Они еще имеют наглость величать Москву «Третьим Римом». Бред сумасшедшего! Москва сейчас представляет вторую «Содом и Гоморру». Давеча об этом упоминал и патриарх Иоанн. Коснулся мельком. Хм!
Образование и культура находятся в зачаточном состоянии. И не из-за недостатка средств, а в основном из-за воровства. Страна в агонии, и этого не видит только слепец.
Полковник еще раз обвел взглядом притихших собеседников.
– Вас здесь собрали, потому что вы являетесь людьми с широким кругозором и самыми передовыми взглядами и потому что у вас болит душа за Русь – некогда великую и могучую. Чувствуете ли вы в себе силы, чтобы одолеть нашу лень и невежество? Поймите, мы никому не нужны в этом мире, кроме нас самих.
Так вот, задача минимум – доказать, что мы нужны самим себе!
После преамбулы полковника наступила гнетущая тишина. Не каждый день тычут носом в собственное дерьмо и при этом интересуются ощущениями. Князь Одоевский мрачно перебирал четки. Князь Глинский в лучших традициях сайентологии щипал правой рукою левую. Лафайет Хаббард еще не родился, но пример Ростислава доказал, что он будет прав. Думный дьяк Иванов грустно кивал головой, в ответ на каждый пункт обвинения.
Софья хотела возразить, сказать что-то резкое, чтобы отчитать этого наглеца, появившегося неизвестно откуда и подвергшего критике социально-политические основы России. Но, взглянув на остальных, увидела в их глазах мрачное согласие с бесцеремонным графом. Покорно вздохнув, спросила только:
– Когда?
– Завтра! – быстро ответил Андрей Константинович. – Через две недели заявится ваш братец, и придется рубить слишком много голов. У нас есть две недели на то, чтобы народ шкурой почувствовал, насколько ваше правление лучше для него.
– Хорошо, граф! Завтра так завтра. Но я должна с вами переговорить с глазу на глаз.
– К вашим услугам, Софья Алексеевна. Господа, время позднее, необходимо отдохнуть перед завтрашним днем. Поэтому предлагаю устраиваться на отдых. Вас разбудят с первыми петухами.
Собравшиеся медленно поднялись из-за столов и медленно разбрелись по опочивальням, чтобы в одиночестве провести бессонную ночь и тысячу раз подумать над безумным своим решением.
Сенная девица принесла кувшин испанского вина и, поставив его на стол, удалилась. Волков наполнил бокалы и произнес тост:
– Софья Алексеевна, давайте выпьем за доверие, без которого плодотворной работы не бывает. Поверьте, мы не ищем корыстных целей и наград, мы просто желаем добра России и проживающим на ее землях. Возможно, в это трудно поверить, но вы уж попытайтесь. А ваш брат в безудержном стремлении своем и невежестве способен натворить таких дел, что волосы на затылке встают дыбом.
– Это я и сама знаю! – вздохнула Софья. – Он уже натворил.
– Это еще цветочки, – произнес полковник, пригубив вина. Царевна тоже попробовала и, распознав букет, улыбнулась.
Малага, мое любимое. Вы знали? Конечно, знали! Если вы уж все на свете знаете, граф, то скажите, когда я умру? Нет, молчите! Когда умрет Петр?
– Через двадцать семь лет.
– Ого! От чего?
– Точно неизвестно. То ли от незалеченного сифилиса, то ли от простатита. После него российскую историю так перекроят, что разобраться в ней не смогут и многие поколения потомков. Анархия и хаос охватят страну на три с половиной столетия. Кто вообще допустил этого безумца к власти?
Софья еще раз вздохнула. Вспомнила дворцовый переворот девятилетней давности, еще раз прокрутила его в голове.
– Результат грызни двух древних родов. Наш более богатый и гордый, их – менее богатый, но более подлый. Закономерный конец – кровь. Власть пьянит куда сильнее самого крепкого вина. Человек, опьяненный властью, способен на многие поступки.
Отпив вина, она пристально взглянула на собеседника.
– Граф, а вам разве никогда не хотелось править?
– Боже упаси! – ужаснулся Андрей Константинович. – У нас есть такая поговорка: «Политика – это искусство отмывания в грязной воде». Я не хочу умываться грязной водой. Ваше здоровье!
– Граф, я не буду спрашивать, откуда вы свалились на наши головы, но неужели вы верите в успех задуманного? Я за эти годы, признаться, отчаялась...
– Софья Алексеевна, у нас есть для этого желание, возможность и силы для осуществления. Три решающих фактора в таком деле – это немало. Понимаю, что не ко времени, но поговорим о назначениях в случае успеха – это для нас очень важно. Если вам так удобнее, можете считать, что именно ради этого мы и заварили всю эту кашу...
– Продолжайте, прошу вас. – Царевна смаковала вино. Огоньки свечей отражались от хрустального бокала и светлыми пятнышками освещали ее лицо. Она грустно улыбалась.
– Я порекомендую вам профессора Каманина на должность Первого министра. Ручаюсь, что не раз пожалеете об этом, но в том хаосе, который сейчас царит в стране, способен разобраться только он.
– Посмотрим, дорогой граф, посмотрим, – проворковала Софья, – а вы не боитесь, что я не оправдаю ваших надежд. Я – девица капризная и взбалмошная, тем более уже в возрасте. А ну, как начну чудить на троне?
Полковник допил вино и пристально посмотрел на нее.
– У нас есть лекарство от вашего возраста, – медленно произнес он, глядя ей в глаза, – проверенное. Но мы должны сначала убедиться, что вы подходите.
– Кому, вам? – прошептала она, отставив бокал.
«Попалась!» – кричало все внутри ее. Дьявол знает, чем соблазнить женщину. «Господи, помоги!» – мысленно звала она Всевышнего, искала его помощи. Все еще красивое лицо ее исказила судорога.
– Я согласна, – прохрипела она, – налейте мне еще вина!
Выпив целый фужер залпом, Софья взяла со стола салфетку и утерла со лба пот.
Волков с жалостью наблюдал за ней. Бедняга! Тяжело христианину поверить в бескорыстие, хотя Библия исписана вдоль и поперек словами о нем! Трудно верующему уразуметь, что еретик благочестивее его. Невозможно священнику осознать величину собственного греха! Держа в уме десять заповедей, каждый ищет возможность их обойти, и найдя, засыпает с чистой совестью – он натянул Господа! Он объегорил старика! А если что, так всегда можно покаяться. Знакомый поп недорого отпустит грехи и благословит на новые.
– Не переживайте так, – мягко произнес он, – я с Сатаной не имею никаких дел. А ваше здоровье и самочувствие – наша первостепенная забота. Всякий альтруизм есть хорошо продуманный эгоизм, если выразиться проще. А если выразиться сложнее, то истинный правитель ради благополучия собственного государства всегда должен быть готов заложить душу дьяволу. Вас это не коробит?
– Мне кажется, граф, что я вас поняла, – тихо сказала царевна, – но ведь... но ведь это – страшно.
– Что поделать, дорогая Софья Алексеевна, требует жертв не только красота, – ответил полковник.
Глава 17. Гея. 1698.
Государственный переворот
Утро 12 августа выдалось пасмурным, что вполне отвечало желаниям заговорщиков. В пять часов небо было еще серым, словно полоумный художник готовил палитру для картины «Круглая серота». На Красной площади горели костры, разгонявшие предрассветный сумрак и утреннюю сырость. По всей площади было не более десятка стрельцов. Утомленные ночным бодрствованием и основательно продрогшие, они топтались у костров, разминая затекшие за ночь спины и шеи.
Внезапно на площадь выкатила яркая карета, запряженная шестеркой гнедых. Факелы, горевшие в держателях по бокам, вырывали ее из темноты. Она быстро подъехала к кострам и остановилась немного дальше. Стрельцы моментально похватали бердыши и стали полукругом. Десятник Иван Пстыга взял заряженный мушкет и, проклиная все на свете, побрел к экипажу. Дверка кареты была открыта, затеняя факел так, что утренний полумрак не позволял рассмотреть внутри вообще ничего.
Десятник, чертыхаясь на то, что не взял с собой головню, спросил:
– Кто едет? – молчание было ему ответом.
Недоумевая, кто это мог так странно пошутить, он заглянул внутрь. Страшный удар, нанесенный прямо в лоб чем-то тяжелым и тупым, моментально лишил его сознания.
– Работаем! – скомандовал Костя. Шестерка бойцов выбросила свои тренированные тела из кареты и бросилась на стрельцов. «Вихри» в их руках весело затрещали, сбивая ничего не понимающих стрельцов наземь. Пятнадцать секунд – и площадь оказалась пустынной. Старший лейтенант Волков сплюнул от отвращения к этой гнусной бойне и поставил автомат на предохранитель. Затем взглянул в ноктовизор.
– Спасские ворота, работаем дубинами, – приказал он, – там только двое.
– Командир, – тихо сказал Петя Листьев, – бля, не могу я в этих идиотов из автомата пулять! У них ведь только топоры!
– Верно, старшина, – зло проговорил Костя, – и я тут полностью с тобой согласен. Но лучше тихо прибить десяток, чем громко сотню.
– Тоже верно, – процедил Петя, – ну что ж, во имя справедливости!
– And justice for all! «И справедливым для всех!» (англ.) – последние слова из присяги американского президента. Так же называется одноименный альбом метал-группы «Металлика» от 1987 года.
– буркнул Иннокентий. – Меняю губную гармошку на пулемет «Максим».
– В колонну по одному становись! – скомандовал старший лейтенант. Бойцы навострили уши в ожидании следующей команды.
– Приготовиться к бегу! – неожиданно произнес Костик. Опешившие парни моментально расстегнули верхние пуговицы.
– Бегом марш!
Оторопевшие стрельцы наблюдали, как из темноты появилась ровная линия людей, одетых в странные одежды и бегущая под одобрительные возгласы старшего:
– Резче! Держать темп! Держать дистанцию! Здорово, служивые!
Вместе с этой фразой на выдохе последовал удар дубинкой по затылку – хорошо приложившись, таким ударом можно как минимум оставить человека навечно слепым. Одновременно Денис Булдаков нанес удар другому стрельцу, стоящему слева. Оставив после себя два распластанных тела, странная команда побежала дальше, минуя покосившиеся избы приказов и стены Благовещенского собора.
На красном крыльце государева дворца стояло несколько рейтар – стрельцам святую святых охранять не доверяли. Немцы негромко переговаривались между собой, стараясь беседой скоротать оставшиеся несколько часов дежурства. Заметив незнакомых людей, они похватали заряженные мушкеты и прицелились в силуэты людей, выплывавших из туманного утра.
– Дьявол! – выругался Константин и отдал команду: – На поражение!
Колонна мгновенно перестроилась в цепь и заговорили пистолеты-пулеметы «Вихрь» – оружие, взятое из запасников Базы. Высокие пробивные способности пуль пистолета-пулемета позволяют пробивать на расстоянии в двести метров бронежилет из тридцати слоев кевлара и двух титановых пластин, толщиной по полтора миллиметра. Либо, соответственно, пробивается шестимиллиметровая стальная пластина с сохранением убойной силы за преградой.
Кирасы рейтар не были рассчитаны на патрон СП-6, и хотя на оружие были навернуты глушители, уменьшающие начальную скорость пули, с тридцати метров эти. самые пули кирасы остановить не смогли. Восемь рейтар нашли успокоение на красном крыльце, а шестерка бойцов, сменив магазины, ворвалась во дворец.
Стража уничтожалась быстро и беспощадно, выскакивающие из-под лестниц и темных чуланов карлики и шуты ногами и прикладами водворялись обратно, пытавшаяся мешать челядь была согнана пинками и дубинками в пустую кладовую и заперта там.
Льва Кирилловича Нарышкина и Петра Матвеевича Апраксина выволокли из опочивален и притащили в Грановитую палату. Туда же вскоре привели и царицу Евдокию. Царевича Алексея решили не будить – пусть восьмилетнее дитя поспит.
К шести часам утра все было кончено. Полк Ревенантов Эрнесто Че Гевары по сквозному каналу был переправлен с лайнера «Ястребов», курсирующего у берегов Эстляндии. Че Гевара, заросший бородой мужик, доложил Константину о своем прибытии и попросил дальнейших указаний. Вместе с полком Че Гевары извращенец Пол Пот перебросил на территорию Кремля и две БМД вместе с механиками-водителями. В дизтопливе недостатка не было, так как скрытое хранилище располагалось как раз у Рейтарского приказа.
– Стеречь строго, наблюдать, – не полез за мыслями в голову Костя, – в Кремль отворить лишь Спасские ворота. Всех впускать, никого не выпускать. И вообще, не выходить за радиус квадрата своей зоны! Ясно?
Че Гевара молча кивнул и поспешил на Кремлевскую площадь – давать инструкции. Волков же по рации связался с отцом и сообщил, что Кремль взят.
– Отличная новость, сынок! – обрадовался Андрей Константинович. – Мы с Софьей Алексеевной по тихой грусти сейчас будем. Пока излишнего оживления в Москве не замечено?
– Откуда то оживление, господин полковник? – засмеялся Костя. – Народ тут харю за ворота высовывает лишь после того, как к заутрене позвонят.
– Ладно, до встречи, старлей! – буркнул в трубку отец и дал отбой.
Костя засунул рацию в нагрудный карман, застегнул клапан, а затем обратился к плененным людям, как будто в первый раз увидел:
– Ну, что, господа и дамы? Нацарствовались, пора и честь знать... А, господин Нарышкин? Лев Кириллович, не прячь харю-то! Ты ж у нас первый министр... Скажи чего!
– Государыня повыше меня сидит! – буркнул опухший ото сна дядя царя. – Я знать вас не знаю, чьи вы люди и чего хотите.
– Ого! – воскликнул Костя. – Мужик за бабью юбку прячется! Ах, извините, министр за царскую мантию! А вы спрашивали царицу, когда немцам на откуп торговлю вином отдавали и казну – в свою кубышку? Сопишь, глист дрессированный!
Лев Кириллович ничего не соображал. Во-первых, он поздно лег почивать, а накануне пьянствовал с торгашами из Кукуя, а во-вторых, соображал он вообще туго. Больше жил интуитивно, чем по уму и логике. Евдокия Федоровна тоже не отличалась большим умом. Существовала на примитивных желаниях: кушать, спать, любить – голая физиология. Правда, со времени смерти Натальи Кирилловны проснулась в ней еще одна жажда – жажда управления. Но не имея ни навыков, ни образования, ни просто житейской смекалки, она в роли владычицы смотрелась и вовсе прискорбно.
Единственным из этой тройки, кто представлял для наших героев интерес, был Петр Матвеевич Апраксин, кто пошел за Петром, дабы не пойти за сестрой Марфой – женой царя Федора Алексеевича. Сестра его была заключена в Успенском монастыре, где проводила свое время в грусти, печали и одиночестве, поскольку, как и Софье Алексеевне, сношения с внешним миром были ей запрещены.
– Петр Матвеевич, с вами разговор будет особый, – тихо сказал старший лейтенант, – вы можете сесть вон на ту скамью. Позже с вами поговорят.
– Кто? – настороженно спросил будущий граф.
– Одна ваша хорошая знакомая, – ответил парень.
– Софья? – вздрогнул Апраксин.
Костя лишь усмехнулся. В палату вошло несколько Ревенантов и их старший отрапортовал, что сеньор Че Гевара отправил их в распоряжение старшего лейтенанта Волкова.
– Очень хорошо! – сказал Костя и отправил их всех на экскурсию по дворцу. Необходимо было точно выяснить, что никого из посторонних нету в этой системе теремов – скоплении деревянных и каменных зданий, соединенных лестницами, коридорами и галереями.
В Грановитую палату быстрым шагом вошел дьяк Иванов.
– Константин Андреевич, царевна и господин полковник у Красного крыльца! – произнес он взволнованно.
– На караул! – скомандовал он пятерым своим бойцам, а сам двинулся навстречу прибывшим.
Сойдя с лестницы, он невольно подавил возглас удивления. Впереди шел полковник, наряженный в парадную форму старого образца для ВДВ – синий костюм, золоченые погоны с аксельбантом, белая рубашка и надраенные до зеркального блеска сапоги. Справа на портупее болталась парадная офицерская шашка – пять кило тупого бесполезного металла плюс ножны. За ним шла Софья Алексеевна в атласном наряде ослепительно белого цвета. Волосы ее были убраны под сеточку, состоящую из нескольких ниток жемчуга. Под руку она держала Ростислава, облаченного в черный смокинг с непременной бабочкой на шее. Бабочкой, естественно, из черного бархата. За ними величественно шагали в парадных одеждах будущие министры – надежда и опора Русского государства: князья Одоевский, Глинский. Барятинский да боярин Басманов.
Строевым шагом Константин подошел к отцу и доложил:
– Товарищ полковник, ваше приказание выполнено! Арестованных трое: Лев Нарышкин, Петр Апраксин да царица Евдокия, великая якобы.
– Благодарю за службу, капитан! – улыбнулся Андрей Константинович, – Что-то ты засиделся у меня в старлеях... Софья Алексеевна, прошу вас!
Софья, гордая и величественная, пошла впереди. Остальные неспешно тронулись за ней. Войдя в Грановитую палату, она шумно вздохнула и, пробормотав: «Спасибо тебе, Господи», подошла к невестке.
– Ну, здравствуй, Дуня! – тоном оперуполномоченного сказала она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
Образование и культура находятся в зачаточном состоянии. И не из-за недостатка средств, а в основном из-за воровства. Страна в агонии, и этого не видит только слепец.
Полковник еще раз обвел взглядом притихших собеседников.
– Вас здесь собрали, потому что вы являетесь людьми с широким кругозором и самыми передовыми взглядами и потому что у вас болит душа за Русь – некогда великую и могучую. Чувствуете ли вы в себе силы, чтобы одолеть нашу лень и невежество? Поймите, мы никому не нужны в этом мире, кроме нас самих.
Так вот, задача минимум – доказать, что мы нужны самим себе!
После преамбулы полковника наступила гнетущая тишина. Не каждый день тычут носом в собственное дерьмо и при этом интересуются ощущениями. Князь Одоевский мрачно перебирал четки. Князь Глинский в лучших традициях сайентологии щипал правой рукою левую. Лафайет Хаббард еще не родился, но пример Ростислава доказал, что он будет прав. Думный дьяк Иванов грустно кивал головой, в ответ на каждый пункт обвинения.
Софья хотела возразить, сказать что-то резкое, чтобы отчитать этого наглеца, появившегося неизвестно откуда и подвергшего критике социально-политические основы России. Но, взглянув на остальных, увидела в их глазах мрачное согласие с бесцеремонным графом. Покорно вздохнув, спросила только:
– Когда?
– Завтра! – быстро ответил Андрей Константинович. – Через две недели заявится ваш братец, и придется рубить слишком много голов. У нас есть две недели на то, чтобы народ шкурой почувствовал, насколько ваше правление лучше для него.
– Хорошо, граф! Завтра так завтра. Но я должна с вами переговорить с глазу на глаз.
– К вашим услугам, Софья Алексеевна. Господа, время позднее, необходимо отдохнуть перед завтрашним днем. Поэтому предлагаю устраиваться на отдых. Вас разбудят с первыми петухами.
Собравшиеся медленно поднялись из-за столов и медленно разбрелись по опочивальням, чтобы в одиночестве провести бессонную ночь и тысячу раз подумать над безумным своим решением.
Сенная девица принесла кувшин испанского вина и, поставив его на стол, удалилась. Волков наполнил бокалы и произнес тост:
– Софья Алексеевна, давайте выпьем за доверие, без которого плодотворной работы не бывает. Поверьте, мы не ищем корыстных целей и наград, мы просто желаем добра России и проживающим на ее землях. Возможно, в это трудно поверить, но вы уж попытайтесь. А ваш брат в безудержном стремлении своем и невежестве способен натворить таких дел, что волосы на затылке встают дыбом.
– Это я и сама знаю! – вздохнула Софья. – Он уже натворил.
– Это еще цветочки, – произнес полковник, пригубив вина. Царевна тоже попробовала и, распознав букет, улыбнулась.
Малага, мое любимое. Вы знали? Конечно, знали! Если вы уж все на свете знаете, граф, то скажите, когда я умру? Нет, молчите! Когда умрет Петр?
– Через двадцать семь лет.
– Ого! От чего?
– Точно неизвестно. То ли от незалеченного сифилиса, то ли от простатита. После него российскую историю так перекроят, что разобраться в ней не смогут и многие поколения потомков. Анархия и хаос охватят страну на три с половиной столетия. Кто вообще допустил этого безумца к власти?
Софья еще раз вздохнула. Вспомнила дворцовый переворот девятилетней давности, еще раз прокрутила его в голове.
– Результат грызни двух древних родов. Наш более богатый и гордый, их – менее богатый, но более подлый. Закономерный конец – кровь. Власть пьянит куда сильнее самого крепкого вина. Человек, опьяненный властью, способен на многие поступки.
Отпив вина, она пристально взглянула на собеседника.
– Граф, а вам разве никогда не хотелось править?
– Боже упаси! – ужаснулся Андрей Константинович. – У нас есть такая поговорка: «Политика – это искусство отмывания в грязной воде». Я не хочу умываться грязной водой. Ваше здоровье!
– Граф, я не буду спрашивать, откуда вы свалились на наши головы, но неужели вы верите в успех задуманного? Я за эти годы, признаться, отчаялась...
– Софья Алексеевна, у нас есть для этого желание, возможность и силы для осуществления. Три решающих фактора в таком деле – это немало. Понимаю, что не ко времени, но поговорим о назначениях в случае успеха – это для нас очень важно. Если вам так удобнее, можете считать, что именно ради этого мы и заварили всю эту кашу...
– Продолжайте, прошу вас. – Царевна смаковала вино. Огоньки свечей отражались от хрустального бокала и светлыми пятнышками освещали ее лицо. Она грустно улыбалась.
– Я порекомендую вам профессора Каманина на должность Первого министра. Ручаюсь, что не раз пожалеете об этом, но в том хаосе, который сейчас царит в стране, способен разобраться только он.
– Посмотрим, дорогой граф, посмотрим, – проворковала Софья, – а вы не боитесь, что я не оправдаю ваших надежд. Я – девица капризная и взбалмошная, тем более уже в возрасте. А ну, как начну чудить на троне?
Полковник допил вино и пристально посмотрел на нее.
– У нас есть лекарство от вашего возраста, – медленно произнес он, глядя ей в глаза, – проверенное. Но мы должны сначала убедиться, что вы подходите.
– Кому, вам? – прошептала она, отставив бокал.
«Попалась!» – кричало все внутри ее. Дьявол знает, чем соблазнить женщину. «Господи, помоги!» – мысленно звала она Всевышнего, искала его помощи. Все еще красивое лицо ее исказила судорога.
– Я согласна, – прохрипела она, – налейте мне еще вина!
Выпив целый фужер залпом, Софья взяла со стола салфетку и утерла со лба пот.
Волков с жалостью наблюдал за ней. Бедняга! Тяжело христианину поверить в бескорыстие, хотя Библия исписана вдоль и поперек словами о нем! Трудно верующему уразуметь, что еретик благочестивее его. Невозможно священнику осознать величину собственного греха! Держа в уме десять заповедей, каждый ищет возможность их обойти, и найдя, засыпает с чистой совестью – он натянул Господа! Он объегорил старика! А если что, так всегда можно покаяться. Знакомый поп недорого отпустит грехи и благословит на новые.
– Не переживайте так, – мягко произнес он, – я с Сатаной не имею никаких дел. А ваше здоровье и самочувствие – наша первостепенная забота. Всякий альтруизм есть хорошо продуманный эгоизм, если выразиться проще. А если выразиться сложнее, то истинный правитель ради благополучия собственного государства всегда должен быть готов заложить душу дьяволу. Вас это не коробит?
– Мне кажется, граф, что я вас поняла, – тихо сказала царевна, – но ведь... но ведь это – страшно.
– Что поделать, дорогая Софья Алексеевна, требует жертв не только красота, – ответил полковник.
Глава 17. Гея. 1698.
Государственный переворот
Утро 12 августа выдалось пасмурным, что вполне отвечало желаниям заговорщиков. В пять часов небо было еще серым, словно полоумный художник готовил палитру для картины «Круглая серота». На Красной площади горели костры, разгонявшие предрассветный сумрак и утреннюю сырость. По всей площади было не более десятка стрельцов. Утомленные ночным бодрствованием и основательно продрогшие, они топтались у костров, разминая затекшие за ночь спины и шеи.
Внезапно на площадь выкатила яркая карета, запряженная шестеркой гнедых. Факелы, горевшие в держателях по бокам, вырывали ее из темноты. Она быстро подъехала к кострам и остановилась немного дальше. Стрельцы моментально похватали бердыши и стали полукругом. Десятник Иван Пстыга взял заряженный мушкет и, проклиная все на свете, побрел к экипажу. Дверка кареты была открыта, затеняя факел так, что утренний полумрак не позволял рассмотреть внутри вообще ничего.
Десятник, чертыхаясь на то, что не взял с собой головню, спросил:
– Кто едет? – молчание было ему ответом.
Недоумевая, кто это мог так странно пошутить, он заглянул внутрь. Страшный удар, нанесенный прямо в лоб чем-то тяжелым и тупым, моментально лишил его сознания.
– Работаем! – скомандовал Костя. Шестерка бойцов выбросила свои тренированные тела из кареты и бросилась на стрельцов. «Вихри» в их руках весело затрещали, сбивая ничего не понимающих стрельцов наземь. Пятнадцать секунд – и площадь оказалась пустынной. Старший лейтенант Волков сплюнул от отвращения к этой гнусной бойне и поставил автомат на предохранитель. Затем взглянул в ноктовизор.
– Спасские ворота, работаем дубинами, – приказал он, – там только двое.
– Командир, – тихо сказал Петя Листьев, – бля, не могу я в этих идиотов из автомата пулять! У них ведь только топоры!
– Верно, старшина, – зло проговорил Костя, – и я тут полностью с тобой согласен. Но лучше тихо прибить десяток, чем громко сотню.
– Тоже верно, – процедил Петя, – ну что ж, во имя справедливости!
– And justice for all! «И справедливым для всех!» (англ.) – последние слова из присяги американского президента. Так же называется одноименный альбом метал-группы «Металлика» от 1987 года.
– буркнул Иннокентий. – Меняю губную гармошку на пулемет «Максим».
– В колонну по одному становись! – скомандовал старший лейтенант. Бойцы навострили уши в ожидании следующей команды.
– Приготовиться к бегу! – неожиданно произнес Костик. Опешившие парни моментально расстегнули верхние пуговицы.
– Бегом марш!
Оторопевшие стрельцы наблюдали, как из темноты появилась ровная линия людей, одетых в странные одежды и бегущая под одобрительные возгласы старшего:
– Резче! Держать темп! Держать дистанцию! Здорово, служивые!
Вместе с этой фразой на выдохе последовал удар дубинкой по затылку – хорошо приложившись, таким ударом можно как минимум оставить человека навечно слепым. Одновременно Денис Булдаков нанес удар другому стрельцу, стоящему слева. Оставив после себя два распластанных тела, странная команда побежала дальше, минуя покосившиеся избы приказов и стены Благовещенского собора.
На красном крыльце государева дворца стояло несколько рейтар – стрельцам святую святых охранять не доверяли. Немцы негромко переговаривались между собой, стараясь беседой скоротать оставшиеся несколько часов дежурства. Заметив незнакомых людей, они похватали заряженные мушкеты и прицелились в силуэты людей, выплывавших из туманного утра.
– Дьявол! – выругался Константин и отдал команду: – На поражение!
Колонна мгновенно перестроилась в цепь и заговорили пистолеты-пулеметы «Вихрь» – оружие, взятое из запасников Базы. Высокие пробивные способности пуль пистолета-пулемета позволяют пробивать на расстоянии в двести метров бронежилет из тридцати слоев кевлара и двух титановых пластин, толщиной по полтора миллиметра. Либо, соответственно, пробивается шестимиллиметровая стальная пластина с сохранением убойной силы за преградой.
Кирасы рейтар не были рассчитаны на патрон СП-6, и хотя на оружие были навернуты глушители, уменьшающие начальную скорость пули, с тридцати метров эти. самые пули кирасы остановить не смогли. Восемь рейтар нашли успокоение на красном крыльце, а шестерка бойцов, сменив магазины, ворвалась во дворец.
Стража уничтожалась быстро и беспощадно, выскакивающие из-под лестниц и темных чуланов карлики и шуты ногами и прикладами водворялись обратно, пытавшаяся мешать челядь была согнана пинками и дубинками в пустую кладовую и заперта там.
Льва Кирилловича Нарышкина и Петра Матвеевича Апраксина выволокли из опочивален и притащили в Грановитую палату. Туда же вскоре привели и царицу Евдокию. Царевича Алексея решили не будить – пусть восьмилетнее дитя поспит.
К шести часам утра все было кончено. Полк Ревенантов Эрнесто Че Гевары по сквозному каналу был переправлен с лайнера «Ястребов», курсирующего у берегов Эстляндии. Че Гевара, заросший бородой мужик, доложил Константину о своем прибытии и попросил дальнейших указаний. Вместе с полком Че Гевары извращенец Пол Пот перебросил на территорию Кремля и две БМД вместе с механиками-водителями. В дизтопливе недостатка не было, так как скрытое хранилище располагалось как раз у Рейтарского приказа.
– Стеречь строго, наблюдать, – не полез за мыслями в голову Костя, – в Кремль отворить лишь Спасские ворота. Всех впускать, никого не выпускать. И вообще, не выходить за радиус квадрата своей зоны! Ясно?
Че Гевара молча кивнул и поспешил на Кремлевскую площадь – давать инструкции. Волков же по рации связался с отцом и сообщил, что Кремль взят.
– Отличная новость, сынок! – обрадовался Андрей Константинович. – Мы с Софьей Алексеевной по тихой грусти сейчас будем. Пока излишнего оживления в Москве не замечено?
– Откуда то оживление, господин полковник? – засмеялся Костя. – Народ тут харю за ворота высовывает лишь после того, как к заутрене позвонят.
– Ладно, до встречи, старлей! – буркнул в трубку отец и дал отбой.
Костя засунул рацию в нагрудный карман, застегнул клапан, а затем обратился к плененным людям, как будто в первый раз увидел:
– Ну, что, господа и дамы? Нацарствовались, пора и честь знать... А, господин Нарышкин? Лев Кириллович, не прячь харю-то! Ты ж у нас первый министр... Скажи чего!
– Государыня повыше меня сидит! – буркнул опухший ото сна дядя царя. – Я знать вас не знаю, чьи вы люди и чего хотите.
– Ого! – воскликнул Костя. – Мужик за бабью юбку прячется! Ах, извините, министр за царскую мантию! А вы спрашивали царицу, когда немцам на откуп торговлю вином отдавали и казну – в свою кубышку? Сопишь, глист дрессированный!
Лев Кириллович ничего не соображал. Во-первых, он поздно лег почивать, а накануне пьянствовал с торгашами из Кукуя, а во-вторых, соображал он вообще туго. Больше жил интуитивно, чем по уму и логике. Евдокия Федоровна тоже не отличалась большим умом. Существовала на примитивных желаниях: кушать, спать, любить – голая физиология. Правда, со времени смерти Натальи Кирилловны проснулась в ней еще одна жажда – жажда управления. Но не имея ни навыков, ни образования, ни просто житейской смекалки, она в роли владычицы смотрелась и вовсе прискорбно.
Единственным из этой тройки, кто представлял для наших героев интерес, был Петр Матвеевич Апраксин, кто пошел за Петром, дабы не пойти за сестрой Марфой – женой царя Федора Алексеевича. Сестра его была заключена в Успенском монастыре, где проводила свое время в грусти, печали и одиночестве, поскольку, как и Софье Алексеевне, сношения с внешним миром были ей запрещены.
– Петр Матвеевич, с вами разговор будет особый, – тихо сказал старший лейтенант, – вы можете сесть вон на ту скамью. Позже с вами поговорят.
– Кто? – настороженно спросил будущий граф.
– Одна ваша хорошая знакомая, – ответил парень.
– Софья? – вздрогнул Апраксин.
Костя лишь усмехнулся. В палату вошло несколько Ревенантов и их старший отрапортовал, что сеньор Че Гевара отправил их в распоряжение старшего лейтенанта Волкова.
– Очень хорошо! – сказал Костя и отправил их всех на экскурсию по дворцу. Необходимо было точно выяснить, что никого из посторонних нету в этой системе теремов – скоплении деревянных и каменных зданий, соединенных лестницами, коридорами и галереями.
В Грановитую палату быстрым шагом вошел дьяк Иванов.
– Константин Андреевич, царевна и господин полковник у Красного крыльца! – произнес он взволнованно.
– На караул! – скомандовал он пятерым своим бойцам, а сам двинулся навстречу прибывшим.
Сойдя с лестницы, он невольно подавил возглас удивления. Впереди шел полковник, наряженный в парадную форму старого образца для ВДВ – синий костюм, золоченые погоны с аксельбантом, белая рубашка и надраенные до зеркального блеска сапоги. Справа на портупее болталась парадная офицерская шашка – пять кило тупого бесполезного металла плюс ножны. За ним шла Софья Алексеевна в атласном наряде ослепительно белого цвета. Волосы ее были убраны под сеточку, состоящую из нескольких ниток жемчуга. Под руку она держала Ростислава, облаченного в черный смокинг с непременной бабочкой на шее. Бабочкой, естественно, из черного бархата. За ними величественно шагали в парадных одеждах будущие министры – надежда и опора Русского государства: князья Одоевский, Глинский. Барятинский да боярин Басманов.
Строевым шагом Константин подошел к отцу и доложил:
– Товарищ полковник, ваше приказание выполнено! Арестованных трое: Лев Нарышкин, Петр Апраксин да царица Евдокия, великая якобы.
– Благодарю за службу, капитан! – улыбнулся Андрей Константинович, – Что-то ты засиделся у меня в старлеях... Софья Алексеевна, прошу вас!
Софья, гордая и величественная, пошла впереди. Остальные неспешно тронулись за ней. Войдя в Грановитую палату, она шумно вздохнула и, пробормотав: «Спасибо тебе, Господи», подошла к невестке.
– Ну, здравствуй, Дуня! – тоном оперуполномоченного сказала она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38