Потирая виски кончиками пальцев, она задала типичный вопрос завсегдатая вытрезвителей:
– О Господи! Где я? Кто вы?
Горничная улыбнулась.
– Вы в Неверхаусе, ваше величество! Хранитель с господами Волковым и Каманиным ждут вас к завтраку. Позвольте вам помочь с туалетом.
Только тут Софья заметила что она, оказывается, раздета. Смутившись, она спросила:
– Простите, а кто меня раздевал?
– Я, – снова улыбнулась горничная. – Может, я все же помогу вам одеться?
– Хорошо! – вздохнула Софья.
Встав с постели, она посмотрела на себя в зеркало. Никогда не дашь этой бабе сорок один! Со скорбью признаем, что монастырь пошел на пользу. Наметившаяся за семь лет правления полнота рассосалась без следа, фигура вновь обрела стройность, а похудевшее лицо – от наметившегося второго подбородка. Даже чуть широко разнесенные скулы – признак принадлежности к дому Романовых – не портили его миловидности.
Горничная помогла ей надеть небесно-голубого цвета платье с открытыми локтями, на взгляд царицы пошитое из безумно дорогой парчи. Весьма сложный рисунок парчи был выполнен не иначе как в Италии, а тамошние мастера привыкли брать за свою работу хорошие деньги. Софья навскидку оценила свой наряд в триста ефимков и повеселела.
Вряд ли на нее стали бы тратиться, если бы похищение имело сколь-нибудь низменные цели.
– Я голодна, – капризно сказала она, – и хочу умыться.
– Пожалуйте сюда! – Горничная, казалось, состояла из одних улыбок. Более привычная к тому, что ее ближние лишь бестолково суетятся с испуганными лицами, Софья торопливо дернула плечом и прошла к умывальнику.
Что это умывальник, она догадалась, естественно, когда из крана в белоснежную эмалированную раковину потекла вода.
– Прошу, – предложила ей горничная приступить к умыванию.
Царица послушно сунула руки под тугую теплую струю и, зачерпнув из специальной ванночки душистого жидкого мыла, принялась умываться.
– Рушник, пожалуйста! – Девушка подала ей махровое полотенце, расцветкой напоминающее Андреевский стяг.
– Пжалста, пжалста, – проворчала Софья Алексеевна, – все у вас пжалста! Что теперь?
Горничная провела начинающую нервничать царицу в соседнюю со спальней комнату, в которой любая женщина двадцатого века узнала бы парикмахерский салон. У роскошного кресла, обитого кожей бежевого цвета, пребывал в постоянном движении Главный цирюльник Франко – бывший рядовой стрелковой роты господина Булдаков – Александр Воробьев.
Говорят, что самые лучшие танцоры, модельеры и дизайнеры – это гомосексуалисты. Танцевал Санька хреново, кроил того хуже, но как визажисту ему действительно не было равных. По крайней мере на Унтерзонне. Пользовался, сукин сын, таким спросом, каким на Земле не пользовались ни Легро, ни Альдо Коппола, ни сам Леонар. Одну неделю он приводит в порядок прическу Марии Флорентийской – супруги Людовика Девятого, во вторую он готовит Елизавету Норвегову к торжественному балу в честь годовщины образования пан-Европы. В среду третьей недели его услугами пользуется королева Ржечи, а на четвертую запланирована смена имиджа супруге самого Джонатана Оверлорда – королеве Британии – Анне Капетинг. Смена имиджа включает в себя ремонтно-восстановительные работы изъеденного прыщами лица, перекрас черных волос в рыжие и разработка очищающей кровь диеты. Смета на подобные работы пробивает в бюджете Британии бреши, но обаяшка-Джонатан готов на все.
К Софье Алексеевне Сашка был выдернут из покоев принцессы Урсулы – дочери короля Виченцо, главы Оберланда. Одетый в облегающие фиолетовые лосины и ядовитый салатовый блузон, тридцатилетний оболтус Воробьев смотрелся самым ярким пятном в этой комнате. Подведенные глаза и нарумяненные щеки не смутили царицу – в ее время многие молодые бояре наводили дополнительную красоту посредством сажи и свеклы. Ее больше всего поразил голос: мягкий, женственный, чувственный.
– Куафер, – поставила диагноз она, – рафине!
Саша с ленцой поклонился.
– К вашим услугам! – контральто женоподобного мужика обволакивало и согревало.
– Александр Федорович, – умоляюще произнесла горничная, – что-нибудь моментальное, ее величество на завтрак ждут. Вся работа – после завтрака.
– Завтрак будет здесь, – стервячьим голосом пропел визажист, – у меня необычайный душевный подъем! Софья Алексеевна, дорогая, пожалуйста, присядьте в это великолепное кресло, я вас буду делать. Ах, шармант, какой пассаж!
Софья покорно уселась в кресло, а горничная поспешила в столовую, чтобы наябедничать на неуступчивого куафера. Вопреки ее ожиданиям, Хранитель лишь рассмеялся:
– Значит, все будет в норме! Саша знает, что делает! Иди, Аннет, отнеси Софье Алексеевне закусить – пока они будут работать, наступит вечер. Я воробьевскую манеру хорошо изучил.
Он оказался прав. К ужину Саша торжественно вывел женщину, совершенно не похожую ни на одну из королев, ни на одну из императриц. И конечно же, меньше всего эта женщина была похожа на ту монашку, которую меньше месяца назад веселая гоп-компания похитила из монастыря.
Одеждой она, может быть, и походила на царицу Софью Алексеевну, но вот выше груди! Стрижка свободного стиля – под Шерон Стоун в фильме «Щепка», лишь цвет волос остался тот же – темно-каштановый. Искусно уменьшенные, первоначально весьма кустистые брови. Умело увеличенные тенями зеленые глаза. Лет тридцать пять дашь, не больше.
Мужчины встали из-за стола. Хранитель искренне поклонился царице и восхищенно сказал Воробьеву:
– Саша, ты свои ананасы зря не жуешь. На уровне двадцать первого века!
При упоминании об ананасах Сашино меланхоличное лицо оживилось, и он с интересом глянул в сторону Малой столовой – там был накрыт изысканный стол.
– Софья Алексеевна, ответьте нам только на один вопрос: как этому прохиндею удалось уговорить вас остричь волосы, дабы соорудить этот шедевр среди причесок? – Этот вопрос задал ей полковник Волков.
Она лишь едва удостоила его взглядом.
– Не ведаю, судари, кто из вас здесь больший прохиндей, – процедила она, – но очень хочу знать, с какой целью меня похитили и изменили мой облик...
– Это резонно! – сказал Хранитель. – Вас доставили сюда для обучения.
– Ах для обучения? – Она сурово глянула на Ростислава.
– Мамой клянусь, – поспешно ответил тот, – но, может, во время ужина?
Софья поджала губы и величественной походкой направилась в столовую.
– Карл, по моему решению вы стали графом и моим Тайным советником.
Угрюмый толстяк подобрал живот и согласился:
– Да, Государь!
– И я уверен, что вы впредь будете мне верны и никогда не предадите...
– Нет, Государь!
– Хлебните рейнского, отличное вино.
– Да, Государь!
Карл, шестнадцатилетний шведский король, поджал губы и посмотрел на своего собеседника. Его порой раздражала лаконичная манера Тайного советника, но вместе с тем он понимал, что болтун – находка для подсыла. Он заложил упрямые пряди волос за уши и упругой походкой прошелся по королевской опочивальне.
Напротив Пипера жевал губами еще один тезка короля – генерал Карл Густав Реншильд. Он стоял, крепко упершись ногами в пол, и раздумывал о возможных последствиях позапрошлой ночи. Певичка из нового театра трудилась всю ночь над жестким телом генерала, отважно подтверждая реноме итальянок. Реншильда мучили смутные подозрения и известное жжение при утреннем мочеиспускании. Теперь он решал, показаться ли лекарю или подождать еще сутки.
Голос короля отчетливо звучал в помещении, но с трудом доходил до генерала. Реншильд крепче уперся в пол и, стараясь не тревожить внезапную хворь, застыл молчаливым изваянием. Меж тем разговор между Пипером и королем становился все интереснее.
– Что поделывает Фридрих, король датский? – размышлял вслух Карл Двенадцатый. – Что-то же он делает... что-то да и думает? Хотел бы я знать, когда этот кретин придет к выводу, что молодой шведский король не представляет ни малейшей опасности и нападет да хоть на Рюген?
– Ваше величество, по слухам, датский король не слывет решительным человеком. Если он и решится на активные действия, то только в составе коалиции. А о коалиции пока ничего неизвестно. – Меланхоличный советник смотрел прямо перед собой, словно лошадь, жующая из яслей овес.
– А ваше мнение, господин генерал? – Взгляд Реншильда обрел осмысленность. Он прислушался к зарождающейся боли в паху и нейтрально ответил:
– Я целиком согласен с графом.
Король недовольно топнул ногой.
– Мне не нужно, чтобы вы с кем-то были согласны! Мне нужно, чтобы на нас кто-нибудь напал! Мне нужна война, господа!
– Сенат против войны, – осторожно заметил Пипер.
– К черту сенат! – вспылил король. – К черту ваши советы! Я в них не нуждаюсь. В подобных советах не нуждалась даже моя двоюродная бабушка!
Тайный советник молча пожал плечами. Молодому государю хочется воевать... а страна устала от постоянных войн. В казне нет денег. Крестьяне стонут под налогами. В стране царит голод. Но молодой упрямец ничего не желает слышать. Подавайте ему войну!
– А что король Август? – внезапно спросил Карл.
– По сведениям от нашего посла из Варшавы, король Август подкупил половину сейма. Но другая половина вместе с Великим гетманом Любомирским ничего так сильно не желают, как повесить этого наглеца.
– Но Август перед коронацией поклялся присоединить Лифляндию к Польше, ваше величество, – добавил почтительно Реншильд.
– Август Сильный, – задумчиво повторил Карл, – так ли уж он силен? Сможет ли пройтись на руках, как я? Ходил ли он на медведя? Сколько раз?
Теперь настала очередь Пипера жевать губами. Несмотря на то, что Карл являлся королем Швеции, на интимные темы с этим мальчишкой, годящимся ему в сыновья, Пиперу разговаривать претило. Но вопрос требовал ответа. Осторожно подбирая слова, Тайный советник принялся посвящать своего государя в некоторые тайны Варшавского двора.
– Видите ли, ваше величество, король Август предпочитает доказывать свою силу в королевской опочивальне. Медведи его в этом смысле не устраивают...
– Так какой же идиот прозвал его «Сильным»? – негодующе воскликнул молодой король. – Сила – это прежде всего доблесть воина, честь воина, верность Отчизне!
Пипер хмуро пожал плечами. Если бы шведский язык был наподобие русского, многогранным и обтекаемым, изобилующим множеством ругательств и сильных словечек, то Карл Пипер ответил бы царю лаконично: «Ваше величество, основное занятие короля Польши – это пьянство, блядство, тунеядство!» После этой григорянской строчки он бы гордо отвернулся к окну и предоставил бы королю самому постигать смысл сего откровения.
Но ни в шведском, ни в немецком, ни во французском, ни тем более в латыни подобных выражений нет. И Тайный советник принялся объяснять смысл жизни в представлении богатого саксонца. Роль Реншильда свелась к мрачному киванию головой и скорбному выражению его медвежьего лица.
– Достаточно! – прервал король. – Что еще сообщил посол?
– Буквально сегодня утром мне передали голубиной почтой письмо. – Пипер достал из-за обшлага маленький треугольник. Карл быстро выхватил его из рук собеседника и принялся жадно вчитываться в латынь.
– Ха, – довольно произнес он, дочитав, – что ж вы сразу мне не сказали! Темните, граф! Реншильд, да что с вами сегодня? Выпейте рейнского, налью лично!
Король щелкнул пальцами – вошел слуга.
– Густав, принесите нам три чистых фужера. – Лакей склонился и, сдав задом, скрылся за портьерой.
Снова колыхнулась портьера. На серебряном подносе красовалась открытая бутылка вина и три фужера. Король сдержал слово. Лично разлив вино по фужерам, он поднял свой.
– Господа, давайте выпьем за этих авантюристов! Генерал, вы не в курсе! Три недели назад московский царь Петр встречался с королем Августом! Помимо трехдневной пьянки, был заключен устный договор о совместных действиях в Лифляндии. Прозит!
Все выпили. Пипер поставил пустой фужер на поднос и добил короля:
– Согласно самой последней информации, в Варшаве замечен Иоганн Паткуль.
Карл едва не подавился.
– Граф, – покачал он головой, – я вас когда-нибудь колесую!
– За что? – поднял брови советник.
– За вашу идиотскую манеру выдавать мне информацию по крупинкам! Признайтесь, граф, вы ведь меня за ребенка держите! Сомневаетесь, что ваш король адекватно отреагирует на ситуацию? Ладно, старый пройдоха! Что мы имеем в итоге?
Пипер медленно принялся «итожить говоренное».
– Ваше величество, Польша, Московия и Лифляндское рыцарство что-то замышляют. Поскольку все эти страны плюс Дания в некотором роде ущемлены в прошлом Шведским королевством...
– Они полагают, что настало время для возмездия! – восторженно закончил король.
Реншильд с надеждой посмотрел на короля. Возможно, аудиенция скоро завершится. Карл торжественным голосом продолжил:
– Повелеваю: процесс редукции в Лифляндии ускорить, направить в Копенгаген надежного человека с целью сближения польского и датского кабинетов. Да! У вас есть на примете опытный интриган, граф?
Пипер восхищенно посмотрел на своего короля и медленно кивнул. За подобные редкие взгляды Карл прощал графу многое: и известную инертность, и нескладную фигуру, и немецкую кровь. Он знал, что Карл Пипер совершенно не умеет льстить. И ценил его вдвойне.
– Усилить гарнизон Нарвы за счет отправки туда эскадрона тяжелой кавалерии. На это разрешение сената спрашивать не нужно. Отправьте на подмогу к полковнику Горну капитана Маркварта. Отличный солдат!
– Осмелюсь напомнить вашему величеству, – сказал побледневший Реншильд, – Сенат планирует на следующий год отправить в Москву посольство по вопросу подтверждения Кардисского мирного договора.
– Что там за договор? – встрепенулся Карл.
– Определение границы согласно Столбовскому договору, что был заключен семьдесят лет назад между Швецией и Московией.
– Пусть едут! – махнул рукой Карл. – Я не намерен забивать голову историей. Вы мне лучше скажите, на кого нам лучше нападать в случае войны? На Данию, на Саксонию или на Россию?
– До Москвы далековато... – неопределенно начал советник.
– Дальше, чем до Копенгагена?
Пипер и Реншильд ошалело переглянулись. Затем синхронно про себя помянули учителей Карла: профессора Норчеренского-Норденгиельма, графа Нильса Гюльденстольпе и советника Фому Полуса. Еще большими, нежели с историей, у короля были проблемы с географией. Он приблизительно представлял себе карту собственных владений: Швецию, Финляндию, Ливонию, Карелию, Ингрию, города Висмар, Выборг, острова Рюген и Эзель, лучшую часть Померании, герцогства Бремен и Верден, закрепленные за Швецией международными трактатами и страхом перед шведской армией.
Но помимо этого он ничего не желал знать о других частях света, говоря, что запомнит расположение иных земель только тогда, когда присоединит их к своему королевству.
– Ну вот, господа! – воскликнул молодой король. – А вы, Пипер, мне говорите, что коалицией против нас и не пахнет! Да ее запах носится в воздухе, я его носом чую!
Он пошевелил своим горбатым шнобелем.
– Запах бродит по Европе, запах моей победы! Моей окончательной победы!
Он подбежал к окну и раскрыл створки. На кирках колокола начали звонить к обедне. Ветер растрепал его кудрявую шевелюру. Он повернулся к своим советникам и топнул ногой:
– Быстрее бы они решались! Я проскачу по Европе, точно намедни по Стокгольму на олене. Господа, вы видели, как я пронесся!
– Имели честь, ваше величество! – поклонился Пипер. – Прошу прощения, но если ваше величество не нуждается больше в нашем присутствии...
– Ах да! Конечно, можете быть свободными!
Добродушно фыркнув в спины своих советников, король снова вернулся к окну. Теплый ветер с моря обдал его своим соленым запахом, он хмыкнул и затворил окно. Позвонил в колокольчик и приказал слуге:
– Густав, обедать!
– Господа, у меня кружится голова!
– Софья Алексеевна, но ведь это всего шестнадцатый этаж, то есть поверх!
– О Господи! Да я выше второго в жизни не поднималась! О! Голова, падаю!
Ростислав оказался парнем расторопным. Будто всю жизнь ловил цариц, он подхватил Государыню на свои крепкие руки. Та, глупо хлопая глазами, пробормотала:
– Всю жизнь мечтала, чтоб меня на руках носили. Меньше жрать надо было... Министр, держите меня крепче... упадем ведь!
– Не упадем, ваше величество. – Каманин глянул в зелень царицыных глаз.
Ему показалось, или действительно там промелькнуло что-то бесовское? Но не может же царица громадного государства заигрывать с мужиком, как простая крестьянка! «Отчего же? – фыркнуло предыдущее воплощение. – Какая разница между царевной и крестьянкой в этом смысле... никакой! Изголодавшаяся за десять лет баба легла бы и под негра, а тут молодой-симпатичный».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
– О Господи! Где я? Кто вы?
Горничная улыбнулась.
– Вы в Неверхаусе, ваше величество! Хранитель с господами Волковым и Каманиным ждут вас к завтраку. Позвольте вам помочь с туалетом.
Только тут Софья заметила что она, оказывается, раздета. Смутившись, она спросила:
– Простите, а кто меня раздевал?
– Я, – снова улыбнулась горничная. – Может, я все же помогу вам одеться?
– Хорошо! – вздохнула Софья.
Встав с постели, она посмотрела на себя в зеркало. Никогда не дашь этой бабе сорок один! Со скорбью признаем, что монастырь пошел на пользу. Наметившаяся за семь лет правления полнота рассосалась без следа, фигура вновь обрела стройность, а похудевшее лицо – от наметившегося второго подбородка. Даже чуть широко разнесенные скулы – признак принадлежности к дому Романовых – не портили его миловидности.
Горничная помогла ей надеть небесно-голубого цвета платье с открытыми локтями, на взгляд царицы пошитое из безумно дорогой парчи. Весьма сложный рисунок парчи был выполнен не иначе как в Италии, а тамошние мастера привыкли брать за свою работу хорошие деньги. Софья навскидку оценила свой наряд в триста ефимков и повеселела.
Вряд ли на нее стали бы тратиться, если бы похищение имело сколь-нибудь низменные цели.
– Я голодна, – капризно сказала она, – и хочу умыться.
– Пожалуйте сюда! – Горничная, казалось, состояла из одних улыбок. Более привычная к тому, что ее ближние лишь бестолково суетятся с испуганными лицами, Софья торопливо дернула плечом и прошла к умывальнику.
Что это умывальник, она догадалась, естественно, когда из крана в белоснежную эмалированную раковину потекла вода.
– Прошу, – предложила ей горничная приступить к умыванию.
Царица послушно сунула руки под тугую теплую струю и, зачерпнув из специальной ванночки душистого жидкого мыла, принялась умываться.
– Рушник, пожалуйста! – Девушка подала ей махровое полотенце, расцветкой напоминающее Андреевский стяг.
– Пжалста, пжалста, – проворчала Софья Алексеевна, – все у вас пжалста! Что теперь?
Горничная провела начинающую нервничать царицу в соседнюю со спальней комнату, в которой любая женщина двадцатого века узнала бы парикмахерский салон. У роскошного кресла, обитого кожей бежевого цвета, пребывал в постоянном движении Главный цирюльник Франко – бывший рядовой стрелковой роты господина Булдаков – Александр Воробьев.
Говорят, что самые лучшие танцоры, модельеры и дизайнеры – это гомосексуалисты. Танцевал Санька хреново, кроил того хуже, но как визажисту ему действительно не было равных. По крайней мере на Унтерзонне. Пользовался, сукин сын, таким спросом, каким на Земле не пользовались ни Легро, ни Альдо Коппола, ни сам Леонар. Одну неделю он приводит в порядок прическу Марии Флорентийской – супруги Людовика Девятого, во вторую он готовит Елизавету Норвегову к торжественному балу в честь годовщины образования пан-Европы. В среду третьей недели его услугами пользуется королева Ржечи, а на четвертую запланирована смена имиджа супруге самого Джонатана Оверлорда – королеве Британии – Анне Капетинг. Смена имиджа включает в себя ремонтно-восстановительные работы изъеденного прыщами лица, перекрас черных волос в рыжие и разработка очищающей кровь диеты. Смета на подобные работы пробивает в бюджете Британии бреши, но обаяшка-Джонатан готов на все.
К Софье Алексеевне Сашка был выдернут из покоев принцессы Урсулы – дочери короля Виченцо, главы Оберланда. Одетый в облегающие фиолетовые лосины и ядовитый салатовый блузон, тридцатилетний оболтус Воробьев смотрелся самым ярким пятном в этой комнате. Подведенные глаза и нарумяненные щеки не смутили царицу – в ее время многие молодые бояре наводили дополнительную красоту посредством сажи и свеклы. Ее больше всего поразил голос: мягкий, женственный, чувственный.
– Куафер, – поставила диагноз она, – рафине!
Саша с ленцой поклонился.
– К вашим услугам! – контральто женоподобного мужика обволакивало и согревало.
– Александр Федорович, – умоляюще произнесла горничная, – что-нибудь моментальное, ее величество на завтрак ждут. Вся работа – после завтрака.
– Завтрак будет здесь, – стервячьим голосом пропел визажист, – у меня необычайный душевный подъем! Софья Алексеевна, дорогая, пожалуйста, присядьте в это великолепное кресло, я вас буду делать. Ах, шармант, какой пассаж!
Софья покорно уселась в кресло, а горничная поспешила в столовую, чтобы наябедничать на неуступчивого куафера. Вопреки ее ожиданиям, Хранитель лишь рассмеялся:
– Значит, все будет в норме! Саша знает, что делает! Иди, Аннет, отнеси Софье Алексеевне закусить – пока они будут работать, наступит вечер. Я воробьевскую манеру хорошо изучил.
Он оказался прав. К ужину Саша торжественно вывел женщину, совершенно не похожую ни на одну из королев, ни на одну из императриц. И конечно же, меньше всего эта женщина была похожа на ту монашку, которую меньше месяца назад веселая гоп-компания похитила из монастыря.
Одеждой она, может быть, и походила на царицу Софью Алексеевну, но вот выше груди! Стрижка свободного стиля – под Шерон Стоун в фильме «Щепка», лишь цвет волос остался тот же – темно-каштановый. Искусно уменьшенные, первоначально весьма кустистые брови. Умело увеличенные тенями зеленые глаза. Лет тридцать пять дашь, не больше.
Мужчины встали из-за стола. Хранитель искренне поклонился царице и восхищенно сказал Воробьеву:
– Саша, ты свои ананасы зря не жуешь. На уровне двадцать первого века!
При упоминании об ананасах Сашино меланхоличное лицо оживилось, и он с интересом глянул в сторону Малой столовой – там был накрыт изысканный стол.
– Софья Алексеевна, ответьте нам только на один вопрос: как этому прохиндею удалось уговорить вас остричь волосы, дабы соорудить этот шедевр среди причесок? – Этот вопрос задал ей полковник Волков.
Она лишь едва удостоила его взглядом.
– Не ведаю, судари, кто из вас здесь больший прохиндей, – процедила она, – но очень хочу знать, с какой целью меня похитили и изменили мой облик...
– Это резонно! – сказал Хранитель. – Вас доставили сюда для обучения.
– Ах для обучения? – Она сурово глянула на Ростислава.
– Мамой клянусь, – поспешно ответил тот, – но, может, во время ужина?
Софья поджала губы и величественной походкой направилась в столовую.
– Карл, по моему решению вы стали графом и моим Тайным советником.
Угрюмый толстяк подобрал живот и согласился:
– Да, Государь!
– И я уверен, что вы впредь будете мне верны и никогда не предадите...
– Нет, Государь!
– Хлебните рейнского, отличное вино.
– Да, Государь!
Карл, шестнадцатилетний шведский король, поджал губы и посмотрел на своего собеседника. Его порой раздражала лаконичная манера Тайного советника, но вместе с тем он понимал, что болтун – находка для подсыла. Он заложил упрямые пряди волос за уши и упругой походкой прошелся по королевской опочивальне.
Напротив Пипера жевал губами еще один тезка короля – генерал Карл Густав Реншильд. Он стоял, крепко упершись ногами в пол, и раздумывал о возможных последствиях позапрошлой ночи. Певичка из нового театра трудилась всю ночь над жестким телом генерала, отважно подтверждая реноме итальянок. Реншильда мучили смутные подозрения и известное жжение при утреннем мочеиспускании. Теперь он решал, показаться ли лекарю или подождать еще сутки.
Голос короля отчетливо звучал в помещении, но с трудом доходил до генерала. Реншильд крепче уперся в пол и, стараясь не тревожить внезапную хворь, застыл молчаливым изваянием. Меж тем разговор между Пипером и королем становился все интереснее.
– Что поделывает Фридрих, король датский? – размышлял вслух Карл Двенадцатый. – Что-то же он делает... что-то да и думает? Хотел бы я знать, когда этот кретин придет к выводу, что молодой шведский король не представляет ни малейшей опасности и нападет да хоть на Рюген?
– Ваше величество, по слухам, датский король не слывет решительным человеком. Если он и решится на активные действия, то только в составе коалиции. А о коалиции пока ничего неизвестно. – Меланхоличный советник смотрел прямо перед собой, словно лошадь, жующая из яслей овес.
– А ваше мнение, господин генерал? – Взгляд Реншильда обрел осмысленность. Он прислушался к зарождающейся боли в паху и нейтрально ответил:
– Я целиком согласен с графом.
Король недовольно топнул ногой.
– Мне не нужно, чтобы вы с кем-то были согласны! Мне нужно, чтобы на нас кто-нибудь напал! Мне нужна война, господа!
– Сенат против войны, – осторожно заметил Пипер.
– К черту сенат! – вспылил король. – К черту ваши советы! Я в них не нуждаюсь. В подобных советах не нуждалась даже моя двоюродная бабушка!
Тайный советник молча пожал плечами. Молодому государю хочется воевать... а страна устала от постоянных войн. В казне нет денег. Крестьяне стонут под налогами. В стране царит голод. Но молодой упрямец ничего не желает слышать. Подавайте ему войну!
– А что король Август? – внезапно спросил Карл.
– По сведениям от нашего посла из Варшавы, король Август подкупил половину сейма. Но другая половина вместе с Великим гетманом Любомирским ничего так сильно не желают, как повесить этого наглеца.
– Но Август перед коронацией поклялся присоединить Лифляндию к Польше, ваше величество, – добавил почтительно Реншильд.
– Август Сильный, – задумчиво повторил Карл, – так ли уж он силен? Сможет ли пройтись на руках, как я? Ходил ли он на медведя? Сколько раз?
Теперь настала очередь Пипера жевать губами. Несмотря на то, что Карл являлся королем Швеции, на интимные темы с этим мальчишкой, годящимся ему в сыновья, Пиперу разговаривать претило. Но вопрос требовал ответа. Осторожно подбирая слова, Тайный советник принялся посвящать своего государя в некоторые тайны Варшавского двора.
– Видите ли, ваше величество, король Август предпочитает доказывать свою силу в королевской опочивальне. Медведи его в этом смысле не устраивают...
– Так какой же идиот прозвал его «Сильным»? – негодующе воскликнул молодой король. – Сила – это прежде всего доблесть воина, честь воина, верность Отчизне!
Пипер хмуро пожал плечами. Если бы шведский язык был наподобие русского, многогранным и обтекаемым, изобилующим множеством ругательств и сильных словечек, то Карл Пипер ответил бы царю лаконично: «Ваше величество, основное занятие короля Польши – это пьянство, блядство, тунеядство!» После этой григорянской строчки он бы гордо отвернулся к окну и предоставил бы королю самому постигать смысл сего откровения.
Но ни в шведском, ни в немецком, ни во французском, ни тем более в латыни подобных выражений нет. И Тайный советник принялся объяснять смысл жизни в представлении богатого саксонца. Роль Реншильда свелась к мрачному киванию головой и скорбному выражению его медвежьего лица.
– Достаточно! – прервал король. – Что еще сообщил посол?
– Буквально сегодня утром мне передали голубиной почтой письмо. – Пипер достал из-за обшлага маленький треугольник. Карл быстро выхватил его из рук собеседника и принялся жадно вчитываться в латынь.
– Ха, – довольно произнес он, дочитав, – что ж вы сразу мне не сказали! Темните, граф! Реншильд, да что с вами сегодня? Выпейте рейнского, налью лично!
Король щелкнул пальцами – вошел слуга.
– Густав, принесите нам три чистых фужера. – Лакей склонился и, сдав задом, скрылся за портьерой.
Снова колыхнулась портьера. На серебряном подносе красовалась открытая бутылка вина и три фужера. Король сдержал слово. Лично разлив вино по фужерам, он поднял свой.
– Господа, давайте выпьем за этих авантюристов! Генерал, вы не в курсе! Три недели назад московский царь Петр встречался с королем Августом! Помимо трехдневной пьянки, был заключен устный договор о совместных действиях в Лифляндии. Прозит!
Все выпили. Пипер поставил пустой фужер на поднос и добил короля:
– Согласно самой последней информации, в Варшаве замечен Иоганн Паткуль.
Карл едва не подавился.
– Граф, – покачал он головой, – я вас когда-нибудь колесую!
– За что? – поднял брови советник.
– За вашу идиотскую манеру выдавать мне информацию по крупинкам! Признайтесь, граф, вы ведь меня за ребенка держите! Сомневаетесь, что ваш король адекватно отреагирует на ситуацию? Ладно, старый пройдоха! Что мы имеем в итоге?
Пипер медленно принялся «итожить говоренное».
– Ваше величество, Польша, Московия и Лифляндское рыцарство что-то замышляют. Поскольку все эти страны плюс Дания в некотором роде ущемлены в прошлом Шведским королевством...
– Они полагают, что настало время для возмездия! – восторженно закончил король.
Реншильд с надеждой посмотрел на короля. Возможно, аудиенция скоро завершится. Карл торжественным голосом продолжил:
– Повелеваю: процесс редукции в Лифляндии ускорить, направить в Копенгаген надежного человека с целью сближения польского и датского кабинетов. Да! У вас есть на примете опытный интриган, граф?
Пипер восхищенно посмотрел на своего короля и медленно кивнул. За подобные редкие взгляды Карл прощал графу многое: и известную инертность, и нескладную фигуру, и немецкую кровь. Он знал, что Карл Пипер совершенно не умеет льстить. И ценил его вдвойне.
– Усилить гарнизон Нарвы за счет отправки туда эскадрона тяжелой кавалерии. На это разрешение сената спрашивать не нужно. Отправьте на подмогу к полковнику Горну капитана Маркварта. Отличный солдат!
– Осмелюсь напомнить вашему величеству, – сказал побледневший Реншильд, – Сенат планирует на следующий год отправить в Москву посольство по вопросу подтверждения Кардисского мирного договора.
– Что там за договор? – встрепенулся Карл.
– Определение границы согласно Столбовскому договору, что был заключен семьдесят лет назад между Швецией и Московией.
– Пусть едут! – махнул рукой Карл. – Я не намерен забивать голову историей. Вы мне лучше скажите, на кого нам лучше нападать в случае войны? На Данию, на Саксонию или на Россию?
– До Москвы далековато... – неопределенно начал советник.
– Дальше, чем до Копенгагена?
Пипер и Реншильд ошалело переглянулись. Затем синхронно про себя помянули учителей Карла: профессора Норчеренского-Норденгиельма, графа Нильса Гюльденстольпе и советника Фому Полуса. Еще большими, нежели с историей, у короля были проблемы с географией. Он приблизительно представлял себе карту собственных владений: Швецию, Финляндию, Ливонию, Карелию, Ингрию, города Висмар, Выборг, острова Рюген и Эзель, лучшую часть Померании, герцогства Бремен и Верден, закрепленные за Швецией международными трактатами и страхом перед шведской армией.
Но помимо этого он ничего не желал знать о других частях света, говоря, что запомнит расположение иных земель только тогда, когда присоединит их к своему королевству.
– Ну вот, господа! – воскликнул молодой король. – А вы, Пипер, мне говорите, что коалицией против нас и не пахнет! Да ее запах носится в воздухе, я его носом чую!
Он пошевелил своим горбатым шнобелем.
– Запах бродит по Европе, запах моей победы! Моей окончательной победы!
Он подбежал к окну и раскрыл створки. На кирках колокола начали звонить к обедне. Ветер растрепал его кудрявую шевелюру. Он повернулся к своим советникам и топнул ногой:
– Быстрее бы они решались! Я проскачу по Европе, точно намедни по Стокгольму на олене. Господа, вы видели, как я пронесся!
– Имели честь, ваше величество! – поклонился Пипер. – Прошу прощения, но если ваше величество не нуждается больше в нашем присутствии...
– Ах да! Конечно, можете быть свободными!
Добродушно фыркнув в спины своих советников, король снова вернулся к окну. Теплый ветер с моря обдал его своим соленым запахом, он хмыкнул и затворил окно. Позвонил в колокольчик и приказал слуге:
– Густав, обедать!
– Господа, у меня кружится голова!
– Софья Алексеевна, но ведь это всего шестнадцатый этаж, то есть поверх!
– О Господи! Да я выше второго в жизни не поднималась! О! Голова, падаю!
Ростислав оказался парнем расторопным. Будто всю жизнь ловил цариц, он подхватил Государыню на свои крепкие руки. Та, глупо хлопая глазами, пробормотала:
– Всю жизнь мечтала, чтоб меня на руках носили. Меньше жрать надо было... Министр, держите меня крепче... упадем ведь!
– Не упадем, ваше величество. – Каманин глянул в зелень царицыных глаз.
Ему показалось, или действительно там промелькнуло что-то бесовское? Но не может же царица громадного государства заигрывать с мужиком, как простая крестьянка! «Отчего же? – фыркнуло предыдущее воплощение. – Какая разница между царевной и крестьянкой в этом смысле... никакой! Изголодавшаяся за десять лет баба легла бы и под негра, а тут молодой-симпатичный».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38