Если при Брежневе был застой, при Хрущеве – всеобщая кукуризация, при Сталине – культ личности, то сказать, что при Ленине – всеобщий террор, это заставить людей круто задуматься: в какой же сволочной стране им довелось родиться! Нельзя так пугать народ. Он, чего доброго, смуту устроить может. Правда, отбили за время советской власти людям охоту дурить, а современные Степаны Разины, Емельяны Пугачевы, Степаны Болотниковы и прочие с детства содержатся в спецприемниках. Кто в СИЗО, кто на вольном поселении, кто в психушке. Вся же остальная протоплазма, являясь глубоко пассивной, жадно смотрит в рот очередного поводыря и радостно пускает пузыри ностальгии. Виват, Хулио Иглесиас! Ностальжи!
Отец Иглесиас, хули вы?
– Как тебя зовут, эй?! – Шепот настойчивой соседки оторвал Ростислава от отнюдь не прокоммунистических размышлений.
– Чего тебе? – обернулся он к ней.
– Ты где витаешь, парень? – изумленно выдохнула Инга. – Я спрашиваю, как твое имя.
– Ростислав Каманин, – пожал плечами он, – можно просто Ростислав.
– Замечательно! – фыркнула девушка. – Так и до паралича языка недолго.
– Нонсенс! – парировал парень. – Особенно у женщин.
Инга обиженно отвернулась и принялась записывать кирилловскую белиберду. Ростислав прислушался к монотонному гудению профессора. Подружка с третьего курса шепнула, что этот мальчик – очень перспективен. Папа – профессор, а это что-то значит даже по нынешним смутным временам. И если Инга не собирается возвращаться после института в свой Бобруйск, то пусть делает выводы. Выводы же пока были неутешительны. Самодовольный маленький (не по внешним данным, а по возрасту) засранец не обращал на рядом сидящую красавицу внимания совершенно, витая где-то в облаках.
– Вот вы думаете, что такой предмет, как История КПСС, теперь не нужен, – томил душу Кириллов, – а вместе с тем, это – предмет легкий. Неужели вам в зачетке помешает лишняя «пятерка», которая в конечном итоге скрасит средний балл?
Ростислав, вспоминая эту нуду, зло сплюнул. Если бы по такому принципу преподавали в Сорбонне! Там физикам преподавали физику и математику, а не историю развития капитализма в России, которую с таким увлечением писал Вовка Гаврош, надеясь, что она станет бестселлером. Вообще-то Историю КПСС преподавали, видимо, для того, чтобы труды почившего в бозе вождя хоть кто-то, да читал.
Кстати, в школе им долбили, что труды Ленина – вторые на месте по популярности во всем мире. После Агаты Кристи, разумеется. Был еще точно такой больной психопат – Фридрих Ницше. Ну он-то про Заратустру не шестьдесят томов настрочил! Вот такая тут «Генеалогия морали!»
– Эй! Ты чего не пишешь? – позабыв обиду, снова спросила девушка.
– Раньше не у всех ребят были тетрадка и букварь, – буркнул Ростислав, – а теперь тетрадей много, чтобы их марать всякой ерундой! Легче тебе станет, если ты узнаешь, в каком году созывался Второй Интернационал?
– Но ведь кругозор, эрудиция, экзамены, в конце концов!
– Ты на физ или истфаке учишься? Голова все равно не в состоянии впитать полсотни томов ленинских работ. А если и впитаешь, то будешь всех поражать своей эрудицией?
– И откуда ты такой умный в четырнадцать лет?
– Родили меня такого! – недовольно заворчал парень. – Ну, чего пристала?
– А, понятно! У тебя еще фаза полового созревания не закончилась! – протянула Инга.
Профессор внутри Ростислава едва не сходил по-маленькому. Тело же ехидно осведомилось:
– С чего ты это решила?
– Ты еще девушками не начал интересоваться! Тем более красивыми.
– Это ты-то красивая? – подколол ее Ростислав. – По мне так обычная девчонка! Старая к тому же...
Инга, которая считалась на факультете одной из первых красавиц, обиженно надула губы и уткнулась в конспект.
Выходя после четвертой пары из универа, Ростик заметил ее, беседующей с одним из парней-старшекурсников. Увидев его, она демонстративно положила руку ему на плечо и широко улыбнулась. Ростик пожал плечами и прошел мимо. Когда он скрылся из виду, Инга убрала руку и прошипела:
– Проучить бы его!
Парень флегматично пожал плечами:
– Ну, во-первых, он сын завкафедрой ядерной физики, на которой я имею неплохие шансы остаться в аспирантуре. Во-вторых, плечи у него тоже немаленькие. А в-третьих, если ты в него втрескалась, то таким путем ничего не добьешься. В-четвертых, если неправильно «в-третьих» и если ты хочешь стать невесткой профессора Каманина, то действовать нужно совсем не так.
– Все вы сволочи и подонки! – бросила Инга и побежала вслед за Ростиславом.
– Да, мы такие! – грустно улыбнулся Руслан. – Это же физфак. И не подонки, а реалисты.
Ростик стоял у киоска «Мороженое» и лопал пятую порцию эскимо. Отец без лишних слов отдавал ему четверть своей зарплаты, ибо сынуля здорово помогал ему с расчетами и прочей дребеденью. Так что Ростислав мог себе позволить и кутнуть. Карманные деньги плюс стипендия составляли около двухсот рублей в месяц, а это выходило равным окладу хорошего инженера на хорошем заводе.
– Как ты можешь есть это в двадцатиградусный мороз? – раздался сзади знакомый до отвращения голос.
– Вот так вот и жрем-с! – ответил он, не оборачиваясь. – Трескаем помалу.
Ростик любил вот так вот запросто навернуть десяток порций, не отходя от кассы. Тем более что в его времени это было удовольствием дороговатым и подавалось на десерт в лучших семьях Москвы.
– Что, Руслан уже ушел? – деловито осведомился он. – Или, пардон, ты ушла?
– Необязательно быть таким противным! – сказала она. – Давай сегодня в кино сходим!
Каманин пожал плечами. Он не любил синематограф. Ни в прошлой жизни, ни в этой. К тому же его раздражали большие скопления людей. Он-то и универ едва терпел.
– Не хочу я в кино, – спокойно сказал он. Лицо Инги опасно вытянулось. Разочарование отчетливо проступило на красивом, умело накрашенном лице. Увидев это, Ростик предложил: – Есть альтернативный вариант. Погоди, не криви губы. Сейчас зайдем в Троицкое, пообедаем в одном тихом трактирчике, а затем пойдем ко мне. Если ты так любишь кино, посмотрим видик. Там прикольная комедия со Шварцем есть. «Близнецы» называется. Ты, кстати, где живешь? Мы с отцом могли бы тебя потом отвезти. Ну как?
– Вообще-то в Троицком я еще не была... – мечтательно проговорила Инга. – Но ведь завтра коллоквиум по физике.
– А, ерунда! Я тебе помогу. Прямо дома подготовимся. Там Машуля обещала пиццу испечь к вечеру. Гигантскую. Идешь, нет?
– Иду. Не в «пятерку» же переться... Я сама из Бобруйска вообще-то... Но как-то неудобно получается.
– Неудобно у декана на пиво просить! – злобно отшутился Каманин. – А ты по ежевечерним макаронам соскучилась, или чем вы там питаетесь?
– «Харчо», «Свекольник» и ячневая каша. Чего скривился?
– Тебе просто необходимо попасть в Троицкое, – уверенно заявил парень.
– А, черт с ним! Поехали! Не каждый день девушку водят в Троицкое!
– Ты девушка красивая, как сама утверждаешь. Могла бы хоть каждый день ходить туда, – съехидничал парень. Инга так посмотрела на него, что он подумал, не переборщил ли.
– За все нужно платить. Всякий норовит прикоснуться туда, где помягче. За три рубля-то! Лучше макароны!
– Ну, я тебя трогать за всякие там места не собираюсь. Еще несовершеннолетний.
Ребятки помолчали.
– А кто эта Машуля? – невинно осведомилась Инга. – Сестра, домработница... подруга, может?
Ростик неожиданно издал губами очень неприличный звук. Сконфузившись, он посмотрел на девушку.
– Мачеха. Молодая, симпатичная мачеха. Тридцать три годика! Родила отцу девять лет назад близняшек: Светку с Галкой. А домработницы мы не держим уже одиннадцать лет – с тех пор, как папа женился.
Инга задумалась.
– А мама твоя где? Извини, если покажусь нескромной...
– Да нет! Все нормально. Уехала в Израиль, когда мне было полгодика. Вместе с Полиной – моей сестричкой-двойняшкой. Недавно мне Полина фото прислала – белые люди на берегу Красного моря. Она и мамаша с каким-то очкастым евреем дыню трескают. Флаг им в задницу! Который со звездой Соломона, – уточнил парень.
– А, не расстраивайся. У меня вообще один брат – прыщавая сволочь лет тринадцати. Но за мной уже в ванной пытается подсматривать, понимаешь?
– Понимаешь. Отчего не посмотреть, когда есть на что, – хмыкнул Ростислав, – вон, «четвертак» стоит. Поехали!
Они вскочили в двери троллейбуса «двадцать пятого» маршрута и спустились на заднюю площадку – излюбленное место молоденьких парочек. Там, кстати, Ростик мог стоять почти в полный рост.
– Кажется, общественный транспорт – не самое удобное для тебя место, – заметила Инга, слегка обнимая его за талию.
– В такси еще хуже, – признался Ростик, – вырасту, куплю себе «Яву». По крайней мере головой в крышу не упираешься. А то можно будет и старенький «Харлей» прикупить. Вот это транспорт!
– Не приведи господь, такой рост! – вздохнула девушка.
Троллейбус тряхнуло. Ингу бросило на Ростика. Она ткнулась лицом в его водолазку и, отпрянув, пробормотала:
– Что за запах незнакомый? Как называется?
Парень пожал плечами.
– «Аляска». Папа из Испании привез.
– Крутизна-а-а! – протянула Инга. – Куда нам, простым смертным...
Ростислав мгновенно отстранился.
– Инга, я не виноват, что в такой семье родился. Родился бы в другой, пах бы «Тройным», как и все нормальные люди.
– Извини. По-моему, наша остановка.
– «Ёперный театр»?
– Она самая. Выходим, что ли?
– И быстренько. – Ростик аккуратно вышел из троллейбуса, следя за тем, чтобы головою не снести поручень, и, галантно подав даме руку, дополнил: – В этот час в моем погребке народу мало. Ручаюсь, тебе там понравится.
«Погребок» оказался совсем не погребком, приличным кафе на втором этаже недавно реконструированного домика. В просторном помещении царил полумрак, в котором, уверенно ориентируясь, сновали официантки. Лилась негромкая музыка, а голос Марка Нопфлера придавал этой атмосфере таинственности особый колорит.
– Что это играет, интересно? – поежилась Инга. – Аж мурашки по коже забегали!
– «Brothers in Arms», «Dire Straits», – ответил Ростик, – мне тоже нравится. Что будем брать. И не стесняйся – я угощаю.
– По какому праву, интересно? – лукаво глянула на него Инга.
– Ну... Я все-таки мужчина, да еще имеющий, кроме стипендии, побочный источник дохода. Короче, принцесса! Вот меню, будь добра – выбирай!
– Интересно-интересно! – протянула девушка, беря в руки листок бумаги, исписанный крупными (чтобы посетители могли разобрать в полумраке) буквами. – Ну вот, например, салатик из кальмаров я бы попробовала первый раз в жизни. К нему цыплячью ногу с картофельным пюре и маленькую смаженку с грибами.
– А на десерт? – равнодушно поинтересовался парень.
– На десерт, – девушка задумалась, – на десерт пусть будет клубничное желе и мороженое с лимонным ликером! Я не слишком обнаглела?
– Успокойся! Копеек у меня хватит. В самом деле, что ты так нервничаешь!
К ним подошла официантка, и Ростислав без запинки отбарабанил заказ Инги.
– А вам что? Как обычно? – спросила официантка, знавшая Каманина как постоянного клиента в лицо уже давно.
– Да уж будьте так добры, Наташа, – кивнул головой парень.
Инга в ожидании заказа принялась рассматривать окружающую обстановку. В зале, размером приблизительно десять на шесть метров, стояло около дюжины столиков. Заняты из них были всего три, что полностью подтверждало слова Каманина. В заведении был «мертвый час» – время между обедом и ужином.
Вскоре официантка вернулась с подносом и выставила перед Ингой ее заказ. Пробормотав: «Одну минутку, молодой человек», – она легким шагом заторопилась на кухню, откуда вскоре вернулась с подносом, загруженным раза в два основательнее.
– Прошу прощения, молодой человек, ну вы и жрете, – с чувством произнесла Инга, когда Наталья, выставив на стол гору снеди, вернулась к себе за стойку.
– Большому кораблю, – повторил хазановскую шутку Ростислав, – семь футов под килем.
Сказав это, он принялся за еду. У принявшейся считать блюда Инги от обалдения полезли на лоб глаза. Напротив Ростика слева направо расположились: огромный кусок пиццы с грибами и колбасой; громадный бифштекс с тройной порцией картофельного пюре; не менее пол-литра «оливье» в хрустальной салатнице; селедочница с разделанной упитанной селедкой под уксусом и украшенная колечками золотистого лука; в приличных размеров розетке красовалась тройная порция мороженого, щедро политая тархуновым сиропом. Рядом со всем этим, как на параде, выстроились три бутылки кока-колы, запотевшие, только что из холодильника.
– Благослови, Господь, пожирающих дары твои! – прошептала девушка и принялась за еду. Ростислав благовоспитанно налегал напротив.
– Кофе будешь? – спросил он, промокая салфеткой губы. Инга подняла на него глаза. Содержимое его заказа успело перекочевать к нему в желудок прежде, чем она успела покончить с желе.
Сиротливо стояли три пустые бутылки на 0,33 литра, блестела очищенная хлебным мякишем салатница, да горько плакала тарелка, на которой пятнадцать минут назад располагался чемпион среди бифштексов в самом тяжелом весе. Зато заметно повеселевший Ростислав благодушно рассматривал девушку, робко уплетающую свой первый в жизни полноценно-роскошный обед.
– Ну чего ты так пялишься, – промурлыкал он, – во мне больше двух метров росту и раза в два поболее весу, чем в тебе. Так неужто я должен на птичьей норме сидеть? Страшно, Маугли?
– Прости! – Инга покраснела. Она ни к селу ни к городу вдруг вспомнила разговор, состоявшийся в их комнате пару дней тому назад.
К ним в поисках опохмельного пива забрела одна из старшекурсниц из «двойки» – общаги, расположенной рядом с их «пятеркой».
– Запомните, бабы! – авторитетно поучала их умудренная опытом «сестричка». – Какой у мужика аппетит за столом, такой и в постели. Еще пиво есть?
– Эй, ты где? – донесся до нее голос Каманина. – Перестань скрести ложкой пустую розетку. Если хочешь еще мороженого, то сейчас закажем!
– Извини, – повторилась девушка, – просто задумалась. Все так необычно: музыка, вкусная еда, вообще... Спасибо, Ростик! Я так здорово еще никогда не сидела.
Каманин расплатился, они попрощались с официанткой, получив приглашение приходить еще, и вышли на улицу. Было начало пятого вечера.
– Интересно, – вдруг произнесла Инга, – во что тебе обошелся этот, с позволения сказать, обед?
– Смешная сумма – семь рублей, – тоном Остапа Бендера произнес Ростислав, – для меня, как для постоянного посетителя, скидка. Хотя скидку таким образом заполучить очень трудно. Признаюсь как на духу – я им починил СВЧ-комбайн. Вызов специалиста из ФРГ обошелся бы им гораздо дороже. У нас ведь пока гарантийных мастерских на импортную технику почти нет, а те, что есть, завалены заказами.
Нынче профессор Каманин проживал на престижной улице имени Пулихова, в роскошной пятикомнатной квартире. Перспективному профессору с видами на академика полагался отдельный кабинет, спальня, спальня для сына, спальня для близнецов, плюс теоретическая комната для домработницы. Итого пять комнат. Отдельно нужно сказать о кухне. Во времена всемирного «кукурузника», Никиты свет Сергеевича, считалось, что люди будущего (коммунизма) будут питаться в столовых, а на «куфню» забредать рано утром и поздно вечером в поисках чайку. Посему максимально отводимое место под этот едва ли не самый важный уголок дома выражалось скромной цифрой, в шесть квадратных метров, на которых двум стоящим человекам и холодильнику приходилось весьма туговато и тесно, словно танкеру «Сиввайз Джайент» в Суэцком канале.
Опять-таки в целях экономии вертикальной канализации (так называемых стояков) рядом с кухней располагался санузел, создававший множество пикантных ситуаций. В то время, когда один человек на «куфне» совершал процесс принятия пищи внутрь, другой в санузле занимался делом таки совершенно обратным, причем второй старался не обращать внимание на чавканье, доносившееся с «куфни» через тонкую стенку, а первый этим самым чавканьем старался изо всех сил заглушить мощный саунд, доносившийся из санузла.
Элита подобных «удовольствий», разумеется, была лишена. Туалет, как и положено, располагался в самом конце коридора, недалеко от спален, а кухня (не «куфня») имела подобающий шестнадцатиметровый размер и позволяла, не напрягаясь, усесться за стол человекам десяти. Стол, естественно, стоял посредине, словно на американских буклетах. Вся квартира Каманиных имела «полезную площадь» в сто двадцать квадратных метров, тридцать из которых отводилось род зал (комнату для приема гостей).
Попавшей в первый раз в подобную квартирку Инге показалось, что она очутилась в повести Булгакова «Собачье сердце». Тем более увидев на двери бронзовую табличку с тисненой надписью:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
Отец Иглесиас, хули вы?
– Как тебя зовут, эй?! – Шепот настойчивой соседки оторвал Ростислава от отнюдь не прокоммунистических размышлений.
– Чего тебе? – обернулся он к ней.
– Ты где витаешь, парень? – изумленно выдохнула Инга. – Я спрашиваю, как твое имя.
– Ростислав Каманин, – пожал плечами он, – можно просто Ростислав.
– Замечательно! – фыркнула девушка. – Так и до паралича языка недолго.
– Нонсенс! – парировал парень. – Особенно у женщин.
Инга обиженно отвернулась и принялась записывать кирилловскую белиберду. Ростислав прислушался к монотонному гудению профессора. Подружка с третьего курса шепнула, что этот мальчик – очень перспективен. Папа – профессор, а это что-то значит даже по нынешним смутным временам. И если Инга не собирается возвращаться после института в свой Бобруйск, то пусть делает выводы. Выводы же пока были неутешительны. Самодовольный маленький (не по внешним данным, а по возрасту) засранец не обращал на рядом сидящую красавицу внимания совершенно, витая где-то в облаках.
– Вот вы думаете, что такой предмет, как История КПСС, теперь не нужен, – томил душу Кириллов, – а вместе с тем, это – предмет легкий. Неужели вам в зачетке помешает лишняя «пятерка», которая в конечном итоге скрасит средний балл?
Ростислав, вспоминая эту нуду, зло сплюнул. Если бы по такому принципу преподавали в Сорбонне! Там физикам преподавали физику и математику, а не историю развития капитализма в России, которую с таким увлечением писал Вовка Гаврош, надеясь, что она станет бестселлером. Вообще-то Историю КПСС преподавали, видимо, для того, чтобы труды почившего в бозе вождя хоть кто-то, да читал.
Кстати, в школе им долбили, что труды Ленина – вторые на месте по популярности во всем мире. После Агаты Кристи, разумеется. Был еще точно такой больной психопат – Фридрих Ницше. Ну он-то про Заратустру не шестьдесят томов настрочил! Вот такая тут «Генеалогия морали!»
– Эй! Ты чего не пишешь? – позабыв обиду, снова спросила девушка.
– Раньше не у всех ребят были тетрадка и букварь, – буркнул Ростислав, – а теперь тетрадей много, чтобы их марать всякой ерундой! Легче тебе станет, если ты узнаешь, в каком году созывался Второй Интернационал?
– Но ведь кругозор, эрудиция, экзамены, в конце концов!
– Ты на физ или истфаке учишься? Голова все равно не в состоянии впитать полсотни томов ленинских работ. А если и впитаешь, то будешь всех поражать своей эрудицией?
– И откуда ты такой умный в четырнадцать лет?
– Родили меня такого! – недовольно заворчал парень. – Ну, чего пристала?
– А, понятно! У тебя еще фаза полового созревания не закончилась! – протянула Инга.
Профессор внутри Ростислава едва не сходил по-маленькому. Тело же ехидно осведомилось:
– С чего ты это решила?
– Ты еще девушками не начал интересоваться! Тем более красивыми.
– Это ты-то красивая? – подколол ее Ростислав. – По мне так обычная девчонка! Старая к тому же...
Инга, которая считалась на факультете одной из первых красавиц, обиженно надула губы и уткнулась в конспект.
Выходя после четвертой пары из универа, Ростик заметил ее, беседующей с одним из парней-старшекурсников. Увидев его, она демонстративно положила руку ему на плечо и широко улыбнулась. Ростик пожал плечами и прошел мимо. Когда он скрылся из виду, Инга убрала руку и прошипела:
– Проучить бы его!
Парень флегматично пожал плечами:
– Ну, во-первых, он сын завкафедрой ядерной физики, на которой я имею неплохие шансы остаться в аспирантуре. Во-вторых, плечи у него тоже немаленькие. А в-третьих, если ты в него втрескалась, то таким путем ничего не добьешься. В-четвертых, если неправильно «в-третьих» и если ты хочешь стать невесткой профессора Каманина, то действовать нужно совсем не так.
– Все вы сволочи и подонки! – бросила Инга и побежала вслед за Ростиславом.
– Да, мы такие! – грустно улыбнулся Руслан. – Это же физфак. И не подонки, а реалисты.
Ростик стоял у киоска «Мороженое» и лопал пятую порцию эскимо. Отец без лишних слов отдавал ему четверть своей зарплаты, ибо сынуля здорово помогал ему с расчетами и прочей дребеденью. Так что Ростислав мог себе позволить и кутнуть. Карманные деньги плюс стипендия составляли около двухсот рублей в месяц, а это выходило равным окладу хорошего инженера на хорошем заводе.
– Как ты можешь есть это в двадцатиградусный мороз? – раздался сзади знакомый до отвращения голос.
– Вот так вот и жрем-с! – ответил он, не оборачиваясь. – Трескаем помалу.
Ростик любил вот так вот запросто навернуть десяток порций, не отходя от кассы. Тем более что в его времени это было удовольствием дороговатым и подавалось на десерт в лучших семьях Москвы.
– Что, Руслан уже ушел? – деловито осведомился он. – Или, пардон, ты ушла?
– Необязательно быть таким противным! – сказала она. – Давай сегодня в кино сходим!
Каманин пожал плечами. Он не любил синематограф. Ни в прошлой жизни, ни в этой. К тому же его раздражали большие скопления людей. Он-то и универ едва терпел.
– Не хочу я в кино, – спокойно сказал он. Лицо Инги опасно вытянулось. Разочарование отчетливо проступило на красивом, умело накрашенном лице. Увидев это, Ростик предложил: – Есть альтернативный вариант. Погоди, не криви губы. Сейчас зайдем в Троицкое, пообедаем в одном тихом трактирчике, а затем пойдем ко мне. Если ты так любишь кино, посмотрим видик. Там прикольная комедия со Шварцем есть. «Близнецы» называется. Ты, кстати, где живешь? Мы с отцом могли бы тебя потом отвезти. Ну как?
– Вообще-то в Троицком я еще не была... – мечтательно проговорила Инга. – Но ведь завтра коллоквиум по физике.
– А, ерунда! Я тебе помогу. Прямо дома подготовимся. Там Машуля обещала пиццу испечь к вечеру. Гигантскую. Идешь, нет?
– Иду. Не в «пятерку» же переться... Я сама из Бобруйска вообще-то... Но как-то неудобно получается.
– Неудобно у декана на пиво просить! – злобно отшутился Каманин. – А ты по ежевечерним макаронам соскучилась, или чем вы там питаетесь?
– «Харчо», «Свекольник» и ячневая каша. Чего скривился?
– Тебе просто необходимо попасть в Троицкое, – уверенно заявил парень.
– А, черт с ним! Поехали! Не каждый день девушку водят в Троицкое!
– Ты девушка красивая, как сама утверждаешь. Могла бы хоть каждый день ходить туда, – съехидничал парень. Инга так посмотрела на него, что он подумал, не переборщил ли.
– За все нужно платить. Всякий норовит прикоснуться туда, где помягче. За три рубля-то! Лучше макароны!
– Ну, я тебя трогать за всякие там места не собираюсь. Еще несовершеннолетний.
Ребятки помолчали.
– А кто эта Машуля? – невинно осведомилась Инга. – Сестра, домработница... подруга, может?
Ростик неожиданно издал губами очень неприличный звук. Сконфузившись, он посмотрел на девушку.
– Мачеха. Молодая, симпатичная мачеха. Тридцать три годика! Родила отцу девять лет назад близняшек: Светку с Галкой. А домработницы мы не держим уже одиннадцать лет – с тех пор, как папа женился.
Инга задумалась.
– А мама твоя где? Извини, если покажусь нескромной...
– Да нет! Все нормально. Уехала в Израиль, когда мне было полгодика. Вместе с Полиной – моей сестричкой-двойняшкой. Недавно мне Полина фото прислала – белые люди на берегу Красного моря. Она и мамаша с каким-то очкастым евреем дыню трескают. Флаг им в задницу! Который со звездой Соломона, – уточнил парень.
– А, не расстраивайся. У меня вообще один брат – прыщавая сволочь лет тринадцати. Но за мной уже в ванной пытается подсматривать, понимаешь?
– Понимаешь. Отчего не посмотреть, когда есть на что, – хмыкнул Ростислав, – вон, «четвертак» стоит. Поехали!
Они вскочили в двери троллейбуса «двадцать пятого» маршрута и спустились на заднюю площадку – излюбленное место молоденьких парочек. Там, кстати, Ростик мог стоять почти в полный рост.
– Кажется, общественный транспорт – не самое удобное для тебя место, – заметила Инга, слегка обнимая его за талию.
– В такси еще хуже, – признался Ростик, – вырасту, куплю себе «Яву». По крайней мере головой в крышу не упираешься. А то можно будет и старенький «Харлей» прикупить. Вот это транспорт!
– Не приведи господь, такой рост! – вздохнула девушка.
Троллейбус тряхнуло. Ингу бросило на Ростика. Она ткнулась лицом в его водолазку и, отпрянув, пробормотала:
– Что за запах незнакомый? Как называется?
Парень пожал плечами.
– «Аляска». Папа из Испании привез.
– Крутизна-а-а! – протянула Инга. – Куда нам, простым смертным...
Ростислав мгновенно отстранился.
– Инга, я не виноват, что в такой семье родился. Родился бы в другой, пах бы «Тройным», как и все нормальные люди.
– Извини. По-моему, наша остановка.
– «Ёперный театр»?
– Она самая. Выходим, что ли?
– И быстренько. – Ростик аккуратно вышел из троллейбуса, следя за тем, чтобы головою не снести поручень, и, галантно подав даме руку, дополнил: – В этот час в моем погребке народу мало. Ручаюсь, тебе там понравится.
«Погребок» оказался совсем не погребком, приличным кафе на втором этаже недавно реконструированного домика. В просторном помещении царил полумрак, в котором, уверенно ориентируясь, сновали официантки. Лилась негромкая музыка, а голос Марка Нопфлера придавал этой атмосфере таинственности особый колорит.
– Что это играет, интересно? – поежилась Инга. – Аж мурашки по коже забегали!
– «Brothers in Arms», «Dire Straits», – ответил Ростик, – мне тоже нравится. Что будем брать. И не стесняйся – я угощаю.
– По какому праву, интересно? – лукаво глянула на него Инга.
– Ну... Я все-таки мужчина, да еще имеющий, кроме стипендии, побочный источник дохода. Короче, принцесса! Вот меню, будь добра – выбирай!
– Интересно-интересно! – протянула девушка, беря в руки листок бумаги, исписанный крупными (чтобы посетители могли разобрать в полумраке) буквами. – Ну вот, например, салатик из кальмаров я бы попробовала первый раз в жизни. К нему цыплячью ногу с картофельным пюре и маленькую смаженку с грибами.
– А на десерт? – равнодушно поинтересовался парень.
– На десерт, – девушка задумалась, – на десерт пусть будет клубничное желе и мороженое с лимонным ликером! Я не слишком обнаглела?
– Успокойся! Копеек у меня хватит. В самом деле, что ты так нервничаешь!
К ним подошла официантка, и Ростислав без запинки отбарабанил заказ Инги.
– А вам что? Как обычно? – спросила официантка, знавшая Каманина как постоянного клиента в лицо уже давно.
– Да уж будьте так добры, Наташа, – кивнул головой парень.
Инга в ожидании заказа принялась рассматривать окружающую обстановку. В зале, размером приблизительно десять на шесть метров, стояло около дюжины столиков. Заняты из них были всего три, что полностью подтверждало слова Каманина. В заведении был «мертвый час» – время между обедом и ужином.
Вскоре официантка вернулась с подносом и выставила перед Ингой ее заказ. Пробормотав: «Одну минутку, молодой человек», – она легким шагом заторопилась на кухню, откуда вскоре вернулась с подносом, загруженным раза в два основательнее.
– Прошу прощения, молодой человек, ну вы и жрете, – с чувством произнесла Инга, когда Наталья, выставив на стол гору снеди, вернулась к себе за стойку.
– Большому кораблю, – повторил хазановскую шутку Ростислав, – семь футов под килем.
Сказав это, он принялся за еду. У принявшейся считать блюда Инги от обалдения полезли на лоб глаза. Напротив Ростика слева направо расположились: огромный кусок пиццы с грибами и колбасой; громадный бифштекс с тройной порцией картофельного пюре; не менее пол-литра «оливье» в хрустальной салатнице; селедочница с разделанной упитанной селедкой под уксусом и украшенная колечками золотистого лука; в приличных размеров розетке красовалась тройная порция мороженого, щедро политая тархуновым сиропом. Рядом со всем этим, как на параде, выстроились три бутылки кока-колы, запотевшие, только что из холодильника.
– Благослови, Господь, пожирающих дары твои! – прошептала девушка и принялась за еду. Ростислав благовоспитанно налегал напротив.
– Кофе будешь? – спросил он, промокая салфеткой губы. Инга подняла на него глаза. Содержимое его заказа успело перекочевать к нему в желудок прежде, чем она успела покончить с желе.
Сиротливо стояли три пустые бутылки на 0,33 литра, блестела очищенная хлебным мякишем салатница, да горько плакала тарелка, на которой пятнадцать минут назад располагался чемпион среди бифштексов в самом тяжелом весе. Зато заметно повеселевший Ростислав благодушно рассматривал девушку, робко уплетающую свой первый в жизни полноценно-роскошный обед.
– Ну чего ты так пялишься, – промурлыкал он, – во мне больше двух метров росту и раза в два поболее весу, чем в тебе. Так неужто я должен на птичьей норме сидеть? Страшно, Маугли?
– Прости! – Инга покраснела. Она ни к селу ни к городу вдруг вспомнила разговор, состоявшийся в их комнате пару дней тому назад.
К ним в поисках опохмельного пива забрела одна из старшекурсниц из «двойки» – общаги, расположенной рядом с их «пятеркой».
– Запомните, бабы! – авторитетно поучала их умудренная опытом «сестричка». – Какой у мужика аппетит за столом, такой и в постели. Еще пиво есть?
– Эй, ты где? – донесся до нее голос Каманина. – Перестань скрести ложкой пустую розетку. Если хочешь еще мороженого, то сейчас закажем!
– Извини, – повторилась девушка, – просто задумалась. Все так необычно: музыка, вкусная еда, вообще... Спасибо, Ростик! Я так здорово еще никогда не сидела.
Каманин расплатился, они попрощались с официанткой, получив приглашение приходить еще, и вышли на улицу. Было начало пятого вечера.
– Интересно, – вдруг произнесла Инга, – во что тебе обошелся этот, с позволения сказать, обед?
– Смешная сумма – семь рублей, – тоном Остапа Бендера произнес Ростислав, – для меня, как для постоянного посетителя, скидка. Хотя скидку таким образом заполучить очень трудно. Признаюсь как на духу – я им починил СВЧ-комбайн. Вызов специалиста из ФРГ обошелся бы им гораздо дороже. У нас ведь пока гарантийных мастерских на импортную технику почти нет, а те, что есть, завалены заказами.
Нынче профессор Каманин проживал на престижной улице имени Пулихова, в роскошной пятикомнатной квартире. Перспективному профессору с видами на академика полагался отдельный кабинет, спальня, спальня для сына, спальня для близнецов, плюс теоретическая комната для домработницы. Итого пять комнат. Отдельно нужно сказать о кухне. Во времена всемирного «кукурузника», Никиты свет Сергеевича, считалось, что люди будущего (коммунизма) будут питаться в столовых, а на «куфню» забредать рано утром и поздно вечером в поисках чайку. Посему максимально отводимое место под этот едва ли не самый важный уголок дома выражалось скромной цифрой, в шесть квадратных метров, на которых двум стоящим человекам и холодильнику приходилось весьма туговато и тесно, словно танкеру «Сиввайз Джайент» в Суэцком канале.
Опять-таки в целях экономии вертикальной канализации (так называемых стояков) рядом с кухней располагался санузел, создававший множество пикантных ситуаций. В то время, когда один человек на «куфне» совершал процесс принятия пищи внутрь, другой в санузле занимался делом таки совершенно обратным, причем второй старался не обращать внимание на чавканье, доносившееся с «куфни» через тонкую стенку, а первый этим самым чавканьем старался изо всех сил заглушить мощный саунд, доносившийся из санузла.
Элита подобных «удовольствий», разумеется, была лишена. Туалет, как и положено, располагался в самом конце коридора, недалеко от спален, а кухня (не «куфня») имела подобающий шестнадцатиметровый размер и позволяла, не напрягаясь, усесться за стол человекам десяти. Стол, естественно, стоял посредине, словно на американских буклетах. Вся квартира Каманиных имела «полезную площадь» в сто двадцать квадратных метров, тридцать из которых отводилось род зал (комнату для приема гостей).
Попавшей в первый раз в подобную квартирку Инге показалось, что она очутилась в повести Булгакова «Собачье сердце». Тем более увидев на двери бронзовую табличку с тисненой надписью:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38