Я сам подходил к убитому зверю – он был мертвей мертвого, уже начинал коченеть.
– Разве ж его простой пулей возьмешь! Нужно было по крайности вогнать осиновый кол! – не ответив мой на вопрос, причитал волхв.
– Зачем ему осиновый кол, он, чай, не вурдалак, а оборотень! – сказал смущенно солдат.
– Был простым оборотнем, а стал оборотнем-упырем. Теперь его почти ничем не возьмешь. Промахнулся ты, долгожилый! Если его не найти до полнолуния и не добить, то…
– Вы хотите сказать, что убитый волк ожил и убежал? – уточнил я.
– Ох, беда, беда! – стенал Костюков, обхватив голову рукам. – Моя вина, проспал, пролежал на боку…
– Ладно, пойду, сам узнаю, что там случилось, – сказал я, прерывая его неконструктивные, на мой взгляд, причитания.
Глава четырнадцатая
У господского дома творилось нечто не вообразимое. Под окнами с криками бегали люди в господском платье. Дворовые, напротив, прятались за хозяйственными строениями, вероятно, боясь попасться под общий расклад. Василий Иванович, высунувшись из окна, что-то кричал, показывая рукой на что-то лежащее внизу.
Я пошел выяснить, что его так взволновало. Пока я приближался к дому, он ненадолго исчез из окна, потом опять появился. Вид у него был непривычно взволнованный. Мягкая улыбка и плавность жестов исчезли – теперь это был типичный самодур-помещик.
– Розарий! – отчаянно завопил он. – Запорю!
Я удивился, мне казалось, что весь сыр-бор происходит из-за пропавшего трупа волка – оказалось, что хозяина волнует разоренный под окнами его спальни розарий.
Теперь мне было видно, что кто-то совершенно варварски переломал все кусты роз на великолепной клумбе. Я подошел и осмотрел землю и газоны от места, где вчера лежал волк, до самой клумбы. Следы уже порядком затоптали, но заметить, что по земле напрямик от дома к ограде протащили что-то тяжелое, еще было можно. Я подумал, что в разорении цветника виноваты не дворовые люди, тем более, подвыпившие гости, а наш исчезнувший зверь.
– Алексей Григорьевич, посмотри, что сделали с цветами эти варвары! Мои любимые розы! – со слезой в голосе закричал Трегубов, увидев меня.
– Вы не знаете, куда делся волк? – крикнул я в ответ.
– Какой волк! Посмотри, что сталось с моими розами!
– Кузьма Платонович, – остановил я шустрого старичка, суетящегося под хозяйским взором, – вы не знаете, куда делся труп волка?
Приживал, кажется, уже окончательно утвердившийся в роли домоправителя, ответил высоким, плаксивым голосом:
– До того ли нам, Алексей Григорьевич, посмотрите, какое у нас горе! Злые люди все наши любимые цветочки поломали!
Отвечал мне Кузьма Платонович неестественно громко, видимо, для того, чтобы хозяин услышал и оценил его преданность и рвение.
– Вы не приказывали его куда-нибудь убрать? – спросил я, чтобы окончательно удостовериться, что к пропаже волка местные обитатели и дворня не имеют отношения.
– Не приказывал, батюшка, да что он тебе сдался? До того ли нам теперь! Горе-то какое!
Оставив его убиваться перед светлым, скорбным ликом хозяина, я поднялся в спальню Трегубова. Тот сидел в кресле перед окном, отставив в сторону сломанную ногу, картинно прикрыв ладонью глаза. По углам и стенкам спальни жались бледные родственники и друзья со скорбными минами.
– Это что же за варварство? – плачущим голосом спросил меня Василий Иванович. – Неужто можно посягать на такую изящную красоту!
– Можно, – сказал я. – Только я думаю, что дело много хуже, чем поломанные розы.
– Как так? – картинно удивился помещик. – Что же может быть хуже?
– Боюсь, что скоро посягнут не только на цветы, а и на нашу с вами жизнь.
– Что такое? Кто посягнет?! Кто посмеет?!
– Оборотень, – мрачно сказал я. – Проспали мы с тобой, дорогой друг Трегубов, оборотня.
– Как так? – разом забыв про погубленные цветочки, округлив глаза, воскликнул Василий Иванович. – Ванька же насмерть убитый!
– Был убитый, да куда-то сплыл. Погляди под окно. Волк пропал неведомо куда, а след от места, где он лежал, ведет точно к забору. Скорее всего, когда Вошин отсюда уползал, по пути разорил и твой розарий.
– Не может быть! – воскликнул Костюков и вскочил, забыв про сломанную ногу.
Впрочем, тотчас же упал назад в кресло.
– Нога! Ради Бога, помогите!
Домочадцы бросились к нему на помощь. Однако, он отмахнулся от них, встал на здоровую конечность, высунулся в окно проверить мои слова. Отсюда сверху след был виден еще более явственно, чем внизу. Около самого забора была заметна свежевскопанная земля.
– Кузьма Платонович, – закричал Трегубов, – где волк?
Внизу общая суета вокруг разоренной клумбы тот-час прекратилась, и все, кто там был, уставились на место, где вчера лежал труп зверя.
Платон Кузьмич только беспомощно развел руками.
– Мне один верный человек сказал, что оборотня нельзя убить простой пулей, – добавил я горечи к растерянности вчерашнего героя.
Василий Иванович растерянно на меня оглянулся.
– Так ты думаешь, он смог ожить?
– Не знаю, но если действительно ожил, нам с тобой мало не покажется! Мы самые главные его враги.
– Думаешь, он будет мстить? – как мне показалось, с надеждой на отрицательный ответ спросил помещик. – А может быть, это его кто-нибудь из мужиков утащил!
– Ага, на чучело, – скептически сказал я.
– Нужно поискать с собаками, – подсказал один из бедных родственников, находившихся в спальне хозяина. – У нас есть свора на волков.
Мысль была конструктивная. Тотчас Трегубов отдал соответствующее распоряжение. Все тотчас забегали, и минут через пять прибежали псари со сворой очень крупных собак. Собак такой породы я никогда не встречал. У них были удлиненные туловища, круглые морды, густо обросшей длинной шерстью, небольшие, с висящими кончиками, уши, почти совершенно прикрытые шерстью. Псы рвались с поводков и рычали, отпугивая зевак.
– Что это за порода? – спросил я хозяина.
– Наши, русские овчарки, – рассеяно ответил он, – погоди, вот сейчас возьмут след и отыщут этого … волка! – с надеждой в голосе пообещал Василий Иванович.
Я промолчал, наблюдая, как псари притравливают собак.
Увы, факир был пьян и фокус не удался. Овчарки брать след зверя не желали. Они бестолково толклись в палисаднике, не понимая, чего от них хотят.
– Не чуют! – прошептал кто-то за моей спиной. – Волк-то, видать, зачарованный!
– Барин, у забора подкоп! – закричал кто-то со двора.
– Нужно собирать охоту, – ни к кому конкретно не обращаясь, сказал Трегубов, – а у меня нога сломана!
– Пойду, посоветуюсь с умными людьми, может быть, что-нибудь придумаем, – пообещал я, рассчитывая на помощь Костюкова. Похоже, он единственный знал, что следовало делать.
– Устроим облаву, куда он денется! – продолжал рассуждать вслух хозяин. – Нешто один зверь со всеми нами совладает!
Напоминать, что облавы они уже организовывали, и чем это кончилось, я не стал. Костюков и Иван с нетерпеливо ждали моего прихода и тут же набросились с вопросами. Я им рассказал все, что удалось узнать. Иван, судя по выражению лица, в оборотнях, как и я, не разбирался – смотрел с надеждой на Костюкова. Тот лежал с закрытыми глазами, бессильно откинувшись на подушку.
– Помещик хочет организовать облаву, не знаю только, будет ли от этого прок, – сказал я, не дождавшись от него комментариев случившемуся.
– Пусть попробуют, – наконец, сказал волхв. – До полнолуния оборотень будет бессилен. К тому же он о трех ногах.
– Лапа тоже исчезла, – вспомнил я. – Может, и она приживется?
– Ты своей саблей ее отрубил?
– Да, я же говорил.
– Тогда не приживется. Против этой сабли он бессилен. Если бы ты его проткнул, было бы наверняка.
– Кто же мог знать! Я впервые встречаюсь с оборотнями. Раньше думал, что это сказки. А чем, кроме сабли, с ним можно справиться?
– Заговоренной стрелой, – ответил волхв. – Только взять ее неоткуда. Был бы я в силах!
– А серебряной пулей его убить можно? – спросил я, вспомнив, что где-то слышал нечто подобное.
– Серебро магический металл, – ответил, подумав, Костюков. – А если освятить в церкви, то, может быть, и получится. Только где взять такую пулю? Да и не простое дело оборотня убить. Тут нужно соблюдать многие условия: знать заговор, быть одному, одной пулей и попасть с первого раза.
– Думаю, сделать пули не очень сложно. Кузница в селе есть, возьму серебряные монеты, расплавлю и отолью, – сказал я.
– Ты что, кузнечное дело понимаешь? – удивился волхв.
– В таких объемах, – начал я и поправился, чтобы меня поняли, – немного умею. Пулю отлить дело нехитрое.
– Коли так, попробуй. Эх, если бы я на ноги встал, я бы с ним за все посчитался! Однако, боюсь, что до полнолуния в силу войти не успею!
Я не стал спрашивать, почему же тогда он попал в плен к Вошину и просидел несколько месяцев в его темнице. Увы, видимо, не только мы, люди, но и волхвы имеют слабость преувеличивать свои возможности.
– Значит, сначала пусть местные жители организуют облаву, а не получится, я пойду на охоту…
– Почему только ты, я тоже, – сказал Иван. – Не убил с первого раза, убью со второго.
– Вы можете посоветовать, как правильно организовать облаву? – спросил я Костюкова.
– Оборотень сейчас прячется, до полнолуния…
– Про полнолуние вы уже говорили, – перебил я.
– Пускай во всей округе проверят все ямы, старые медвежьи берлоги, глубокие овраги. Может быть, и повезет. Хотя вряд ли…
– Понятно. Хорошо, я тогда пойду решать вопрос с пулями.
– Я с тобой, – вызвался Иван, – вдвоем веселее.
Оставив волхва набираться сил, мы отправились к Трегубову. Василий Иванович лежал постели с привязанным к ноге грузом и жаловался окружившим его ложе гостям на свою тяжелую жизнь. Здесь же была и Аля, как мне показалось, полная сочувствия к бедному страдальцу. Кроме нее, сочувствовали страждущему еще четыре дворянские девицы, умильно глядевшие на холостого богача и одинаково манерно обмахивающиеся душистыми кружевными платочками.
– Ну, что ты решил с облавой? – спросил я, прервав горько-сладкие стенания помещика. – Нужно срочно собирать народ и прочесать все окрестности. Особенно берлоги, ямы и овраги.
– Куда же я с больной ногой, – горестно сказал он, – коли здоров был бы, тогда всенепременно, а так! Плохой из меня нынче охотник.
– Тебе и незачем участвовать, лежи, лечись. У тебя есть толковые егеря?
– Как не быть.
– Распорядись, чтобы их позвали, и прикажи, чтобы они слушались меня.
– Ах, все это пустое! Пусть Платон Кузьмич распорядится.
– И еще мне нужны два хороших ружья.
– Это все Платон Кузьмич. Знал бы ты, Алексей Григорьевич, как трудно быть возвышенным, чувствительным человеком!
– Откуда же нам такие тонкие чувства испытывать! – заверил я бедного страдальца.
Больше мне здесь делать было нечего, тем более, что Алевтина, подслушав, о чем я думаю, глядя на бледного красавца и его обожательниц, обижено надула губы и отвернулась.
Мы с Иваном, прихватив с собой нового управляющего, отправились в оружейную комнату. Арсеналу Трегубова оказался впечатляющим. Большинство ружей и пистолетов можно было, не сомневаясь, отправлять в музей прикладного искусства.
Однако, мне нужны были не музейные образцы с инкрустацией, позолотой, тончайшей гравировкой и прочими красивостями, а нормальные охотничьи ружья, из которых можно было метко стрелять. Такие тоже нашлись. Я выбрал два английских кремневых ружья, тоже, кстати, завораживающих взгляд классическим совершенством линий.
– Вот это ружьецо! – восхищенно цокал языком Иван, когда мы шли в село разыскивать кузнецу. – Знатное ружьецо! Это чья работа?
– Аглицкая.
– Слышал про такую страну. У них королем Егорий?
– В смысле, Георгий? Кажется. У них этих Георгиев много было.
– А из чего ты пули лить думаешь?
– Как из чего? Из рублей, конечно. Или у тебя есть другие предложения?
– Из рублей жалко. Я в господском доме видел ложки подходящие. Может, из них сподручнее?
– Господские ложки много дороже стоят, чем монеты, к тому же неизвестно какой они пробы, а рубли делаются из чистого серебра.
– Проба-то что, почему бы и не попробовать, – по-своему перевел Иван слово «проба», – только дорогим это оборотень окажется, коли на него столько денег уйдет.
– Ничего, – успокоил я рачительного хозяина, – мы потом с Трегубова деньги стребуем.
– Ну, только если так!
За разговорами мы вошли в село. Жили трегубовские крепостные в скудости. По пути нам не встретилось ни одной новой избы. Видимо, Вошин, при попустительстве помещика, был экономным человеком – обдирал крестьян как липку. Пора была страдная, и народа не было.
Только около церкви нам встретился крестьянин на чем-то, отдаленно напоминавшем телегу, и показал, где найти кузнецу. Мы прошли в конец села к изрядному глинобитному зданию с прокопченными стенами.
– Есть кто живой? – крикнул я в «мрачные недра» кузницы.
Оттуда, не спеша, вышел крупный мужик в кожаном фартуке.
– Чего нужно? – спросил он без обычной крестьянской робости, исподлобья рассматривая нас с Иваном.
– Кузнец нужен.
– Я кузнец, – вежливо ответил он.
– Можно войти? – спросил я, приятно удивляясь такому непривычному независимому поведению.
– Входите, коли не шутите, – разрешил мастеровой, сторонясь от входа.
Мы вошли внутрь. Посередине помещения располагался большая печь с горном. Рядом с ней стояли верстак и невообразимой величины колода с наковальней. По стенам висело множество непонятного на первый взгляд инструмента. Из-за меха высунул чумазый любопытный нос подросток лет тринадцати. Кузнец прошел следом за нами и наблюдал, какое впечатление производит его мастерская.
– На охоту собрались или пришли ружья чинить? – спросил он, встретившись со мной взглядом.
– Кое-что сделать нужно, – ответил я. – Горн долго раздувать?
– Ты, прохожий человек, сперва скажи, что тебе надобно.
– Пули отлить.
– У меня для пуль припаса нет, вот если лошадь подковать, то это можно.
– У меня свой припас. Серебро сможешь расплавить?
– Никак на охоту за нечистым собрались? – безо всякого удивления спросил кузнец.
– Именно.
– Дело хорошее, пособлю. Много пуль нужно?
– Две, мне и товарищу. Для этих ружей.
– Оставляй припас, сделаю в лучшем виде.
– А как ты догадался, что мы на нечисть собрались охотиться? – спросил кузнеца Иван.
– Чай не на краю света живем. Про господские дела вся округа знает. К тому же на селе бобылка пропала, тоже-то, видно, оборотня дело. Народ в страхе обретается. Меня с собой возьмете? – неожиданно спросил он. – У меня с извергом Иваном Ивановичем давняя дружба, не плохо было бы посчитаться.
– Не получится, – ответил я. – На него можно только по одиночке охотиться. Иначе ничего не выйдет.
– Ну, коли так – ладно. А то было бы у меня ружье…
– Если хочешь поохотиться, я добуду тебе оружие, – пообещал я.
– И барин разрешит?
– Куда он денется.
– Раз так, то пули я вам сработаю самые наилучшие, с крестом. Как раз на нечисть.
– Вот и хорошо, наша помощь тебе не нужна?
– А ты, что, барин, в кузнечном деле понимаешь? Как помогать собрался?
– Как, как – руками.
– За руки благодарствуйте, у нас и свои имеются, – насмешливо сказал кузнец. – Нам лучше, ежели головой.
– Чем богаты, тем и рады, – отшутился я. – Вот тебе серебряные монеты. Хватит на три пули: две нам и одну тебе?
Кузнец взвесил на руке горстку серебряных рублей. Одобрительно качнул головой:
– Хватит, с излишеством. Ружья оставьте для подгонки пуль. За моим ружьем, коли ты не шутил, сынишка сходит. К вечеру, ежели Бог позволит, будут готовы.
Мы оставили оружие и в сопровождении «чернокожего» подмастерья вернулись назад в усадьбу. Кузьма Платонович, когда я попросил его дать мальчику ружье для отца, в ужасе замахал руками.
– Это Тимофею-то кузнецу ружье! Окстись, батюшка, да креста на тебе нет! Это ж у нас первый бунтарь! Сколько его учили, правили! Покойник Иван Иванович на кнутовой правеж его ставил. Думали, помрет, ан выжил и полютовел пуще прежнего! Да знаешь ли ты, что он чуть к Емельке Пугачеву не убег! Да если б он не таким мастером был, его бы давно в острог посадили! Ишь, чего удумал – Тимофею ружье! Да он похуже оборотня будет!
Старик так разволновался, как будто кузнец уже стоял у него за спиной с оружием.
– Как же он мог попасть к Пугачеву, он во время бунта был еще ребенком! – попытался я урезонить нервного управляющего.
– Тимофей – он все может! Хотя и ребенком был, люди зря не скажут!
– Ну, коли так, тогда конечно, – пошел я на попятный. – Тогда делать нечего!
– Именно, батюшка! – обрадовался приживал.
– Тогда в помощь нужно брать человека благонравного, надежного!
– Истину, истину, голубь ты наш, вещаешь! Только благонравного и надежного!
– Пойду, попрошу Василия Ивановича, чтобы отправил его со мной на охоту на зверя, – совершенно серьезно сказал я. – И как это мне сразу в голову не пришло!
– Иди, батюшка, иди!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
– Разве ж его простой пулей возьмешь! Нужно было по крайности вогнать осиновый кол! – не ответив мой на вопрос, причитал волхв.
– Зачем ему осиновый кол, он, чай, не вурдалак, а оборотень! – сказал смущенно солдат.
– Был простым оборотнем, а стал оборотнем-упырем. Теперь его почти ничем не возьмешь. Промахнулся ты, долгожилый! Если его не найти до полнолуния и не добить, то…
– Вы хотите сказать, что убитый волк ожил и убежал? – уточнил я.
– Ох, беда, беда! – стенал Костюков, обхватив голову рукам. – Моя вина, проспал, пролежал на боку…
– Ладно, пойду, сам узнаю, что там случилось, – сказал я, прерывая его неконструктивные, на мой взгляд, причитания.
Глава четырнадцатая
У господского дома творилось нечто не вообразимое. Под окнами с криками бегали люди в господском платье. Дворовые, напротив, прятались за хозяйственными строениями, вероятно, боясь попасться под общий расклад. Василий Иванович, высунувшись из окна, что-то кричал, показывая рукой на что-то лежащее внизу.
Я пошел выяснить, что его так взволновало. Пока я приближался к дому, он ненадолго исчез из окна, потом опять появился. Вид у него был непривычно взволнованный. Мягкая улыбка и плавность жестов исчезли – теперь это был типичный самодур-помещик.
– Розарий! – отчаянно завопил он. – Запорю!
Я удивился, мне казалось, что весь сыр-бор происходит из-за пропавшего трупа волка – оказалось, что хозяина волнует разоренный под окнами его спальни розарий.
Теперь мне было видно, что кто-то совершенно варварски переломал все кусты роз на великолепной клумбе. Я подошел и осмотрел землю и газоны от места, где вчера лежал волк, до самой клумбы. Следы уже порядком затоптали, но заметить, что по земле напрямик от дома к ограде протащили что-то тяжелое, еще было можно. Я подумал, что в разорении цветника виноваты не дворовые люди, тем более, подвыпившие гости, а наш исчезнувший зверь.
– Алексей Григорьевич, посмотри, что сделали с цветами эти варвары! Мои любимые розы! – со слезой в голосе закричал Трегубов, увидев меня.
– Вы не знаете, куда делся волк? – крикнул я в ответ.
– Какой волк! Посмотри, что сталось с моими розами!
– Кузьма Платонович, – остановил я шустрого старичка, суетящегося под хозяйским взором, – вы не знаете, куда делся труп волка?
Приживал, кажется, уже окончательно утвердившийся в роли домоправителя, ответил высоким, плаксивым голосом:
– До того ли нам, Алексей Григорьевич, посмотрите, какое у нас горе! Злые люди все наши любимые цветочки поломали!
Отвечал мне Кузьма Платонович неестественно громко, видимо, для того, чтобы хозяин услышал и оценил его преданность и рвение.
– Вы не приказывали его куда-нибудь убрать? – спросил я, чтобы окончательно удостовериться, что к пропаже волка местные обитатели и дворня не имеют отношения.
– Не приказывал, батюшка, да что он тебе сдался? До того ли нам теперь! Горе-то какое!
Оставив его убиваться перед светлым, скорбным ликом хозяина, я поднялся в спальню Трегубова. Тот сидел в кресле перед окном, отставив в сторону сломанную ногу, картинно прикрыв ладонью глаза. По углам и стенкам спальни жались бледные родственники и друзья со скорбными минами.
– Это что же за варварство? – плачущим голосом спросил меня Василий Иванович. – Неужто можно посягать на такую изящную красоту!
– Можно, – сказал я. – Только я думаю, что дело много хуже, чем поломанные розы.
– Как так? – картинно удивился помещик. – Что же может быть хуже?
– Боюсь, что скоро посягнут не только на цветы, а и на нашу с вами жизнь.
– Что такое? Кто посягнет?! Кто посмеет?!
– Оборотень, – мрачно сказал я. – Проспали мы с тобой, дорогой друг Трегубов, оборотня.
– Как так? – разом забыв про погубленные цветочки, округлив глаза, воскликнул Василий Иванович. – Ванька же насмерть убитый!
– Был убитый, да куда-то сплыл. Погляди под окно. Волк пропал неведомо куда, а след от места, где он лежал, ведет точно к забору. Скорее всего, когда Вошин отсюда уползал, по пути разорил и твой розарий.
– Не может быть! – воскликнул Костюков и вскочил, забыв про сломанную ногу.
Впрочем, тотчас же упал назад в кресло.
– Нога! Ради Бога, помогите!
Домочадцы бросились к нему на помощь. Однако, он отмахнулся от них, встал на здоровую конечность, высунулся в окно проверить мои слова. Отсюда сверху след был виден еще более явственно, чем внизу. Около самого забора была заметна свежевскопанная земля.
– Кузьма Платонович, – закричал Трегубов, – где волк?
Внизу общая суета вокруг разоренной клумбы тот-час прекратилась, и все, кто там был, уставились на место, где вчера лежал труп зверя.
Платон Кузьмич только беспомощно развел руками.
– Мне один верный человек сказал, что оборотня нельзя убить простой пулей, – добавил я горечи к растерянности вчерашнего героя.
Василий Иванович растерянно на меня оглянулся.
– Так ты думаешь, он смог ожить?
– Не знаю, но если действительно ожил, нам с тобой мало не покажется! Мы самые главные его враги.
– Думаешь, он будет мстить? – как мне показалось, с надеждой на отрицательный ответ спросил помещик. – А может быть, это его кто-нибудь из мужиков утащил!
– Ага, на чучело, – скептически сказал я.
– Нужно поискать с собаками, – подсказал один из бедных родственников, находившихся в спальне хозяина. – У нас есть свора на волков.
Мысль была конструктивная. Тотчас Трегубов отдал соответствующее распоряжение. Все тотчас забегали, и минут через пять прибежали псари со сворой очень крупных собак. Собак такой породы я никогда не встречал. У них были удлиненные туловища, круглые морды, густо обросшей длинной шерстью, небольшие, с висящими кончиками, уши, почти совершенно прикрытые шерстью. Псы рвались с поводков и рычали, отпугивая зевак.
– Что это за порода? – спросил я хозяина.
– Наши, русские овчарки, – рассеяно ответил он, – погоди, вот сейчас возьмут след и отыщут этого … волка! – с надеждой в голосе пообещал Василий Иванович.
Я промолчал, наблюдая, как псари притравливают собак.
Увы, факир был пьян и фокус не удался. Овчарки брать след зверя не желали. Они бестолково толклись в палисаднике, не понимая, чего от них хотят.
– Не чуют! – прошептал кто-то за моей спиной. – Волк-то, видать, зачарованный!
– Барин, у забора подкоп! – закричал кто-то со двора.
– Нужно собирать охоту, – ни к кому конкретно не обращаясь, сказал Трегубов, – а у меня нога сломана!
– Пойду, посоветуюсь с умными людьми, может быть, что-нибудь придумаем, – пообещал я, рассчитывая на помощь Костюкова. Похоже, он единственный знал, что следовало делать.
– Устроим облаву, куда он денется! – продолжал рассуждать вслух хозяин. – Нешто один зверь со всеми нами совладает!
Напоминать, что облавы они уже организовывали, и чем это кончилось, я не стал. Костюков и Иван с нетерпеливо ждали моего прихода и тут же набросились с вопросами. Я им рассказал все, что удалось узнать. Иван, судя по выражению лица, в оборотнях, как и я, не разбирался – смотрел с надеждой на Костюкова. Тот лежал с закрытыми глазами, бессильно откинувшись на подушку.
– Помещик хочет организовать облаву, не знаю только, будет ли от этого прок, – сказал я, не дождавшись от него комментариев случившемуся.
– Пусть попробуют, – наконец, сказал волхв. – До полнолуния оборотень будет бессилен. К тому же он о трех ногах.
– Лапа тоже исчезла, – вспомнил я. – Может, и она приживется?
– Ты своей саблей ее отрубил?
– Да, я же говорил.
– Тогда не приживется. Против этой сабли он бессилен. Если бы ты его проткнул, было бы наверняка.
– Кто же мог знать! Я впервые встречаюсь с оборотнями. Раньше думал, что это сказки. А чем, кроме сабли, с ним можно справиться?
– Заговоренной стрелой, – ответил волхв. – Только взять ее неоткуда. Был бы я в силах!
– А серебряной пулей его убить можно? – спросил я, вспомнив, что где-то слышал нечто подобное.
– Серебро магический металл, – ответил, подумав, Костюков. – А если освятить в церкви, то, может быть, и получится. Только где взять такую пулю? Да и не простое дело оборотня убить. Тут нужно соблюдать многие условия: знать заговор, быть одному, одной пулей и попасть с первого раза.
– Думаю, сделать пули не очень сложно. Кузница в селе есть, возьму серебряные монеты, расплавлю и отолью, – сказал я.
– Ты что, кузнечное дело понимаешь? – удивился волхв.
– В таких объемах, – начал я и поправился, чтобы меня поняли, – немного умею. Пулю отлить дело нехитрое.
– Коли так, попробуй. Эх, если бы я на ноги встал, я бы с ним за все посчитался! Однако, боюсь, что до полнолуния в силу войти не успею!
Я не стал спрашивать, почему же тогда он попал в плен к Вошину и просидел несколько месяцев в его темнице. Увы, видимо, не только мы, люди, но и волхвы имеют слабость преувеличивать свои возможности.
– Значит, сначала пусть местные жители организуют облаву, а не получится, я пойду на охоту…
– Почему только ты, я тоже, – сказал Иван. – Не убил с первого раза, убью со второго.
– Вы можете посоветовать, как правильно организовать облаву? – спросил я Костюкова.
– Оборотень сейчас прячется, до полнолуния…
– Про полнолуние вы уже говорили, – перебил я.
– Пускай во всей округе проверят все ямы, старые медвежьи берлоги, глубокие овраги. Может быть, и повезет. Хотя вряд ли…
– Понятно. Хорошо, я тогда пойду решать вопрос с пулями.
– Я с тобой, – вызвался Иван, – вдвоем веселее.
Оставив волхва набираться сил, мы отправились к Трегубову. Василий Иванович лежал постели с привязанным к ноге грузом и жаловался окружившим его ложе гостям на свою тяжелую жизнь. Здесь же была и Аля, как мне показалось, полная сочувствия к бедному страдальцу. Кроме нее, сочувствовали страждущему еще четыре дворянские девицы, умильно глядевшие на холостого богача и одинаково манерно обмахивающиеся душистыми кружевными платочками.
– Ну, что ты решил с облавой? – спросил я, прервав горько-сладкие стенания помещика. – Нужно срочно собирать народ и прочесать все окрестности. Особенно берлоги, ямы и овраги.
– Куда же я с больной ногой, – горестно сказал он, – коли здоров был бы, тогда всенепременно, а так! Плохой из меня нынче охотник.
– Тебе и незачем участвовать, лежи, лечись. У тебя есть толковые егеря?
– Как не быть.
– Распорядись, чтобы их позвали, и прикажи, чтобы они слушались меня.
– Ах, все это пустое! Пусть Платон Кузьмич распорядится.
– И еще мне нужны два хороших ружья.
– Это все Платон Кузьмич. Знал бы ты, Алексей Григорьевич, как трудно быть возвышенным, чувствительным человеком!
– Откуда же нам такие тонкие чувства испытывать! – заверил я бедного страдальца.
Больше мне здесь делать было нечего, тем более, что Алевтина, подслушав, о чем я думаю, глядя на бледного красавца и его обожательниц, обижено надула губы и отвернулась.
Мы с Иваном, прихватив с собой нового управляющего, отправились в оружейную комнату. Арсеналу Трегубова оказался впечатляющим. Большинство ружей и пистолетов можно было, не сомневаясь, отправлять в музей прикладного искусства.
Однако, мне нужны были не музейные образцы с инкрустацией, позолотой, тончайшей гравировкой и прочими красивостями, а нормальные охотничьи ружья, из которых можно было метко стрелять. Такие тоже нашлись. Я выбрал два английских кремневых ружья, тоже, кстати, завораживающих взгляд классическим совершенством линий.
– Вот это ружьецо! – восхищенно цокал языком Иван, когда мы шли в село разыскивать кузнецу. – Знатное ружьецо! Это чья работа?
– Аглицкая.
– Слышал про такую страну. У них королем Егорий?
– В смысле, Георгий? Кажется. У них этих Георгиев много было.
– А из чего ты пули лить думаешь?
– Как из чего? Из рублей, конечно. Или у тебя есть другие предложения?
– Из рублей жалко. Я в господском доме видел ложки подходящие. Может, из них сподручнее?
– Господские ложки много дороже стоят, чем монеты, к тому же неизвестно какой они пробы, а рубли делаются из чистого серебра.
– Проба-то что, почему бы и не попробовать, – по-своему перевел Иван слово «проба», – только дорогим это оборотень окажется, коли на него столько денег уйдет.
– Ничего, – успокоил я рачительного хозяина, – мы потом с Трегубова деньги стребуем.
– Ну, только если так!
За разговорами мы вошли в село. Жили трегубовские крепостные в скудости. По пути нам не встретилось ни одной новой избы. Видимо, Вошин, при попустительстве помещика, был экономным человеком – обдирал крестьян как липку. Пора была страдная, и народа не было.
Только около церкви нам встретился крестьянин на чем-то, отдаленно напоминавшем телегу, и показал, где найти кузнецу. Мы прошли в конец села к изрядному глинобитному зданию с прокопченными стенами.
– Есть кто живой? – крикнул я в «мрачные недра» кузницы.
Оттуда, не спеша, вышел крупный мужик в кожаном фартуке.
– Чего нужно? – спросил он без обычной крестьянской робости, исподлобья рассматривая нас с Иваном.
– Кузнец нужен.
– Я кузнец, – вежливо ответил он.
– Можно войти? – спросил я, приятно удивляясь такому непривычному независимому поведению.
– Входите, коли не шутите, – разрешил мастеровой, сторонясь от входа.
Мы вошли внутрь. Посередине помещения располагался большая печь с горном. Рядом с ней стояли верстак и невообразимой величины колода с наковальней. По стенам висело множество непонятного на первый взгляд инструмента. Из-за меха высунул чумазый любопытный нос подросток лет тринадцати. Кузнец прошел следом за нами и наблюдал, какое впечатление производит его мастерская.
– На охоту собрались или пришли ружья чинить? – спросил он, встретившись со мной взглядом.
– Кое-что сделать нужно, – ответил я. – Горн долго раздувать?
– Ты, прохожий человек, сперва скажи, что тебе надобно.
– Пули отлить.
– У меня для пуль припаса нет, вот если лошадь подковать, то это можно.
– У меня свой припас. Серебро сможешь расплавить?
– Никак на охоту за нечистым собрались? – безо всякого удивления спросил кузнец.
– Именно.
– Дело хорошее, пособлю. Много пуль нужно?
– Две, мне и товарищу. Для этих ружей.
– Оставляй припас, сделаю в лучшем виде.
– А как ты догадался, что мы на нечисть собрались охотиться? – спросил кузнеца Иван.
– Чай не на краю света живем. Про господские дела вся округа знает. К тому же на селе бобылка пропала, тоже-то, видно, оборотня дело. Народ в страхе обретается. Меня с собой возьмете? – неожиданно спросил он. – У меня с извергом Иваном Ивановичем давняя дружба, не плохо было бы посчитаться.
– Не получится, – ответил я. – На него можно только по одиночке охотиться. Иначе ничего не выйдет.
– Ну, коли так – ладно. А то было бы у меня ружье…
– Если хочешь поохотиться, я добуду тебе оружие, – пообещал я.
– И барин разрешит?
– Куда он денется.
– Раз так, то пули я вам сработаю самые наилучшие, с крестом. Как раз на нечисть.
– Вот и хорошо, наша помощь тебе не нужна?
– А ты, что, барин, в кузнечном деле понимаешь? Как помогать собрался?
– Как, как – руками.
– За руки благодарствуйте, у нас и свои имеются, – насмешливо сказал кузнец. – Нам лучше, ежели головой.
– Чем богаты, тем и рады, – отшутился я. – Вот тебе серебряные монеты. Хватит на три пули: две нам и одну тебе?
Кузнец взвесил на руке горстку серебряных рублей. Одобрительно качнул головой:
– Хватит, с излишеством. Ружья оставьте для подгонки пуль. За моим ружьем, коли ты не шутил, сынишка сходит. К вечеру, ежели Бог позволит, будут готовы.
Мы оставили оружие и в сопровождении «чернокожего» подмастерья вернулись назад в усадьбу. Кузьма Платонович, когда я попросил его дать мальчику ружье для отца, в ужасе замахал руками.
– Это Тимофею-то кузнецу ружье! Окстись, батюшка, да креста на тебе нет! Это ж у нас первый бунтарь! Сколько его учили, правили! Покойник Иван Иванович на кнутовой правеж его ставил. Думали, помрет, ан выжил и полютовел пуще прежнего! Да знаешь ли ты, что он чуть к Емельке Пугачеву не убег! Да если б он не таким мастером был, его бы давно в острог посадили! Ишь, чего удумал – Тимофею ружье! Да он похуже оборотня будет!
Старик так разволновался, как будто кузнец уже стоял у него за спиной с оружием.
– Как же он мог попасть к Пугачеву, он во время бунта был еще ребенком! – попытался я урезонить нервного управляющего.
– Тимофей – он все может! Хотя и ребенком был, люди зря не скажут!
– Ну, коли так, тогда конечно, – пошел я на попятный. – Тогда делать нечего!
– Именно, батюшка! – обрадовался приживал.
– Тогда в помощь нужно брать человека благонравного, надежного!
– Истину, истину, голубь ты наш, вещаешь! Только благонравного и надежного!
– Пойду, попрошу Василия Ивановича, чтобы отправил его со мной на охоту на зверя, – совершенно серьезно сказал я. – И как это мне сразу в голову не пришло!
– Иди, батюшка, иди!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32