Но когда они подъехали к Клифтонскому мосту, все изменилось, словно из непроглядного тумана они выбрались на солнечную горную лужайку. По прямым, широким аллеям они проезжали мимо роскошных магазинов, ухоженных скверов, изысканных особняков, приближаясь к тому месту, где располагался дом Седрика. Так началось превращение Кэтрин из простой деревенской девушки в светскую леди, и нельзя сказать, что оно было легким. Прежде всего ее смутило обилие ждущих ее приказаний слуг, чьи лица и имена слились в невообразимую мешанину.– Вам необходима служанка, – провозгласил Седрик, когда они оказались в роскошной гостиной с черно-белым изразцовым полом, высокими кожаными креслами и изящной лестницей в дальнем углу: казалось, ее изогнутые, украшенные затейливыми перилами пролеты парят в воздухе, а не опираются на каменные колонны. Свет проникал сюда через стеклянные витражи, расцвечивая двери в соседние помещения, украшенные резными архитравами. Многочисленные ниши были заняты пальмами в огромных жардиньерках и греческими статуями.– Но у меня никогда не было служанки. – Сама эта мысль показалась Кэтрин абсурдной. – Я со всем управлюсь сама.– Глупости, дитя, – кратко возразил Седрик, скинув пальто, шляпу и трость с серебряным набалдашником на руки облаченному в ливрею сумрачному лакею. – Вы могли управляться сами лишь потому, что до сегодняшнего дня у вас были мизерные запросы.– Они и сейчас таковы, – отрезала она, напуская на себя более, чем обычно, неприступный вид в толпе слуг. Ей казалось, что они потешаются над ней и ее простым черным платьем, шляпкой и плащом. Впервые она подумала о своем трауре без боли: может быть, сердца их тронет жалость, и они будут более снисходительны к ее внешности.– Только до поры, моя милая, только до поры, – сказал Седрик, увлекая вверх по лестнице после того, как отдал приказание перенести ее багаж в лучшую комнату для гостей.Кэтрин стояла, в замешательстве едва управляясь с перчатками, которые почему-то никак не снимались с рук. Ее поразило великолепие отведенных ей апартаментов. Изысканно пропорциональная комната казалась просторной и полной воздуха и света, стены ее были затянуты белым шелком и украшены резными карнизами, а с высокого потолка свисал вычурный газовый светильник из меди. Кроме этого новомодного светильника, Седрик, редко посещавший эту часть дома, ничем пока не успел обновить ее обстановки. Поэтому вместо удобных мягких диванов взору Кэтрин предстали монументальных размеров мрачные буфеты и прочие не менее роскошные предметы старины в стиле чиппендейл, украшенные резными восточными орнаментами, современниками самого дома.Заложив руки за спину, он встал на коврике возле камина и взглянул на Кэтрин из-под полуопущенных век.– Как вы предпочитаете провести сегодняшний день? Отправиться в зоологический сад или посетить «камеру обскура»?Кэтрин взяла шляпку, водрузила ее на голову и, взглянув в одно из множества висевших здесь зеркал в роскошных рамах, решила, что совершенно не подходит к этой обстановке. Она подумала, что, явившись сюда, сделала глупость и приуныла. Лучше уж было одной отправиться к мистеру Бизли. Она обернулась к Седрику, не в силах скрыть правды.– Я была бы рада пойти куда угодно, но мне не стоит показываться на улице вместе с вами. Взгляните на меня! Я же просто ужасно одета!Седрик пришел в восторг. Для него даже в этом нелепом платье она была игрушкой – юная, свежая и неискушенная! Он, всегда окруженный такими дамами, которые и помыслить не могли о подобном целомудрии, был очарован. Какое счастье, что удалось вырвать ее из кельи викария! Кэтрин создана для иной жизни. Взяв Кэтрин под руку, он повел ее на Куинз-Роуд в маленький уютный магазин. Здесь им предложили чашку чая.В такое мгновение он наслаждался своей ролью опекуна, хотя прекрасно сознавал, что она может затянуться и даже положить конец нынешней интрижке с актрисой и даже продолжительной, перемежавшейся то ссорами, то примирениями, связи с супругой одного известного политика. В какой-то момент он едва не пожалел о своем порыве и утраченной свободе, но уже следующий взгляд на Кэтрин развеял в прах эти малодушные соображения. Она была прелестна, и он не пожалеет о потраченном времени.– Мое дорогое дитя, вам не следует недооценивать себя, – ослепительно улыбнулся он Кэтрин. – В вашем наряде нет ничего ужасного. И я польщен оказанной мне честью стать вашим гидом. А теперь вернемся домой, вы освежитесь перед ланчем, и мы отправимся в город.Он дернул за шнурок колокольчика, и в комнате для гостей возникла горничная. Миловидная, бойкая девушка – ведь, как известно, горничные все до одной миловидны, – она тут же предложила распаковать багаж Кэтрин, но та стеснялась своего потрепанного саквояжа и его жалкого содержимого. «Я словно бедная родственница», – подумала Кэтрин, снова оставшись одна, и вошла в просторную ванную. Здесь были и расписанный цветами рукомойник, и уборная, и массивная ванна с ножками в виде птичьих лап, с золочеными кранами, из которых шла и холодная, и горячая вода.Она осторожно исследовала всю эту роскошь, но вымыла лишь лицо и руки. «Интересно, смогу ли я принять вечером ванну, – зачарованно размышляла она. – Надеюсь, дядя мне позволит ею воспользоваться».Она и не подозревала, что лившуюся из горячего крана воду никто не греет в ведрах и не таскает потом на верхний этаж. Она могла принимать ванну, когда ей вздумается, а не только вечером по понедельникам: газовая горелка под баком с горячей водой пылала постоянно, и воду отсюда брали для повседневных нужд – хоть бы и для стирки. Как чудесно было погружаться в эту удивительную ванну, отделанную восточной керамической плиткой, в окружении резных деревянных панелей на стенах! Кэтрин всякий раз испытывала истинное блаженство.Седрик оказался превосходным хозяином, он окружил ее таким вниманием и заботой, что за неделю, проведенную в его доме, Кэтрин узнала столько нового, сколько ей не приходилось узнавать за год под опекой отца и миссис Даулинг. И не только чудеса домашней техники – с ними она освоилась моментально, – но те тонкости поведения, о которых не следует забывать леди, собиравшейся вращаться в высшем свете. Правда, Кэтрин еще твердо не решила, хочет ли она этого. Не отвергая дядиного предложения, она все еще не оставляла мечты о финансовой независимости.Набравшись отваги, она употребила те деньги, которыми располагала, на приобретение готового туалета из черной ткани, состоявшего из юбки, отделанной бархатом и со складками сзади, жакета, стянутого в талии и со свободными рукавами, и шляпки, едва прикрывавшей лоб и дополненной черной вуалью и страусовыми перьями. В новом наряде она чувствовала себя намного увереннее и могла высоко держать голову рядом с Седриком, когда он приводил ее в какое-нибудь кафе для избранных или роскошный ресторан.Постепенно у нее вошло в привычку просыпаться по утрам от далеких звуков городской суеты: грохота карет, выкриков уличных торговцев, обрывков песен и гудков барж, спускавшихся по реке к морю, лавировавших меж грозных утесов, где вода за миллионы лет проложила себе глубокое русло. Однажды утром, спустившись к завтраку, она увидела, что Седрик распечатывает ответ от мистера Бизли. На следующий же день Джапп отвез их на вокзал Тепл-Мидз, откуда они отправились в Лондон в вагоне первого класса.Когда паровоз дал прощальный гудок и выехал за пределы города, душу Кэтрин охватило сильное волнение и ее сердце забилось в такт торопливо стучавшим колесам. Как самонадеянно было полагать, что она способна проделать этот путь самостоятельно. Седрик, понимавший ее состояние, как истинный мудрый наставник старался успокоить ее и по мере сил подготовить к предстоящей встрече с мистером Бизли. Она была в новом костюме, в руках держала ридикюль. Вместо старого коврового саквояжа у нее теперь имелся роскошный кожаный чемодан, в данный момент помещенный в багажную сетку у нее над головой. Уоллер ехал в этом же поезде, ближе к почтовому вагону, готовый взять на себя такие мелочи, как поиски кеба на месте их назначения.«Просто поразительно, как деньги способны изменить жизнь человека», – думала Кэтрин, когда в их купе постучали и явившийся стюард, облаченный в белоснежный сюртук, сообщил, что в вагоне-ресторане для них сервирован ланч. «Нельзя сказать, чтобы мне это не нравилось, – продолжала рассуждать девушка. – Гувернантка? Компаньонка? Ну, пожалуй, этот род занятий, хотя и имеет некоторые преимущества, поставил бы меня примерно в то же положение, которое занимает сейчас Уоллер: несчастное создание, призванное вечно оставаться на побегушках. А с другой стороны, могу ли я принять предложение дяди Седрика и стать его подопечной? Думаю, что нет. Несмотря на всю его доброту, я больше не смогу чувствовать себя свободной, я буду всем ему обязана. Да к тому же я уверена, что он пустится во все тяжкие, стараясь подыскать мне мужа. Но когда буду выходить замуж, если я буду выходить, я бы хотела выбрать себе супруга сама, чтобы его можно было любить и уважать и он не оказался бы набитой деньгами куклой с громким титулом и куцыми мозгами».Против ожиданий Седрика, Кэтрин знала о взаимоотношении полов гораздо больше, чем полагалось в те времена хорошо воспитанной невинной девице. Джон Энсон, всегда старавшийся быть с нею честным, давно ответил на все интересовавшие ее вопросы. Он пояснил Кэтрин, что ее мать очутилась на брачном ложе в совершенном неведении относительно того, что с нею должно произойти, – и после этого он дал клятву, что не позволит случиться подобному с его дочерью.Итак, еще в переходном возрасте, когда она заинтересовалась изменениями в своем теле, отец рассказал ей о физической стороне любви и к тому же дал прочитать кое-какие книги, – старые, не подвергавшиеся цензуре книги с толковыми иллюстрациями, изданные задолго до того, как ныне правящая королева воссела на трон и ее узколобость в вопросах морали нашла отражение в воцарившихся в обществе нравах: оборочками стыдливо прикрывались даже ножки больших роялей. «Тщательно скрывая изнанку жизни, – пояснял Джон, – правящие круги стараются изобразить англичан этакими херувимчиками, а царственную пару – королеву Викторию с супругом, принцем Альбертом, – идеальной парой. Все это лишь на поверхности, – предупреждал Кэтрин отец. – За этим фасадом по-прежнему укрывается порок: джентльмены содержат любовниц и навещают бордели, в то время как их жены корчат из себя святую невинность».«Ох, отец, как же мне не хватает тебя, – думала Кэтрин, сидя напротив Седрика за маленьким столиком. Стюард подал им ланч, за окнами вагона проносились поля и луга, за которыми уже была видна широкая Темза, обрамленная прелестными усадьбами, пышными садами, спускающимися к самой воде, где расположились многочисленные причалы для кораблей. – Я не могу ни с кем так говорить, как с тобою, отец. И я так хотела бы, чтоб ты увидал мою забавную шляпку!»Повернув прочь от реки, поезд побежал по менее приятной местности: мрачные заводские корпуса, узкие улочки, похожие одна на другую, запруженные толпами горожан. Наконец они прибыли на вокзал, и он оказался грандиозным сооружением, изрядно превосходившим Темпл-Мидз.На платформах царила толчея: приезжавшие, уезжавшие, встречавшие кого-то люди. Здесь можно было встретить леди в роскошной шляпке и шали, и облаченного во фрак джентльмена в шелковом цилиндре, и малышей, испуганно таращивших глаза, вцепившись в юбки своих нянек. Группа маленьких мальчиков в галстуках Итонского колледжа и наглухо застегнутых строгих темных костюмчиках пробиралась сквозь толпу, в то время как горничные тащили многочисленные сумки их наставниц, а лакеи – багаж своих маленьких хозяев.Свистки паровозов, шипение пара, грохот захлопывавшихся дверей и скрип чугунных колес по чугунным рельсам создавали невообразимый шум. Кэтрин была рада, когда почувствовала у себя на локте мягкое пожатие Седрика, который повлек ее к кебам.Они торопливо забрались внутрь и, покинув Паддингтон, поехали прямо к Гортранс-Отелю, весьма солидному заведению на Элбермарл-стрит, которое Седрик счел подходящим для Кэтрин. Высадив Уоллера и оставив на его попечение багаж, он небрежно постучал по крыше экипажа концом трости. Открылось окошечко, в котором появилась физиономия кебмена.– Куда прикажете, милс'дарь?– 21, Тауэр Гэйт.Седрик ободряюще улыбнулся Кэтрин, которая была слишком подавлена, чтобы произнести хоть слово. Скрестив ноги в серо-голубых облегающих брюках и поправив свой цилиндр от Гомбурга, он сказал:– Осмотром города мы займемся попозже, моя милая. А сейчас мы навестим мистера Бизли.«Лондон вроде Бристоля, только гораздо больше», – думала Кэтрин, изредка поглядывая в окно кеба. На улице шел дождь, и колеса экипажей и копыта лошадей хлюпали по мокрой мостовой. Тротуары были полны народу, и их обоняние истязалось невообразимой гаммой запахов: людской пот, выпеченный хлеб, рыба, гниющие овощи и пышущие паром кучи свежего конского навоза.Когда она задумывалась над тем, как могла бы выглядеть контора господ Бизли, Питлайка и Брауна, ей представлялось что-нибудь вроде обшарпанного здания в переулке, с множеством этажей и переходов.Реальность превзошла все ее ожидания: белый особняк эпохи Регентства, с террасами, балконами, чугунными колоннами, в окружении тенистых деревьев, он больше походил на резиденцию какого-нибудь вельможи.Приказав кебмену ждать, Седрик подвел Кэтрин к внушительным дверям в глубине округлого портика. Здесь он взялся за дверной молоток и решительно постучал. Через несколько секунд двери распахнулись, и клерк проводил их через просторную переднюю во внушительных размеров комнату, правая стена которой была сплошь заставлена книгами. Из-за стола красного дерева, обтянутого кожей, навстречу им поднялся человек. Он подал руку для приветствия:– Мисс Энсон. Лорд Гамильтон. Весьма польщен. Меня зовут Ралф Бизли.Ралф Бизли оказался весьма щуплым человеком. Он носил сверхконсервативный костюм черного цвета, белоснежную рубашку с тугим воротником и тщательно завязанным галстуком, в котором посверкивала жемчужная булавка. Коротко подстриженная, ухоженная бородка начинала седеть.– Добрый день, мистер Бизли, – отвечал Седрик, пристально разглядывая юриста. По его твердому убеждению, все законники были мошенниками и шулерами.– Добрый день, сэр. – Кэтрин чувствовала себя менее уверенно, подавленная внушительной обстановкой и солидной внешностью господина, с улыбкой на нее взиравшего.– Прошу вас, присядьте. – Бизли указал на два изящных кресла с высокой спинкой возле своего стола. – Позвольте предложить вам прохладительные напитки, милорд? Чашку чая?– Я бы предпочел что-нибудь покрепче, с вашего позволения. Вполне подошло бы виски, а мисс Энсон, я уверен, не откажется от чая.Бизли схватил со стола колокольчик, и на его зов тут же явился слуга, получивший ряд приказаний. Поместив трость на колени, а цилиндр на край стола, Седрик не сводил глаз с усаживавшегося на свое место юриста.– Итак, сэр. Что все это значит? – требовательно спросил он. – Мисс Энсон поставлена в крайне щекотливое положение, не говоря уже обо мне. Как я упоминал в своем письме, я старый друг их семьи. Вы можете свободно говорить обо всем в моем присутствии.– Несомненно, милорд, – торопливо отвечал Бизли. – Ваш авторитет вне всяких сомнений. Многие из ваших предков брали под свою опеку юных леди. Как я полагаю, она осталась одна на всем свете?– Именно. Ну а теперь не могли бы мы перейти к делу? Вы должны дать нам разъяснения. – Седрик плохо переносил общество стряпчих и со значением покосился на большие стенные часы.– Вы получите их, милорд, и я уверяю вас, не пожалеете о потраченном времени. Не окажет ли ваша светлость мне честь?.. – С этими словами Бизли открыл коробку превосходных гаванских сигар.Седрик поблагодарил, выбрал одну и, прежде чем раскурить ее, срезал кончик изящными ножничками, висевшими у него на цепочке от часов. Во всех его движениях чувствовалась снисходительность, не позволявшая этому малому забывать о своем месте и не допускавшая ни малейшей фамильярности. Стряпчие, равно как и врачи, редко бывают приняты в домах высшей знати – разве что в случае крайней нужды.Клерк вернулся с графином, бокалами и китайским чайным сервизом. Прошло несколько минут, пока напитки были разлиты, а мистер Бизли, скрестив пальцы, внимательно посмотрел на Кэтрин и начал:– Мисс Энсон, нечасто кому-либо выпадают поручения подобного рода. Несмотря на мой богатый опыт, я впервые сталкиваюсь с подобным.– Вот как, сэр? Это тревожит меня. – Ее руки тряслись так, что она едва не выронила чашку.– Конечно, обо всем этом судить можете только вы сами, но я бы заметил, что это поворотный момент в вашей жизни, мисс Энсон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50