Пусть посидит в тишине и покое, вспомнит свою жизнь, невинно убиенных, а потом, когда преставится без церковного покаяния, даст Бог, станет привидением и будет нас с вами пугать по ночам.
Мы оба посмеялись моей «тонкой» шутке.
– У меня и здесь есть подходящее для такой цели помещение, – предложил упростить задачу Илья Ильич. – Специальная маленькая каморка под домом. А потом… когда приспеет время, мы спустим его в канализационный канал…
– А если я все расскажу? – без приглашения вмешался в разговор киллер.
– Тогда я, так и быть, вас просто застрелю, – ответил я. – Только, боюсь, вас это не устроит…
– Я могу быть полезным. Я много чего знаю и многое умею…
– Ну, судя по тому, что вы здесь лежите, не очень, – с сомнением в голосе сказал Поспелов. – Впрочем, решать не мне.
Пленник умоляюще посмотрел на меня, неловко вернув голову. Я ему сочувственно улыбнулся и сделал пальцами детскую «козу», после чего повернулся в кресле так, что он перестал меня видеть.
Думаю, что на святой, православной Руси в это время было не слишком много настолько отвязанных беспредельщиков, для которых человеческая жизнь не стоила ровным счетом, ничего. Судя по всему, один из них лежал связанным, ожидая решения своей участи, а два других, еще более безбашенных, пили спокойно в мягких креслах кофе и курили сигары.
Не знаю, насколько мы с Поспеловым были убедительны, но киллер поверил, что мы примитивнее, а значит, еще страшнее и безжалостнее, чем он, и тихонько, тоскливо завыл на одной ноте.
– Ну, что вы, голубчик, расстраиваетесь, – наклонился над ним исполняющий роль более сердобольного палача Поспелов, – проигрывать нужно достойно. Все равно придется когда-нибудь умирать, так какая разница, чуть раньше, чуть позже…
Пленный никак не отреагировал на утешение и продолжал выть. Кажется, нам удалось психологически его сломить. (Из рассказов, что я слышал по этому поводу, убийцы, в своем большинстве, удивительно жизнелюбивы и как никто другой цепляются за бренное существование). В его заунывный скулеж стали вмешиваться отдельные членораздельные звуки:
– Я все отдам, все, только не убивайте, позарился на большие деньги, будь я проклят, скопидом проклятый, ничего мне не надо, не убивайте, все на вас переведу, дома, землю, деньги, все отдам до копеечки, хоть в централ, хоть в Сибирь на каторгу, только жить жить хочу…
Мы, не вмешиваясь, слушали его торопливые придания, ожидая более информативных высказываний.
– Сколько за меня заплатили? – так ничего толкового не услышав интересного, спросил я.
– Двадцать пять тысяч посулил, будь он проклят… Все моя жадность…
– Чай, опять врешь? – не поверил я. – Обсчитать хочешь? Смотри, я у него сам спрошу.
– Спроси, спроси, вот те святой крест. Десять тысяч аванса, они у меня в пиджак зашиты, и пятнадцать под расчет после дела. Господом Богом клянусь.
– Адрес говори, как его найти и кличут?
– На Сретенке, в доме генеральши Кузовлевой, во флигеле, во дворе. Имени не знаю, а кличут Лордом. Его на Хитровке Паук и Пиня знают, они и сосватали.
– А деньги и документы на недвижимость где держишь? – вмешался в разговор Илья Ильич.
– У присяжного поверенного Бузакина, контора Спиридонова на Лубянке. Все отдам, только отпустите душу на покаяние!
– Отдашь, может и отпустим, – пообещал я.
– Развяжите его, – попросил Поспелов. – Пусть напишет распоряжение своему Бузыкину.
Я встал с кресла, перевалил киллера с живота на бок и с трудом развязал врезавшиеся в тело веревки. После чего поднял его за шиворот и бросил в кресло у стола.
– Пиши распоряжение.
– Руки занемели, ручку не удержат, – заныл пленник, с показным ужасом глядя на меня. – Господин студент, не убивайте, дайте минуту поправиться!
Он опять начинал свою игру и тянул время. Слово «поправится» напомнило мне значение, которое в него вкладывают мои похмельные современники.
– Нужно дать ему выпить, пусть немного придет в себя, – поделился я своим планом с хозяином и подмигнул.
Поспелов понимающе посмотрел на меня и позвал Анну Ивановну:
– Милая Аннушка, принеси, пожалуйста, штоф водки и стакан.
Домоправительница принесла литровую бутылку и тонкий чайный стакан.
– Вы уже можете писать? – поинтересовался Илья Ильич у тупо уставившегося в стену пленника,
– Ваше высокоблагородие, – заныл душегуб, – помилуйте, ну, что вам, право, от моих денег, хотите, я вам десять тысяч отдам, хорошая сумма! Оставьте на упокой души хоть копеечку!
– Ладно, – вмешался я в разговор, – выпей на прощанье и пошли в подвал, нам твоих денег и домов не нужно.
Я налил полный стакан водки и поставил перед ним.
– Пей, другого случая у тебя не будет.
– Я непьющий-с, – заныл он и отодвинул посудину. – У меня душа спиртного не принимает-с.
– Пей, – жестко сказал я и приставил ствол пистолета к округлившемуся от ужаса глазу. – Считаю до трех: раз, два…
Киллер схватил стакан двумя руками, с трудом удерживая его плохо гнущимися пальцами и, стуча зубами о стекло, залпом выпил. Его начало корчить, он давился и хватал ртом воздух.
– Странно, видно, и вправду непьющий, водка у меня хорошая, – грустно произнес Илья Ильич. – да, вырождается народ, по-людски уже выпить и не могут…
Следующей была моя реплика: – Теперь пиши своему поверенному. Считаю до трех: раз…
– Пишу, пишу, господин студент, – заспешил душегуб, неловко схватил ручку со стола и бережно обмакнул перо в чернильницу…
– Только пиши так, чтобы у твоего стряпчего Бузыкина вопросов не возникло, – назидательно советовал я, тыча ему для вещего вразумления стволом нагана то в ухо, то в лоб. – Иначе, сам понимаешь…
Глава 10
К восьми часам вечера пьяный в драбадан киллер рассказал все, что знал, о заказе убийства и написал доверенности Илье Ильичу на все свое состояние. Кроме того, мы записали его показания, скрепленные собственноручной корявой подписью, о нескольких преступлениях, каждое из которых грозило ему виселицей.
Человек по кличке Лорд, нанявший киллера, если верить рассказу нашего нового знакомого, был не уголовником, а занимался чем-то другим, скорее всего, банковскими аферами. Какой ему был интерес заказывать меня, да еще за такой умопомрачительный гонорар в двадцать пять тысяч рублей, было совершенно непонятно. Любой примерный бандит с Хитрового рынка почел бы за счастье убить и за пару сотен. В этом была загадка и интрига.
Мы с Поспеловым даже предположили, что мое убийство было просто приманкой и поводом ощипать самого исполнителя, у которого, как выяснилось, оказалось весьма изрядное состояние. Однако, это было не больше, чем предположение.
– Что будем делать дальше? – спросил я Илью Ильича, когда мы оттащили душегуба в кладовку, оборудованную под одиночную камеру, с дощатой шконкой и парашей. – Мне нужно наведаться во флигель генеральши Кузовлевой и познакомиться с «заказчиком».
– Я думаю, вам самому этого делать не стоит, я поручу хлопоты своим помощникам, и интересующее нас лицо привезут сюда.
– Боюсь, что вы можете остаться без помощников. Думаю, что это очень серьезный человек. Так что лучше мне разобраться с ним самому.
– Вы недооцениваете мои возможности, – тонко улыбнулся Поспелов. – У меня достаточно организованная команда. Если все так серьезно, как вы думаете, то вам одному не справиться. Вам будет необходима помощь. Погодите, я кое-куда протелефонирую, и все организую. Нужно решить вопрос сегодня же вечером, пока нас там не ждут.
– Так вы все-таки приемлете прогресс? – пошутил я, имея в виду наличие в доме телефона. – Мне казалось, что вы принципиальный противник новшеств.
– Новшества бывают и полезные. Прошу извинить меня, я отлучусь на несколько минут.
Поспелов отсутствовал минут пятнадцать, которые я занял осмотром книг в его книжных шкафах. Художественной литературы у него почти не было, только несколько альманахов. В основном книги были научные на немецком и французском языках.
– Все решилось положительно, – объявил Илья Ильич, вернувшись в кабинет. – С наследством этого господина, – он кивнул в сторону своей домашней тюрьмы, – тоже практически решено. Присяжный поверенный Бузыкин с Лубянки – одиозная личность, широко известная в узких кругах, и он не станет рисковать своим, как бы это сказать, делом, противостоя мне. Если не секрет, то как вы собираетесь распорядиться состоянием нашего пленника?
– Почему я? Мне его денег не нужно, я думаю, что вы лучше меня найдете им применение. Будем считать их вашим гонораром.
– Нет, я не смогу их принять. Впрочем, если вы, Иван Андреевич, мне доверите, как бы это лучше сказать, раздел, то я предлагаю поделить их на четыре равные четверти. Одну часть отдать на учебные заведения, вторую сиротским приютам, а оставшиеся частицы разделим между собой, вычтя из них накладные расходы по нашему сегодняшнему предприятию.
– Как вам будет угодно, – согласился я. – Только может быть, будет правильнее передать средства не в бездонные общественные фонды, где они непременно растворятся, а напрямую в народные школы и приюты.
– Совершенно с вами согласен, так будет надежнее. А сейчас нам стоит отдохнуть, впереди нас ждет бессонная ночь.
– Вы тоже собираетесь ехать на Сретенку? – удивился я.
– Думаю, что мое присутствие может быть в определенном смысле полезным.
– Ну, что же, тогда приятного отдыха, – сказал я. Мы церемонно раскланялись, и я отправился на антресоли, где меня поджидала изнывающая от любопытства Татьяна Кирилловна.
Осколки разбитого пулей горшка были уже убраны, чучело в моем сюртуке тоже исчезло, даже дырочку от пули в оконном стекле Таня успела заклеить кусочком бумаги.
– Ну, что, он сознался? – первым делом спросила она. – Ты мне расскажешь, что за люди нас все время преследуют? Правда, меня чуть не убили? Я так испугалась, когда ты убежал! А куда вы подевали бандита?
На такое количество вопросов сразу ответить не смог бы ни один обычный человек, я не стал и пытаться, а задал один свой:
– Хочешь?
Татьяна Кирилловна засмущалась, потом ткнулась носом мне в шею и призналась:
– Конечно, хочу, зачем ты спрашиваешь? А ты сам испугался?
– Испугался за тебя, когда ты хотела встать, – ответил я, после чего через минуту задал глупый риторический вопрос. – Зачем вы, женщины, так много на себя надеваете одежды?
Видимо, недавние выбросы адреналина у нас обоих требовали выхода, и, вместо того, чтобы отдохнуть перед предстоящими ратными подвигами, я с увлечением занялся любовными играми. Татьяна уже настолько раскрепостилась, что почти меня не стеснялась и начала удивлять своими рискованными предложениями. Я лишний раз убедился, что женщины, по сути, в своем большинстве значительно менее консервативны, чем мужчины, и если их не одергивать придуманной мужчинами моралью, способны к необузданной сексуальной фантазии.
К сожалению, предстоящая авантюра не позволила мне думать только о любви и, как говорится, сбивала с ритма. Девушка это почувствовала и тоже «сбросила обороты», заменив взрывы страсти нежными и долгими ласками. Я был благодарен ей за «понимание» и постарался компенсировать «рассеянную страсть» «изысканной нежностью». Все было чудесно, однако к десяти вечера я начал нервничать, ожидая прихода Ильи Ильича, и конец нашего ви-за-ви получился скомканным.
– Тебе скоро нужно будет уходить? – неожиданно спросила Таня.
– Почему ты так решила?
– Мне кажется, ты волнуешься и куда-то спешишь.
– Да, мне придется кое-куда съездить.
– Можно с тобой?
– Нет, ты лучше выспись.
– А почему ты не хочешь меня взять?
– Тебе мало было приключений? – спросил я, нежно целуя ее припухшие губы. – Мы с Ильей Ильичей съездим на переговоры и к утру вернемся. Тебе там будет неинтересно.
– Почему мужчины лучше нас самих знают, что нам интересно, что нет?! – возмутилась она.
– А ты бы повела меня с собой к портнихе и заставила бы пять часов слушать разговоры о бантиках и рюшах? – в свою очередь спросил я.
Таня засмеялась и ответила:
– Конечно, нет, глупенький, я просто за тебя волнуюсь, и мне одной будет страшно спать.
– Послушай, подруга, несколько дней назад ты одна пошла пешком в Ясную Поляну и ничего не боялась, а теперь тебе страшно спать в большом доме, в городе.
– Тогда я была молодой и глупой, и не знала тебя. А ты знаешь, сначала ты мне очень не понравился.
– Ты мне тоже.
– Неправда, ты в меня сразу же влюбился.
Так, болтая всякий вздор и беспрестанно целуясь, мы пролежали в постели до того момента, когда в дверь постучала Анна Ивановна и крикнула, что Илья Ильич ждет меня внизу. Я надел свое прежнее платье, чтобы не светить новый образ вечного студента, и спустился вниз. Поспелов был готов и ждал меня, присев на краешек стула. Увидев его, я чуть не рассмеялся. Илья Ильич оделся в «спортивный костюм», то есть в клетчатые штаны, гольфы, высокие шнурованные штиблеты, на икрах его красовались кожаные гетры на пуговичках, на голове высилась мягкое, клетчатое же кепи с прямым козырьком, довершала все это великолепие кургузая курточка с множеством карманов.
– Вы готовы? – поинтересовался Илья Ильич.
– Еще одну минуту, – попросил, я. – Помогите мне, пожалуйста.
Я вытащил из кармана реквизированный у злодея нож и засучил рукав. Илья Ильич, скептически хмыкнув, помог мне пристегнуть специальные ножны к руке.
– Вы берете с собой весь свой арсенал? – поинтересовался он.
– Я бы прихватил еще и пару ручных гранат, – безо всякого юмора ответил я. – Вы не представляете, что это за типы…
– Что такое «ручные гранаты»?
– Ну, это такие метательные снаряды, вроде карманной бомбы.
– Понятно, по латыни granatus – зернистый, поэтому я не сразу понял, о чем вы говорите.
Поспелов взял приготовленный заранее саквояж, и мы вышли на улицу. К нам тут же подъехал крытый одноконный экипаж. Илья Ильич поздоровался с возницей, мы сели, и коляска тут же тронулась. Надоедать хозяину вопросами, где его люди, и как он организовал подстраховку, мне было неловко, чтобы он не подумал, что я трушу или не доверяю его профессионализму. Что, говоря откровенно, имело место быть. Я не трепетал, у меня не дрожали руки и не появлялось нехороших предчувствий, чувство это было скорее сродни походу к зубному врачу – полная уверенность, что впереди ждет весьма неприятная процедура.
Мы надолго замолчали. Экипаж плавно покачивался на каучуковых колесах.
– У вас есть какой-нибудь план? – прервал молчание Илья Ильич.
– Нет, буду решать на месте.
– Мои помощники говорят, что флигелек у генеральши Кузовлевой презанятный. Очень темное место.
– Не сомневаюсь. Мы скоро доедем?
– Да, вон уже видна Сухаревская башня. Вход во флигель с Последнего переулка. Я со своими людьми буду поблизости, если вы не вернетесь через половину часа, мы придем вам на помощь. Вас устраивает такой план?
Я подумал, что за полчаса из меня успеют сделать рубленную котлету, но подставлять посторонних людей было неловко, и я согласился. На душе было так муторно, что я даже не полюбопытствовал взглянуть на Сухаревскую башню, для чего-то снесенную большевиками в 1934 году.
Экипаж свернул с Садово-Самотечной улицы на Сретенку и, проехав метров двести, остановился.
– Дальше, мне кажется, лучше идти пешком, – сказал Илья Ильич.
– Одну минуту, – попросил я. Мне пришла в голову мысль, как лучше распределить свой арсенал. Я вытащил из ножен стилет и прорезал им дырки в карманах пальто, и опустил в них стволы обоих своих трофейных барабанных наганов, а «Браунинг», полученный от Поспелова, засунул за спину под брючный пояс.
Только мы выбрались из экипажа, как он сразу же уехал. Было около двенадцати ночи. На улице горело несколько газовых фонарей, освещавших не столько дорогу, сколько столбы, на которых они висели. Погода была отвратительная, дул порывистый холодный ветер, и мелкий, колючий снег неприятно сек лицо. Мы пошли вдоль улицы. После Большого Сухаревского переулка начинался нужный мне Последний переулок.
– Вот дом Кузовлевой, – сказал Поспелов и указал на типичный усадебный дом XIX века, – флигель во дворе.
Я мельком взглянул на дом неведомой мне генеральши и молча кивнул. На продуваемых улицах было пустынно, ни людей, ни экипажей.
– Квартальный надзиратель внезапно заболел, – пояснил Поспелов, проследив мой ищущий взгляд.
– Лихо, я вижу, у вас все схвачено, – прокомментировал я.
Илья Ильич понял, что я имею в виду, и кивнул.
– Здесь вход, – сказал он, указывая на калитку в высокой деревянной ограде. – Желаю вам удачи.
– Спасибо, – мрачно, без вежливой улыбки ответил я. – Я пошел…
– Возьмите с собой электрический фонарь, он может вам пригодиться, – сказал на прощанье Поспелов и вытащил из саквояжа очередное чудо технического прогресса, настоящий фонарь, правда, чудовищных размеров. Я поблагодарил, и мы разошлись.
Калитка оказалась запертой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
Мы оба посмеялись моей «тонкой» шутке.
– У меня и здесь есть подходящее для такой цели помещение, – предложил упростить задачу Илья Ильич. – Специальная маленькая каморка под домом. А потом… когда приспеет время, мы спустим его в канализационный канал…
– А если я все расскажу? – без приглашения вмешался в разговор киллер.
– Тогда я, так и быть, вас просто застрелю, – ответил я. – Только, боюсь, вас это не устроит…
– Я могу быть полезным. Я много чего знаю и многое умею…
– Ну, судя по тому, что вы здесь лежите, не очень, – с сомнением в голосе сказал Поспелов. – Впрочем, решать не мне.
Пленник умоляюще посмотрел на меня, неловко вернув голову. Я ему сочувственно улыбнулся и сделал пальцами детскую «козу», после чего повернулся в кресле так, что он перестал меня видеть.
Думаю, что на святой, православной Руси в это время было не слишком много настолько отвязанных беспредельщиков, для которых человеческая жизнь не стоила ровным счетом, ничего. Судя по всему, один из них лежал связанным, ожидая решения своей участи, а два других, еще более безбашенных, пили спокойно в мягких креслах кофе и курили сигары.
Не знаю, насколько мы с Поспеловым были убедительны, но киллер поверил, что мы примитивнее, а значит, еще страшнее и безжалостнее, чем он, и тихонько, тоскливо завыл на одной ноте.
– Ну, что вы, голубчик, расстраиваетесь, – наклонился над ним исполняющий роль более сердобольного палача Поспелов, – проигрывать нужно достойно. Все равно придется когда-нибудь умирать, так какая разница, чуть раньше, чуть позже…
Пленный никак не отреагировал на утешение и продолжал выть. Кажется, нам удалось психологически его сломить. (Из рассказов, что я слышал по этому поводу, убийцы, в своем большинстве, удивительно жизнелюбивы и как никто другой цепляются за бренное существование). В его заунывный скулеж стали вмешиваться отдельные членораздельные звуки:
– Я все отдам, все, только не убивайте, позарился на большие деньги, будь я проклят, скопидом проклятый, ничего мне не надо, не убивайте, все на вас переведу, дома, землю, деньги, все отдам до копеечки, хоть в централ, хоть в Сибирь на каторгу, только жить жить хочу…
Мы, не вмешиваясь, слушали его торопливые придания, ожидая более информативных высказываний.
– Сколько за меня заплатили? – так ничего толкового не услышав интересного, спросил я.
– Двадцать пять тысяч посулил, будь он проклят… Все моя жадность…
– Чай, опять врешь? – не поверил я. – Обсчитать хочешь? Смотри, я у него сам спрошу.
– Спроси, спроси, вот те святой крест. Десять тысяч аванса, они у меня в пиджак зашиты, и пятнадцать под расчет после дела. Господом Богом клянусь.
– Адрес говори, как его найти и кличут?
– На Сретенке, в доме генеральши Кузовлевой, во флигеле, во дворе. Имени не знаю, а кличут Лордом. Его на Хитровке Паук и Пиня знают, они и сосватали.
– А деньги и документы на недвижимость где держишь? – вмешался в разговор Илья Ильич.
– У присяжного поверенного Бузакина, контора Спиридонова на Лубянке. Все отдам, только отпустите душу на покаяние!
– Отдашь, может и отпустим, – пообещал я.
– Развяжите его, – попросил Поспелов. – Пусть напишет распоряжение своему Бузыкину.
Я встал с кресла, перевалил киллера с живота на бок и с трудом развязал врезавшиеся в тело веревки. После чего поднял его за шиворот и бросил в кресло у стола.
– Пиши распоряжение.
– Руки занемели, ручку не удержат, – заныл пленник, с показным ужасом глядя на меня. – Господин студент, не убивайте, дайте минуту поправиться!
Он опять начинал свою игру и тянул время. Слово «поправится» напомнило мне значение, которое в него вкладывают мои похмельные современники.
– Нужно дать ему выпить, пусть немного придет в себя, – поделился я своим планом с хозяином и подмигнул.
Поспелов понимающе посмотрел на меня и позвал Анну Ивановну:
– Милая Аннушка, принеси, пожалуйста, штоф водки и стакан.
Домоправительница принесла литровую бутылку и тонкий чайный стакан.
– Вы уже можете писать? – поинтересовался Илья Ильич у тупо уставившегося в стену пленника,
– Ваше высокоблагородие, – заныл душегуб, – помилуйте, ну, что вам, право, от моих денег, хотите, я вам десять тысяч отдам, хорошая сумма! Оставьте на упокой души хоть копеечку!
– Ладно, – вмешался я в разговор, – выпей на прощанье и пошли в подвал, нам твоих денег и домов не нужно.
Я налил полный стакан водки и поставил перед ним.
– Пей, другого случая у тебя не будет.
– Я непьющий-с, – заныл он и отодвинул посудину. – У меня душа спиртного не принимает-с.
– Пей, – жестко сказал я и приставил ствол пистолета к округлившемуся от ужаса глазу. – Считаю до трех: раз, два…
Киллер схватил стакан двумя руками, с трудом удерживая его плохо гнущимися пальцами и, стуча зубами о стекло, залпом выпил. Его начало корчить, он давился и хватал ртом воздух.
– Странно, видно, и вправду непьющий, водка у меня хорошая, – грустно произнес Илья Ильич. – да, вырождается народ, по-людски уже выпить и не могут…
Следующей была моя реплика: – Теперь пиши своему поверенному. Считаю до трех: раз…
– Пишу, пишу, господин студент, – заспешил душегуб, неловко схватил ручку со стола и бережно обмакнул перо в чернильницу…
– Только пиши так, чтобы у твоего стряпчего Бузыкина вопросов не возникло, – назидательно советовал я, тыча ему для вещего вразумления стволом нагана то в ухо, то в лоб. – Иначе, сам понимаешь…
Глава 10
К восьми часам вечера пьяный в драбадан киллер рассказал все, что знал, о заказе убийства и написал доверенности Илье Ильичу на все свое состояние. Кроме того, мы записали его показания, скрепленные собственноручной корявой подписью, о нескольких преступлениях, каждое из которых грозило ему виселицей.
Человек по кличке Лорд, нанявший киллера, если верить рассказу нашего нового знакомого, был не уголовником, а занимался чем-то другим, скорее всего, банковскими аферами. Какой ему был интерес заказывать меня, да еще за такой умопомрачительный гонорар в двадцать пять тысяч рублей, было совершенно непонятно. Любой примерный бандит с Хитрового рынка почел бы за счастье убить и за пару сотен. В этом была загадка и интрига.
Мы с Поспеловым даже предположили, что мое убийство было просто приманкой и поводом ощипать самого исполнителя, у которого, как выяснилось, оказалось весьма изрядное состояние. Однако, это было не больше, чем предположение.
– Что будем делать дальше? – спросил я Илью Ильича, когда мы оттащили душегуба в кладовку, оборудованную под одиночную камеру, с дощатой шконкой и парашей. – Мне нужно наведаться во флигель генеральши Кузовлевой и познакомиться с «заказчиком».
– Я думаю, вам самому этого делать не стоит, я поручу хлопоты своим помощникам, и интересующее нас лицо привезут сюда.
– Боюсь, что вы можете остаться без помощников. Думаю, что это очень серьезный человек. Так что лучше мне разобраться с ним самому.
– Вы недооцениваете мои возможности, – тонко улыбнулся Поспелов. – У меня достаточно организованная команда. Если все так серьезно, как вы думаете, то вам одному не справиться. Вам будет необходима помощь. Погодите, я кое-куда протелефонирую, и все организую. Нужно решить вопрос сегодня же вечером, пока нас там не ждут.
– Так вы все-таки приемлете прогресс? – пошутил я, имея в виду наличие в доме телефона. – Мне казалось, что вы принципиальный противник новшеств.
– Новшества бывают и полезные. Прошу извинить меня, я отлучусь на несколько минут.
Поспелов отсутствовал минут пятнадцать, которые я занял осмотром книг в его книжных шкафах. Художественной литературы у него почти не было, только несколько альманахов. В основном книги были научные на немецком и французском языках.
– Все решилось положительно, – объявил Илья Ильич, вернувшись в кабинет. – С наследством этого господина, – он кивнул в сторону своей домашней тюрьмы, – тоже практически решено. Присяжный поверенный Бузыкин с Лубянки – одиозная личность, широко известная в узких кругах, и он не станет рисковать своим, как бы это сказать, делом, противостоя мне. Если не секрет, то как вы собираетесь распорядиться состоянием нашего пленника?
– Почему я? Мне его денег не нужно, я думаю, что вы лучше меня найдете им применение. Будем считать их вашим гонораром.
– Нет, я не смогу их принять. Впрочем, если вы, Иван Андреевич, мне доверите, как бы это лучше сказать, раздел, то я предлагаю поделить их на четыре равные четверти. Одну часть отдать на учебные заведения, вторую сиротским приютам, а оставшиеся частицы разделим между собой, вычтя из них накладные расходы по нашему сегодняшнему предприятию.
– Как вам будет угодно, – согласился я. – Только может быть, будет правильнее передать средства не в бездонные общественные фонды, где они непременно растворятся, а напрямую в народные школы и приюты.
– Совершенно с вами согласен, так будет надежнее. А сейчас нам стоит отдохнуть, впереди нас ждет бессонная ночь.
– Вы тоже собираетесь ехать на Сретенку? – удивился я.
– Думаю, что мое присутствие может быть в определенном смысле полезным.
– Ну, что же, тогда приятного отдыха, – сказал я. Мы церемонно раскланялись, и я отправился на антресоли, где меня поджидала изнывающая от любопытства Татьяна Кирилловна.
Осколки разбитого пулей горшка были уже убраны, чучело в моем сюртуке тоже исчезло, даже дырочку от пули в оконном стекле Таня успела заклеить кусочком бумаги.
– Ну, что, он сознался? – первым делом спросила она. – Ты мне расскажешь, что за люди нас все время преследуют? Правда, меня чуть не убили? Я так испугалась, когда ты убежал! А куда вы подевали бандита?
На такое количество вопросов сразу ответить не смог бы ни один обычный человек, я не стал и пытаться, а задал один свой:
– Хочешь?
Татьяна Кирилловна засмущалась, потом ткнулась носом мне в шею и призналась:
– Конечно, хочу, зачем ты спрашиваешь? А ты сам испугался?
– Испугался за тебя, когда ты хотела встать, – ответил я, после чего через минуту задал глупый риторический вопрос. – Зачем вы, женщины, так много на себя надеваете одежды?
Видимо, недавние выбросы адреналина у нас обоих требовали выхода, и, вместо того, чтобы отдохнуть перед предстоящими ратными подвигами, я с увлечением занялся любовными играми. Татьяна уже настолько раскрепостилась, что почти меня не стеснялась и начала удивлять своими рискованными предложениями. Я лишний раз убедился, что женщины, по сути, в своем большинстве значительно менее консервативны, чем мужчины, и если их не одергивать придуманной мужчинами моралью, способны к необузданной сексуальной фантазии.
К сожалению, предстоящая авантюра не позволила мне думать только о любви и, как говорится, сбивала с ритма. Девушка это почувствовала и тоже «сбросила обороты», заменив взрывы страсти нежными и долгими ласками. Я был благодарен ей за «понимание» и постарался компенсировать «рассеянную страсть» «изысканной нежностью». Все было чудесно, однако к десяти вечера я начал нервничать, ожидая прихода Ильи Ильича, и конец нашего ви-за-ви получился скомканным.
– Тебе скоро нужно будет уходить? – неожиданно спросила Таня.
– Почему ты так решила?
– Мне кажется, ты волнуешься и куда-то спешишь.
– Да, мне придется кое-куда съездить.
– Можно с тобой?
– Нет, ты лучше выспись.
– А почему ты не хочешь меня взять?
– Тебе мало было приключений? – спросил я, нежно целуя ее припухшие губы. – Мы с Ильей Ильичей съездим на переговоры и к утру вернемся. Тебе там будет неинтересно.
– Почему мужчины лучше нас самих знают, что нам интересно, что нет?! – возмутилась она.
– А ты бы повела меня с собой к портнихе и заставила бы пять часов слушать разговоры о бантиках и рюшах? – в свою очередь спросил я.
Таня засмеялась и ответила:
– Конечно, нет, глупенький, я просто за тебя волнуюсь, и мне одной будет страшно спать.
– Послушай, подруга, несколько дней назад ты одна пошла пешком в Ясную Поляну и ничего не боялась, а теперь тебе страшно спать в большом доме, в городе.
– Тогда я была молодой и глупой, и не знала тебя. А ты знаешь, сначала ты мне очень не понравился.
– Ты мне тоже.
– Неправда, ты в меня сразу же влюбился.
Так, болтая всякий вздор и беспрестанно целуясь, мы пролежали в постели до того момента, когда в дверь постучала Анна Ивановна и крикнула, что Илья Ильич ждет меня внизу. Я надел свое прежнее платье, чтобы не светить новый образ вечного студента, и спустился вниз. Поспелов был готов и ждал меня, присев на краешек стула. Увидев его, я чуть не рассмеялся. Илья Ильич оделся в «спортивный костюм», то есть в клетчатые штаны, гольфы, высокие шнурованные штиблеты, на икрах его красовались кожаные гетры на пуговичках, на голове высилась мягкое, клетчатое же кепи с прямым козырьком, довершала все это великолепие кургузая курточка с множеством карманов.
– Вы готовы? – поинтересовался Илья Ильич.
– Еще одну минуту, – попросил, я. – Помогите мне, пожалуйста.
Я вытащил из кармана реквизированный у злодея нож и засучил рукав. Илья Ильич, скептически хмыкнув, помог мне пристегнуть специальные ножны к руке.
– Вы берете с собой весь свой арсенал? – поинтересовался он.
– Я бы прихватил еще и пару ручных гранат, – безо всякого юмора ответил я. – Вы не представляете, что это за типы…
– Что такое «ручные гранаты»?
– Ну, это такие метательные снаряды, вроде карманной бомбы.
– Понятно, по латыни granatus – зернистый, поэтому я не сразу понял, о чем вы говорите.
Поспелов взял приготовленный заранее саквояж, и мы вышли на улицу. К нам тут же подъехал крытый одноконный экипаж. Илья Ильич поздоровался с возницей, мы сели, и коляска тут же тронулась. Надоедать хозяину вопросами, где его люди, и как он организовал подстраховку, мне было неловко, чтобы он не подумал, что я трушу или не доверяю его профессионализму. Что, говоря откровенно, имело место быть. Я не трепетал, у меня не дрожали руки и не появлялось нехороших предчувствий, чувство это было скорее сродни походу к зубному врачу – полная уверенность, что впереди ждет весьма неприятная процедура.
Мы надолго замолчали. Экипаж плавно покачивался на каучуковых колесах.
– У вас есть какой-нибудь план? – прервал молчание Илья Ильич.
– Нет, буду решать на месте.
– Мои помощники говорят, что флигелек у генеральши Кузовлевой презанятный. Очень темное место.
– Не сомневаюсь. Мы скоро доедем?
– Да, вон уже видна Сухаревская башня. Вход во флигель с Последнего переулка. Я со своими людьми буду поблизости, если вы не вернетесь через половину часа, мы придем вам на помощь. Вас устраивает такой план?
Я подумал, что за полчаса из меня успеют сделать рубленную котлету, но подставлять посторонних людей было неловко, и я согласился. На душе было так муторно, что я даже не полюбопытствовал взглянуть на Сухаревскую башню, для чего-то снесенную большевиками в 1934 году.
Экипаж свернул с Садово-Самотечной улицы на Сретенку и, проехав метров двести, остановился.
– Дальше, мне кажется, лучше идти пешком, – сказал Илья Ильич.
– Одну минуту, – попросил я. Мне пришла в голову мысль, как лучше распределить свой арсенал. Я вытащил из ножен стилет и прорезал им дырки в карманах пальто, и опустил в них стволы обоих своих трофейных барабанных наганов, а «Браунинг», полученный от Поспелова, засунул за спину под брючный пояс.
Только мы выбрались из экипажа, как он сразу же уехал. Было около двенадцати ночи. На улице горело несколько газовых фонарей, освещавших не столько дорогу, сколько столбы, на которых они висели. Погода была отвратительная, дул порывистый холодный ветер, и мелкий, колючий снег неприятно сек лицо. Мы пошли вдоль улицы. После Большого Сухаревского переулка начинался нужный мне Последний переулок.
– Вот дом Кузовлевой, – сказал Поспелов и указал на типичный усадебный дом XIX века, – флигель во дворе.
Я мельком взглянул на дом неведомой мне генеральши и молча кивнул. На продуваемых улицах было пустынно, ни людей, ни экипажей.
– Квартальный надзиратель внезапно заболел, – пояснил Поспелов, проследив мой ищущий взгляд.
– Лихо, я вижу, у вас все схвачено, – прокомментировал я.
Илья Ильич понял, что я имею в виду, и кивнул.
– Здесь вход, – сказал он, указывая на калитку в высокой деревянной ограде. – Желаю вам удачи.
– Спасибо, – мрачно, без вежливой улыбки ответил я. – Я пошел…
– Возьмите с собой электрический фонарь, он может вам пригодиться, – сказал на прощанье Поспелов и вытащил из саквояжа очередное чудо технического прогресса, настоящий фонарь, правда, чудовищных размеров. Я поблагодарил, и мы разошлись.
Калитка оказалась запертой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32