это самый опасный район во всем Северном Ледовитом океане – исходный пункт примерно восьмидесяти процентов всех льдов Северного Ледовитого океана, которые, приближаясь к Гренландскому морю, ускоряют движение и устремляются в Северную Атлантику.
Незадолго до того как мы покинули зимний лагерь, нам сообщили, что Хью Симпсон с женой и Роджером Тафтом должен вот-вот отправиться в экспедицию к Северному полюсу из Канады. Но мы не знали, когда он выйдет в путь, сколько груза возьмет с собой и когда предполагает быть на полюсе. Получив от Фредди дополнительную информацию, мы решили, что нам следует поторопиться, если мы хотим опередить моего старого товарища по санным экспедициям. По всей вероятности, они начали свой путь чуть-чуть южнее нас, но нам рано еще было радоваться, мы вполне могли столкнуться с обстоятельствами, которые заставили бы нас задержаться в пути. Например, у Аллана мог начаться рецидив или же мы могли застрять на всторошенном льду. Достаточно было Хью и его спутникам делать по 10 миль в сутки, и они догнали бы нас. Мы, правда, не верили, что они могут раньше нас достигнуть полюса, но нам все равно надо было торопиться, чтобы добраться до Шпицбергена к середине лета. Однако возможность оказаться побежденными послужила для нас дополнительным стимулом идти вперед, не щадя сил.
Каждый день мы примерно на полчаса увеличивали наши дневные переходы, чего при других обстоятельствах, вероятно, не сумели бы сделать. Однако, не зная где находится Хью и как быстро он идет, мы были до некоторой степени насторожены. Когда мы оказались всего в 60 морских милях от полюса, пришло известие, что Хью с трудом пробивается сквозь сжатый, всторошенный лед по ту сторону острова Элсмира и что он прошел от берега всего 27 миль. Мы ему очень сочувствовали. То же самое вначале было и с нами, когда мы покинули мыс Барроу, пытаясь добраться до полярного пака.
На пути от 89-й параллели до полюса мы были настроены оптимистически. Казалось, что теперь мы достигнем полюса, дело лишь во времени и в упорном труде. Самолет канадских военно-воздушных сил совершил первое в этом сезоне сбрасывание припасов, и благодаря пополнению нашего обычного рациона бифштексами, яйцами и пивом мы питались теперь, как лорды, поглощая, вероятно, 7000 калорий в день. Летчики канадских военно-воздушных сил, пролетая над нами, не забывали прокричать несколько ободряющих слов и сообщать состояние дороги впереди. На этот раз они сказали, что дорога не очень хорошая. Однако, когда мы очутились в тех местах, о которых они говорили, оказалось, что там вполне можно пройти. Мы испытали такое облегчение, словно нам сделали инъекцию какого-то возбуждающего средства (впрочем, не исключена была возможность, что плохая дорога начнется где-нибудь дальше). Нас все время преследовала мысль, что рано или поздно мы очутимся среди непроходимого льда, что мы должны будем остановиться или сильно сбавить темп. Однако в действительности ничего этого не случилось. Условия продвижения все улучшались и улучшались. Поверхность льда была настолько хороша, что несколько раз собаки пускались галопом – впервые за все время путешествия.
Примерно на половине пути от зимнего лагеря до полюса мы стали замечать, что ледяные поля не сильно взломаны; они представляли собой неразрывное ледяное поле, но на них были обширные места тонкого льда, и некоторые из этих участков превышали самые большие из виденных нами ранее замерзших разводьев. Отдельные участки тонкого льда имели милю в поперечнике. Казалось, Северный Ледовитый океан еще недавно весь был вскрыт, а затем неделю или две тому назад замерз.
В первые недели путешествия мы опасались двигаться по льду в шесть дюймов, который можно пробить двумя ударами ледоруба, впоследствии же мы шли по этому тонкому льду без всякого смущения. Когда мороз достигает 35–40° С, лед утолщается прямо-таки на глазах. Сейчас настолько холодно, что, пока проходишь замерзшее разводье шириной четверть мили, лед становится примерно на одну восьмую дюйма толще. Единственное неудобство этих поистине ровных участков состояло в том, что морской лед был несколько липкий. На нем не успел еще образоваться снежный покров и соль не успела осесть в процессе испарения. По этой гладкой поверхности мы двигались не быстрее, чем по всторошенной, но по крайней мере на нашем пути не было никаких препятствий. Достигнув противоположного края ровного поля, мы взобрались на уступ, с грустью думая, что это последнее гладкое пространство. Но оказалось, что, хотя перед нами было неровное ледяное поле, на самом деле мы двигались быстрее, так как снег здесь плотно слежался и нарты легко скользили по нему. Благодаря более широким полозьям нарты скользили по снегу, как лыжи, что помогло нам избежать многих препятствий. В прошлом году нам это никогда не удавалось: полозья врезались в снег, нарты заедало, так что при обходе препятствий приходилось трижды делать повороты. Бывало и так, что на самой лучшей твердой поверхности нам надо было поворачивать свои нарты на 180 градусов и идти назад, чтобы выбраться из тупика.
По мере приближения к полюсу такие обширные пространства открытой воды, промерзшей на глубину пять-шесть дюймов, попадались часто, а крупных скоплений торосов не было. На милю пути торосовых гряд здесь приходилось больше, но размеры их были меньше. Иногда на протяжении нескольких дней нам ни разу не приходилось прорубать себе путь сквозь торосовые гряды – ни большие, ни маленькие. Мы просто гнали собак к гряде, отцепляли постромки, перетаскивали нарты через нее и с грохотом скатывались на молодой лед по ту сторону этой гряды. Было очень весело. Мы двигались. Теперь ничто не могло помешать нам достичь полюса.
11 НА ВЕРШИНЕ МИРА
Первая попытка пересечь по льду Северный Ледовитый океан была совершена молодым норвежцем Бьёрном Стайбом в 1964 году. До этого путешествия ему мало приходилось бывать в полярных районах. Несколькими годами раньше он пересек на собачьих упряжках Гренландский ледяной щит и ездил на собаках в норвежских горах, но с плавучим льдом ему довелось встретиться впервые. В силу ряда обстоятельств он был вынужден организовать свою попытку поспешно, и ему очень не повезло. Он добрался до полярного плавучего льда, а затем до «Арлис-2» – американской научной дрейфующей станции, которая в это время находилась почти на полпути между островом Элсмира и полюсом и быстро двигалась к Гренландскому морю. Когда Стайб прибыл на «Арлис-2», чтобы пополнить запасы, лето было уже в разгаре, и ему пришлось отказаться от своей попытки и вернуться обратно на самолете.
Следующую попытку достигнуть полюса совершил Ралф Плейстед, страховой агент из Миннесоты. Его партия двигалась на моторизованных санях (этот вид транспорта очень распространен среди спортсменов в Канаде и на севере Соединенных Штатов). Как бы малы ни были мотосани, они, несомненно, оправдали себя. С полным грузом они идут так же быстро, как и собачья упряжка, и могут тащить примерно такой же груз. Их преимущество перед собачьей упряжкой состоит в том, что их легко отцепить от грузовых саней и в нужных случаях использовать для поездки на рекогносцировку местности. С другой стороны, как и при любом виде моторизованного транспорта, стоит только поломаться самой незначительной детали, и машина выходит из строя, если под руками нет запасных частей. Когда же вы имеете дело с собачьей упряжкой, то, потеряв одну собаку, вы теряете только одну девятую мощности.
Впервые я встретился с Плейстедом в Юрике, когда мы закончили первую половину тренировочной программы, готовясь к трансарктическому путешествию. К этому времени мы проделали около 700 миль и зашли в Юрику, чтобы пополнить запасы и немного отдохнуть перед продолжением тренировки. Первая попытка Плейстеда достигнуть полюса на мотосанях только что окончилась неудачей, и он через Юрику возвращался на юг. Это дружелюбный и великодушный человек, с которым у нас сложились хорошие отношения; поэтому я был очень рад, что его вторая попытка оказалась успешной. Он достиг Северного полюса в апреле 1968 года, в первое лето нашего путешествия по Северному Ледовитому океану, и оттуда Уэлди Фипс вывез его на своем двухмоторном «Оттере».
Успех Плейстеда, как мне думается, ничуть не умаляет наших достижений, ибо наш путь к Северному полюсу шел по самой длинной оси. Мы уже в два с лишним раза превысили расстояние, пройденное Плейстедом до полюса, и нам предстояло идти дальше на другую сторону полюса, в восточное полушарие, чтобы впервые пересечь по льду Северный Ледовитый океан. Таким образом, мы действительно были первопроходцами, между тем как путешествие Плейстеда можно было считать оригинальным лишь в технике передвижения. Мы послали ему искренние поздравления и теперь сами были близки к тому, чтобы поздравления получать.
Определение курса с помощью навигационного счисления в Северном Ледовитом океане не такое уж простое дело, когда лед дрейфует: если вы несколько дней совсем не видите солнца, у вас не будет точного представления о том, где вы находитесь. Вы приблизительно знаете, в каком направлении идете, но не знаете, куда дрейфует лед. Вы точно не знаете, как далеко ушли, так как вам пришлось делать много обходов. В Антарктике, где довольно плоская, однообразная местность, можно тащить за нартами колесо, которое отмечает пройденные мили. Но пользоваться им, двигаясь по плавучему льду Северного Ледовитого океана, невозможно: колесо погнется, не отметив и десяти миль. Так что здесь не остается ничего другого, как строить догадки. Обычно такие догадки бывали довольно правильными. В конце дня мы сравнивали предположения каждого из нас о пройденном расстоянии, и редко бывало, чтобы величины отличались больше чем на милю от средней цифры. При подходе к самому полюсу мы прибегли к навигационному счислению, пользуясь прятавшимся в густой дымке солнцем для общей ориентировки.
5 апреля мы разбили лагерь, будучи уверенными, что находимся не дальше двух миль от полюса. Всю ночь бушевал буран, совершенно скрывший солнце, и определить наше местонахождение не было никакой надежды. Однако рано утром ветер стих, небо прояснилось, выглянуло солнце, и каждые два часа я выходил из палатки и брал высоту солнца. Я не мог получить результаты своих определений: все таблицы были в палатке Аллана, и мне не хотелось его будить; позже утром будет достаточно времени, чтобы уточнить наше местоположение.
Я послал ее величеству королеве Англии следующую радиограмму:
«Имею честь доложить Вашему величеству, что сегодня, 5 апреля, в 7 часов по среднему гринвичскому времени британская трансарктическая экспедиция, судя по навигационному счислению, достигла Северного полюса спустя четыреста семь дней после выхода с мыса Барроу. Мои спутники по экспедиции Аллан Джилл, Кеннет Хеджес, майор МССВ, и доктор Рой Кернер, а также Чёрч, майор ВВС, наш радиосвязной на мысе Барроу, все здоровы, в хорошем настроении и полны надежд, что, двигаясь усиленными переходами и при некоторой доле удачи, экспедиция достигнет Шпицбергена в этом году ко дню летнего солнцестояния (Иванову дню) и, таким образом, завершит во имя нашей родины первый переход по льду Северного Ледовитого океана. (Подписал У. Херберт, руководитель экспедиции)»
Аллан пришел ко мне с вычисленным уже местоположением как раз в тот момент, когда я закончил передавать и выключил радио. Я был потрясен, узнав, что мы находимся в семи милях от полюса, а вовсе не в полутора. Сознавая, что нужно быть не дальше, чем в двух милях от полюса, чтобы иметь право сказать – по навигационному счислению он достигнут, мы немедленно упаковались, снялись с места и двинулись в путь – туда, где, по нашим словам, уже находились. Было около девяти часов утра. В нашем распоряжении было еще немало часов, прежде чем изменится дата по среднему гринвичскому времени, и мы могли рассчитывать, что успеем достигнуть полюса в тот же день, как сообщено в радиограмме.
Установление курса недалеко от полюса – задача нелегкая. Если ваше определение долготы не совсем точно, тогда момент прохождения солнца через ваш меридиан, то есть момент, когда лучи солнца направлены прямо на север, определен неверно, и в результате вы пойдете в неверном направлении. Само собой понятно, что, избрав неверный курс, вы увеличите свои ошибки в последующие моменты определения долготы. Определение азимута становится еще более ошибочным, и в результате вы все время движетесь вокруг полюса, пока не описываете почти полный круг. Именно так и случилось с нами в этот знаменательный день.
Мы тронулись в путь, прошли, по всей вероятности, семь миль и сделали привал. Установив теодолит, произвели грубое вычисление координат и обнаружили, что находимся все еще в семи милях от полюса. Это было невероятно. Мы потратили массу времени, чтобы добраться сюда, и находились все еще в семи милях от нашей цели. Время не терпит: через семь часов по среднему гринвичскому времени изменится дата. Мы не могли понять, в чем же наша ошибка. Как могло случиться, что мы прошли семь миль по направлению к полюсу, а находимся все еще в семи милях от него? Единственный возможный ответ состоял в том, что мы, вероятно, шли параллельно линии перемены дат и в результате миновали полюс. Пришлось согласиться, что мы допустили большую ошибку при определении азимута по координатам, вычисленным нами утром. И мы еще раз взялись за вычисления и тут-то нашли ошибку в определении долготы. Провели новую серию наблюдений, что отняло порядочно времени, и снова пустились в путь. Мы упорно шли три часа, опять установили теодолит и обнаружили, что находимся в трех милях к югу от полюса на нулевой долготе. Шпицберген был нашей конечной целью, и мы все еще на три недели отставали от графика, поэтому в сущности должны были идти дальше, а не возвращаться.
Но нельзя с чистой совестью говорить, что ты находишься на полюсе, если ты в трех милях от него, особенно в том случае, когда послано сообщение ее величеству, свидетельствующее, что, согласно навигационному счислению, полюс уже достигнут. Итак, мы снова двинулись в путь, держа курс точно по азимуту. Мы пробивались через каждую гряду торосов, оказавшуюся на нашем пути, прокладывая совершенно прямую линию на север. Но двигались медленно, а дрейф был против нас. Фактически мы почти не продвигались вперед: за четыре часа прошли меньше мили.
В отчаянии мы разгрузили нарты, устроили временный склад и взяли с собой лишь абсолютно необходимое, чтобы провести в лагере одну ночь. Это был риск – единственный раз за все путешествие пришлось пойти на такой риск. Но он оправдал себя. С более легкими нартами мы двигались быстрее и примерно через три часа решили, что находимся на полюсе, а возможно, даже за ним. Остановились, разбили палатки и произвели окончательное определение. Оказалось 89°59 . Мы были в одной миле от полюса на 180° з. д. Другими словами, мы побывали на полюсе и прошли за него. Но теперь дрейф был на нашей стороне, так что наверняка ночью нам удастся вторично пересечь полюс. Мы залезли в спальные мешки и уснули.
Отпечатки лап тридцати пяти эскимосских лаек, широкие следы четырех тяжелых нарт эскимосского типа и четыре пары человеческих следов, которые пасхальным утром 1969 года пересекли Северный полюс, остановились в миле за ним. Мы больше не искали то место, где брали в последний раз высоту солнца, и несколько часов отдыхали. Пока мы спали, наш лагерь медленно дрейфовал, и к тому времени, когда несколько часов спустя мы снова погрузили свое имущество на нарты и взяли курс на Шпицберген, полюс находился к северу от нас, но в другом направлении.
Не так-то легко было отыскать и определить эту точку. На Северном полюсе сходятся все меридианы восточного и западного полушарий и, куда ни направишься, везде будет юг. Температура была минус 37° С. Откуда дул ветер – с юго-запада или с северо-востока? Какой был день – воскресенье или суббота? А может быть, понедельник? Здесь этих понятий не существовало. Как-то странно было находиться в таком месте. И это место лежало на нашем пути от мыса Барроу до Шпицбергена, а для достижения его нам понадобилось тяжелых четыреста восемь дней.
Попытка стать ногой на полюс напоминала попытку наступить на тень птицы, описывающей над нами круги. Здесь все в движении – сложном и многократном. Поверхность у полюса, по который мы шли, в результате дрейфа сама движется по планете, вертящейся вокруг своей оси. Мы стояли приблизительно на этой оси и стоя засыпали, а собаки были усталые и голодные. Мы были слишком утомлены, чтобы отпраздновать наше прибытие на вершину этой сверхгоры, вокруг которой, кажется, движется солнце, описывая привычные круги, как заводной механизм.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26
Незадолго до того как мы покинули зимний лагерь, нам сообщили, что Хью Симпсон с женой и Роджером Тафтом должен вот-вот отправиться в экспедицию к Северному полюсу из Канады. Но мы не знали, когда он выйдет в путь, сколько груза возьмет с собой и когда предполагает быть на полюсе. Получив от Фредди дополнительную информацию, мы решили, что нам следует поторопиться, если мы хотим опередить моего старого товарища по санным экспедициям. По всей вероятности, они начали свой путь чуть-чуть южнее нас, но нам рано еще было радоваться, мы вполне могли столкнуться с обстоятельствами, которые заставили бы нас задержаться в пути. Например, у Аллана мог начаться рецидив или же мы могли застрять на всторошенном льду. Достаточно было Хью и его спутникам делать по 10 миль в сутки, и они догнали бы нас. Мы, правда, не верили, что они могут раньше нас достигнуть полюса, но нам все равно надо было торопиться, чтобы добраться до Шпицбергена к середине лета. Однако возможность оказаться побежденными послужила для нас дополнительным стимулом идти вперед, не щадя сил.
Каждый день мы примерно на полчаса увеличивали наши дневные переходы, чего при других обстоятельствах, вероятно, не сумели бы сделать. Однако, не зная где находится Хью и как быстро он идет, мы были до некоторой степени насторожены. Когда мы оказались всего в 60 морских милях от полюса, пришло известие, что Хью с трудом пробивается сквозь сжатый, всторошенный лед по ту сторону острова Элсмира и что он прошел от берега всего 27 миль. Мы ему очень сочувствовали. То же самое вначале было и с нами, когда мы покинули мыс Барроу, пытаясь добраться до полярного пака.
На пути от 89-й параллели до полюса мы были настроены оптимистически. Казалось, что теперь мы достигнем полюса, дело лишь во времени и в упорном труде. Самолет канадских военно-воздушных сил совершил первое в этом сезоне сбрасывание припасов, и благодаря пополнению нашего обычного рациона бифштексами, яйцами и пивом мы питались теперь, как лорды, поглощая, вероятно, 7000 калорий в день. Летчики канадских военно-воздушных сил, пролетая над нами, не забывали прокричать несколько ободряющих слов и сообщать состояние дороги впереди. На этот раз они сказали, что дорога не очень хорошая. Однако, когда мы очутились в тех местах, о которых они говорили, оказалось, что там вполне можно пройти. Мы испытали такое облегчение, словно нам сделали инъекцию какого-то возбуждающего средства (впрочем, не исключена была возможность, что плохая дорога начнется где-нибудь дальше). Нас все время преследовала мысль, что рано или поздно мы очутимся среди непроходимого льда, что мы должны будем остановиться или сильно сбавить темп. Однако в действительности ничего этого не случилось. Условия продвижения все улучшались и улучшались. Поверхность льда была настолько хороша, что несколько раз собаки пускались галопом – впервые за все время путешествия.
Примерно на половине пути от зимнего лагеря до полюса мы стали замечать, что ледяные поля не сильно взломаны; они представляли собой неразрывное ледяное поле, но на них были обширные места тонкого льда, и некоторые из этих участков превышали самые большие из виденных нами ранее замерзших разводьев. Отдельные участки тонкого льда имели милю в поперечнике. Казалось, Северный Ледовитый океан еще недавно весь был вскрыт, а затем неделю или две тому назад замерз.
В первые недели путешествия мы опасались двигаться по льду в шесть дюймов, который можно пробить двумя ударами ледоруба, впоследствии же мы шли по этому тонкому льду без всякого смущения. Когда мороз достигает 35–40° С, лед утолщается прямо-таки на глазах. Сейчас настолько холодно, что, пока проходишь замерзшее разводье шириной четверть мили, лед становится примерно на одну восьмую дюйма толще. Единственное неудобство этих поистине ровных участков состояло в том, что морской лед был несколько липкий. На нем не успел еще образоваться снежный покров и соль не успела осесть в процессе испарения. По этой гладкой поверхности мы двигались не быстрее, чем по всторошенной, но по крайней мере на нашем пути не было никаких препятствий. Достигнув противоположного края ровного поля, мы взобрались на уступ, с грустью думая, что это последнее гладкое пространство. Но оказалось, что, хотя перед нами было неровное ледяное поле, на самом деле мы двигались быстрее, так как снег здесь плотно слежался и нарты легко скользили по нему. Благодаря более широким полозьям нарты скользили по снегу, как лыжи, что помогло нам избежать многих препятствий. В прошлом году нам это никогда не удавалось: полозья врезались в снег, нарты заедало, так что при обходе препятствий приходилось трижды делать повороты. Бывало и так, что на самой лучшей твердой поверхности нам надо было поворачивать свои нарты на 180 градусов и идти назад, чтобы выбраться из тупика.
По мере приближения к полюсу такие обширные пространства открытой воды, промерзшей на глубину пять-шесть дюймов, попадались часто, а крупных скоплений торосов не было. На милю пути торосовых гряд здесь приходилось больше, но размеры их были меньше. Иногда на протяжении нескольких дней нам ни разу не приходилось прорубать себе путь сквозь торосовые гряды – ни большие, ни маленькие. Мы просто гнали собак к гряде, отцепляли постромки, перетаскивали нарты через нее и с грохотом скатывались на молодой лед по ту сторону этой гряды. Было очень весело. Мы двигались. Теперь ничто не могло помешать нам достичь полюса.
11 НА ВЕРШИНЕ МИРА
Первая попытка пересечь по льду Северный Ледовитый океан была совершена молодым норвежцем Бьёрном Стайбом в 1964 году. До этого путешествия ему мало приходилось бывать в полярных районах. Несколькими годами раньше он пересек на собачьих упряжках Гренландский ледяной щит и ездил на собаках в норвежских горах, но с плавучим льдом ему довелось встретиться впервые. В силу ряда обстоятельств он был вынужден организовать свою попытку поспешно, и ему очень не повезло. Он добрался до полярного плавучего льда, а затем до «Арлис-2» – американской научной дрейфующей станции, которая в это время находилась почти на полпути между островом Элсмира и полюсом и быстро двигалась к Гренландскому морю. Когда Стайб прибыл на «Арлис-2», чтобы пополнить запасы, лето было уже в разгаре, и ему пришлось отказаться от своей попытки и вернуться обратно на самолете.
Следующую попытку достигнуть полюса совершил Ралф Плейстед, страховой агент из Миннесоты. Его партия двигалась на моторизованных санях (этот вид транспорта очень распространен среди спортсменов в Канаде и на севере Соединенных Штатов). Как бы малы ни были мотосани, они, несомненно, оправдали себя. С полным грузом они идут так же быстро, как и собачья упряжка, и могут тащить примерно такой же груз. Их преимущество перед собачьей упряжкой состоит в том, что их легко отцепить от грузовых саней и в нужных случаях использовать для поездки на рекогносцировку местности. С другой стороны, как и при любом виде моторизованного транспорта, стоит только поломаться самой незначительной детали, и машина выходит из строя, если под руками нет запасных частей. Когда же вы имеете дело с собачьей упряжкой, то, потеряв одну собаку, вы теряете только одну девятую мощности.
Впервые я встретился с Плейстедом в Юрике, когда мы закончили первую половину тренировочной программы, готовясь к трансарктическому путешествию. К этому времени мы проделали около 700 миль и зашли в Юрику, чтобы пополнить запасы и немного отдохнуть перед продолжением тренировки. Первая попытка Плейстеда достигнуть полюса на мотосанях только что окончилась неудачей, и он через Юрику возвращался на юг. Это дружелюбный и великодушный человек, с которым у нас сложились хорошие отношения; поэтому я был очень рад, что его вторая попытка оказалась успешной. Он достиг Северного полюса в апреле 1968 года, в первое лето нашего путешествия по Северному Ледовитому океану, и оттуда Уэлди Фипс вывез его на своем двухмоторном «Оттере».
Успех Плейстеда, как мне думается, ничуть не умаляет наших достижений, ибо наш путь к Северному полюсу шел по самой длинной оси. Мы уже в два с лишним раза превысили расстояние, пройденное Плейстедом до полюса, и нам предстояло идти дальше на другую сторону полюса, в восточное полушарие, чтобы впервые пересечь по льду Северный Ледовитый океан. Таким образом, мы действительно были первопроходцами, между тем как путешествие Плейстеда можно было считать оригинальным лишь в технике передвижения. Мы послали ему искренние поздравления и теперь сами были близки к тому, чтобы поздравления получать.
Определение курса с помощью навигационного счисления в Северном Ледовитом океане не такое уж простое дело, когда лед дрейфует: если вы несколько дней совсем не видите солнца, у вас не будет точного представления о том, где вы находитесь. Вы приблизительно знаете, в каком направлении идете, но не знаете, куда дрейфует лед. Вы точно не знаете, как далеко ушли, так как вам пришлось делать много обходов. В Антарктике, где довольно плоская, однообразная местность, можно тащить за нартами колесо, которое отмечает пройденные мили. Но пользоваться им, двигаясь по плавучему льду Северного Ледовитого океана, невозможно: колесо погнется, не отметив и десяти миль. Так что здесь не остается ничего другого, как строить догадки. Обычно такие догадки бывали довольно правильными. В конце дня мы сравнивали предположения каждого из нас о пройденном расстоянии, и редко бывало, чтобы величины отличались больше чем на милю от средней цифры. При подходе к самому полюсу мы прибегли к навигационному счислению, пользуясь прятавшимся в густой дымке солнцем для общей ориентировки.
5 апреля мы разбили лагерь, будучи уверенными, что находимся не дальше двух миль от полюса. Всю ночь бушевал буран, совершенно скрывший солнце, и определить наше местонахождение не было никакой надежды. Однако рано утром ветер стих, небо прояснилось, выглянуло солнце, и каждые два часа я выходил из палатки и брал высоту солнца. Я не мог получить результаты своих определений: все таблицы были в палатке Аллана, и мне не хотелось его будить; позже утром будет достаточно времени, чтобы уточнить наше местоположение.
Я послал ее величеству королеве Англии следующую радиограмму:
«Имею честь доложить Вашему величеству, что сегодня, 5 апреля, в 7 часов по среднему гринвичскому времени британская трансарктическая экспедиция, судя по навигационному счислению, достигла Северного полюса спустя четыреста семь дней после выхода с мыса Барроу. Мои спутники по экспедиции Аллан Джилл, Кеннет Хеджес, майор МССВ, и доктор Рой Кернер, а также Чёрч, майор ВВС, наш радиосвязной на мысе Барроу, все здоровы, в хорошем настроении и полны надежд, что, двигаясь усиленными переходами и при некоторой доле удачи, экспедиция достигнет Шпицбергена в этом году ко дню летнего солнцестояния (Иванову дню) и, таким образом, завершит во имя нашей родины первый переход по льду Северного Ледовитого океана. (Подписал У. Херберт, руководитель экспедиции)»
Аллан пришел ко мне с вычисленным уже местоположением как раз в тот момент, когда я закончил передавать и выключил радио. Я был потрясен, узнав, что мы находимся в семи милях от полюса, а вовсе не в полутора. Сознавая, что нужно быть не дальше, чем в двух милях от полюса, чтобы иметь право сказать – по навигационному счислению он достигнут, мы немедленно упаковались, снялись с места и двинулись в путь – туда, где, по нашим словам, уже находились. Было около девяти часов утра. В нашем распоряжении было еще немало часов, прежде чем изменится дата по среднему гринвичскому времени, и мы могли рассчитывать, что успеем достигнуть полюса в тот же день, как сообщено в радиограмме.
Установление курса недалеко от полюса – задача нелегкая. Если ваше определение долготы не совсем точно, тогда момент прохождения солнца через ваш меридиан, то есть момент, когда лучи солнца направлены прямо на север, определен неверно, и в результате вы пойдете в неверном направлении. Само собой понятно, что, избрав неверный курс, вы увеличите свои ошибки в последующие моменты определения долготы. Определение азимута становится еще более ошибочным, и в результате вы все время движетесь вокруг полюса, пока не описываете почти полный круг. Именно так и случилось с нами в этот знаменательный день.
Мы тронулись в путь, прошли, по всей вероятности, семь миль и сделали привал. Установив теодолит, произвели грубое вычисление координат и обнаружили, что находимся все еще в семи милях от полюса. Это было невероятно. Мы потратили массу времени, чтобы добраться сюда, и находились все еще в семи милях от нашей цели. Время не терпит: через семь часов по среднему гринвичскому времени изменится дата. Мы не могли понять, в чем же наша ошибка. Как могло случиться, что мы прошли семь миль по направлению к полюсу, а находимся все еще в семи милях от него? Единственный возможный ответ состоял в том, что мы, вероятно, шли параллельно линии перемены дат и в результате миновали полюс. Пришлось согласиться, что мы допустили большую ошибку при определении азимута по координатам, вычисленным нами утром. И мы еще раз взялись за вычисления и тут-то нашли ошибку в определении долготы. Провели новую серию наблюдений, что отняло порядочно времени, и снова пустились в путь. Мы упорно шли три часа, опять установили теодолит и обнаружили, что находимся в трех милях к югу от полюса на нулевой долготе. Шпицберген был нашей конечной целью, и мы все еще на три недели отставали от графика, поэтому в сущности должны были идти дальше, а не возвращаться.
Но нельзя с чистой совестью говорить, что ты находишься на полюсе, если ты в трех милях от него, особенно в том случае, когда послано сообщение ее величеству, свидетельствующее, что, согласно навигационному счислению, полюс уже достигнут. Итак, мы снова двинулись в путь, держа курс точно по азимуту. Мы пробивались через каждую гряду торосов, оказавшуюся на нашем пути, прокладывая совершенно прямую линию на север. Но двигались медленно, а дрейф был против нас. Фактически мы почти не продвигались вперед: за четыре часа прошли меньше мили.
В отчаянии мы разгрузили нарты, устроили временный склад и взяли с собой лишь абсолютно необходимое, чтобы провести в лагере одну ночь. Это был риск – единственный раз за все путешествие пришлось пойти на такой риск. Но он оправдал себя. С более легкими нартами мы двигались быстрее и примерно через три часа решили, что находимся на полюсе, а возможно, даже за ним. Остановились, разбили палатки и произвели окончательное определение. Оказалось 89°59 . Мы были в одной миле от полюса на 180° з. д. Другими словами, мы побывали на полюсе и прошли за него. Но теперь дрейф был на нашей стороне, так что наверняка ночью нам удастся вторично пересечь полюс. Мы залезли в спальные мешки и уснули.
Отпечатки лап тридцати пяти эскимосских лаек, широкие следы четырех тяжелых нарт эскимосского типа и четыре пары человеческих следов, которые пасхальным утром 1969 года пересекли Северный полюс, остановились в миле за ним. Мы больше не искали то место, где брали в последний раз высоту солнца, и несколько часов отдыхали. Пока мы спали, наш лагерь медленно дрейфовал, и к тому времени, когда несколько часов спустя мы снова погрузили свое имущество на нарты и взяли курс на Шпицберген, полюс находился к северу от нас, но в другом направлении.
Не так-то легко было отыскать и определить эту точку. На Северном полюсе сходятся все меридианы восточного и западного полушарий и, куда ни направишься, везде будет юг. Температура была минус 37° С. Откуда дул ветер – с юго-запада или с северо-востока? Какой был день – воскресенье или суббота? А может быть, понедельник? Здесь этих понятий не существовало. Как-то странно было находиться в таком месте. И это место лежало на нашем пути от мыса Барроу до Шпицбергена, а для достижения его нам понадобилось тяжелых четыреста восемь дней.
Попытка стать ногой на полюс напоминала попытку наступить на тень птицы, описывающей над нами круги. Здесь все в движении – сложном и многократном. Поверхность у полюса, по который мы шли, в результате дрейфа сама движется по планете, вертящейся вокруг своей оси. Мы стояли приблизительно на этой оси и стоя засыпали, а собаки были усталые и голодные. Мы были слишком утомлены, чтобы отпраздновать наше прибытие на вершину этой сверхгоры, вокруг которой, кажется, движется солнце, описывая привычные круги, как заводной механизм.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26