Он процедил ехидно:
Ц Неужели? Ц Батис скрестил руки на груди и занял позу внимательного сл
ушателя. Ц Тогда поделитесь со мной своим опытом. Ваши усилия уже дают пл
оды? Каким же еще полезным навыкам вы ее обучаете? Французской кухне? Кит
айской каллиграфии? Или все ограничивается жонглированием четырьмя по
леньями?
Дело было не в том, чему мы могли обучить ее, а в том, чему могли от нее научи
ться. Самым отчаянным было то, что в сущности ничего не изменилось. Раньше
мы были пейзажистами, которые рисовали бурю, стоя спиной к горизонту. Нам
просто следовало повернуть голову.
Все глаза смотрят, но немногие из них наблюдают, и ничтожное меньшинство
способно видеть. Сейчас я следил за ней, ища человеческие черты, и находи
л женщину. Детали были незначительными: она улыбается, сознательно оруд
ует всегда левой рукой, раздражается, если я хожу за ней по пятам, и садитс
я на корточки, когда писает. Одним словом, это настоящая женщина, которая
совершенно по-европейски боится показаться окружающим смешной. А я, чуд
ак, до сих пор судил о ее поведении, как ребенок, не имеющий понятия о прави
лах мира взрослых. Каждый день, проведенный возле нее, каждый час внимате
льного наблюдения сокращал расстояние между нами с волшебной быстрото
й. Чем больше я общался с ней, тем больше она вынуждала меня перенести мои
переживания в спокойное русло обыденности. Мои чувства превращались в
точные инструменты. И действительно: как только я начинал объяснять себ
е ее поведение каким угодно способом, избегая видеть в ней лишь животное
, картина менялась, словно под действием волшебного зелья. Но она принадл
ежала своему миру. Она была одной из них.
Все глаза смотрят, но немногие из них наблюдают, и ничтожное меньшинство
способно видеть. Еще одна ночь на балконе; нас с Батисом скрывает пелена п
адающего снега. Раньше я не заметил бы даже мраморных глыб, а сейчас разл
ичал даже песчинки на горизонте. Однажды во время штурма, когда противни
к испытывал нашу способность защищаться, Батис ранил одного из них, дово
льно мелкого. Четыре соратника бросились ему на помощь. О Господи, Господ
и! То, что мы считали жадностью каннибалов, было лишь усилием этих сущест
в унести с поля сражения своих раненых, невзирая на град пуль. Мне был особ
енно отвратителен этот предполагаемый каннибализм, эта жажда сожрать п
адаль даже тогда, когда в теле еще теплилась жизнь. Сколько раз мы стреля
ли в существ, которые хотели только спасти своих братьев!..

12

Кем она была? Там, на маяке, я тысячу раз задавал себе этот вопрос Ц когда ж
елание вскипало во мне и сразу после того, как я овладевал ею. До и после ка
ждого штурма; когда вставало солнце, и когда оно садилось. Я спрашивал са
мого себя об этом каждый раз, когда обессилевшая волна выплескивалась на
наш берег: я смотрел с балкона на море, огромное пространство, которое мы
всегда считали пустым, и в моем мозгу тщетно билась одна и та же мысль: кто
ты, зачем ты здесь?
Мне никогда не суждено узнать о ней что-нибудь. Я обречен на это извечное
незнание. Между нами раскрывалась необъятная пропасть. Она была одним и
з существ, которые обитают в океанских глубинах. Мое воображение не мог
ло нарисовать картины ее мира, ее повседневную жизнь и банальные мелочи
Ц те основы, на которых зиждилось ее существование. Как мне было понять, ч
то произошло между ней и ее собратьями? Как представить ее разочарования
, ее поражения? Я никогда не смогу узнать, почему она укрылась на маяке. Это
было столь же невозможно, как для нее Ц понять, какие причины привели на
остров дезертира-ирландца. Прежде чем я оказался на маяке, моя душа прош
ла по извилистым и опасным дорогам. И если я исходил из предположения то
го, что она была подобна мне, то должен был согласиться с мыслью о том, что и
она проделала похожий путь, но в бесконечно далеком измерении. Я не ведал
даже того, существует ли слово «любовь» в их языке и что оно означает.
Теперь я обращался с ней с такой нежностью, которой раньше не было между
нами. В первый раз я овладел ею в порыве отчаяния, просто потому, что обсто
ятельства привели меня к этому. Прежде чем я впервые дотронулся до нее, е
е запах казался мне тошнотворным. Полное отсутствие волос, влажная кожа.
Сейчас я не мог поверить, что когда-то испытывал подобное отвращение. Пр
авда, теперь моя нежность возникала сама собой. Не буду отрицать, что сна
чала мое поведение было обдуманным: мне казалось, что, проявляя к ней неж
ность, словно она была действительно женщиной, я вызову взаимное притяж
ение. Я верил, что если она сколько-нибудь чувствительна, то увидит огром
ную разницу между мной и Батисом Каффом. И тогда самая человечная состав
ляющая ее существа увидит свет, как бабочка, которая выбирается из своег
о кокона. Но этого не случилось. Независимо от моего желания моя страсть
росла и становилась все более искренней, однако она была безразлична. Я з
амечал, что во мне растет новая любовь, любовь, которую породил маяк. Но по
мере того, как я приближался к ней, моя необычная любовь наталкивалась на
все новые препятствия. Прежде чем отдаться мне, она никогда не смотрела м
не в глаза. После близости не обращала внимания ни на улыбку, ни на ласки. М
оя возлюбленная отмеряла наслаждение с точностью часов, которые указыв
ают нам время. И была столь же холодна, как они.
Если вне маяка она выносила мое присутствие, то внутри становилась наст
оящим призраком и избегала меня. Бесполезно было искать знаков ее вниман
ия. Кроме того, там существовало еще одно препятствие: Батис Кафф. В его пр
исутствии она становилась еще менее общительной, если только можно так
сказать. Мне хотелось видеть в ней совершенно особое существо, угнетенно
е страшным тираном. Однако на маяке, среди оружия и рядом со своим господи
ном, она превращалась в прежнее безмозглое создание, некую помесь покор
ного пса и боязливой кошки. И все то, что незадолго до этого я смог, как мне к
азалось, разглядеть, обращалось в мираж.
Теперь я уже не знал, на чьей стороне была правда. Быть может, я просто хоте
л придать более достойный вид своему желанию. Вероятно, я хотел видеть в н
ей существо, равное себе, потому что боялся предстать перед лицом смерти
человеком, обуреваемым животными инстинктами. С другой стороны, я отрекс
я от человечества, от всех людей мира. И, хотя это казалось мне самому неве
роятным, во мне с каждым днем укреплялась мысль о том, что, сама того не вед
ая, моя возлюбленная стала для меня тем самым убежищем, в поисках которог
о я покинул Европу. Стоило мне взглянуть на нее, коснуться Ц и жестокость
, царившая на маяке, исчезала. Я понимал, потрясенный, что мне было даже нев
ажно, насколько она человекоподобна, как сильно ее сходство с женщиной. Н
еправду говорят, что Господь в день седьмой отдыхал. В день седьмой Госпо
дь создал ее и сокрыл от нас в морской пучине.
Как бы то ни было, мои действия не имели ничего общего с размышлениями. Я п
редпринимал почти невероятные усилия, чтобы обладать ею вдали от Батис
а. Однажды я увел ее с собой в лес, и потом мы задремали на нашей постели из
о мха. В тот день стали явными все неловкости нашей тайной любви. И не толь
ко это.
Я Ц марионетка без нитей, мои силы на исходе, словно их не осталось вовсе.
Сознание блуждает в каких-то иных мирах, полных тихой грусти. И вдруг, ког
да мне хочется зевнуть, я чувствую, что она зажимает мне рот своей рукой, п
охожей на живую присоску, и вынуждает молчать. Я открываю глаза. Что такое?

Слышатся резкие звуки какой-то немецкой песенки. Совсем недалеко от нас
кожаные сапоги Батиса топчут траву и мох. Он ищет материал для ремонта ма
яка. Когда ему попадается подходящее деревце, он безжалостно обрушивае
т на него свой топор. Потом ощупывает ствол, проверяя его на прочность, и с
меется в одиночку. Я вижу только его ноги за деревьями, совсем недалеко. Он
подходит еще ближе, настолько, что щепки дождем падают на наши тела. Моя в
озлюбленная сохраняет удивительное спокойствие. Она не дышит, не мигает
, и ее рука приказывает мне следовать ее примеру. Я повинуюсь. У нее горазд
о больше опыта: сколько раз ей приходилось прежде скрываться от китовЦ
убийц и тысяч других подводных опасностей? Батис прочищает глотку, в это
м клекоте слышно удовлетворение. Потом он уходит, напевая.
Через несколько часов, когда Кафф вошел на маяк, он встретил нового челов
ека. Батис сел напротив меня в некоторой рассеянности, и я сначала ничего
ему не сказал. Он говорил о том же, о чем всегда: его занимали только боепри
пасы и поврежденные двери.
Ц Батис, Ц прервал я его. Ц Это не чудовища.
Ц Простите, что?
Я выдержал длинную паузу, потом повторил:
Ц Мы сражаемся не с животными, я в этом абсолютно уверен.
Ц Камерад! Здесь, на маяке, любой может свихнуться. А вы Ц особенно. Вы сла
бый человек, Камерад, очень слабый. Не всякий может вынести жизнь на маяке.

Но я больше не мог следовать за ним. Наши взгляды были подобны двум дорога
м, которые идут рядом, но в какой-то точке расходятся в разные стороны. Я ус
тало покачал головой и стал медленно ронять слова. Каждое из них имело св
ой вес.
Ц Нет, Батис, нет. Вы ошибаетесь. Мы должны остановиться. Нужно послать им
знак доброй воли.
Ц Я не желаю вас слушать.
Ц Мы должны сделать какой-то жест. Может быть, тогда они поймут, что эта в
ойна нас не интересует. Ц Мной овладело отчаяние. Ц Наверняка теперь уж
е поздно. Но другого выхода у нас нет.
Естественно, я не мог рассказать ему всей правды. Я не мог объяснить, что з
вери не знают тайных страстей и не скрывают измены. Я не мог сказать, что в
се его доводы опровергаются этой рукой, которая заткнула мне рот. Поэтом
у пришлось говорить менее конкретно, пока Батис не стукнул своей ручищей
по столу так, что все стоявшие на нем предметы полетели на пол. Зрачки его
глаз сузились до размера булавочной головки и горели черным огнем.
Он не желал меня слушать и встал из-за стола. Я считал бессмысленным прод
олжать эту бойню. Наши враги не были животными, и простая констатация это
го факта не позволяла мне стрелять в них. Зачем им было убивать нас? Почему
они готовы отдать свои жизни на этом ничтожном островке в Южной Атланти
ке? Разумного ответа на эти вопросы я не знал, но сделал жест, моля выслуш
ать меня с пониманием.
Ц Сделайте небольшое усилие, Батис. Они могут предъявить нам множество
претензий. Посмотрите на ситуацию с этой точки зрения: мы Ц захватчики. Э
то их земля, единственная земля, которая у них есть. А мы заняли ее, построи
ли свое укрепление и держим вооруженный гарнизон. Не кажется ли это вам д
остаточным поводом для их нападений? Тут меня против моей воли охватило
негодование. Ц Я не могу обвинять их в том, что они сражаются, чтобы освоб
одить свой остров от захватчиков! Не могу!
Ц Где вы были сегодня после обеда?
Неожиданная смена темы разговора вынудила меня сменить мой резкий тон.

Ц Я спал в лесу. Где мне еще быть?
Ц Ясно, ясно, Ц сказал он с отсутствующим взглядом. Ц Тихий час. Сон пос
ле обеда всегда бодрит. А сейчас готовьтесь: наступает темнота.
Батис протянул мне мой ремингтон. Я не взял его. Это была лишь поза, резуль
тат предшествовавшего спора. Мой отказ возмутил его. Но он не сказал ни с
лова. Я тоже. Кафф вышел на балкон. Немного спустя я последовал за ним, но б
ез оружия. Мои руки замерзли, и мне пришлось дышать на них, чтобы согреть. Б
атис взял горсть снега с перил и кинул в меня.
Ц Держите! Может быть, вы сумеете отпугнуть их снежками.
Ц Заткнитесь.
Она пела. Из леса/черного в сумерках, донеслись металлические голоса. Дол
гий вой, ровный и нежный. Эта нежность вызывала в нас смертельный страх. Ба
тис зарядил свой ремингтон с таким знакомым звуком: щелк, щелк.
Ц Не стреляйте! Ц сказал я.
Ц Она поет, Ц возразил он.
Ц Нет.
По выражению лица Батиса было совершенно ясно, что он окончательно счита
л меня полоумным. Я прошептал:
Ц Это не песня, они разговаривают. Послушайте.
Мы обернулись. Наша заложница сидела на столе. Ее голос перелетал через б
алкон и уносился вдаль. Мне казалось, что я слышал, как голоса из леса отве
чали ее песне. Прожектор не высвечивал ничего, кроме хлопьев снега, котор
ые, кружась, падали с неба. Я вошел в комнату. Но когда до стола оставалась
пара шагов, она замолчала. Лес тоже затих.
Их разговор еще звучал в моем мозгу. Я смог только заметить, что отдельные
выражения повторялись чаще, чем остальные звуки. Слова, похожие на что-то
вроде «омохитхи». И особенно «Анерис» или нечто подобное. Но любая попыт
ка записать буквами эти звуки была изначально обречена на провал, ничег
о, кроме мертвой партитуры, у меня бы не вышло. Мои голосовые связки столь
же похожи на их речевой аппарат, как сапожная щетка на скрипку. Несмотря н
а это, я все же попытался сделать жалкую попытку подражать ей, используя в
се свое воображение:
Ц Анерис.
Она взглянула на меня. Этого было достаточно, чтобы я высказал свое предп
оложение.
Ц Омохитхи, Батис. Так они себя называют, Ц сказал я, весьма вольно подра
жая их звукам. Ц И у нее тоже есть имя: ее зовут Анерис. У них одно имя, а у не
е Ц другое. Вы каждую ночь занимаетесь любовью с женщиной, которую зовут
Анерис. Ц Я понизил голос и заключил: Ц Ее зовут Анерис. Кстати, очень кра
сивое имя.
Батис видел в них безымянную массу. Мне казалось, что, если я дам им имена, е
го взгляды непременно изменятся. «Омохитхи», «Анерис» Ц неважно. Слова,
которые я пытался воспроизвести, которые я почти что выдумывал, были лиш
ь слабым отражением произносимых ими звуков. Но это не имело большого зн
ачения; важно было подобрать для этих существ имя. Несмотря на мои усилия
, я добился результата, прямо противоположного ожидаемому. Батис взорвал
ся, подобно бомбе:
Ц Вы что, хотите говорить на языке лягушанов? Я вас правильно понял? Тогд
а держите свой словарь! Ц И он резко кинул мне мой ремингтон, который про
летел расстояние, разделявшее нас. Ц Вы знаете, сколько патронов у нас о
сталось? Вам это известно? Они там, снаружи, а мы здесь, внутри. Выйдите и отд
айте им свою винтовку! Мне очень хочется увидеть, как вы это сделаете. Да, д
а, любопытно будет наблюдать, как вы будете вести переговоры с лягушанам
и!
Я ничего не сказал, а он распалялся все больше, угрожая мне кулаком:
Ц Убирайтесь отсюда, КамерадЦ нытик, черт бы вас побрал! Идите вниз, на п
лощадку! Спуститесь по лестнице и защищайте дверь! И как вы смели называт
ь меня убийцей? Это по вашей вине гибли люди! Вы Ц убийца мечтателей! По ва
шей милости нас растерзают! Они сожрут наше мясо, обгложут наши косточки,
а потом, сытые и довольные, посмеются над вашими идиотскими идеями там, в
глубинах своего мокрого ада! Вон с моих глаз!
Никогда еще я не видел его таким. Он был разъярен не меньше, чем в дни самых
страшных боев; и на какой-то миг мне показалось, что он видел во мне одного
из ненавистных ему лягушанов. В течение нескольких секунд я вынес его вз
гляд, но потом предпочел прервать разговор. Я вышел из комнаты.
Меня удивляли не столько доводы Батиса, сколько его непоколебимость. Кон
ечно, нам следовало предпринять меры предосторожности. Мы уничтожили с
отни их собратьев и не могли рассчитывать на то, что выброшенный нами бел
ый флаг немедленно решит все проблемы. Однако Батис пресекал любую попыт
ку обсудить ситуацию. Он не хотел слышать ни одного слова на эту тему.
Остаток ночи прошел спокойно. Через бойницу в двери мне удалось разгляде
ть несколько фигур, но их было мало, и они избегали луча прожектора. Там, на
верху, разъяренный Батис посылал им проклятия. Он здорово нервничал. Ли
ловые сигнальные ракеты взлетали вверх без всякой надобности. Зачем ему
была нужна вся эта пиротехническая демонстрация?
Постепенно Кафф совершенно замкнулся в себе и избегал встреч со мной. Ко
гда вечером мы неминуемо оказывались рядом, неся нашу вахту, он говорил н
е переставая. Это был разговор ни о чем, но он болтал и болтал, не замолкая
ни на минуту. Таким образом, заполняя все жизненное пространство своей б
олтовней, он душил любую попытку завести разговор на единственную дейс
твительно интересную тему для обсуждения. Я старался проявлять максима
льную терпимость. Мне хотелось верить, что рано или поздно он сдастся.
Поскольку я совершенно не мог рассчитывать на его помощь, то решил дейст
вовать по собственной инициативе. Мне бы хотелось, чтобы Батис участвов
ал в деле вместе со мной, но привлечь его на свою сторону я никак не мог. По
иронии судьбы именно Кафф навел меня на эту мысль:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23