Поль был удручен постигшей их трагедией, но относился к ней более философски. Конечно, его семя было абсолютно здоровым, так что он мог бы развестись с Терезой и жениться во второй раз. Но Поль все еще любил ее, хотя пылкая страсть первых лет давно остыла, и чрезвычайно гордился их детьми. Развод был бы крайне неприятным исходом, особенно если учитывать нравственный климат того времени, а также старомодный католицизм, который продолжали исповедовать почти все Ремиларды. Поль мог бы последовать примеру своего близкого друга и соперника Дэвида Макгрегора, Европейского Соинтенданта, который, как и многие другие мужчины с первоклассным генетическим наследием, сдал свою сперму в генофонд для зачатия в пробирке, предназначенный для скорейшего заселения колонизируемых планет. Но строгая анонимность этой процедуры возмущала родительскую гордость Поля. Он хотел знать своих детей… Впрочем, было бы желание, а способ всегда отыщется.
Поклонниц у него всегда хватало, и теперь, когда Тереза, пусть все такая же красивая, утратила свою уникальную сексуальную привлекательность, Поль пренебрег религиозными принципами и принялся максимально использовать свой генетический потенциал с целеустремленным пылом, но соблюдая величайшую осторожность, в чем ему очень охотно содействовали дамы с прекрасным хромосомным набором. Они с Терезой по-прежнему спали вместе, но, подобно всем метавосприимчивым женам, она знала, что муж ей изменяет.
Однако она не переставала его любить и никогда не упрекала. Тем не менее именно то, что Поль постоянно предавал их брак, несомненно, сыграло роль темного катализатора в решимости Терезы родить еще одного, последнего сверходаренного ребенка.
6
ИЗ МЕМУАРОВ РОГАТЬЕНА РЕМИЛАРДА
Тереза собрала вещи, как велел ее старший сын. Когда я вошел в музыкальную студию, она предъявила содержимое своей дорожной сумки — портативный тридивизор, читающее устройство, аудиоплейер, свернутая в трубку клавиатура Яамаха Скроло, два усилителя Динки-Бум, цилиндрик с библиотечкой микродисков, генератор энергии для всех этих штучек, небольшой несессер, десяток хлопковоплассовых штанишек для младенца, два терракотовых детских костюмчика, конвертик из лебединого пуха — подарок для ее первенца, сделанный прежде, чем выяснилось, что она ждет двойню, — дождевик, моток веревочки, вечная зажигалка, бутылка французского шампанского и швейцарский походный нож со всевозможными приспособлениями, кроме разве что мини-манипуляторов.
Марк созерцал эту груду барахла с ледяным недоумением, а Тереза ласково объясняла сыну, что веревочка понадобится, чтобы перевязать пуповину и чтобы сушить на ней белье, ну, а шампанское… надо же будет отпраздновать рождение Джека!
— Джека? — слабым голосом переспросил Марк.
— Его имя будет Джон. Я уже объяснила ему про уменьшительные имена. — Она безмятежно кивнула мне. — Дядюшка Роги может называть его Ти-Жан, как принято у франко-американцев.
— Мама, но вся эта музыка! — удрученно сказал Марк. — Я же предупредил тебя: только самое необходимое!
— Но это и есть самое необходимое, милый. Я не продержусь четыре тоскливых месяца в забытой Богом глуши без моей музыки!
— Но ты не взяла никакой одежды!
Она небрежно пожала плечами.
— Куплю в местном супермаркете, когда мы приедем туда. Где бы это ни находилось. А пока сгодится этот костюм: он элегантен и вполне годится для дороги. Ты согласен, Роги?
Тереза невысока, но это как-то не замечалось. На ней был модный костюм для бега трусцой из полированного хлопка ее любимого зеленого кендалловского цвета, а глянцевые черные волосы повязаны шелковым шарфом того же зеленого цвета. На плечи наброшен свитер с капюшоном из кашемира песочного цвета. На ногах туристские сапожки. Отличный костюм для пикника Дартмутского прогулочного клуба на горе Мусилок, но не для зимовки в горной глуши Британской Колумбии…
Я отвел глаза и припрятал мысли.
— Тереза… э… разве Марк не объяснил тебе, что там совершенно дикое место — ни супермаркетов, ни магазинов или лавочек? До ближайшего торгового поста сто километров.
Она опять пожала плечами.
— Тогда мне придется просто воспользоваться добросердечием местных жителей. — Она блеснула своей чарующей улыбкой. — Наверное, я смогу устраивать концерты или давать уроки музыки в обмен на теплую одежду и прочее…
— Мама! — чуть не взвыл Марк. — В Заповеднике мегаподов, кроме них, нет никаких других жителей!
— А! — Тереза решительно нахмурила прелестный лоб. — Ну, я как-нибудь устроюсь. Я ведь была девочкой-скаутом, знаете ли. — Она указала на библиотечный цилиндрик. — Тут ведь не только мои оперные видео, музыкальные записи и вокализы, но еще и всякие прекрасные справочники. Я сделала копии всех полезных книг и фильмов нашего семейного собрания и заказала кое-какие в городской библиотеке. «Жизнь в лесном лагере» Ораса Кепхарта, например, кажется прямо-таки руководством для первопроходцев, если судить по каталожной аннотации. И я не удержалась от соблазна заказать книги Билла Ривьера и Брэдфорда Энджера о том, как выжить в первобытных условиях, которые я читала совсем маленькой, когда гостила у бабушки Элен в ее мэнском лесном домике. Такие чудесные франко-американские имена у этих писателей! Ну, а для литературной атмосферы я запаслась «Уолденом», «Зовом лесов» и полным собранием стихов Роберта Скрвиса.
— Mon cul! note 18 — буркнул я.
Но Тереза не расслышала и продолжала все с той же безмятежностью:
— И с родами все в порядке: я кое-чему научилась в Лемейзе и скопировала «Справочник акушера». Кроме того, Джек сказал мне, что родится без всяких трудностей: он будет маленьким. Мои объяснения про подгузники он не вполне понял, но, конечно, сразу разберется, когда освободится из амионотичной жидкости и на практике ознакомится с понятием сухости. Да и в доме ему много одежды не понадобится, если я поставлю нагреватель на полный режим.
— Какой нагреватель? — рявкнул я. У меня даже рот открылся от ужаса, пока я слушал ее болтовню. — Какой дом? Это же бревенчатая развалюха с проржавевшей старой чугунной печкой, черт подери! И там чуть не сорок лет никто не жил! Тебе придется рубить дрова…
Тереза взмахнула своим швейцарским походным ножом.
— К счастью, пила в нем прекрасная. Правда, я еще никогда не пилила, но, думаю, что скоро научусь. И ведь вокруг будет полно всяких сухих веток, правда?
— Полным-полно, — сказал я мягко. — Беда только в том, что с наступлением зимы — а на той широте зима начинается в ноябре — их укроет трех-четырехметровый слой снега.
Сознание Марка было непроницаемым даже больше, чем обычно. Не исключено, что до него начала доходить вся чудовищность этой затеи, и его юная сверхсамоуверенность чуть-чуть дрогнула. Он обернулся ко мне, и его сознание просто полыхнуло жуткой идеей.
— Я хотел, дядюшка Роги, чтобы ты просто помог мне отвезти маму туда. Она говорила, что отлично справится, если я оставлю ей достаточно запасов. Но теперь мне ясно, что кое-что придется изменить. Ты должен будешь остаться с ней в хижине. Ты ведь знаешь, как прожить в дикой глуши, ну и тому подобное…
Я стоял, окаменев, мое сознание источало отчаяние и просто заледенело от страха, а эти двое только поглядели друг на друга и кивнули.
Марк сказал мне:
— Мы упакуем для нее побольше одежды. Ну, а для тебя… Я планировал сделать остановку для покупки провизии и необходимых вещей. Твое туристское снаряжение мы возьмем за основу, а ты составь список всего, что тебе может понадобиться помимо этого.
— Если можно взять еще одежду, то мне нужны ночная рубашка, халат и домашние туфли. Ну, и раз там так холодно, то и большой пуховый платок. Это будет так уютно, Роги, сидеть перед огнем в долгие зимние вечера. Платок можно сжать почти до размера носового платка, и много места он в багажнике не займет.
Наконец мне удалось преодолеть паралич гортани, и я выпалил:
— Минутку, черт подери! Разговор идет о четырех месяцах в лесной глуши? А как же мой магазин?
— Магазином займется миссис Манион, — ответил Марк. — Как всегда, когда ты уезжаешь из города.
Первый шок почти прошел, я сообразил, что о магазине должен беспокоиться меньше всего, и простонал:
— Нас выследят и арестуют даже прежде, чем мы выберемся из Новой Англии…
— Нет, если я подсыплю наждаку в систему, — ответил Марк. — Дядюшка Роги, ни о чем не беспокойся. Я позабочусь, чтобы вы добрались до заповедника благополучно и никто об этом не узнал. Я все продумал.
— Расчудесное дерьмо! — сказал я. — И уж конечно, когда мы с Терезой уютненько устроимся в хижине, а снаружи будет облизываться зверье, ты спокойненько улетишь домой, и никто ничего не заподозрит. Ни твой отец, ни Дени с Люсиль, ни твои паршивые интендантские дяди и тети. Не говоря уж о шефе блюстителей закона Малатрасисс, когда семье придется доставить тебя в Конкорд и твой юный мозг облупят, как вареное яйцо.
— До моего сознания никто не дотронется, — сказал Марк спокойно. — Я ведь уже говорил тебе, что полностью разработал план.
Тереза улыбнулась, встала на цыпочки и чмокнула меня в щеку.
— Я так рада, Роги, что ты останешься со мной. По правде говоря, я чуть-чуть побаивалась, что мне придется рубить дрова. — Ее обаяние размягчило меня, как снег под солнцем. Она упорхнула к себе в спальню за халатом и прочим, а я поднял руки — сдаюсь.
У Марка хватило совести виновато ухмыльнуться.
— Первоклассные принудители — я, мама и Джек.
Дьяволенок был уверен, что скрутил меня, и даже не заглянул в мое сознание. И к лучшему, потому что принудителем номер три я считал вовсе не младенца.
Отвернувшись от Марка, я уставился в окно, выходящее на улицу. Внезапно я увидел, что мимо колокольни католической церкви проплывают два овоида — маленький белый и алый побольше.
— Вон яйца Херца буксирует заказанный тобой ролет. Пожалуй, я спущусь, чтобы расписаться.
— Я пойду с тобой, — сказал Марк. — Посмотрю за частностями.
Я мог бы догадаться, что частности эти были не из обычных!
Агент Херца уже ждал нас — хорошенькая девчонка лет двадцати с небольшим, с сознанием, нормальнее не придумаешь. Сири Олафсдоттир, как следовало из таблички на ее форменном блейзере. Марк принудил — улыбка Сири окаменела, опушенные длинными ресницами глаза превратились в два зеленых стеклышка. Она стояла на дорожке между двумя припарковавшимися яйцами и моим стареньким «вольво» — машинка для кредитных карточек в одной протянутой руке, ключи от плассролета в другой — замерзшая, точно стоп-кадр голограммы в рекламном ролике тридивизора. Марк не только парализовал ее волю, но и изъял все воспоминания о полете в Хановер, а позднее распространил эту амнезию на все последующие события с участием преступивших закон Ремилардов. Пушок над верхней губой Сири покрылся жемчужинами пота, пока она стояла на летнем солнцепеке, ничего не сознавая.
Мой юный родич между тем сел в кресло пилота ее служебной машины, готовясь втереть очки компьютеру фирмы Херц.
— Внушим ему, что она сюда вообще не летала. Сообщим, что алый «нисан сапсан» GXX выпуска две тысячи пятьдесят первого года с нью-гемпширским номером BWS-229 проходит обычную профилактику в мастерских и останется там на сутки. — И он забормотал что-то в радиотелефон.
Покорившись уготованной мне судьбе, я осторожно высвободил ключи из пальцев бедняжки Сири и отпер алое яйцо. Модель «люкс» с вместительным багажником. Да, путешествовать мы будем со всеми удобствами. Вот только Марк намерен надуть Североамериканскую Службу воздушных путей сообщения и запудрить мозги круглосуточно бдящим небесным регулировщикам! А нейтрализаторы ро-поля? Детекторы тепла живых тел? И прочие компоненты системы охраны заповедника, охватывающие весь его периметр?
— Терпение, — сказал несовершеннолетний преступник. — Сначала отправим восвояси бедную девушку. — Он вылез из служебного яйца и приказал агентше Херца: «В машину!»
Она выполнила его распоряжение, как прелестный робот.
Теперь включай двигатель и возвращайся в «Берлингтон интернейшнл». Ты отлучалась выпить кофе. Здесь ты не была. Нас ты не видела.
Дверь яйца задвинулась. Мы отошли, а Сири включила двигатель. Наружная оболочка яйца оказалась лиловатой мерцающей сеткой ро-поля, безопасно замкнутого под ней. Машина втянула опоры и на секунду повисла в полуметре от земли. Девушка-пшют действовала вполне нормально, не обращая на нас никакого внимания. Она умело проманеврировала над дорожкой, выплыла на середину улицы, подала все необходимые сигналы, взвилась вверх по вертикали и исчезла из виду. Взметнулись сухие листья вяза и медленно спланировали на тротуар.
Марк взглянул на свой наручный хронограф.
— Почти четырнадцать тридцать. Сходи за мамой, дядюшка Роги, а я пока внесу кое-какие изменения в систему электронной идентификации нашего яичка.
— Нет уж, послушай, — запротестовал я, — хоть у меня и есть права, я не такой уж мастак водить эти штуки, а особенно сикось-накось и без пеленга. Когда я беру напрокат яйцо, то обычно просто включаю стандартизированный маршрут, ставлю его на автопилотирование, а сам беру книгу или дремлю до прибытия на место. Но в Б. К., в той глухомани, куда нам предстоит лететь, векторных путей нет. Когда я ездил туда в последний раз, меня встретил на аэродроме в Белла-Кула мой друг Билл. Я понятия не имею, как отыскать дорогу в заповедник.
Марк тем временем вытащил инструментарий и снял панель с навигационного узла.
— Не лезь в бутылку. Поведу его я.
— Можно было бы догадаться. А, ладно! Преступлением больше, преступлением меньше — какая разница?
— Сходи за мамой, — повторил Марк. — Отвезешь ее в своей машине до парка на Риверс-роуд. По дороге остановись у магазина, купи припасы для пикника. Постарайся, чтобы кто-нибудь там тебя заметил. Поставь машину на стоянке парка поближе к реке. Я вас там встречу в яйце, перегрузим вещи и улетим.
— Но как ты собираешься…
Хватит, дядюшка Роги!
От такого принуждения я даже пошатнулся, но он тут же спроецировал успокаивающие вибрации, и я начал подниматься на крыльцо.
— Никто тут яйца не увидит, — заверил он. — И в парке — тоже. Положись на меня, а теперь иди наверх и скажи маме, что у нее есть всего три минуты, чтобы спуститься сюда. Мы должны покрыть очень большое расстояние за очень короткое время.
Первое, что сделал Марк по плану, который должен был сбить ищеек со следа, это изменил идентифицирующий код херцевского яйца, и для сенсоров района 603 Службы воздушных путей сообщения его номер стал «Вермонт WRT-661» — преступление всего лишь четвертой категории тяжести. Он прилетел на место нашей встречи у реки Коннектикут на ручном управлении задолго до того, как мы с Терезой добрались туда на наземном автомобиле, и использовал это время, чтобы внести еще кое-какие противозаконные изменения в разные компьютерные системы, разбросанные по всей Северной Америке. Он использовал свою созидательную способность для мимикрирования ролета, который в результате слился с окружающим пейзажем, так что никакой неоперант не мог его заметить — виртуозное усложнение старого фокуса оперантных детей.
Когда снаряжение было погружено в яйцо, а каноэ спрятано в зарослях ивняка у реки, мою машину мы оставили на видном месте. Ролет, все еще экранированный от случайных взглядов, поднялся с пустынной площадки на скорости, заметно меньшей скорости звука, достиг входа в местный запрограммированный воздушный коридор на высоте 1120 метров и завис.
Марк, испустив вздох облегчения, снял созидательный камуфляж, который для мальчика его возраста забирал много сил. Затем он заполнил самый обычный план полета, якобы выданный нашим маленьким аэродромом в двух километрах от парка. Целью полета мы указали Бостон, словно бы просто решили проветриться в большом городе. Навигационный прибор выдал целое меню оптимальных маршрутов, учитывая загруженность коридоров, и предложил водителю выбрать.
Марк назвал один, добавив в микрофон:
— Экспрессом.
— Служба регулирования движения, — отозвался прибор, — сожалеет, но из-за мелкой неполадки в системе Ве-2А36 экспрессная переброска на Бостон отменена. Мы приносим извинения за причиненное неудобство. Неполадка будет устранена примерно через два часа.
— Самая быстрая альтернатива, — невозмутимо сказал Марк.
— Благодарю вас. Мы программируем. Ваша средняя скорость на показываемом маршруте составит тысячу километров в час. Время прибытия в Бостон, по оценке, десять минут двенадцать и две десятых секунды. Пожалуйста, подтвердите Ве-маршрут и место назначения.
— Подтверждаю, — сказал Марк. — Давайте.
— Входим в регулируемое воздушное пространство, — объявил прибор, и включился автопилот. Алое яйцо безынерционно взмыло на крейсерскую высоту в 12 километров 300 метров прежде, чем мы успели глазом моргнуть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56