Он одергивает на себе мантию всех цветов восхода солнца и становится на колени на возвышении. Его шипящий голос звучит в огромной пустоте зала: — Рабыня, подойди ближе. Мое старое тело болит. Оно трясется не от возраста, но от страха, и я, прихрамывая, подхожу ближе, опускаюсь на колени на эту зеркальную тьму. Я склоняю голову и не говорю ни слова. Покрытые золотой пылью руки сжимаются в кулаки, его голова поднимается одним быстрым, как у животного, движением, и вот Он: Сантендор'лин-сандру, Повелитель Феникс и Последний Повелитель. Он говорит на языке Золотой расы Империи, которого не должна знать рабыня. Если бы он подумал, что я… И он стоит, Сантендор'лин-сандру — небольшая яркая фигура на фоне окружающей черноты. Опускаясь на колени возле подножия возвышения, я вижу: он поднимает руки, как если бы мог объять это уничтожение: — О, моя сестра, моя любовь, ты, которая я сам! Поскольку она вошла в город, великая раса погибнет, поскольку она вошла в город, бедствие пожирает его живую плоть, и это бедствие невозможно остановить или задержать! Из хирузета, который был живым, оно творит смерть. Из жизни оно творит молчание, тишину и свет… И неудержимо распространится из городов, превратит землю в кристалл и не прекратится до тех пор, пока вся земля не станет одним бесплодным зеркалом, и лишь ветер будет гнать по ее лику серебряную пыль… О, Зилкезра, ты достойна величайшей похвалы! Все стихает. На мгновение я страшусь этой власти, страшусь того, что могут возродиться древние ритуалы. В темноте скрывается угроза. И вот уже затихают отзвуки этой древней власти… И Сантендор'лин-сандру снова занимает свое место на темном троне. Он подает краткий знак темнокожему рабу. Мужчина с темной гривой поднимает голову: — Слушайте слово Сантендор'лин-сандру, Повелителя Феникса, в великих залах Архониса. Слушайте его слово! Вы Наши дети, Мы создали вас из животных этого мира. Теперь Мы уходим во тьму, и вы должны последовать за нами. Теперь Мы уходим во тьму, слишком яркую для взора смертных, в сияние, которое поглощает и города, и землю, и море. Он касается лбом пола, этот Голос Повелителя, а затем снова поднимается: — Слушайте слово Сантендор'лин-сандру, вы, которые скрывались в уголках этого мира, стараясь покончить с ним. Древний свет встает теперь над миром. Однажды возникший, его невозможно погасить. Однажды создав его, от него невозможно излечиться. Слушайте его слово! Во мне пульсирует страх, слепит меня так, что я ничего не вижу и могу лишь лежать, распластавшись на ледяном полу. Эхо шепчет в бездне тьмы над моей головой. Я подумала, что это мои глаза наблюдали за ним, этим последним Повелителем умирающего мира. А вдруг он знает, что мы старались сделать? И вдруг зазвучал голос, подобный ветру в мертвых листьях. Это он, Последний Повелитель, говорящий на том языке, до пользования которым не снисходит Народ Колдунов: на языке рабов: — Вы думаете, Мы не знаем вас? Вас, которые притаились в углах, называют себя Мастерами, передавая свои бледные воспоминания от одной жизни к другой… думая, что если Мы не истребляем вас как паразитов, то не знаем вас… Я смотрю вверх, за распростертую и пришедшую в ужас фигуру Голоса Повелителя. Сантендор'лин-сандру улыбается: ястребиное лицо излучает сияние и жестокость. Его хриплый голос продолжает шептать: — Беги, маленькое животное, Мы позволим тебе уйти. Беги, скройся. Отыщи какого-нибудь лжеца на юге, в Расрхе-и-Мелуур или в Эланзиире. Пользуйтесь Нашими трудами, как вы делали это в течение бесчисленных веков, чтобы передавать ваши ничтожные жизни от одного Мастера к другому… Это время кончается, и Наши труды не переживут этого древнего света. Ваша долговечная жизнь на исходе, маленькое животное. Какой-нибудь лжец на юге. Меня слишком сильно трясет от страха, чтобы я могла стоять или говорить. Неужели он знает? Может ли он знать, что мы предпринимаем в ужасной спешке на юге: последнюю попытку подавить бедствие, внедренное в плоть этого мира… Сантендор'лин-сандру смотрит вниз с трона-мавзолея. Черный хирузет блестит в свете цвета сирени и молнии. Я не в состоянии что-либо делать и лишь смотрю в это лицо. Его глаза желты, желты, как солнечный свет, как вечный полдень и бесконечное лето владычества Золотых… — Попытайся, маленькое животное. Попытайся убить этот живой свет. Вы можете даже задержать его на время, Мы позволим это. Но вы не сможете сдерживать его вечно. Его нельзя убить. И вскоре, через несколько ударов сердца или тысячелетий, вы последуете за Нами. Далеко на юге находится сооружение, которое в последующие века назовут Башней. Далеко на юге мы стараемся сдержать опустошение, поглощающее этот мир… — Беги, маленькое животное. Беги. Теперь темнокожий мужчина поднимается с пола, оправляя на себе мантии цветов восхода солнца, и спускается по ступеням с возвышения. В его руке алмазное сияние — ритуальный нож: — Слушайте слово Сантендор'лин-сандру, Повелителя Феникса, в великих залах Архониса. Слушайте его слово! Вы должны донести Нашу речь до ваших товарищей в южных землях… но вы не вернетесь к ним незамеченными… — Кристи. Кристи С'арант .Надо мной раскинулся огромный купол неба, вытканный светом, льющимся от сияющих летних звезд Орте. От сильного аромата ночного цветка кацсиса и арниака першило в горле. Я даже могу смотреть на свои грязные руки, руки землянина, и не поднимать их, чтобы стереть с них кровавые ночные кошмары, висящие у меня перед глазами…— С'арант .— Да. — Глубокий вдох, немного выдержки. — Вы… я… Чародею не следовало бы ходить к нему; это слишком опасно!Рурик Орландис усмехнулась, присев возле меня на корточки.— Передача памяти может быть осуществлена, если тело попадает в Башню живым или недавно умершим. Вы, с'аранти , сказали бы, что нам нужны «живые клетки». Это неточно, но подойдет. — Она усмехнулась. — Если я когда-нибудь умру вне этих стен, позаботьтесь, чтобы мое тело возвратили сюда! Это произошло бы не впервые. Теперь это слишком опасно. Я не покидаю Башни. Кристи, хорошо ли вы себя чувствуете?Ее щебетание закрепило меня в физической реальности. Я снова была в саду на крыше Башни, видела остывший зиир в керамических бокалах, ощущала ночной ветер, дувший из города. И вдали — Расрхе-и-Мелуур, закрывавший собою звезды.— Вы должны рассказать мне об одной вещи, — сказала я. — Как вы сумели уничтожить древний свет…Потом я могла лишь смотреть на нее.— Это верно, — мягко сказала Рурик. — Вы это знаете. Древний свет нельзя уничтожить. Не потому, что он однажды был создан. Все, что нам удалось — это сдержать его. Мы все еще сдерживаем его. И, верно, эта «радиация», которая так мешает вашей технике, не результат ущерба, причиненного войной — это все то, что держит в узде древний свет. Если угодно, назовите это… — она без труда подбирала сино-английские термины, — подавлением. Антирадиацией.Внезапно я осознала, что такое Башня, все находившиеся подо мной ее уровни. Созданная с использованием технологии Золотых, которая давно не существует и теперь не может быть воспроизведена…— Это помещалось здесь, — сказала я.Рурик встала, потягиваясь. Взглянула на меня сверху вниз.— Здесь. Да, здесь. И если это все, что вам известно, то это все, что я вам расскажу. Однако теперь вы знаете, почему, кроме всего прочего, Башня должна уцелеть. И теперь вы знаете, почему я испытываю страх. Глава 27. Молчание, тишина, свет Гравий захрустел под моими ногами, когда я встала. Мое лицо овевал теплый ночной ветер. Шелестели листья арниака . Я споткнулась, потеряла устойчивость, и ортеанка подхватила меня под руку. Небо над нами было медленной вспышкой света; Звезды Сердца, серебристые, темно-красные и голубые, располагались так густо, что кромки крыши Башни выглядели на их фоне черным силуэтом. Я смотрела вверх, в эту глубину, в эту безбрежность… и вдруг почти физически ощутила тысячи лет, минувшие с тех пор, как пала Империя.— Все это, — сказала я, — телестре , семьи Побережья, Города Радуги, Пустоши… все это, целые цивилизации, возникло в те годы, не ведая, что от них утаивали; это опустошение…Рурик отпустила мою руку и откинула с лица нависшую гриву. Существуют некоторые выражения лица, неведомые тем из нас, кто живет лишь своей жизнью: у нее оно было таким. Я чувствовала себя в изоляции, чужой.Я сказала:— Как быть с их прошлыми жизнями? Ортеанцы не забудут, как действует наука Золотых, они не забудут, что этот древний свет не мертв, а только… пассивен.Ортеанка усмехнулась, и в этом была вся Рурик, вся Орландис.— Кристи, мой характер тоже не становится лучше, когда я напугана… Хорошо, я отвечу, но вы это знаете: сам Народ Колдунов едва мог понимать завещанную ему науку Древней Империи, и они никогда не позволяли расе рабов постичь ее в достаточной мере. Хотя, может быть, мы понимали ее лучше, чем наши хозяева… А что касается иного, то они, возможно, предполагали, что опустошение имело естественный предел и, достигнув его, прекращалось.Затем она добавила более спокойным тоном:— Может быть, они это знают. Не могу сказать. Они ничего не могли с этим поделать — только спрятать его так глубоко, чтобы никогда о нем не думать…Над садом на крыше повисла тишина. Это усыпанное гравием пространство, заполненное каменными чанами с арниаком и ночным цветком кацсисом , очень походило на крыши Морврена или Таткаэра: слишком мирское для подобных откровений. И к тому же Мастер без мантии — всего лишь эта средних лет ортеанка-калека в простых брюках и сорочке с одним подколотым рукавом, со шрамом от клейма изгнания на лице.Немного капризно, чтобы выиграть время, я спросила:— А я сейчас Чародей или только частично?Женщина разразилась смехом. Первое, на что я когда-то обратила внимание в Резиденции, в Таткаэре, восемь лет тому назад, — то, как ее темное и спокойное лицо освещается смехом, как почти физически загораются ее глаза.— Нет, С'арант . Вы лишь прикоснулись к краю всего этого. У меня здесь около дюжины учеников вроде вас. За исключением того, что вы из иного мира, и у вас все же возможна реакция, которая несколько отличается от наших… Однако вы — на первой стадии. Отчасти.Почти 19.00; близилось время связи, назначенной с Дугом. Я стояла в нерешительности, глядя в лицо амари Рурик Орландис, Рурик Чародея.— Все, что у меня есть, это воспоминания, а воспоминания не всегда надежны. Рурик, вы должны представить мне доказательства.Несмотря на то, что я видела полученные со спутников картины опустошения, бесплодные пустыни Эланзиира, северные Пустоши, Сияющую Равнину, несмотря на то, что существуют атмосферные помехи, влияющие на технику Земли, и, несмотря на то, что мои воспоминания о кристаллической смерти так ясны… мне все-таки нужны доказательства.Рурик довольно весело сказала:— Вы всегда были подозрительной старой… вот видите, у меня появился запас английских слов, и какое из них я хочу сказать?— Э-э, не думаю, что мы станем так сильно в это углубляться….Можно ли одновременно смеяться и содрогаться? Ее знание этого языка происходит из моей памяти восьмилетней давности… а то, что она прибегла к нему, не что иное, как дымовая завеса.— Если вам нужна моя помощь, вы должны дать мне доказательства.— Кристи, представляете ли вы себе, насколько трудно мне доверять кому-либо?Я слышу в ее голосе того старца, что был Чародеем восемь лет назад, Т'Ан Командующую из Ста Тысяч и те фразы, которыми пользуюсь сама. Сколько же их, других, сколько поколений живет теперь в ее голове? Она смотрит на меня, эта женщина с иной планеты, сжав шестипалую руку с похожими на когти ногтями, звездный свет ярко освещает ее сильно выгнутые ребра и сухую кожу. Мне хочется последовать обычаю телестре , привести в порядок спутанную гриву, спускающуюся вниз по ее позвоночнику, утешить ее, как один ортеанец утешает другого. Но у меня есть лишь человеческие руки.Ортеанка остановила взгляд на моем лице. Затем кивнула и повернулась, чтобы пройти обратно по саду. Я последовала за ней, почти зачарованная такой внезапностью. Она без единого слова прошла ко входу в Башню. Мужчина в коричневой мантии провел нас вниз, в коридоры, освещенные искусственным светом, еще ниже, в комнаты с коричневыми стенами, которые я смутно помнила по своему первому пребыванию здесь с Блейзом и Родион.— Рурик…Не оборачиваясь, она сказала:— Я, может быть, совершаю самый неразумный поступок в моей жизни. Кристи, я восемь лет в долгу перед вами. Должна доказать, что я не столь безоглядно доверяю вам, как вы доверяли мне.Коричневая Башня, как большинство вещей на Побережье, на девять десятых находилась под землей. Сама я бывала в тех уровнях, что соединяются с комплексом под Расрхе-и-Мелуур. Сейчас я ожидала, что мы отправимся гораздо ниже, однако вместо этого ортеанка проворно прошла по коридорам с гладкими стенами, мимо библиотеки и ее окон к комнате, которая, возможно, располагалась на один уровень ниже находившегося снаружи города. То была большая комната с низким потолком, с теми же гладкими коричневыми стенами, и я уже собралась что-то сказать, когда увидела у ее входа фигуру в коричневой мантии.— Приветствую вас, — сказала я. — Тетмет, Уроженец Топей.Искусственное освещение заставляло переливаться его зелено-золотую кожу, покрытую тонкой водонепроницаемой пленкой. Тонкие, как палки, конечности, руки со скрюченными пальцами — он один из туземных ночных охотников, все еще существующих в Больших Топях. Мигательные перепонки скользнули вниз по большим, темным глазам. Он взглянул на Рурик.— Когда вы впервые привели ее сюда, Мастер, я предостерегал вас насчет нее…— Мой старый друг, ты не позволяешь мне забыть об этом, а теперь я собираюсь сделать то, что тебе понравится еще меньше.Они переговорили на языке Топей. У меня сохранились краткие воспоминания (мои собственные) о лихорадке, изнеможении, о низинах, залитых жидкой грязью, о тростнике и ночных охотниках — обитателях Топей. Отогнав их, я вошла за Рурик в комнату без окон.Мягкий желтый свет исходил от неразличимого источника. Он освещал каменные скамьи, металлические полки, толстые кромки материала, из которого слагались стены и которые выдавались наружу в виде платформ, серо-голубые саркофаги из хирузета , подобные тем, что находились в «Архивах», на много уровней ниже… Все плоские поверхности были завалены горами книг, пергаментов, наполовину законченных артефактов из проводов, металла и кристаллов, мелкими корытцами с землей, из которой только начинали пробиваться растения, бокалами для арниака с остатками высыхающей в них жидкости, разбитыми зеркалами…— Маскировка, — сказала я. — Как в библиотеке, которую вы держите для посетителей. Я права?Темнокожая женщина ухмыльнулась.— Лишь отчасти. Я годами занималась экспериментами, но большая их часть выполнялась не здесь. — Затем она стала серьезной. — Я могу показать вам одну вещь, Кристи. Я была довольно неразумна, когда сама ставила эксперименты в течение нескольких поколений после падения Империи, искала, нет ли все-таки способа уничтожить древний свет. Я получила результат, какого и следовало ожидать. Больше я не провожу экспериментов, потому что мне не хватает знаний, чтобы управлять тем, что я делаю.Она прошла между кучами мусора на полу к емкости из хирузета , чуть меньше размерами, чем те, что находились в Архивах.— Я видела раньше что-то вроде этого, — поняла я. Сходство было почти полным: тот восьмиугольный зал в телестре Раквири, где Баррис Раквири вызывал рост хирузета . Почти нагнав Рурик, я внезапно остановилась.Она подняла глаза:— Что такое?— Что-то необычное. Будь я суеверна… Нет. — Я коротко объяснила, что имела в виду; я знала, что она вспомнит о подобных случаях. — Просто мы вчетвером присутствовали при… участвовали в… этом видении. Всего несколько месяцев назад. И из этих четверых трое сейчас мертвы… Баррис убит, Джахариен совершил самоубийство… а этим утром, в Кель Харантише, я видела мертвой Молли Рэйчел. Ее убили. — Я встретила взгляд Рурик, выдержала его. — Я выясню, кто несет за это ответственность. Я не могу этого так оставить.При мысли о молодой женщине, тело которой сейчас помещено в криогенную камеру на орбитальной станции, случайные стечения обстоятельств становятся обыденными. Я шагнула вперед и встала рядом с Рурик возле резервуара.Она сказала:— Прошлое не всегда так мертво, как должно бы. И я не отношу это исключительно к «древнему свету»… это физическое проявление… чего-то совершенно иного. Черный сияющий свет. Они влюбились в эту яркую тень, в Смерть… Она обошла вокруг и встала с другой стороны резервуара, напротив меня. Черная грива упала на лоб, когда она посмотрела вниз. Вокруг глаз от напряжения появились морщины, и желтые глаза прикрылись перепонками. Наконец я поняла, о чем говорила эта напряженная тишина:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81