В этот раз к гребцам присоединились и боцман, и капитан, и трое жрецов – плавание было долгим и не изобиловало событиями, так что песни Артола хоть как-то скрашивали жизнь истомившихся людей. Портов на западном побережье Аррантиады было не много, и значительную часть времени команда проводила на борту корабля, подолгу вспоминая, как славно удалось повеселиться на суше.Бурное зимнее море сильно потрепало "Перст Божий", и остановки в портах, где Агеробарб, Хономер и Тразий Пэт проверяли по поручению Гистунгура состояние дел в местных обителях Учеников Близнецов, использовались капитаном Манисой для ремонта судна и замены изорванного штормами такелажа. Команда трудилась в поте лица от рассвета до заката, ухитряясь при этом еженощно наливаться местным вином и учинять всяческие непотребства в портовых тавернах. Воспоминания об этих золотых деньках служили неизменной темой бесед для четырех дюжин мореходов, но в конце концов впечатления о попойках и дебошах затирались, теряли блеск и аромат новизны, и тогда только звон четырехструнной фиолы Артола мог разогнать воцарявшуюся в душах людей скуку.Разняв утром двух схватившихся ни с того ни с сего за ножи мореходов, брат Хономер почувствовал, что настал момент что-то предпринять, и отправился к Манисе. Опытный капитан хорошо знал своих людей и, убедившись, что в ближайшее время ветер будет попутный и самое верное средство – посадить гребцов за весла и таким образом заставить их попотеть и подрастратить силушку – применить не удастся, велел выкатить на палубу бочонок вина, совершенно неожиданно вспомнив, что у матушки его нынче день рождения, которое он, разумеется, желает честь честью отпраздновать. Предлог повеселиться был не слишком затейлив, ибо капитан, по общему мнению, скорее всего, и дату собственного-то рождения не помнил, однако содержимое бочонка принесло ожидаемый эффект, рассевшиеся под мачтой гребцы повеселели, голоса стали громче, на обветренных лицах появились улыбки, и вскоре уже Артол ударил по струнам.Над волнами разнеслись слова непристойной песенки "Мне конь морской всего милей", при звуках которой даже на устах сумрачного обычно Агеробарба появилось некое подобие улыбки. Потом гребцы хором рванули "Мой дом кабак, а бочка мать", и перепуганные чайки, следовавшие на некотором расстоянии за "Перстом Божьим", судорожно захлопав крыльями, по-птичьи обругали развеселившихся мореходов и улетели к берегам Аррантиады. Оторвав от них взгляд, Артол громогласно возвестил, что женщины удалились и можно более никого не стесняться. Слова эти были встречены возгласами одобрения, и певец спел балладу, начинающуюся словами: "Вдова купила баклажан…" Брат Хономер был удивлен, почему паруса не покраснели от стыда, а солнце не скрылось за тучи. Тразий Пэт, спрятав лицо в ладони, смеялся до икоты, а Агеробарб, проворчав, что "любое непотребство должно все же иметь предел", собирался уже было уединиться в своей каюте, но тут капитан, желая доставить своим пассажирам удовольствие, покрутив усищи, попросил Артола исполнить что-нибудь "божественное".Предложение заинтересовало всех собравшихся – репертуар певца был достаточно разнообразен, и про Богов он мог спеть немало весьма любопытного. Памятуя, однако, что вкусы жрецов несколько отличаются от вкусов его товарищей, он, раздумчиво трогая струны фиолы, долго не мог решить, что же ему следует исполнить, чтобы угодить всем без исключения слушателям. Гребцы начали раздраженно ворчать, боцман изрек что-то в смысле того, что плохой певец легко может превратиться в хороший корм для акул, и только Маниса, войдя в положение Артола, додумался протянуть ему наполненную до краев оловянную кружку:– Не стесняйся, все мы здесь любим Близнецов, и что за беда, если каждый из нас возносит им хвалу за все сущее на свой лад? Уважаемые жрецы, я думаю, понимают, что песни твои сильно отличаются от их божественных гимнов, но разве служители Храма не принимают наряду с золотом и серебром счастливцев, взысканных милостью Богов, заплесневелые сиротские медяки? Что плохого в том, что каждый славит их в меру своего разумения и мастерства?– На каком бы языке и какими бы словами ни была произнесена молитва, Близнецы услышат и поймут ее, если сказана она искренне и сердце говорящего обращено к ним! – убежденно подтвердил Тразий Пэт.– Пой что угодно, – разрешил Агеробарб, пожимая плечами. – Лучше помянуть Близнецов и Отца их не теми словами, чем не помянуть вовсе.Хономер лишь ободряюще улыбнулся певцу – пусть мореходы поют и слушают какие угодно песни, только бы не брались за ножи. Весной люди становятся особенно раздражительными, а путь им еще предстоит неблизкий.– Коли так, – пробормотал Артол, опорожняя кружку, – я спою вам о том, как Смерть задумала погубить Божественных Братьев и что из этого вышло.Он прокашлялся и, подергав струны, запел: Смерть, старая шлюха, по свету ходила И гадости делать людишкам любила: Бедняга, допустим, разжился деньгами, А Смерть – тут как тут – уж стоит за дверями; Иль вот холостяк обзавелся женой – Ан Смертушка к ней уж крадется с косой. А-хой! А-хой! И в горе бы люди всю жизнь обретались, Когда б Близнецы за них не заступались. То скота падеж остановят они, То старцу продлят его скорбные дни. Крах замыслы Смерти терпели порой, И злобой пылала она неземной! А-хой! А-хой! – А-хой! А-хой! – рявкнули гребцы, и Артол, подмигнув капитану, продолжал: Курносая, Братьев решив погубить, Надумала их меж собою стравить, Хоть жить и не могут они друг без друга, Рассорит легко их красотка-подруга! Но девки-мерзавки для цели для злой Найти не сумела она ни одной! А-хой! А-хой! С Богами потешиться девушки рады, Им даже не надо за это награды, Но зла Близнецам ни одна не Желала, И Смерть их напрасно к тому подбивала. Пришлось ей прикинуться девой самой, Чтоб Братьев пленить небывалой красой. А-хой! А-хой! На месте старухи весьма безобразной Возникла девица с фигурой прекрасной: Точеные груди вздымались, дразнили, Широкие бедра круглились, манили, А ноги!.. При виде красотки такой И старец, и отрок теряли покой. А-хой! А-хой! – Хм! Что-то я не помню, чтобы в священных свитках упоминалось о подобном! – проворчал Агеробарб, не столько, впрочем, осуждающе, сколько заинтересованно. На острове Толми, в пещере просторной, Укрытой от взоров листвою узорной, Брат первый на шкурах в дремоте почил, Но легких шагов его звук разбудил. Глаза он открыл, покрутил головой, Красотку нагую узрев пред собой. А-хой! А-хой! Красавица юная к Богу подходит Он глаз от нее ни на миг не отводит. Призывно она извивается телом, Глаза умоляют: «Будь дерзким, будь смелым!» Тут даже не Бог и совсем не герой Себя поведет, как любовник лихой! А-хой! А-хой! Сомнений не зная, Близнец увлекает Девицу на шкуру и жарко лобзает. Она ему вторит, сплетаются ноги – На сладкое падки и люди, и Боги! И Смерть, даже будучи подлой каргой, Вкусивши любви, помягчала душой. А-хой! А-хой! Чему тут дивиться, коль ключик свой Бог Вложил многократно в девичий замок? Уставши, красотка во сне разметалась, Бог к морю ушел. Смерть в пещере осталась. И надо ж случиться, в то время домой Вернулся жилища хозяин второй. А-хой! А-хой! Глядит он: роскошная дева пред ним Раскинула ноги. Желаньем томим, Склонился над нею, не веря глазам, Устами прильнул к приоткрытым устам, Прекрасного тела коснулся рукой… Послышались вздохи красотки нагой: – А-хой!.. А-хой!.. Повторяя "А-хой! А-хой!", гребцы искоса поглядывали на жрецов. Сами-то они неоднократно слыхали и более соленые истории про Богов, и сейчас их больше всего занимало, как отнесутся к тому, что поет Артол, Ученики Близнецов. Понимая это, Хономер хранил на лице доброжелательную улыбку. Тразий Пэт откровенно веселился, не задумываясь над тем, какое впечатление это произведет на окружающих. Агеробарб в задумчивости теребил нижнюю губу.На празднествах в честь Близнецов распевались подчас такие скабрезные песни о похождениях Богов, что с этой ни в какое сравнение не шли, и Храм не только не запрещал, но и поощрял их исполнителей – великое не боится насмешек. Если почитатели Двуединых наделяли их, например, способностью оплодотворить всех женщин Тар-Айвана за одну ночь, так и пусть себе, крепче уважать будут. Однако для исполнения подобных песен существовали особые дни, когда все делалось шиворот-навыворот, а петь их в обычное время…Будучи человеком аскетического склада, Агеробарб считал всякое опошление и глумление над Богами делом наказуемым, и эти кое-как срифмованные строфы не вызывали у него ничего, кроме гадливости и раздражения, проявлять которые он, впрочем, считал в данной ситуации неуместным. Что взять с этих гребцов, которые не запоминают и не усваивают ничего, кроме похабени? Что взять с людей, по которым свет истинной веры скользит, как луч солнца по камням, не в силах проникнуть внутрь и осветить потемки их заросших паутиной невежества душ?.. Ах, знала ли Смерть иль не знала о том, Что ложе делила с вторым Близнецом, Но, ласок изведав его, притомилась И, очи прикрыв, в сладкий сон погрузилась. Тут, глядь, возвращается торной тропой Близнец, освеженный морскою водой. А-хой! А-хой! Два брата сошлись и давай говорить, Какую красотку кто смог подцепить. Им, правду узнав, удивиться пришлось: Ведь девку одну ублажать довелось! И первый задумчиво молвил: "Постой, Тут случай, похоже, совсем не простой!" А-хой! А-хой! Смерть тоже решила, что случай непрост, И раз уж Богов не стащить на погост – Смеются, а драться, увы, не желают, – Так пусть как умеют ее ублажают! Те рады стараться, и деве младой Не холодно было в пещере зимой. А-хой! А-хой! С тех пор пролетело немало веков, Смерть ныне живет вдалеке от Богов. И все же, случается, дань собирая, Влюбленных щадит, Близнецов вспоминая. Влюбляйтесь же в холод, и в слякоть, и в зной, Коль любите – Смерть обойдет стороной! А-хой! А-хой! – Недурно! – воскликнул капитан, поднимая кружку. – За Двуединых, умиротворивших Курносую!– За Близнецов! – вторили ему гребцы, стуча кружкой о кружку.– За Учеников, которые не раз доказывали свое умение ублажать жаждущих любви девок! – нетвердо провозгласил один из мореходов и обратился к Артолу: – Быть может, ты споешь нам что-нибудь и об их похождениях и подвигах?– Пожалуй, как-нибудь в другой раз, – отказался певец, поймав предупреждающий взгляд Манисы. – Давайте-ка я лучше спою вам о том, как Ак-Дара попала в плен к пиратам и стала их атаманшей.– Спой! Спой про Ак-Дару, припотешная история! – одобрительно зашумели гребцы, но тут впередсмотрящий крикнул из расположенного на вершине мачты "вороньего гнезда":– Капитан! Беда, капитан! Справа по борту морской дракон!– Что ты мелешь! Протри глаза! Их отродясь в этих водах не бывало! – заорал Маниса, багровея.– Капитан, он приближается!– О, порождение медузы! Акулий корм! Выкидыш макрели! Если это шутка, я все линьки об твою шкуру измочалю! – Изрыгая проклятья, капитан кинулся к правому борту. Гребцы повскакивали с нагретой солнцем палубы и устремились за ним.– О каком драконе идет речь? Разве они существуют? Я всегда думал, что твари эти не что иное, как плод досужих вымыслов... – обратился Тразий Пэт к Хономеру, но тот отрицательно покачал головой.– Мне никогда не приходилось их видеть, хотя слухи о них ходят самые разные и широко распространены среди мореходов.– К сожалению, слухи эти не лишены оснований. Я сам разговаривал с людьми, видевшими этих ужасных чудовищ, живущих в водах, омывающих западную оконечность Мономатаны. Тамошние места – как суша, так и море – редко посещаются цивилизованными людьми, говорят, это настоящий край чудес. Пойдем взглянем, что за существо явили Боги нашим глазам, – предложил Агеробарб.Из-за спин широкоплечих мореходов увидеть что-либо было трудно, но, прислушиваясь к их возбужденным возгласам, вглядываясь в направлении вытянутых рук, Хономер заметил сначала похожую на обрубок огромного бревна голову, потом на расстоянии локтей тридцати от нее один черный лоснящийся горб, а еще дальше – другой.– Хватит глазеть! Живо по местам! – рявкнул капитан, и, повинуясь его командам, часть мореходов бросилась к крепящим паруса канатам, а другие поспешили занять лавки гребцов.– Левее бери, левее, попытаемся прижаться к берегу! – вторил Манисе боцман.Артол, сменив фиолу на барабан, ударил колотушкой по тугой коже, и гребцы разом погрузили весла в воду.Опершись на фальшборт, Хономер некоторое время разглядывал морского дракона, то скрывавшегося, то вновь появлявшегося на поблескивавшей в солнечных лучах поверхности моря.– По-моему, он не приближается, и я не вижу причин для паники, – повернулся он к Агеробарбу. – Да и какой вред может причинить эта тварь "Персту Божьему"?– Он приближается, хотя и не по прямой. А что касается вреда… Тразий, не хочешь ли ты подготовиться к встрече с этим чудищем?– Н-ну, пожалуй, я приму кое-какие меры… – пробормотал молодой маг с сомнением и вместе с Агеробарбом двинулся за своими магическими приспособлениями.Хономер вновь устремил взгляд на дракона и вынужден был признать, что тот и впрямь приблизился к кораблю, хотя паруса были развернуты, ветер "пойман" и судно набрало такую хорошую скорость, что гребцы выбрали весла, а барабан Артола, сделав свое дело, умолк.По команде Манисы мореходы начали вооружаться баграми, гарпунами и копьями, готовясь к битве, и по тому, с каким тщанием они выбирали оружие, жрец заключил: люди твердо уверены, что дракон непременно нападет на судно. Из выкриков и проклятий их следовало, что он приплыл от западного побережья Мономатаны – то ли течением его принесло, то ли штормом пригнало. Наслышанные о кровожадности подобных монстров, на победу мореходы не слишком рассчитывали, но намерены были дорого продать свои жизни.Глядя на кипящие вокруг приготовления, Хономер не мог не улыбнуться. При наличии на корабле двух магов суета эта выглядела совершенно бессмысленной. Если уж им не удастся остановить дракона, то никакое оружие смертных и подавно не причинит ему значительного ущерба. Хономер не жаловал чародеев, но, в отличие от гребцов, боцмана и капитана, представлял, на что способен маг уровня Агеробарба, вооруженный своими колдовскими причиндалами, и с некоторым нетерпением ожидал начала действа, которое вот-вот должно было разыграться перед его глазами.Дракон явно настигал судно, и Хономер вздохнул с облегчением, когда на палубе появился наконец Агеробарб, несший в руках посох и сумку. Следовавший за ним по пятам человек тащил медную пятилапую курильницу. Тразий Пэт, легкомысленно насвистывая, вышел на палубу последним и, кинув единственный взгляд на дракона, подошел к капитану. Взяв всклокоченного, донельзя взволнованного Манису под локоть, молодой маг начал ему что-то тихо втолковывать. Капитан закатил глаза, взмахнул свободной рукой, в которой был зажат широкий абордажный тесак, совершенно непригодный для грядущей схватки, и попытался стряхнуть с себя Тразия, но тот продолжал что-то настойчиво говорить, не обращая ни малейшего внимания на протесты Манисы. Видя, что от мага так просто не отвязаться, капитан зычным голосом позвал нескольких гребцов, и те полезли в трюм, чтобы доставить Тразию необходимые для волшбы предметы.Агеробарб между тем отправился на корму, установил там курильницу, бросил в нее пышущие жаром угли, принесенные в толстостенном глиняном горшке, и, зажав посох между колен, принялся перебирать содержимое своей сумки. Не занятые парусами мореходы обступили мага, воинственно потрясая гарпунами и копьями. Хономер протолкался поближе к курильнице и стал с любопытством наблюдать, как Агеробарб выбирает нужные ему для колдовского действа мешочки и проверяет сохранность их содержимого.– Удастся ли тебе обезвредить эту тварь, брат мой? – поинтересовался он и по тому, как затихли мореходы, понял, что вопрос этот занимал многих.– Полагаю, что, если все пойдет, как задумано, я сумею уничтожить дракона, – ответствовал Агеробарб, высыпая на угли щепоть желтого порошка.– Ты его хотя бы подрань, а уж мы навалимся всем скопом и забьем мерзкую гадину! – выкрикнул кто-то из гребцов.– Лишь бы она корабль ко дну не пустила, прежде чем мы гарпуны в нее кинем! – поддержали его товарищи.Агеробарб, сумрачно взглянув на толпящихся вокруг мореходов, ничего не ответил и высыпал на угли красный порошок.– Брат мой, быть может, ты позволишь мне прежде попробовать отогнать этого дракона? – мягко спросил Тразий, неожиданно возникая из-за спины Агеробарба. – Думаю, я сумею убедить его не нападать на корабль, если он и правда собирается это сделать.– Ты? – Агеробарб уставился на молодого мага, изумленно приподняв брови. – Боюсь, тебе это не удастся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69