После того как негонеро схватили Вихауви, а самому ему посчастливилось оторваться от погони и улизнуть с Тин-Тонгры, юноша постоянно ощущал нехватку времени. Раньше он почти не замечал его неспешного течения, теперь же оно неслось со стремительностью лодки, подхваченной внезапно налетевшим шквалом.Среди ночи вернувшись с Тин-Тонгры на родной остров, он рано утром вынужден был уйти с мужчинами своего рода на рыбную ловлю. Товарищи, знавшие об их с Вихауви плане похищения невест, делали вид, будто не догадываются, где он провел двое суток, но по их виду Ваниваки понял: говорить с ними не о чем – они откажутся спасать неудачливого жениха и на Тин-Тонгру с ним не поплывут. Бесполезно было обращаться за помощью и к ра-Вауки, носившему на шее в кожаном мешочке пять крупных, безупречной формы жемчужин, каждой из которых хватило бы с лихвой, чтобы выкупить Вихауви. Вождь согласился бы скорее бросить их обратно в море, чем отдать хоть одну за жизнь невесть что возомнившего о себе юнца, оказавшегося на поверку неуклюжим пустозвоном, выставившим мекамбо на посмешище всех хираолов. Лучшим и единственным выходом Ваниваки представлялось склонить к участию в спасательной экспедиции Тилорна, и, вернувшись с моря, он тут же поспешил к колдуну, после чего, сломленный усталостью, едва добравшись до родового дома, заснул как убитый.На следующее утро, избегая осуждающих взглядов родичей Вихауви, он снова ушел на лов рыбы. Бачаю – главе его рода – не было дела до переживаний и намерений самоуверенного юнца, бросившего к тому же друга на Тин-Тонгре: перед началом сезона дождей каждая пара рук на счету. Вернувшись с лова, Ваниваки, заручившись согласием колдуна принять участие в походе на Тин-Тонгру, прикорнул до первой звезды и отправился перегонять каноэ с южного берега Тулалаоки на северный. Винить себя в том, что имевшееся в его распоряжении время он потратил бездарно, юноша не мог – все от него зависящее было сделано с наивозможнейшей быстротой, и все же времени катастрофически не хватало…– Где-то здесь должна была причалить первая лодка негонеро, – сообщила Маути, тревожно оглядываясь по сторонам. – Нехорошо будет, если они нас заметят – при виде Тилорна даже ребенок догадается, что заплыли мы сюда неспроста.Ваниваки опустил весла и извлек из стоящей за спиной корзины маленький глиняный горшочек.– Вот сок отилавы. Я взял его у старой Тупуали, и если ты уверен, что он тебе не повредит, самое время им воспользоваться.Тилорн принял из рук юноши горшочек и, сделав Маути знак занять его место на веслах, стал перебираться на корму.Дружно работая веслами, Ваниваки с девушкой затаив дыхание смотрели, как колдун окунул палец в загустевшую черную жидкость, понюхал, брезгливо морща нос, и решительно начал размазывать ее по светло-золотистому телу.Отилава – драконье дерево – пользовалось у хираолов недоброй славой. Сок его скверно пах и не годился ни на что, кроме пропитки палочек для разжигания священного огня. Старухи, правда, мазали им стены родовых домов, уверяя, что драконья кровь отгоняет насекомых и уберегает от дурных снов, однако мало кто верил им. Зато никто не сомневался, что у выпившего сок отилавы кожа покрывается чешуей, а между пальцами вырастают перепонки, в связи с чем мекамбо опасались даже прикасаться к нему голыми руками.Колдун, впрочем, мог позволить себе то, что заказано простым смертным, и Тилорн, разумеется, знал, что делает. Ни чешуя, ни перепонки тела его не обезобразили, хотя кожа на глазах завороженных зрителей окрасилась в коричневый с фиолетовым оттенком цвет, еще более темный, чем у Ваниваки. Сначала чужак потер драконьей кровью руки, потом грудь и плечи и, наконец, морщась и шипя, шепча под нос то ли заклинания, то ли проклятия на неизвестном никому языке, принялся покрывать соком лицо. Операция близилась к завершению, когда слева по борту раздался изумленный женский возглас.Ваниваки стремительно обернулся – стоявшая на берегу украшенного единственной пальмой островка женщина, взволнованно жестикулируя, призывала молодого мужчину, выгружавшего из каноэ всевозможную снедь, потребную, чтобы весело провести время в уединении. Юноша потянулся за копьем и тут же отдернул руку. Даже если бы он решился убить этих двоих, чего Тилорн ни за что бы не позволил сделать, пользы бы это им не принесло: не вернувшаяся в канун праздника лодка – событие, способное встревожить негонеро не меньше, чем появление чужаков на Тин-Тонгре.С удивившим его самого равнодушием Ваниваки, бросив весла, смотрел, как мужчина, оставив корзины, побежал к жене и, даже не подумав вооружиться (впрочем, в лодке у него скорее всего не было ни острога, ни копья), во все глаза вытаращился на незваных гостей. Черные блестящие волосы женщины были распущены и доходили до середины бедер, в руке она все еще сжимала черепаховый гребень. Появление незнакомцев застигло ее, когда она прихорашивалась для возлюбленного: губы и соски подкрашены алым, кожа натерта ароматным маслом и влажно поблескивает, за ухо заложен белый цветок кинияви – призыв к любви, ручные и ножные браслеты начищены, а на шее и бедрах – ниточки бус из мелких розовых ракушек, помогающих зачатию. По виду мужчины было ясно, что он тоже не рассчитывал встретить здесь кого бы то ни было. Наряд его составляли тяжелое ожерелье из бордовых кораллов, свидетельствовавшее, что он умелый и удачливый ныряльщик, и короткая юбочка из листьев мятитави, делавшая, как известно, носящего ее неутомимым в любви…Неожиданно Ваниваки сообразил, что молодожены стоят совершенно неподвижно и больше напоминают деревянных истуканов, чем живых существ. Ни звука, ни жеста – негонеро замерли, глядя прямо перед собой невидящими глазами, и юноша понял, что объяснение этому могло быть только одно: Тилорн сумел заколдовать их. Но надолго ли хватит действия его чар и что будет, когда оно прекратится?– Расколдуй их, все равно они расскажут о нас на Тин-Тонгре. А если не вернутся вовремя, начнется такой переполох, что нам там и вовсе будет нечего делать, – обратился Ваниваки к Тилорну.– Мы можем плыть дальше. Они скоро очнутся, но вспомнить, что видели нас, будут не в состоянии, – сумрачно отозвался колдун, недовольный почему-то делом своих рук.– Здорово! Тофра-оук не годится тебе даже в ученики! – восхищенно провозгласил юноша, – Ты великий колдун, не зря у тебя растут волосы на лице! Говорят, Тофра-оук тоже кое-что умел в молодости, но сила ушла от него вместе с последними волосами.На лице Тилорна, наполовину окрашенном соком отилавы, мелькнула слабая улыбка, и он машинально потер тщательно выскобленный бронзовым ножом подбородок.– Если сила колдовства зависит, по-твоему, от обилия волос, то ты еще больший чародей, чем я. Берись-ка за весла, не век же нам тут прохлаждаться.Послушно сделав несколько гребков, юноша, украдкой наблюдавший за тем, как тщательно колдун втирает в кожу драконью кровь, не выдержал:– Если ты в состоянии заставить человека окаменеть и забыть увиденное, тебе незачем красить тело, и мы можем не скрываться среди островов. Я и не подозревал, что ты способен на такое…– Увы! – прервал его излияния Тилорн. – То, что я сделал сейчас, получается далеко не всегда и не со всеми. К тому же двух, вероятно, даже трех человек я смогу заморочить, но никак не больше. И то, если ничего подобного они не ожидают. Иначе северянам не удалось бы затащить меня в свою ладью.– А вот как… – Ваниваки замолчал, обдумывая услышанное и глядя, как прилив медленно затопляет основания проплывающих мимо островов.– Значит, если мы столкнемся с двумя другими лодками, ты не сумеешь их заворожить? – поинтересовалась молчавшая до сих пор Маути.– Нет. И потому лучше с ними не встречаться.– Нам придется рискнуть. Если мы возьмем еще западнее и попытаемся плыть по внешнему краю островного кольца, то будем двигаться навстречу северному течению и не доберемся до Тин-Тонгра и к рассвету.– Тогда правильнее всего спрятать Тилорна на дно каноэ, а самим притвориться молодоженами, – сказала Маути, критически осматривая колдуна.– Двое влюбленных вряд ли вызовут подозрения, – подтвердил Ваниваки. – А в тебе, даже крашеном, за сто шагов можно узнать чужака.– Н-да? – Тилорн попытался осмотреть себя и выглядел при этом так потешно, что Маути тихонько захихикала.Отличить чужака от мекамбо не смог бы только слепой. Для островитян были характерны мягкие очертания правильного овала лица, большие выразительные глаза, широко расставленные и имеющие несколько удлиненную, миндалевидную форму. Слегка приплюснутые носы и толстые, но красиво очерченные губы делали их лица столь же непохожими на лицо Тилорна, сколь непохоже теплое Путамао, ласкающее берега Путаюма с юга, на Такакови, холодные струи которого омывают архипелаг с севера. В довершение всего мужчины мекамбо отращивали свои мягкие вьющиеся волосы до плеч, стягивая их сзади ремешком во время работы, и, естественно, они, являясь гордостью островитян, ничуть не походили на шевелюру чужеземного колдуна, которая, будучи смазана соком драконьего дерева, приобрела поразительное сходство с вымоченной в дегте паклей.– Делать нечего, раз вы оба считаете, что лучше мне при встрече с негонеро отлеживаться на дне каноэ, я готов. А пока занимай свое место, – обратился колдун к Маути, – и смотри в оба, чтобы я успел юркнуть под циновку, прежде чем меня обнаружат здешние любители пикников.Несмотря на то, что девушка изо всех сил всматривалась в лабиринт островов, сильно уменьшившихся в размерах из-за прилива, о близости негонеро ее предупредили не глаза, а уши. Услышав дразнящий женский смех и шутливо-угрожающие крики мужчин, она не успела еще открыть рот, как Тилорн уже соскользнул со скамьи на дно каноэ, втиснулся между корзинами и натянул на себя прикрывавшую их циновку.Маути, ловко вытащив весла из ременных петель, проворно перебралась на корму, а Ваниваки, бросив взгляд за спину, стал выгребать ко внешнему краю островного кольца. Он все еще рассчитывал проскочить незамеченным мимо резвящихся негонеро, однако надеждам его не суждено было сбыться.– Вэй-хэй! А вот и мекамбо! Добро пожаловать на остров влюбленных! – раздался веселый призыв, от которого у юноши разом взмокли ладони.Он вопросительно взглянул на Маути и едва сумел сдержать возглас изумления. За считанные мгновения девушка успела скинуть плетеный фартук-юбочку, распустить волосы и принять самую непринужденную, самую откровенно-вызывающую позу, какую юноша когда-либо в жизни видел. Откинувшись спиной на кормовое возвышение каноэ и подобрав под себя правую ногу, Маути, загадочно улыбаясь, поглаживала свои крепкие небольшие груди с темными крупными сосками. Рот у нее при этом чуть приоткрылся, обнажая ослепительно белую полоску ровных зубов и влажный розовый язычок, которым она призывно касалась губ.Глаза у юноши полезли на лоб, жаркая волна желания, поднявшись от бедер, заставила сердце учащенно забиться, залила щеки румянцем, спутала мысли, из хоровода которых наиболее отчетливыми были: "Повезло Тилорну! Ничего удивительного, что колдун привязался к этой девушке и решил взять ее с собой!" Слепым дураком он, Ваниваки, был, раз не замечал прежде, какая Маути красавица. Лучшая из возможных невест все время под боком жила, а ему понадобилось для чего-то на Тин-Тонгру тащиться, удаль свою показывать. Как будто Кивави приворожила его чем, а ведь она рядом с Маути – что цветная галька рядом с жемчужиной! Да при виде такой девушки негонеро и жен своих забудут, не говоря уж о каких-то подозрениях!В несколько гребков развернув каноэ, юноша погнал его к островку, на котором приветственно размахивали руками участники сай-коота, и снова взглянул на Маути.На ней не было никаких украшений: ни бус, ни браслетов – ничего, если не считать огромной, словно светящейся изнутри матово-белой жемчужины, подвешенной на шнурке между грудями. Но одна эта жемчужина стоила не меньше трех связок лучших браслетов и ни в чем не уступала, а может быть, и превосходила "слезы моря", хранящиеся в мешочке ра-Вауки. Девушка сама отыскала ее на дне, доказав тем самым, что не только не боится акул – это давно уже всем известно, – но и является отличной ныряльщицей, удачливости которой могли позавидовать опытные ловцы жемчуга.На миг у Ваниваки мелькнула мысль, что за такую жемчужину можно было бы выкупить двух, а то и трех пленников, и Маути, вероятно, не задумываясь, отдала бы ее Тилорну, если бы только между мекамбо и негонеро возможен был торг без участия вождей. Впрочем, глядя на манящее, будто притягивающее его взгляд тело девушки, начавшей поправлять волосы рассчитанным движением, от которого груди вызывающе поднялись, а высокая шея, казалось, еще больше удлинилась, он тут же забыл о жемчужине.Пять лет назад, когда Маути появилась на острове, он был слишком мал, чтобы оценить ее, а потом как-то привык видеть в ней товарища по играм и, памятуя, что невеста она незавидная, обращал внимание еще меньше, чем на других девушек. Теперь же Ваниваки разглядывал ее с таким чувством, словно увидел впервые, поражаясь не только собственной слепоте, но и близорукости своих сверстников. Как могли они не замечать прелести этой бархатистой кожи с красноватым, а не как у всех хираолов – желтым оттенком; как могли оставаться равнодушными при виде этой соблазнительной наготы? Сколько раз он сам наблюдал, как она купалась, нагишом выходила из воды, и сердце его продолжало биться ровно! Помнится, в голову ему еще приходило, что Маути не сказать чтобы худая, скорее поджарая, будто состоящая из одних мускулов, двигалась слишком стремительно, слишком целеустремленно для женщин-мекамбо.Соплеменницы Ваниваки, безусловно, имели более выразительные формы: тяжелые крутые бедра, налитые груди, но была в них при этом какая-то одомашненность, свойственная медлительным рыбам Внутреннего моря, пасшимся всю жизнь в теплом безопасном садке и даже не помышлявшим выйти на простор, за кольцо островов Путаюма. Юноша вспомнил плавные, неспешные движения Оглы – женщины, дарившей ему тайком от мужа, престарелого Каулаки, свои ласки. Ее губы были мягкими и упругими, тело – волнующим и отзывчивым, а стройные сильные ноги порой сжимали его с неподдельной страстью; однако она, несмотря на всю их близость, никогда не решилась бы сидеть перед ним вот так, не отважилась предстать перед ним столь откровенно зовущей, бесстыдной и в бесстыдстве своем восхитительной.Да, теперь-то он видел: Маути была воспитана другим племенем, рождена, как говорили на Тулалаоки, в других водах. Казалось бы, все в этой девушке: выступающие скулы, маленький упрямый подбородок с очаровательной ямочкой, открытый взгляд, даже то, что волосы ее едва могли прикрыть грудь, то есть подрезала она их в два раза чаще, чем это принято у женщин мекамбо, – должно было привлечь его внимание, заставить приглядеться, оценить по достоинству; так нет же, прозевал, проморгал, прохлопал ушами…Под веселые восклицания трех женщин и шутки такого же количества мужчин нос каноэ ткнулся в прибрежную отмель, и Ваниваки поднялся на ноги, чтобы оглядеться и в свой черед приветствовать шумную компанию.– Да осыплет вас милостями своими Тиураол! Да будут чресла ваши неиссякаемы, чрева ваших жен плодоносны, а сами они жаркими и ласковыми, как светлое солнце! – провозгласил он, осматривая островок, на котором под тремя пальмами были раскиданы циновки, стояло несколько корзин и валялся опустошенный кувшин внушительных размеров.– Да не сгоришь ты дотла в объятиях своей жены! Присоединяйтесь к нам, испробуйте кокосового вина Тин-Тонгра, познайте любовь в кругу друзей! – промолвил, делая приглашающий жест рукой, старший из мужчин, которому на вид можно было дать лет двадцать пять – двадцать шесть.– Благодарю за приглашение, сегодня мы предпочитаем заниматься любовью одни. Потому-то нам и пришлось заплыть так далеко на юг, – ответствовал юноша, догадавшийся по горящим глазам мужчин, что Маути произвела на них должное впечатление и приглашение принять участие в сай-кооте – любовном круговороте друзей – сделано от всей души. – Ваши женщины восхитительны, и когда-нибудь мы разделим удовольствие совместной любви. Однако нынче нам нужен пустынный остров, ибо мы хотим видеть только друг друга.Под горящим взглядом Ваниваки безмолвно стоявшая на корме девушка чуть развернула плечи и, не сходя с места, сделала несколько плавных телодвижений, при виде которых старший из мужчин-негонеро издал звук, похожий на рычание, двое других одобрительно зацокали языками, а на лица их подруг набежала легкая тень.Юноша-мекамбо был хорош собой: высокий, широкоплечий, смелый, если судить по ожерелью из акульих зубов, и, надо думать, умелый в любви, но вот чужачка… Красавицей ее никто бы не назвал, и все же она слишком возбудила мужчин, слишком отличалась от них самих, и лучше ей было плыть своей дорогой, благо островов вокруг хватает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69