Затем «Геркулес» набрал высоту 900 футов для последнего захода – были сброшены новые нарты взамен разбитых в пути по неровному льду еще на пути к Северному полюсу. Сейчас путешественникам предстояло пройти еще немало миль по торосистому льду. Впереди на их пути приблизительно на полмилю простиралась ледяная гряда, представлявшая для них серьезное препятствие. Им придется прорубать извилистую тропу, сделать ее достаточно широкой, чтобы нарты могли пройти среди торосистого льда, – изнурительная работа при 30° мороза. Когда мы улетали, командир самолета Роннинг так расценил ледовые условия: «Мне крайне неприятно свидетельствовать об этом, но на протяжении ближайших 50–100 миль лед, видимо, очень неровный». Херберт ответил: «Это плохие новости». Более благоприятные ледовые условия, с которыми партия столкнулась, пройдя полюс, очевидно, кончились. Они прошли от полюса 140 миль меньше, чем за две недели, и находятся сейчас примерно в 600 английских милях от Шпицбергена, до которого они надеются добраться к середине июня, до вскрытия льдов. Херберт сказал мне: «С тех пор как мы покинули полюс, ничто нас не задерживало, пока мы не остановились вчера вечером, чтобы подготовиться к принятию груза, сбрасываемого вами. Когда радиосвязь прервалась, мы решили, что нам надо торопиться и идти вперед, не щадя сил. В это время на открытом воздухе мы находились по двенадцать часов в день, и десять из них в движении. Нам надо сохранить взятый темп, чтобы не отстать от графика. До следующего сбрасывания пополнения предстоит пройти еще пять градусов (345 английских миль) за двадцать пять дней. Если судить по сообщениям разведки о ледовых условиях впереди, задача предстоит тяжелая». Прежде чем пропала слышимость, мы пожелали Херберту успеха. Это были, вероятно, последние слова, услышанные им из внешнего мира, до того как через несколько дней радиосвязь снова улучшилась».
Другая статья несколько хуже информированного корреспондента появилась 21 апреля в «Ньюсуик»:
«На этой неделе британские военно-воздушные силы попытаются произвести сбрасывание с воздуха новой палатки и других вещей для экспедиции, очутившейся в ледовом плену. В Лондоне уже ходят слухи, что британским военно-воздушным силам вскоре будет предложено вывезти всю экспедицию, но тридцатичетырехлетний Уолли Херберт, руководитель партии и самоотверженный исследователь, все еще настаивает на том, что он и его спутники смогут закончить свой путь до наступления неумолимо приближающегося срока. „В этом путешествии нам будет не слишком уютно“, – признается Херберт и со сдержанным спокойствием, необходимым ответственному начальнику, добавляет: – „Но мы как-нибудь справимся“.
26 апреля мы достигли района очень подвижного льда и впервые за все время оказались в таком положении, что чуть было не потеряли нарты с собачьей упряжкой. Аллан шел тогда впереди. Он и Фриц ледорубами прокладывали путь сквозь торосистую гряду, продвигаясь к полосе ледяных глыб и битого льда, которая, хотя и пропиталась водой, была неподвижна. По ту сторону полосы битого льда находилась еще одна гряда; в то мгновение, когда Аллан вступил на эту полосу, лед затрещал. Я подбежал к Аллану и стал помогать ему пробраться до дальней ледяной гряды, но едва нам удалось благополучно перевести собак на противоположную сторону, как битый лед «закипел» и льдина, на которой мы стояли, накренилась под углом 30°. Надо было немедленно сделать выбор между моими нартами и нартами Аллана. На моих были радио, геофизические отчеты Аллана, дубликат отчетов Фрица, несколько комплектов навигационных приборов (другой комплект находился на нартах Аллана), таблицы, теодолит и половина использованной и неиспользованной пленки. Мы решили бросить нарты Аллана, обрезав постромки его собак, а я тем временем стал пробираться обратно по вздыбленным скользким глыбам и ледяному месиву, чтобы спасти свою упряжку. Вся льдина пришла в движение и трещала. Ценой отчаянных усилий Кену, Фрицу и мне удалось вывести три наши упряжки из того места, где им грозила опасность, и перескочить через трещины на несколько большую по размерам льдину. Аллан, предоставленный самому себе, обнаружил, что он отрезан от соседней льдины расщелиной; она была футов 14 глубиной, и дно ее представляло плотную шугу. Я вернулся, чтобы помочь ему, а Кен и Фриц принялись отыскивать какую-нибудь другую дорогу, на которой мы все четверо могли бы соединиться. Битый лед находился в постоянном движении. Несколько раз мне казалось, что я нашел безопасную переправу, но стоило мне ступить на нее, как лед вокруг вскипал: зеленые глыбы величиной с одноэтажный дом поднимались из мешанины обломочного льда и с глухим шумом снова опускались в ледяную кашу. Мы выбрались оттуда с большим трудом с помощью собак и, сделав крюк в милю с лишним по растрескавшимся льдинам, нашли в конце концов путь к более безопасной местности к югу от нас.
Разводья и трещины ставили перед нами трудные задачи, и нам приходилось делать много длинных обходов, чтобы продвигаться к югу. Вновь открывшиеся разводья замерзали теперь не сразу. Было много признаков, указывающих, что лето наступит рано, – тонкий лед на более крупных разводьях темнел и становился мягким. Нарты проваливались в лужи по несколько раз в день, но тем не менее именно в этот период мы совершали самые длинные переходы. Препятствий встречалось мало: местность все время была довольно ровной. Преодолев мелкие препятствия, мы обычно попадали на прочные льдины; обходы не отнимали много времени. 2 мая мы прошли 23 морские мили и к концу дня были на 84°53 с. ш. и 31°1 в. д. Иногда мы находились в движении по двенадцать часов и к концу каждого дня чувствовали себя смертельно усталыми и голодными.
10 мая мы добрались до 83° с. ш. – того места нашего пути, где мы должны были повернуть и направиться к земле. В этот день самолет эскадрильи № 435 произвел последнее сбрасывание припасов, блестяще выполнив свое задание. На высоте 15 000 футов он принимал сигналы нашего маяка на расстоянии 50 миль от нас, но, спускаясь, терял их, и, как всегда, мы наводили его на себя, прислушиваясь к звукам моторов и указывая направление по радио. В тумане он снизился до 250 футов и, грохоча над нами, в два захода сбросил свой груз. При каждом заходе самолет показывался нам не больше чем на пять секунд. Командир корабля видел свою цель всего какую-то долю секунды, но все парашюты опустились в пределах лишь сотни ярдов от цели.
С этого времени почти каждый день были туманы, но на иное не приходилось и рассчитывать, так как на Северном Ледовитом океане май – месяц туманов. Спотыкаясь, мы шли вперед в белесой мгле, проваливались в невидимые ямы, двигались по небольшим льдинам; мы все время держали курс по компасу, минуя какие-то загадочные туманные очертания, которые вырастали, затем уменьшались и наконец совсем исчезали.
Мы вставали в 15.00 и шли всю ночь; днем, когда температура повышалась до минус 7 °C, мы спали на нартах под открытым небом. 22 мая вместо сплошного льда повсюду простирался битый лед и впервые с лета 1968 года мы ощутили запах моря. Природа внезапно пробудилась. За последние три дня мы заметили на нашем пути сорок три птицы, относящиеся к шести разным видам, наткнулись на свежие следы белого медведя, видели тюленей и стадо из шести нарвалов. Разнообразия фауны надо было ожидать, ибо мы находились тогда всего в 50 милях от ближайшей земли и приближались, следовательно, к линии глубин в 100 морских саженей.
Назавтра при хорошем дневном переходе мы рассчитывали увидеть остров Фипса – через пятнадцать месяцев после того дня, когда мы потеряли из виду мыс Барроу, находящийся по другую сторону Северного Ледовитого океана. Правильно ли мы шли?
К югу от 83-й параллели темные отблески у основания облаков, как на карте в натуральную величину, показывали все крупные разводья в пределах 10 миль от того места, где мы находились. Мы шли параллельно самым большим разводьям, и нам приходилось переправляться только через более узкие каналы, которые их соединяли. Если бы мы приближались к Шпицбергену любым другим путем, это было бы безумием, так как то, чего мы сами не могли заметить по отражениям в облаках, подтверждалось, когда временами облачная завеса распахивалась и метеорологические спутники видели внизу вскрытие ледяного покрова.
13 ПОДХОД К ЗЕМЛЕ
23 мая мы увидели землю. Был прекрасный весенний день, на небе ни облачка, если не считать облаков на горизонте над землей. Это был также первый день, когда нас потревожили белые медведи. Чета белых медведей плелась позади нас, но нам удалось отпугнуть их. С того времени нам то и дело попадались на пути к земле эти животные. Они стали угрозой для нас. Каждый день мы видели по меньшей мере двух особей. В это же время чаще, чем прежде, стал встречаться вскрывшийся лед. С появлением сжатий льдины сильно разрушались. Поверхность льда становилась неровной, а вокруг почти всюду была шуга. Трудно было сказать, удастся ли нам вообще добраться до твердой земли. Сезон санного пути кончился, и мы двигались с такой быстротой, на какую только были способны. И все же мы делали лишь от 8 до 10 миль в день.
Прошло много времени, прежде чем земля приблизилась, и часто лед, небо и горизонт сливались друг с другом. Когда погода прояснялась, мы ожидали, что увидим землю гораздо ближе, но она была все так же далеко. Мы шли и шли, но, казалось, совсем не продвигались вперед. Развлечение вносили только белые медведи, и мы убили трех за последние три дня. Иногда они появлялись с подветренной стороны, но обычно подходили сзади и увязывались за нами. Однажды медведь появился в тот момент, когда Фриц оказался в затруднительном положении: он пытался перебраться через полосу ненадежного хрупкого льда. На льду кое-где образовались углубления, заполненные застоявшейся водой. Собаки, увидев неожиданно подошедшего медведя, моментально свернули в сторону и стянули нарты в воду. Нарты лишь закачались на воде, но не затонули. Их удалось вытащить с большим трудом. Медведь, не обращая ни на что внимания, постепенно приближался; Фриц не знал, как поступить: то ли выстрелить в него из ружья, то ли «выстрелить» из фотоаппарата. Собаки других упряжек пришли в неистовство, управлять ими стало трудно. У нас было только три ружья, один из четверых не имел средства защиты – в данном случае это был я. У меня был фотоаппарат с телеобъективом, и я делал снимок за снимком с такой быстротой, на какую только был способен. Однако медведь шел навстречу головным нартам, а Фриц и Кен стояли впереди своих собак. Аллан был непосредственно за ними и удерживал свою упряжку в повиновении, я же находился сзади и снимал всю эту сцену. Фриц и Кен несколько раз выстрелили, но медведь не уходил и продолжал приближаться. Он в сущности не нападал – он просто шел и шел. Иногда нам приходилось убивать медведей, иначе они подошли бы вплотную и покалечили бы нас, но мы никогда не знали, как близко они подойдут, прежде чем повернут и удалятся (если они действительно удалятся).
Убить белого медведя – дело нелегкое. Мы никогда не стреляли в голову, никогда не рисковали стрелять поодиночке и нацеливали на него одновременно по меньшей мере два ружья или даже три. Для нас это был не спорт, а серьезное дело. Мы убивали, чтобы защитить себя и собак, а также чтобы получить пищу для собак, но последнее было отнюдь не главным, так как в это время еды у нас хватало.
Медведи могут вызывать двоякое чувство в зависимости от расстояния, на котором они находятся от человека, – изумлять своей красотой или пугать вас. Когда они вдали, вас прежде всего очаровывает их могучая сила и красота, но когда они подходят все ближе и ближе, то их грозный вид порождает у вас страх. Эти медведи с совершенно бесстрашным видом движутся иноходью прямо на человека. Время от времени они небрежно оглядываются через плечо, как будто ничем не интересуются, но продолжают идти по направлению к вам. Они не смотрят вам в глаза, а идут и иногда подходят очень близко. Прошлым летом белый медведь очутился среди наших собак и причинил им вред. В двух-трех других случаях, когда медведь направлялся к собакам, нам удалось его прогнать.
Мы не могли рисковать и шедшего нам навстречу медведя сразили наповал, когда он был футах в пятнадцати от нас. Ближе к белому медведю я не хотел бы находиться, и мы решили впредь убивать всех этих животных, которые подойдут к нам на расстояние 20 футов, хотя раньше мы всегда пытались их отпугнуть. Мы пробовали различные приемы. Однажды мы все четверо с тремя ружьями на всех пошли навстречу белому медведю, производя как можно больше шума. Но медведь продолжал приближаться. Так как мы шли навстречу друг другу, то расстояние между нами сокращалось быстро. Поступать так далее было бы нелепо. Нам следовало придумать что-нибудь другое, чтобы отпугнуть его.
Белые медведи, по-видимому, боятся людей и собак. Большая часть их бродит повсюду по ледяным просторам, но здесь они как будто сосредоточены вдоль всего побережья Северо-Восточной Земли. Вероятно, охотятся на них в основном летом вблизи северо-западного берега Шпицбергена в открытой воде. А здесь кругом плавучий лед, и суда в эти места не заходят.
Убив белого медведя даже в порядке самозащиты, мы считали неразумным бросать его и поэтому вынуждены были разделать мясо медведя на корм собакам. Это заняло несколько часов и оказалось для всех нас очень тяжелой работой. Но теперь у собак возникла ассоциация между идущим белым медведем и мясом, и начиная с этого времени, как только показывался медведь, их невозможно было удержать. Они приходили в настоящее неистовство, и мы с трудом с ними справлялись.
На следующий день утром, 27 мая, мы вышли на более молодой лед и очень быстро продвинулись вдоль разводья, сделав большой переход. Накануне нам пришлось идти по очень неровному, трескающемуся льду. Повсюду виднелись следы медведей – сотни следов шли буквально во всех направлениях. Можно было видеть, как след приближался к разводью и тут где-то исчезал, затем снова появлялся, и там, где медведь с трудом взбирался на лед, оставались отпечатки его когтей.
Наконец после четырех– или пятичасового перехода мы увидели остров Фипса. Зрелище это было чудесным. Небо над нами было затянуто облаками, но к юго-востоку оно было голубое; переливаясь, свет создавал великолепное зрелище. В солнечном свете сиял остров Фипса. Над ним было голубое небо.
Весь лед между нами и островом Фипса был бледного серовато-голубого цвета, а небо – цвета очень темной сероватой сепии, переходившего над островом в великолепную голубизну. По-моему, таким красивым мы остров Фипса больше никогда не видели. Хорошая дорога тут кончилась, и мы с трудом прокладывали себе путь через сильно всторошенный лед. Пересекая едва проходимую ледовую гряду, мы увидели кровавые следы: белый медведь тащил тюленя из соседнего разводья. Он проволок его ярдов 50, перетащил через гряду высотой примерно 15 футов на другую сторону и там… запировал. От тюленя осталось только несколько костей. Собаки, учуяв запах крови, устремились по следу, и их уже нельзя было удержать. По ту сторону гряды мы очутились на другой льдине, которая простиралась до горизонта. Вдали мы не видели уже никаких признаков ледовых гряд – только остров Фипса, залитый ослепительным светом.
Теперь мы были милях в семи от острова, пройдя добрых четыре мили прекрасной дорогой по совершенно ровной льдине. Это навело меня на мысль, что мы, возможно, достигли припая и сегодня без особого труда доберемся до твердой земли. Впервые за все путешествие я подумал, что мы добьемся своей цели. (Однако, пока мы фактически не вступили на землю, нельзя было быть абсолютно уверенными, что нам это удастся, так как лед все время был в движении и всякое могло случиться.)
Аллан и Кен были далеко впереди. Аллан шел первым; спина совсем не донимала его, и нелепо было держать его все время третьим номером, когда он прекрасно мог идти впереди. Я едва видел его вдали, а Кен держался за ним. Фриц и я двигались параллельно на расстоянии ярдов двадцати друг от друга и разговаривали. Так, сидя на нартах и болтая, мы ехали почти час, затем заметили, что начинаем приближаться к Аллану и Кену. Они находились в трех или четырех милях от острова Фипса и, очевидно, встретили какое-то препятствие, так как стали сворачивать вправо. Приблизившись, мы поняли, в чем дело: оказалось, что льдина кончилась. На остров Фипса мы не попадем. Огромная полоса воды и ледяной каши отделяла его от нас. Нам оставалось только двигаться вдоль края разводья. Мы прошли несколько миль, наконец решили свернуть и пойти по битому льду и… будь что будет.
В это время Аллана сильно напугал белый медведь. Обычно у Аллана не было при себе ружья.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26
Другая статья несколько хуже информированного корреспондента появилась 21 апреля в «Ньюсуик»:
«На этой неделе британские военно-воздушные силы попытаются произвести сбрасывание с воздуха новой палатки и других вещей для экспедиции, очутившейся в ледовом плену. В Лондоне уже ходят слухи, что британским военно-воздушным силам вскоре будет предложено вывезти всю экспедицию, но тридцатичетырехлетний Уолли Херберт, руководитель партии и самоотверженный исследователь, все еще настаивает на том, что он и его спутники смогут закончить свой путь до наступления неумолимо приближающегося срока. „В этом путешествии нам будет не слишком уютно“, – признается Херберт и со сдержанным спокойствием, необходимым ответственному начальнику, добавляет: – „Но мы как-нибудь справимся“.
26 апреля мы достигли района очень подвижного льда и впервые за все время оказались в таком положении, что чуть было не потеряли нарты с собачьей упряжкой. Аллан шел тогда впереди. Он и Фриц ледорубами прокладывали путь сквозь торосистую гряду, продвигаясь к полосе ледяных глыб и битого льда, которая, хотя и пропиталась водой, была неподвижна. По ту сторону полосы битого льда находилась еще одна гряда; в то мгновение, когда Аллан вступил на эту полосу, лед затрещал. Я подбежал к Аллану и стал помогать ему пробраться до дальней ледяной гряды, но едва нам удалось благополучно перевести собак на противоположную сторону, как битый лед «закипел» и льдина, на которой мы стояли, накренилась под углом 30°. Надо было немедленно сделать выбор между моими нартами и нартами Аллана. На моих были радио, геофизические отчеты Аллана, дубликат отчетов Фрица, несколько комплектов навигационных приборов (другой комплект находился на нартах Аллана), таблицы, теодолит и половина использованной и неиспользованной пленки. Мы решили бросить нарты Аллана, обрезав постромки его собак, а я тем временем стал пробираться обратно по вздыбленным скользким глыбам и ледяному месиву, чтобы спасти свою упряжку. Вся льдина пришла в движение и трещала. Ценой отчаянных усилий Кену, Фрицу и мне удалось вывести три наши упряжки из того места, где им грозила опасность, и перескочить через трещины на несколько большую по размерам льдину. Аллан, предоставленный самому себе, обнаружил, что он отрезан от соседней льдины расщелиной; она была футов 14 глубиной, и дно ее представляло плотную шугу. Я вернулся, чтобы помочь ему, а Кен и Фриц принялись отыскивать какую-нибудь другую дорогу, на которой мы все четверо могли бы соединиться. Битый лед находился в постоянном движении. Несколько раз мне казалось, что я нашел безопасную переправу, но стоило мне ступить на нее, как лед вокруг вскипал: зеленые глыбы величиной с одноэтажный дом поднимались из мешанины обломочного льда и с глухим шумом снова опускались в ледяную кашу. Мы выбрались оттуда с большим трудом с помощью собак и, сделав крюк в милю с лишним по растрескавшимся льдинам, нашли в конце концов путь к более безопасной местности к югу от нас.
Разводья и трещины ставили перед нами трудные задачи, и нам приходилось делать много длинных обходов, чтобы продвигаться к югу. Вновь открывшиеся разводья замерзали теперь не сразу. Было много признаков, указывающих, что лето наступит рано, – тонкий лед на более крупных разводьях темнел и становился мягким. Нарты проваливались в лужи по несколько раз в день, но тем не менее именно в этот период мы совершали самые длинные переходы. Препятствий встречалось мало: местность все время была довольно ровной. Преодолев мелкие препятствия, мы обычно попадали на прочные льдины; обходы не отнимали много времени. 2 мая мы прошли 23 морские мили и к концу дня были на 84°53 с. ш. и 31°1 в. д. Иногда мы находились в движении по двенадцать часов и к концу каждого дня чувствовали себя смертельно усталыми и голодными.
10 мая мы добрались до 83° с. ш. – того места нашего пути, где мы должны были повернуть и направиться к земле. В этот день самолет эскадрильи № 435 произвел последнее сбрасывание припасов, блестяще выполнив свое задание. На высоте 15 000 футов он принимал сигналы нашего маяка на расстоянии 50 миль от нас, но, спускаясь, терял их, и, как всегда, мы наводили его на себя, прислушиваясь к звукам моторов и указывая направление по радио. В тумане он снизился до 250 футов и, грохоча над нами, в два захода сбросил свой груз. При каждом заходе самолет показывался нам не больше чем на пять секунд. Командир корабля видел свою цель всего какую-то долю секунды, но все парашюты опустились в пределах лишь сотни ярдов от цели.
С этого времени почти каждый день были туманы, но на иное не приходилось и рассчитывать, так как на Северном Ледовитом океане май – месяц туманов. Спотыкаясь, мы шли вперед в белесой мгле, проваливались в невидимые ямы, двигались по небольшим льдинам; мы все время держали курс по компасу, минуя какие-то загадочные туманные очертания, которые вырастали, затем уменьшались и наконец совсем исчезали.
Мы вставали в 15.00 и шли всю ночь; днем, когда температура повышалась до минус 7 °C, мы спали на нартах под открытым небом. 22 мая вместо сплошного льда повсюду простирался битый лед и впервые с лета 1968 года мы ощутили запах моря. Природа внезапно пробудилась. За последние три дня мы заметили на нашем пути сорок три птицы, относящиеся к шести разным видам, наткнулись на свежие следы белого медведя, видели тюленей и стадо из шести нарвалов. Разнообразия фауны надо было ожидать, ибо мы находились тогда всего в 50 милях от ближайшей земли и приближались, следовательно, к линии глубин в 100 морских саженей.
Назавтра при хорошем дневном переходе мы рассчитывали увидеть остров Фипса – через пятнадцать месяцев после того дня, когда мы потеряли из виду мыс Барроу, находящийся по другую сторону Северного Ледовитого океана. Правильно ли мы шли?
К югу от 83-й параллели темные отблески у основания облаков, как на карте в натуральную величину, показывали все крупные разводья в пределах 10 миль от того места, где мы находились. Мы шли параллельно самым большим разводьям, и нам приходилось переправляться только через более узкие каналы, которые их соединяли. Если бы мы приближались к Шпицбергену любым другим путем, это было бы безумием, так как то, чего мы сами не могли заметить по отражениям в облаках, подтверждалось, когда временами облачная завеса распахивалась и метеорологические спутники видели внизу вскрытие ледяного покрова.
13 ПОДХОД К ЗЕМЛЕ
23 мая мы увидели землю. Был прекрасный весенний день, на небе ни облачка, если не считать облаков на горизонте над землей. Это был также первый день, когда нас потревожили белые медведи. Чета белых медведей плелась позади нас, но нам удалось отпугнуть их. С того времени нам то и дело попадались на пути к земле эти животные. Они стали угрозой для нас. Каждый день мы видели по меньшей мере двух особей. В это же время чаще, чем прежде, стал встречаться вскрывшийся лед. С появлением сжатий льдины сильно разрушались. Поверхность льда становилась неровной, а вокруг почти всюду была шуга. Трудно было сказать, удастся ли нам вообще добраться до твердой земли. Сезон санного пути кончился, и мы двигались с такой быстротой, на какую только были способны. И все же мы делали лишь от 8 до 10 миль в день.
Прошло много времени, прежде чем земля приблизилась, и часто лед, небо и горизонт сливались друг с другом. Когда погода прояснялась, мы ожидали, что увидим землю гораздо ближе, но она была все так же далеко. Мы шли и шли, но, казалось, совсем не продвигались вперед. Развлечение вносили только белые медведи, и мы убили трех за последние три дня. Иногда они появлялись с подветренной стороны, но обычно подходили сзади и увязывались за нами. Однажды медведь появился в тот момент, когда Фриц оказался в затруднительном положении: он пытался перебраться через полосу ненадежного хрупкого льда. На льду кое-где образовались углубления, заполненные застоявшейся водой. Собаки, увидев неожиданно подошедшего медведя, моментально свернули в сторону и стянули нарты в воду. Нарты лишь закачались на воде, но не затонули. Их удалось вытащить с большим трудом. Медведь, не обращая ни на что внимания, постепенно приближался; Фриц не знал, как поступить: то ли выстрелить в него из ружья, то ли «выстрелить» из фотоаппарата. Собаки других упряжек пришли в неистовство, управлять ими стало трудно. У нас было только три ружья, один из четверых не имел средства защиты – в данном случае это был я. У меня был фотоаппарат с телеобъективом, и я делал снимок за снимком с такой быстротой, на какую только был способен. Однако медведь шел навстречу головным нартам, а Фриц и Кен стояли впереди своих собак. Аллан был непосредственно за ними и удерживал свою упряжку в повиновении, я же находился сзади и снимал всю эту сцену. Фриц и Кен несколько раз выстрелили, но медведь не уходил и продолжал приближаться. Он в сущности не нападал – он просто шел и шел. Иногда нам приходилось убивать медведей, иначе они подошли бы вплотную и покалечили бы нас, но мы никогда не знали, как близко они подойдут, прежде чем повернут и удалятся (если они действительно удалятся).
Убить белого медведя – дело нелегкое. Мы никогда не стреляли в голову, никогда не рисковали стрелять поодиночке и нацеливали на него одновременно по меньшей мере два ружья или даже три. Для нас это был не спорт, а серьезное дело. Мы убивали, чтобы защитить себя и собак, а также чтобы получить пищу для собак, но последнее было отнюдь не главным, так как в это время еды у нас хватало.
Медведи могут вызывать двоякое чувство в зависимости от расстояния, на котором они находятся от человека, – изумлять своей красотой или пугать вас. Когда они вдали, вас прежде всего очаровывает их могучая сила и красота, но когда они подходят все ближе и ближе, то их грозный вид порождает у вас страх. Эти медведи с совершенно бесстрашным видом движутся иноходью прямо на человека. Время от времени они небрежно оглядываются через плечо, как будто ничем не интересуются, но продолжают идти по направлению к вам. Они не смотрят вам в глаза, а идут и иногда подходят очень близко. Прошлым летом белый медведь очутился среди наших собак и причинил им вред. В двух-трех других случаях, когда медведь направлялся к собакам, нам удалось его прогнать.
Мы не могли рисковать и шедшего нам навстречу медведя сразили наповал, когда он был футах в пятнадцати от нас. Ближе к белому медведю я не хотел бы находиться, и мы решили впредь убивать всех этих животных, которые подойдут к нам на расстояние 20 футов, хотя раньше мы всегда пытались их отпугнуть. Мы пробовали различные приемы. Однажды мы все четверо с тремя ружьями на всех пошли навстречу белому медведю, производя как можно больше шума. Но медведь продолжал приближаться. Так как мы шли навстречу друг другу, то расстояние между нами сокращалось быстро. Поступать так далее было бы нелепо. Нам следовало придумать что-нибудь другое, чтобы отпугнуть его.
Белые медведи, по-видимому, боятся людей и собак. Большая часть их бродит повсюду по ледяным просторам, но здесь они как будто сосредоточены вдоль всего побережья Северо-Восточной Земли. Вероятно, охотятся на них в основном летом вблизи северо-западного берега Шпицбергена в открытой воде. А здесь кругом плавучий лед, и суда в эти места не заходят.
Убив белого медведя даже в порядке самозащиты, мы считали неразумным бросать его и поэтому вынуждены были разделать мясо медведя на корм собакам. Это заняло несколько часов и оказалось для всех нас очень тяжелой работой. Но теперь у собак возникла ассоциация между идущим белым медведем и мясом, и начиная с этого времени, как только показывался медведь, их невозможно было удержать. Они приходили в настоящее неистовство, и мы с трудом с ними справлялись.
На следующий день утром, 27 мая, мы вышли на более молодой лед и очень быстро продвинулись вдоль разводья, сделав большой переход. Накануне нам пришлось идти по очень неровному, трескающемуся льду. Повсюду виднелись следы медведей – сотни следов шли буквально во всех направлениях. Можно было видеть, как след приближался к разводью и тут где-то исчезал, затем снова появлялся, и там, где медведь с трудом взбирался на лед, оставались отпечатки его когтей.
Наконец после четырех– или пятичасового перехода мы увидели остров Фипса. Зрелище это было чудесным. Небо над нами было затянуто облаками, но к юго-востоку оно было голубое; переливаясь, свет создавал великолепное зрелище. В солнечном свете сиял остров Фипса. Над ним было голубое небо.
Весь лед между нами и островом Фипса был бледного серовато-голубого цвета, а небо – цвета очень темной сероватой сепии, переходившего над островом в великолепную голубизну. По-моему, таким красивым мы остров Фипса больше никогда не видели. Хорошая дорога тут кончилась, и мы с трудом прокладывали себе путь через сильно всторошенный лед. Пересекая едва проходимую ледовую гряду, мы увидели кровавые следы: белый медведь тащил тюленя из соседнего разводья. Он проволок его ярдов 50, перетащил через гряду высотой примерно 15 футов на другую сторону и там… запировал. От тюленя осталось только несколько костей. Собаки, учуяв запах крови, устремились по следу, и их уже нельзя было удержать. По ту сторону гряды мы очутились на другой льдине, которая простиралась до горизонта. Вдали мы не видели уже никаких признаков ледовых гряд – только остров Фипса, залитый ослепительным светом.
Теперь мы были милях в семи от острова, пройдя добрых четыре мили прекрасной дорогой по совершенно ровной льдине. Это навело меня на мысль, что мы, возможно, достигли припая и сегодня без особого труда доберемся до твердой земли. Впервые за все путешествие я подумал, что мы добьемся своей цели. (Однако, пока мы фактически не вступили на землю, нельзя было быть абсолютно уверенными, что нам это удастся, так как лед все время был в движении и всякое могло случиться.)
Аллан и Кен были далеко впереди. Аллан шел первым; спина совсем не донимала его, и нелепо было держать его все время третьим номером, когда он прекрасно мог идти впереди. Я едва видел его вдали, а Кен держался за ним. Фриц и я двигались параллельно на расстоянии ярдов двадцати друг от друга и разговаривали. Так, сидя на нартах и болтая, мы ехали почти час, затем заметили, что начинаем приближаться к Аллану и Кену. Они находились в трех или четырех милях от острова Фипса и, очевидно, встретили какое-то препятствие, так как стали сворачивать вправо. Приблизившись, мы поняли, в чем дело: оказалось, что льдина кончилась. На остров Фипса мы не попадем. Огромная полоса воды и ледяной каши отделяла его от нас. Нам оставалось только двигаться вдоль края разводья. Мы прошли несколько миль, наконец решили свернуть и пойти по битому льду и… будь что будет.
В это время Аллана сильно напугал белый медведь. Обычно у Аллана не было при себе ружья.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26