Мы вытащили фотографический аппарат, приняли соответствующие позы и сделали тридцать шесть снимков с разной экспозицией. Нам пришлось бодриться, чтобы не казаться уставшими и озябшими. Четыре закутанные в меха фигуры сгрудились и приняли более или менее привычный вид, ибо какое другое доказательство нашего достижения полюса могли мы привезти на родину, кроме фотографии, на которой мы сняты в таких позах?

12 К ЗЕМЛЕ
8 апреля мы отставали от графика больше чем на 2° по меридиану, и у нас оставалось всего шестьдесят дней на преодоление по меньшей мере 600 морских миль. Мы сильно устали после изнурительных переходов при температуре от 40° до 45° мороза в течение последних шести недель. Наша диета в 5000 калорий была хорошо сбалансирована, но она была недостаточна. Я сообщил комитету в радиограмме от 8 апреля, что мы не в состоянии обеспечить необходимую скорость продвижения в среднем от 12 до 14 морских миль в день, если нам не удастся получить при каждом из ближайших двух сбрасывание с самолетов канадских ВВС по 500 фунтов говяжьего или бараньего мяса для собак и дополнительные продукты для людей. Нам нужно, чтобы калорийность дневного рациона была доведена до 6000 калорий. Было еще одно непременное условие – я просил комитет разрешить нам продолжать путь с меньшим грузом, избавиться от всего, что не было необходимым. Дальше в радиограмме говорилось:
«Необходимо принять меры к тому, чтобы обеспечить мясом собак и дополнительным питанием людей; ввиду большого расстояния от нас «Т-3» и многочисленности проблем, возникающих в настоящее время перед доктором Брюером при обеспечении снабжения этой станции, я намереваюсь бросить все инструменты и приборы, в которых нет необходимости, и двигаться к Шпицбергену вместе с Джиллом. Конечно, мы не бросим пленки и научные отчеты».
Не думаю, чтобы эта радиограмма была неожиданной для комитета, так же как, вероятно, не представляло неожиданности для Макса Брюера переданное ему в тот же день мое послание по этому же поводу. Комитет, как и Брюер, понял это по-своему: они решили, что главной проблемой для меня было, каким образом избавиться от заснятой пленки, приборов и научных отчетов, но сохранить при себе Аллана. Вот текст моего послания Брюеру:
«… Макс, с глубоким чувством благодарности я узнал о сделанном Вами некоторое время назад предложении помочь нашей экспедиции – послать два самолета „Цесна“, чтобы освободить нас от научных приборов, заснятой пленки и отчетов. Однако, принимая во внимание Ваши многочисленные затруднения со снабжением „Т-3“ и большое расстояние в 450 морских миль, которые, по всей вероятности, будут отделять нас от этой станции к 16 апреля, а также настоятельную необходимость для нас как можно скорее добраться до Шпицбергена и относительно незначительный вес пленки и приборов, которые могли бы забрать у нас самолеты (снаряжение для Ламонтской экспедиции с разрешения доктора Ханкинса было оставлено в зимнем лагере), – учитывая все это, я полагаю, что сложную и дорогостоящую операцию по высылке двух самолетов „Цесна“ теперь нельзя считать оправданной. Конечно, это будет горьким разочарованием для Джафа Реннера, который столь терпеливо ожидал на мысе Барроу начала этой операции в полной готовности присоединиться к нам для замены Аллана. Джаф следил за нашим продвижением с огромным интересом и сочувствием и, несомненно, с некоторой завистью, когда мы преодолевали эти последние несколько миль к полюсу…»
С тех пор как в сентябре прошлого года с Алланом произошло несчастье, он сейчас впервые вздохнул с облегчением. За все это время он никогда не представлял себе возможность рецидива подобно человеку, жаждущему сочувствия или поблажек. Зимой он очень усердно занимался физическими упражнениями, предписанными ему Коном, и старался все же зря не перегружать свою спину, хотя понимал это весьма своеобразно.
Конечно, кроме смещения диска, есть множество других способов затруднить себе жизнь во льдах Северного Ледовитого океана. Вы можете, например, сжечь свою палатку. Это нетрудно, и я удивляюсь, что случается это нечасто. Нужно только выйти из палатки, как это сделал Аллан в первый день после того, как мы очутились на другой стороне полюса по пути домой. Он вышел из палатки, чтобы испытать надежность хорея, который он только что смастерил. Фриц еще раньше вышел из палатки и начал сверлить дыру во льду, чтобы измерить его толщину. Не помню сейчас, кто из них заметил дым, выбивавшийся из-под конька палатки, но они проявили оперативность и сумели все, же спасти кое-какую одежду; а, проработав без перерыва до двух часов дня (мы обыкновенно двигались ночью, сместив время на двенадцать часов), они смогли настолько хорошо залатать палатку, что она выдерживала все, кроме самых резких ветров.
9 апреля, когда мы находились на 89°17'с. ш. и 09°00 в. д., нас заметили с самолета метеорологической службы ВВС Соединенных Штатов. Бортрадист появился на нашей частоте, еще когда мы находились примерно на 88° с. ш. на пути к полюсу от мыса Барроу, и спросил, есть ли у нас дымовые ракеты.
– У меня есть кое-что получше, – сказал я. – Я включу эллиотовский приводной маяк.
Мы очень мило поболтали (что стоило нам лишнего часа кручения ручного генератора) и были приятно удивлены, услышав, что на борту самолета находится полковник Джо Флетчер. Американская дрейфующая станция «Т-3», известная также как Флетчеровский ледяной остров, названа в его честь; он был первым летчиком, обнаружившим в 1952 году этот ледяной остров и совершившим на нем посадку. «На меня произвело большое впечатление то, что я услышал по радио», – сказал он впоследствии, приземлившись на авиационной базе Соединенных Штатов в Милденхолле в Англии. «Они, несомненно, на редкость компетентные и очень подготовленные для выполнения своей задачи люди. У них хорошая организация дела, а их радиотехника безупречна».
В числе многих тем, которые представляли для нас взаимный интерес и обсуждались нами, когда самолет обнаружил нас и кружил над нами, был также и маршрут их полета. Я с интересом узнал, что самолет службы погоды пролетает по этому пути один раз в день – один день из Европы на Аляску через Северный полюс, а на следующий день возвращается той же дорогой. От полюса они летят на юг вдоль тридцатого восточного меридиана, пока не оставят за собой Северный Ледовитый океан, и их расчетное время пролета над полюсом обычно отклоняется лишь на несколько минут. Это заставило меня задуматься. При плохом распространении радиоволн, с которым мы в это время столкнулись, и перспективе еще более тяжелых условий радиосвязи, по мере того как мы будем удаляться от Фредди, было бы, пожалуй, целесообразно договориться о поддержании связи с военно-воздушными силами США.
В течение нескольких дней я не разрабатывал детального плана решения этой проблемы, так как для этого надо было установить, какой путь подхода к Шпицбергену лучше избрать; нужно было хорошенько подумать и собрать множество дополнительных сведений. Тем временем мы слегка изменили свой курс и направились к 30 меридиану восточной долготы; отсюда путь к Шпицбергену короче. Мы сочли более удобным с навигационной точки зрения избрать какой-либо меридиан и все время держаться его. Я в эти дни отправил несколько радиограмм, запрашивая последние данные о состоянии погоды и льда у северных берегов Шпицбергена и прогнозы на ближайшее будущее.
Много лет назад, разрабатывая основной план экспедиции, я подробно изучал ледовые условия в районе Шпицбергена, однако они сильно меняются из года в год и даже с недели на неделю в то время года, когда лед начинает вскрываться. Неофициально я договорился также с летчиками метеорологической службы и получил разрешение вызывать их через день по радио, чтобы после их облета ледовой местности получать от них сведения о состоянии ледовых условий непосредственно к северу и на расстоянии 60 морских миль прямо к югу от нас. Так как летчики не совсем разбирались в том, какие ледовые условия мы считаем легкими и какие тяжелыми, то для нас было целесообразнее получать описание ледовых условий, какие они видели из своего окна, и, таким образом, иметь возможность самим судить о том, насколько сравним лежащий перед нами путь с тем, который мы уже прошли.
Военно-морская авиация США регулярно проводила полеты вдоль нашего маршрута. И на основании их данных и сведений, получаемых с помощью метеорологических спутников и распространяемых Океанографическим управлением США, а также данных прогнозов специалистов по вопросам концентрации и движения льда, я решил, двигаясь к Шпицбергену, избрать такой путь, который шел бы параллельно большим разводьям и обеспечивал достаточную степень безопасности, если бы на завершающих этапах нас задержали непредвиденные обстоятельства или несчастный случай. Этот путь привел бы нас к самой северной группе островов – островам Шеойане, находящимся в 20 с лишним милях от необитаемой, но полной всяких запасов норвежской хижины у Депоттодена на Северо-Восточной Земле (о-ва Шпицберген). Я сообщил Фредди и комитету, что в том случае, если наше радио откажет, мы будем каждый день от 7.00 до 7.05 по среднему гринвичскому времени включать приводной маяк и двигаться к югу вдоль 30 меридиана восточной долготы, пока не достигнем 83° с. ш., где изменим курс и направимся прямо к острову Фипса и ступим на твердую землю примерно 3 июня. Я послал Фредди и комитету пересмотренный график предположительных дат достижения нами каждого следующего градуса широты вплоть до выхода на сушу; мною была послана радиограмма также в Оттаву начальнику главного штаба канадских вооруженных сил, в которой я изложил свой план на случай возникновения непредвиденных обстоятельств. За пятнадцать путевых дней, после того как нами был покинут полюс, мы прошли 220 морских миль и продвинулись на добрых 3° широты. Если в ближайшие пятнадцать дней условия пути останутся такими же, мы могли бы с достаточным основанием ожидать, что к 10 мая, когда назначено очередное и последнее сбрасывание пополнения запасов самолетами канадских военно-воздушных сил, мы будем находиться на 84° с. ш. Продолжая продвигаться теми же темпами, мы, согласно графику, совершим выход на сушу у северных берегов Шпицбергена примерно 4 июня:
«Мы намерены сделать все возможное для достижения этой цели. Однако, несмотря на благоприятный дрейф льда, который поможет нам хотя бы в конце нашего путешествия, когда остается проделать последние 200 морских миль, было бы нереально ожидать, что метеорологические и ледовые условия останутся такими же хорошими и в мае, какими они были в начале апреля. В самом деле, по сведениям метеорологической авиации Соединенных Штатов, совершающей ежедневные полеты вдоль 30 меридиана восточной долготы, ледовые условия к югу от 86° с. ш. ухудшаются, а на основании норвежских источников можно ожидать, что плавучий лед у северных берегов Шпицбергена сильно разрушен.
Поэтому надо быть готовыми к непредвиденным обстоятельствам. Для этого необходимо получить еще одно пополнение наших запасов с самолета 4 июня или около этого времени – легкие сани, которые могли бы тянуть люди, надувную резиновую лодку, продукты и жидкое топливо в достаточном размере для путешествия еще около тридцати дней. Подробнее о наших нуждах я передам в отдельной радиограмме через сэра Вивьена Фукса и в канцелярию вашего авиационного атташе в Лондоне. В этой радиограмме я хочу их заверить, что одного дополнительного сбрасывания припасов вполне хватит для преодоления самых непредвиденных обстоятельств до выхода на сушу и благополучной встречи с английским военным кораблем «Индьюренс» примерно 24 июня.
Я думаю, что дополнительное сбрасывание должно быть произведено эскадрильей № 435, ибо эта эскадрилья, так квалифицированно и с таким энтузиазмом помогавшая нашей экспедиции на протяжении всего перехода, будет считать свою помощь неполной и свою миссию, как и нашу, неудавшейся, если мы не сумеем достичь намеченной цели».
О трудностях ледовых условий, с которыми мы столкнулись в этот период, нельзя судить по темпам нашего продвижения, если не учитывать множества чисто психологических факторов. На этом этапе мы обладали значительно большим опытом в санных переходах по Северному Ледовитому океану, чем любой из наших предшественников. Нам пришлось провести четырнадцать месяцев на плавучем льду и успеть привыкнуть к виду, шуму и подвижкам льда. Мы пережили там четыре времени года и, несмотря на многочисленные препятствия и срывы наших планов, достигли полюса, двигаясь вдоль самой длинной оси.
Мы получили множество поздравительных радиограмм, которые, правда, были в какой-то мере преждевременными, но они явились хорошим стимулом, побуждавшим нас продолжить путешествие и довести его до конца.
Стало теплее, мы теперь легче управлялись с собаками и могли проводить в пути больше времени. Преодолев не поддающиеся описанию тяготы, мы заканчивали переход к определенному часу, который устанавливали каждый день утром, когда еще сохраняли запасы своего тепла и были полны энергии. Но с каждым повышением ртутного столбика, с каждым признаком, указывавшим на приближение лета, росло и наше беспокойство, которое могли ослабить только успешно преодоленные мили, мили и мили. Начался бег наперегонки с весной, бег, протекавший в невероятно невыгодных для нас условиях, и победа будет только в том случае, если нам удастся довести до предела физическую выносливость собак и нас самих. Напрягая все силы, двигаясь вперед по местности, где быстро идти могли только люди, у которых более мощный стимул, чем голый соблазн добиться шумного успеха, мы упорно шли милю за милей, зная, что от этого зависит теперь и сама наша жизнь.
Шесть дней у нас не было радиосвязи; утром 16 апреля я включил радио в надежде связаться с самолетом «Геркулес» канадских ВВС, который по плану должен был сегодня сбросить нам пополнение запасов. К этому времени у нас оставался лишь однодневный запас продовольствия и топлива. Командир «Геркулеса» и Тони Доу, корреспондент газеты «Санди таймс», прекрасно знали об этом. В корреспонденции тогда сообщалось о нас:
«…они разбили лагерь на льду, в 80 милях от последнего известного нам места, и надеялись, что самолет их отыщет, так как слишком хорошо знали, какая судьба их ждет, если они затеряются во льдах без пищи и топлива. Напряжение чувствовалось даже в голосе Херберта, когда я слушал его по радио на борту „Геркулеса“. Голос сначала звучал ровно, натянуто, сухо, но постепенно прорвалось облегчение, и я услышал более знакомые мне веселые нотки. Он сказал: „Мы так рады, что слышим вас. У нас не было радиосвязи и, честно говоря, мы не надеялись услышать самолет“.
Командир самолета Роннинг и его экипаж из дислоцированной в Эдмонтоне 435-й эскадрильи канадских военно-воздушных сил разделяли эту радость Уолли. Они вылетели с американской базы, расположенной в Туле на северо-западном берегу Гренландии, с невыполнимым на первый взгляд заданием. Условия радиосвязи были ужасными, а без связи с экспедицией им пришлось бы облететь сотни миль льда в поисках крошечных фигур людей и лаек среди обманчивых теней на этой безбрежной ледяной пустыне. В течение сорока минут мы обследовали район между 88-й и 89-й параллелями, как вдруг в радиоприемнике послышался голос Херберта. Он сказал, что его координаты 88° с. ш. и 30°в. д. Командир Роннинг запросил погодные условия, и Херберт ответил: «Погодите… Я высуну голову из палатки…» Через несколько секунд раздалось: «Ясное голубое небо и мертвый штиль». Кто-то из участников экспедиции зажег сигнальный огонь, и мы внезапно заметили красную точку на льду примерно в семи милях от нас. Приблизившись, мы отчетливо определили красную точку, словно кляксу на чисто выбеленной стене, – первое цветное пятно, увиденное нами за три часа полета над Арктикой. Для первого сбрасывания «Геркулес» снизился до 350 футов. Грузовой люк раскрылся. Члены экипажа прислушивались к отсчету, доносившемуся из командирской кабины: «Пять, четыре, три, два, один…» и наконец «ноль» – последний ремень, удерживавший тщательно упакованную палатку, был перерезан… Когда путешественники распаковали внизу палатку, они нашли внутри этикетку «Не курить», вложенную туда ребятами из авиационной школы связи, находящейся в Риверсе (штат Манитоба). Они починили палатку, которой пользовались участники экспедиции во время тренировочного похода в Гренландии. Эта палатка предназначалась для замены той, которая сгорела в один злосчастный день, когда экспедиция находилась уже по эту сторону полюса. При последующих двух заходах были сброшены обычные запасы: двадцать три ящика корма для собак, пять ящиков рациона для людей, двадцать четыре галлона жидкого топлива, печи, ледорубы и в дополнение к этому специально посланные учениками авиационной школы связи двенадцать бифштексов, двадцать четыре банки пива, свежие фрукты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26