ушами, с оставленным на затылке широким хвостом волос, спускающимся на плечи, за милю кричала о том, что она – Благородная шончанка. Даже тот, кто никогда не поднимал глаз на шончан, запомнит такое с первого взгляда. С этим она неохотно согласилась, но оставалась в состоянии близком к истерике до тех пор, пока она не смогла прикрыть свою макушку. Хотя и не по тем самым причинам, которые случаются с женщинами каждый месяц. Среди Шончан только Императорская семья имеет право брить себе голову полностью. Лысеющим мужчинам вменялось в обязанность носить парики с того момента, как их волосы начнут выпадать в заметных количествах. Эгинин скорее готова была умереть, чем дать кому-либо предположить, что она претендует на принадлежность к Императорскому дому, даже тем, кто никогда бы ничего подобного не подумал. Что ж, подобные притязания среди Шончан обычно карается смертью, но он никогда в жизни не поверил бы, что она зашла бы столь далеко. Но что значит возможное наказание, когда голова уже лежит на плахе в ожидании топора? Или удавки, в ее случае. А для него заготовлена виселица.
Спрятав наполовину вытащенный нож обратно в рукав, он соскользнул с камня. Приземлился он неудачно, почти что упал, едва скрыв стон от боли в бедре. По крайней мере, ему показалось, что скрыл. Она была дворянкой и капитаном корабля, и уже сделала достаточно попыток, стремясь взять командование в свои руки, поэтому незачем показывать ей свою слабость. Она явилась к нему за помощью, не найдя другого выхода, но это вовсе не означало, что у них все гладко. Опершись о камень согнутой рукой, ожидая когда уймется боль, он притворился, что просто так пинает пучок сухой травы. Боль была настолько сильной, что у него на лбу, не смотря на холодный ветер, выступила испарина. Бегство в ту дождливую ночь стоило ему зажившей было ноги, и он ни за что не повторил бы этого снова.
– Ты уверена насчет Морского Народа? – спросил он ее. Нет причин снова думать о недостатке кораблей. Слишком много переселенцев уже разбрелось в разных направлениях из Эбу Дар, и еще больше из Танчико. И не важно, сколько осталось у них кораблей, потому что никакая сила на свете теперь не сможет их выкорчевать из этой земли.
В сотый раз поправив парик, она смутилась, посмотрев на свои короткие ногти, и спрятала руки подмышки.
– А что с ними? – Она была в курсе, что это он освободил Ищущих Ветер, но никто из них не возвращался к этому вопросу специально. Она всегда старалась избегать разговоров об Ата'ан Миэйр. Не считая всех поврежденных кораблей и горы трупов, освобождение одной дамани считалось еще одним преступлением, наказанием за которое была смерть. Даже подобное обсуждение, с точки зрения Шончан, было хуже изнасилования или приставания к ребенку. Конечно, она тоже помогла освободить несколько дамани, но это, с ее точки зрения, было среди наименьших ее преступлений. Но и это она тоже отказывалась обсуждать. В действительности, было довольно много тем, на которые она не хотела говорить.
– Ты уверена на счет тех пойманных Ищущих Ветер? Я слышал разговоры, что-то про отсечение рук или ног… – почувствовал во рту горечь. Он видел как умирают мужчины, убивал мужчин своими руками. Но Свет был милостив к нему, женщину он убил только одну! Но даже страшнейшее из чужих воспоминаний не жгло его так сильно как это, а некоторые были настолько жуткими, что требовалось выпить море вина, чтобы их в нем утопить. Однако мысль о преднамеренном отсечении чьей-то руки вызывала тошноту.
Голова Эгинин дернулась, и на мгновение ему показалось, что она проигнорирует его вопрос.
– Слышал от Ринны, бьюсь об заклад, – сказала она, махнув рукой. – Некоторые сул'дам рассказывают подобную чушь, запугивая новеньких непослушных дамани, но никто не делает ничего подобного уже, ох, шестьсот или семьсот лет. Хотя, некоторые все равно так поступают. И люди, не способные уследить за своим имуществом без… его увечья… становятся сей'мосив. – Ее рот скривился от отвращения, однако не понятно – к увечьям или к сей'мосив.
– Стыдно это или нет, но они это делают, – огрызнулся он. Стать сей'мосив для шончан было хуже простого стыда, но как он подозревал, каждый отрубивший руку женщине будет достаточно унижен, чтобы покончить жизнь самоубийством. – А Сюрот входит в число этих «некоторых»?
Шончанка смерила его взглядом и уперла руки в бока, расставила пошире ноги, словно почувствовала себя на палубе корабля, будто собиралась отругать салагу-матроса.
– Верховной Леди Сюрот эти дамани не принадлежат, ты тупоголовый фермер! Они собственность Императрицы, да живет она вечно. Сюрот может сама вскрыть себе вены, едва попытается отдать подобный приказ на счет императорских дамани. Даже если она смогла бы, я никогда не слышал чтобы она что-то подобное проделывала раньше со своей собственностью. Я попытаюсь объяснить тебе так, чтобы ты понял. Если от тебя сбежит собака, то ты не станешь ее калечить. Ты высечешь ее так, чтобы она больше так не делала, и отправишь назад в ее конуру. А дамани слишком…
– …слишком ценны, – сухо закончил за нее Мэт. Он уже наслушался подобных высказываний до тошноты.
Она проигнорировала его сарказм, а может, просто не заметила. Судя по его опыту, если женщина не хочет чего-то слышать, то не будет этого замечать до тех пор, пока ты сам не станешь сомневаться, что о чем-то говорил.
– Ты наконец-то начинаешь понимать, – кивнув, растягивая слова заявила она. – У этих дамани, о которых ты так волнуешься, к этому моменту уже прошли все синяки. – Ее взгляд вернулся к кораблям в гавани, и в нем медленно появилось чувство потери, подчеркиваемое твердостью ее лица. Ее пальцы сжались. – Ты не поверишь, чего мне стоила моя дамани, – сказала она тихим голосом, – она и найм для нее сул'дам. Но конечно, она стоила каждой монеты, что я уплатила. Ее имя Серриза. Хорошо обученная, отзывчивая. Если ей позволить, она могла бы съесть целую гору медовых орешков, но ее никогда не мутило в море и она не впадала в мрачное настроение, как бывает с некоторыми. Жаль, что я должна была оставить ее в Канторине. Кажется, больше я ее не увижу, – с сожалением вздохнула она.
– Уверен, она скучает по тебе также, как и ты, – сказал Ноэл, блеснув щербатой улыбкой. И, во имя всего святого, это прозвучало искренне. Быть может, так и было. Он как-то упоминал, что видел нечто похуже дамани и да'ковале, хотя, что может быть хуже?
Эгинин выпрямилась и взглянула так, словно она не поверила в его сочувствие. Или словно только сейчас поняла, как она смотрела на корабли в порту. Безусловно, от воды она отвернулась сознательно.
– Я отдала приказ никому не покидать фургоны, – твердо произнесла она. Похоже, любой из экипажа ее корабля подскакивал, едва заслышав подобный тон. Она отвернулась от реки, глядя на Мэта с Ноэлом, и словно ожидая, что они тоже подпрыгнут.
– Правда? – Мэт улыбнулся ей, показав зубы. Ему удавалось с помощью подобной издевательской ухмылки доводить большинство самодовольных болванов до удара. Эгинин, большую часть времени, была далеко не дурой, но точно была самодовольной. Капитан корабля, да еще и дворянка. Еще неизвестно, что хуже. Тьфу два раза. – Ну что же, я почти готов направиться этой дорогой. Если ты не закончил ловить рыбу, Ноэл, то мы пока подождем.
Но старик уже высыпал оставшуюся приманку из корзины в воду. Его руки были сильно переломаны, возможно не раз, судя по их шишковатому виду, но они все же сохранили ловкость в обращении с удочкой. За короткое время он подобрал с травы почти дюжину рыбин, самая большая из которых была почти в фут длиной, обмотал леску вокруг удилища, и побросал улов в корзину, прежде чем подхватить все вместе. Он заявил, что если он отыщет правильный перец, то приготовит тушенную рыбу – по рецепту из Шары, не меньше. Сказал бы лучше, по рецепту с Луны! – попробовав это блюдо, Мэт позабудет обо всем на свете, не только о своей ноге. Ноэл так описал этот перец, что Мэт поверил ему, что позабудет обо всем на свете, так как будет занят поисками нужного количества эля, чтобы остудить язык.
Недовольно ожидавшая их Эгинин не обратила никакого внимания на его ухмылку, но он все-таки обнял ее за плечи. Если они возвращаются, то им лучше начать сейчас. Она сбросила его руку со своего плеча. Эта женщина заставила бы некоторых старых дев, которых он знавал, выглядеть просто распутницами.
– Мы должны казаться любовниками, ты и я, – напомнил он.
– Здесь этого некому увидеть, – прорычала она.
– Сколько можно повторять тебе, Лейлвин? – это имя она сама для себя выбрала. Она заявила, что оно тарабонское. Ну, во всяком случае, оно не было похоже на шончанское. – Если мы даже не прикасаемся друг к другу, пока нас кто-нибудь не заметит, всем, кого мы не видим, мы будем казаться очень странной парочкой любовников.
Она насмешливо хмыкнула, но позволила ему себя обнять и в ответ сама его обняла. Но при этом предостерегающе на него посмотрела.
Мэт покачал головой. Если она думает, что ему это доставляет удовольствие, то она столь же сумасшедшая как мартовский заяц. У большинства женщин помимо мышц есть кое-что еще, по крайней мере, у тех женщин, которые ему нравятся, но обнимать Эгинин – все равно что обниматься со столбом изгороди. Почти так же трудно и определенно несподручно. Он никак не мог понять – что же Домон в ней нашел? Возможно она просто не оставила иллианцу другого выхода. В конце концов, она купила парня словно лошадь. Чтоб мне сгореть, я никогда не смогу понять этих шончан! – подумал он. И не сильно хотелось. Но он должен.
Поскольку они уходили, он бросил прощальный взгляд на гавань, и почти пожалел, о том что сделал это. Два маленьких парусника прорвались сквозь широкую стену тумана и теперь медленно дрейфовали против ветра к гавани. Идти против ветра. У них был шанс уйти и пропал.
От реки до Большого Северного тракта было не меньше двух миль по пересеченной местности, покрытой по-зимнему бурой травой и сорняками, разбросанными то тут, то там зарослями переплетающихся кустов и виноградной лозы, настолько густой, что даже при полном отсутствии листвы, продраться сквозь нее было непросто. Возвышенности едва ли можно было бы назвать холмами, по крайней мере, не для тех, кто выбирался к Песчаным холмам и в Горы Тумана еще совсем ребенком. У него были провалы в собственной памяти, и припомнить что-то из своего детства было для него настоящей радостью. Однако, перед прогулкой он был рад, что ему есть на кого опереться. Он просидел без движения на этом проклятом камне слишком долго. Пульсирующая боль в бедре сменилась постоянной ноющей. Это заставляло его прихрамывать, и на подъемах, одному без поддержки, ему пришлось бы трудно. Не то чтобы он висел на Эгинин, но иметь дополнительную опору было не лишним. Женщина, нахмурившись, посмотрела на него, возможно подозревая, что он решил воспользоваться удобным моментом.
– Если бы мы сделали так, как договаривались, – пробурчала она, – мне бы не пришлось тебя тащить.
Он снова показал ей свои зубы, на этот раз не пытаясь изобразить улыбку. Его смущала легкость, с которой Ноэл почти бежал рядом с ними, ни разу не оступившись, не смотря на корзину с рыбой на боку и удочку в руке. Не смотря на потрепанный вид старик был довольно подвижным. Иногда, даже слишком.
Их путь лежал в сторону Небесного Круга, где находились длинные ряды зрительских мест из полированного камня.
Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги 'Колесо Времени 10. Перекрестки сумерек'
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14