Тот отлетел в сторону и, охая, схватился за ушибленное место.
– Ты слишком дерзок, Крез! Гляди, как бы тебе не пришлось вновь хохотать на костре!
– Не самая дурная смерть – скончаться от смеха! – ухмыльнулся шут.
Куруш ничего не сказал на эти слова. Он поднялся и прошелся по зале.
– Мне нравится твоя мысль, шут. Расскажи, что ты знаешь об этих даях.
– Не так уж многое, рыжебородый. Даи многочисленны, воинственны, умелы в бою. Они славятся как непревзойденные стрелки из лука и отменные наездники. Когда ты начнешь великий поход на запад, эти воины здорово пригодились бы тебе. Да, еще, вот что… Ими правит женщина по имени Томирис, говорят, довольно приятная собой.
– Тогда к чему воевать! – ухмыльнулся царь. – Я просто посватаюсь к ней!
– Полагаешь, ты неотразим?
– А что, разве плох? – самодовольно спросил Куруш. – Кроме того, имеет ли значение, плох или хорош собою царь. Женщину привлекает не лицо, а власть!
– Попробуй, но не думаю, что Томирис пожелает стать одной из твоих жен.
– А я и не собираюсь делать ее женой. Зачем мне старая баба, когда вокруг полным-полно молодых стерв. Ладно, ни к чему эта свадьба, лучше война! – решил Куруш.
И поскакали по дорогам империи гонцы, сзываюшие в поход парсов и мидян, парфян и согдийцев, гандариев и каспиев, киссиев и париканиев. Тысячи воинов потянулись со всех краев света в Пасаргады, столицу державы Куруша. Многие тысячи и тысячи. Бодро застучали топоры плотников, сбивавших мосты через Аракс. В ожидании переправы вельможи состязались между собой в конских ристалищах, а воины – в умении владеть копьем и луком. Узнав о приготовлениях, Томирис прислала к Курушу гонца. Гонец был дик лицом, а от грубой одежды его исходил резкий запах конского пота. Кивнув головой вместо поклона, гонец стал говорить, а толмач переводил его слова.
– Одумайся, царь – сказал гонец. – Откажись от безумных намерений. Властвуй над своей державой. К чему тебе новые земли, бедные травой и водой? Но если ты не желаешь переменить своего решения и твердо намерен вести войну, то ни к чему все эти мосты. Мы готовы отступить от берега на три дня пути и дать тебе переправить свое войско. Если ж желаешь померяться силами на твоем берегу, то отступи ты, и мы ступим на твою землю. И пусть тогда все решает звонкая сталь!
Курушу понравилась речь гонца.
– Приятно иметь дело с сильными сердцем людьми, – сказал царь. – Мне нравится предложение царицы. И я уважаю даев, но вся беда в том, что мне скучно. Я должен подумать.
– Сколько тебе нужно времени? – спросил гонец.
– Думаю, хватит и дня.
После этого Куруш собрал своих советников.
– Вы слышали слова посланца Томирис. Как нам решить?
– Лучше принять бой на нашей земле, – сказал Гаубарува. – Эти края нам знакомы.
– Согласен, – присоединился Виштапса. – Если мы проиграем, нам будет легко отступить.
– Придерживаюсь того же мнения, – присоединил свой голос Гистасп, заменивший в кругу друзей скончавшегося Гарпала.
Куруш кивнул. Он думал примерно так же. Тут взор его упал на Креза.
– А ты что скажешь, шут?
Крез мотнул головой, звякнули бубенчики.
– Я не согласен, рыжебородый!
– Почему?
– Нелепый план. Любому, сколь-нибудь сведущему в ратном искусстве, ясно, что биться лучше на том берегу Ведь допуская врагов в свою землю, ты тем самым предаешь ее разграблению. Если же ты проиграешь, враг устремится за тобой, не давая мгновений для отдыха и передышки. Если же победишь, он легко уйдет от тебя, так как беглецу всегда легче, нежели преследователю, преодолеть реку. Но когда ты дашь бой на другом берегу, ты получишь массу неоспоримых преимуществ.
– Каких, например? – ухмыльнулся в бороду Куруш.
– Первое, если ты проиграешь, тебе будет легко уйти от погони по той самой причине, какую я уже привел – беглецу всегда легче, нежели преследователю преодолеть реку. Если же выиграешь, то тебе будет легче настигнуть врага. А так как никто не сомневается в том, что ты победишь, к чему давать даям шанс бежать от победоносных парсов в просторы бескрайних степей?
– Разумно, – пробормотал Куруш, невольно поражаясь стройности крезовой мысли.
– И к тому же, – быстро прибавил шут, – я подарю тебе еще один план. Врагов слишком много, тебе следует сократить их число, сохранив при этом своих воинов. Устрой им западню. Ступи на другой берег, а затем отойди назад, оставив на берегу немногих, самых худших воинов. Оставь в лагере сладкое вино и вкусные яства. Даи питаются мясом и пьют кобылье молоко. Вино и изысканная еда вскружат им головы, и тогда ты сумеешь одолеть их голыми руками.
– Отлично придумано! – захохотал Куруш. – А ты неглуп, шут!
– Ты только сейчас понял это? – с ехидцей полюбопытствовал Крез.
– Давно! – отрезал Куруш. – Вот только где был твой ум, когда ты бежал от моих верблюдов?! Не заносись, шут, иначе тебе придется вновь хохотать на костре!
– Готов, но только над тобой!
Куруш не стал больше спорить, ограничась тем, что погрозил Крезу пальцем. Царь последовал плану шута. Ничтожная часть войска переправилась на берег даев и разбила лагерь. Поблизости, в приречных зарослях укрылись отборные полки парсов. Как и предсказал Крез, даи напали. Тысячи всадников в серебреных шеломах стремительной тучей налетели на лагерь. Острые стрелы в мгновение ока избили стражу, а копья и топоры довершили дело. Сотни бактрийцев, киссиев и согдийцев полегли у шатров или на берегу. Лишь немногие сумели достичь реки, но и эти немногие в большинстве своем нашли смерть в волнах, захлебнувшись, либо пойдя на дно с каленой стрелой в спине или глотке.
Ликуя, даи расселись вокруг шатров и принялись поглощать пищу. Вино и яства опьянили победителей, вскоре забывшихся мертвенным сном. Тогда-то и пришел черед укрывшихся в зарослях парсов. Воины окружили лагерь и в мгновение ока покончили с беспечными даями, перебив одних, а других забив в крепкие узы. Среди пленных оказался сын царицы Томирис юный Спаргап. Наутро его бросили к ногам Куруша.
– Ты понял, дикарь, что со мной не следует враждовать?!
– Да, – выдавил дай.
– Вот и хорошо. Надеюсь, твоя мать будет более благоразумна, когда узнает о твоей участи. Я отправлю к ней гонца, и ты сам скажешь ему слова, какие хочешь передать матери.
– Да, – согласился Спаргап.
– Вот и отлично! – обрадовался Куруш. – Эй, слуги, развяжите-ка его и принесите нам вина. – Царь собственноручно подал пленнику чашу хмельного питья. – Поправь голову. Небось, побаливает после вчерашнего.
– Да, – пробормотал пленник, принимая чашу.
Он осушил ее до последней капли, а затем вдруг рванул из-за пояса Куруша драгоценный кинжал и с размаху вонзил его в свое чрево. Царь едва успел отпрыгнуть в сторону, ковер под ногами залило потоками крови и слизи, перемешанных с багряным вином.
– Клянусь Митрой, ужасная смерть! – воскликнул он.
– Да, – омертвело дрогнули губы Спаргапа, навечно застыв.
– Ну что ж, теперь черед царицы Томирис! – решил Куруш.
Два дня громадное войско переходило Араке, провожаемое Крезом. Шут некстати подвернул ногу, и царь милостиво дозволил ему остаться в лагере. Колонна за колонной втягивались в бескрайние степи. Вдалеке маячили дозорные даев, но войска их не было видно. На седьмой день пути персы израсходовали запасы воды и стали страдать от жажды. Выжженная трава не могла насытить утомленных коней. Вечером появился дай. Приведенный к Курушу, он распростерся ниц.
– Говори! – велел царь.
– Я бежал от Томирис. Я ненавижу ее, она оскорбила меня. Я могу показать, где войско даев! – скороговоркой выпалил перебежчик.
– Сделай это и будешь щедро вознагражден! – посулил Куруш.
На рассвете персидская армия двинулась в путь и к полудню достигла холмов, меж которых петляла узкая, похожая на пересохшее русло реки дорога.
– Там, – сказал проводник, указывая рукой на дорогу.
– Это опасно! – прошептал стоящий подле царя Гаубарува. – Это может быть западня.
– Я знаю. Надо проверить! – решил Куруш.
Он послал вперед сотню воинов. Воины вернулись с вестью, что за холмами – равнина, в самом конце которой виднеются шатры кочевников.
– Вперед! – приказал Куруш. – Наконец-то мы загнали их.
Повинуясь велению царя, полки устремились в лощину. Сотня за сотней вступали на петляющую между холмов дорогу и исчезали вдали. Сотня за сотней, пока дорога не поглотила все персидское войско. И только тогда стало ясно, что проводник завел в ловушку.
Стиснутая крутыми холмами равнина была узка. По гребням холмов густою стеной стояли дайские лучники, выход из западни перекрыл отборный отряд всадников-массагетов. Куруш посмотрел на стоявшего подле Виштаспу, тот кивнул и поскакал к полкам бактрийцев. Прошло несколько томительных мгновений, и тысячи всадников стали разворачиваться для атаки. Изогнутая дугой колонна бактрийцев обратилась в лаву из десяти полков, по тысяче воинов в каждом. Выхватив из ножен акинак, Виштаспа устремился вперед – на лежащий пред ним холм – пологий в сравнении с остальными. Яркая, отливающая киноварью и блеском металла лава с воем устремилась за ним.
То было радующее душу зрелище – мчащаяся во весь опор лавина всадников, готовая смести все на своем пути. Куруш улыбнулся в густую, щедро пропитанную хной бороду. Сейчас! Еще немного, и дерзкие массагеты попятятся, а затем и побегут. Вот сейчас…
С холма взвилась туча стрел, густая настолько, что на миг заслонила краешек неба. Сколько их было, стрел – неведомо. Но многие тысячи. И каждая попала в цель. Каждая вонзилась либо в человека, либо в разгоряченную быстрым бегом лошадь. Сотни и сотни всадников пали с пятнистых попон, покатились по земле с жалобным криком кони.
Но лава устояла. Она лишь немного сбросила ход, чтобы чрез миг снова набрать его, втаптывая в сухую пыль раздробленные тела павших.
– Вперед! – ликующе закричал Куруш.
И тут взвилась новая туча стрел, а затем они стали лететь непрерывно, обратившись в смертельный дождь. Увенчанные трехгранными жалами, стрелы валили наземь сотни и тысячи витязей, выкашивая передние ряды и прореживая тех, что скакали чуть позади. Массагеты стреляли с ужасающей быстротой и меткостью. Раз, два, три – и каленая стрела находила очередную Цель, а рука лучника уже тянулась в сагайдак за новой. И вновь Раз, два, три – и еще несколько сот витязей, ловя воздух пробитой грудью, падали на землю, а обезумевшие от ужаса кони суматошно неслись по гудящей земле, калеча агонизирующих людей.
Бактрийцы не доскакали до вражеского строя каких-нибудь тридцать шагов. Поражаемая тучами стрел, лава застопорила ход, а затем покатилась назад. Куруш в бешенстве наблюдал за тем, как всадники поворачивают коней, и те, избиваемые плетьми, несутся вниз по холму, покрытому месивом тел.
Из атаки вернулась лишь половина, среди них и отважный Виштаспа, чей каленый доспех оказался не по зубам дайским стрелам. Подскакав к Курушу, сатрап жарко выдохнул:
– Мы не прошли!
– Вижу! – процедил царь, чье лицо почернело от жаркого солнца и рвущегося наружу гнева. – Проклятый пес!
Виштаспа оскорблено вскинул в голову.
– Повелитель…
– Крез! Проклятый пес! – рявкнул Куруш. – Шут обманул меня! Он завел нас в западню! А теперь он смеется! Он хохочет, как хохотал тогда, на костре!
Что правда, то правда. Крез хохотал, и смех его разбойничьим посвистом разносился по жаркой степи. Куруш слышал этот хохот, и влажная сыпь холодила кожу царя.
– Казнить дая!
Телохранители-секироносцы схватили пленника, с вызовом взиравшего на царя. Сухо хрустнул преломленный пополам позвоночник.
– Расчистить путь! – приказал Куруш Гаубаруве. Тот кивнул и отправился к стоявшим в ожидании полкам мидян и киссиев. Стена воинов двинулась в атаку на холм, противоположный тому, что был усеян телами бактрийцев.
– А ты туда! – велел Куруш, указывая верному Гистаспу на врагов, перегородивших выход из лощины.
Гистасп повел в атаку гандариев, париканиев и каспиев. Небо заслонили новые тучи стрел. Они летели столь часто, что совершенно скрыли солнце, обратив день в пасмурный вечер. Гаубарува отступил, потеряв треть воинов. Гистасп сражался до последнего. Ему почти удалось прорвать строй даев, но тут стрела пробила Гистаспу горло. Он рухнул на землю, а остатки его полков поспешно схлынули назад в лощину.
– Вперед! С нами Митра! – выдохнул Куруш.
Выхватив меч, он повел за собой свою гвардию – пять тысяч закованных в панцири копейщиков и секироносцев.
И пели стрелы, выкашивая плотные шеренги парсов, а потом глухо зазвенели мечи и затрещали пробиваемые ударами секир обитые кожей шиты. Бой был яростен, и чаша победы клонилась на сторону персов. Чаша, полная алой крови. Но где-то далеко хохотал, надрываясь, Крез, и победа ушла, испуганная смехом шута.
Стрела пробила, расчленив доспех, Курушу грудь.
– Беда в том, что мне все равно скучно! – прохрипел Куруш.
Затем царь рухнул наземь, а воины его побежали. Их истребили всех до единого.
Уже смеркалось, когда двое шатающихся от усталости даев нашли мертвое тело Куруша. Один из них был тем, кто пустил роковую стрелу. Даи сели над телом царя и думали о чем-то своем. Потом тот, что пустил стрелу, отрезал Курушу голову.
Воины принесли голову Томирис, и та опустила ее в мех с кровью, сказав:
– Напейся же, ненасытный!
Говорят в тот самый миг, когда Томирис напоила Куруша кровью. Крез захлебнулся от счастливого смеха. Они умерли вместе – царь и шут.
Трагедия шута. Трагедия царя. Просто трагедия – был царь и был шут.
Просто маленькая трагедия, на которую не нашлось Шекспира.
Отражение-1
(год 79.11.529 от смерти условной бабочки)
Код Хранителя – Zet-194
Год судьбоносный, каких мало в истории
События на Западе и на Востоке мира
На Востоке Ин Чжэн, царь Цинь, наконец, завершает завоевание последнего из шести враждебных царств – Ци, правитель которого был пленен циньскими войсками – и создает величайшую из когда-либо существовавших здесь империй. Ин Чжэн провозглашает себя Цинь Ши-хуаном – Первым Величайшим императором Китая – и начинает проведение реформ по унификации систем веса, объема, длины, а также иероглифов на всей территории своей державы. Должен признать, что владыка империи Цинь Ши-хуанди – один из величайших, но и жестоких людей, каких знала история. Вопрос: возможно ли государственное величие без жестокости?
Перспектива: Следует ожидать формирования мощного государства, тоталитарного и сверхцентрализованного. Вероятно истребление наследственной знати и усиление роли чиновничества. Предположительна агрессия против хунну на севере и против цянов на западе.
Главный противник империи Цинь – хунну никак не могут оправиться от удара, нанесенного пятью годами раньше княжеством Чжао. Удивительны эти хунны. Народ, обладающий огромным потенциалом, терпит поражения от незначительных сил китайцев. В чем тут дело? Во врожденном менталитете? В вожде? В отсутствии вождя?
Перспектива: Следует ожидать дальнейшего ослабления хунну, связанного с усилением объединенного Китая.
Не менее важные события отмечены в западной части мира. Центр их приходится на Грецию, где развязка одного конфликта тут же приводит к возникновению нового. Антигон, прозванный Досоном, является на призыв ахеянина Арата и вторгается в Лаконику. Спартанский царь Клеомен дает Антигону битву у городка Селласия. У Антигона – тридцать тысяч воинов, у Клеомена, считающего, что силы равны, лишь двадцать. Клеомен рассчитывает измотать противника на своем правом фланге и контратаковать по всей линии фронта. Антигон намерен добиться решающего превосходства на левом крыле и в центре, после чего комбинированным ударом разгромить основные силы Клеомена, укрепившиеся на холме Олимп. Начало битвы за Клеоменом, которому неожиданно смелым маневром удается зайти в тыл атакующему левому крылу противника. Но брат Клеомена Эвклид, командующий на правом фланге, не пользуется возможностью для решительного удара. Конница Антигона наносит удар в центре и восстанавливает положение, заставляя совершившие обход части Клеомена отступить на исходные позиции. Затем воины Антигона вытесняют противника с холма Эва и преследуют, истребляя. Пытаясь выправить ситуацию, Клеомен оставляет позиции на холме Олимп и спускается на равнину, где дает бой основным силам Антигона. После упорного сражения фаланга Клеомена терпит поражение. Большая часть спартиатов погибает в бою, Клеомен с несколькими приближенными бежит на побережье, а оттуда – в Египет, к царю Птолемею, прозванному Эвергетом. Антигон занимает Спарту и восстанавливает там порядки, существовавшие до Клеомена. Затем он спешно возвращается на родину и руководит отражением агрессии иллирийцев. Здесь Антигон простывает и умирает от чахотки; нежданная смерть достойного человека, авторитетом и силой своими препятствовавшего смутам на Балканах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
– Ты слишком дерзок, Крез! Гляди, как бы тебе не пришлось вновь хохотать на костре!
– Не самая дурная смерть – скончаться от смеха! – ухмыльнулся шут.
Куруш ничего не сказал на эти слова. Он поднялся и прошелся по зале.
– Мне нравится твоя мысль, шут. Расскажи, что ты знаешь об этих даях.
– Не так уж многое, рыжебородый. Даи многочисленны, воинственны, умелы в бою. Они славятся как непревзойденные стрелки из лука и отменные наездники. Когда ты начнешь великий поход на запад, эти воины здорово пригодились бы тебе. Да, еще, вот что… Ими правит женщина по имени Томирис, говорят, довольно приятная собой.
– Тогда к чему воевать! – ухмыльнулся царь. – Я просто посватаюсь к ней!
– Полагаешь, ты неотразим?
– А что, разве плох? – самодовольно спросил Куруш. – Кроме того, имеет ли значение, плох или хорош собою царь. Женщину привлекает не лицо, а власть!
– Попробуй, но не думаю, что Томирис пожелает стать одной из твоих жен.
– А я и не собираюсь делать ее женой. Зачем мне старая баба, когда вокруг полным-полно молодых стерв. Ладно, ни к чему эта свадьба, лучше война! – решил Куруш.
И поскакали по дорогам империи гонцы, сзываюшие в поход парсов и мидян, парфян и согдийцев, гандариев и каспиев, киссиев и париканиев. Тысячи воинов потянулись со всех краев света в Пасаргады, столицу державы Куруша. Многие тысячи и тысячи. Бодро застучали топоры плотников, сбивавших мосты через Аракс. В ожидании переправы вельможи состязались между собой в конских ристалищах, а воины – в умении владеть копьем и луком. Узнав о приготовлениях, Томирис прислала к Курушу гонца. Гонец был дик лицом, а от грубой одежды его исходил резкий запах конского пота. Кивнув головой вместо поклона, гонец стал говорить, а толмач переводил его слова.
– Одумайся, царь – сказал гонец. – Откажись от безумных намерений. Властвуй над своей державой. К чему тебе новые земли, бедные травой и водой? Но если ты не желаешь переменить своего решения и твердо намерен вести войну, то ни к чему все эти мосты. Мы готовы отступить от берега на три дня пути и дать тебе переправить свое войско. Если ж желаешь померяться силами на твоем берегу, то отступи ты, и мы ступим на твою землю. И пусть тогда все решает звонкая сталь!
Курушу понравилась речь гонца.
– Приятно иметь дело с сильными сердцем людьми, – сказал царь. – Мне нравится предложение царицы. И я уважаю даев, но вся беда в том, что мне скучно. Я должен подумать.
– Сколько тебе нужно времени? – спросил гонец.
– Думаю, хватит и дня.
После этого Куруш собрал своих советников.
– Вы слышали слова посланца Томирис. Как нам решить?
– Лучше принять бой на нашей земле, – сказал Гаубарува. – Эти края нам знакомы.
– Согласен, – присоединился Виштапса. – Если мы проиграем, нам будет легко отступить.
– Придерживаюсь того же мнения, – присоединил свой голос Гистасп, заменивший в кругу друзей скончавшегося Гарпала.
Куруш кивнул. Он думал примерно так же. Тут взор его упал на Креза.
– А ты что скажешь, шут?
Крез мотнул головой, звякнули бубенчики.
– Я не согласен, рыжебородый!
– Почему?
– Нелепый план. Любому, сколь-нибудь сведущему в ратном искусстве, ясно, что биться лучше на том берегу Ведь допуская врагов в свою землю, ты тем самым предаешь ее разграблению. Если же ты проиграешь, враг устремится за тобой, не давая мгновений для отдыха и передышки. Если же победишь, он легко уйдет от тебя, так как беглецу всегда легче, нежели преследователю, преодолеть реку. Но когда ты дашь бой на другом берегу, ты получишь массу неоспоримых преимуществ.
– Каких, например? – ухмыльнулся в бороду Куруш.
– Первое, если ты проиграешь, тебе будет легко уйти от погони по той самой причине, какую я уже привел – беглецу всегда легче, нежели преследователю преодолеть реку. Если же выиграешь, то тебе будет легче настигнуть врага. А так как никто не сомневается в том, что ты победишь, к чему давать даям шанс бежать от победоносных парсов в просторы бескрайних степей?
– Разумно, – пробормотал Куруш, невольно поражаясь стройности крезовой мысли.
– И к тому же, – быстро прибавил шут, – я подарю тебе еще один план. Врагов слишком много, тебе следует сократить их число, сохранив при этом своих воинов. Устрой им западню. Ступи на другой берег, а затем отойди назад, оставив на берегу немногих, самых худших воинов. Оставь в лагере сладкое вино и вкусные яства. Даи питаются мясом и пьют кобылье молоко. Вино и изысканная еда вскружат им головы, и тогда ты сумеешь одолеть их голыми руками.
– Отлично придумано! – захохотал Куруш. – А ты неглуп, шут!
– Ты только сейчас понял это? – с ехидцей полюбопытствовал Крез.
– Давно! – отрезал Куруш. – Вот только где был твой ум, когда ты бежал от моих верблюдов?! Не заносись, шут, иначе тебе придется вновь хохотать на костре!
– Готов, но только над тобой!
Куруш не стал больше спорить, ограничась тем, что погрозил Крезу пальцем. Царь последовал плану шута. Ничтожная часть войска переправилась на берег даев и разбила лагерь. Поблизости, в приречных зарослях укрылись отборные полки парсов. Как и предсказал Крез, даи напали. Тысячи всадников в серебреных шеломах стремительной тучей налетели на лагерь. Острые стрелы в мгновение ока избили стражу, а копья и топоры довершили дело. Сотни бактрийцев, киссиев и согдийцев полегли у шатров или на берегу. Лишь немногие сумели достичь реки, но и эти немногие в большинстве своем нашли смерть в волнах, захлебнувшись, либо пойдя на дно с каленой стрелой в спине или глотке.
Ликуя, даи расселись вокруг шатров и принялись поглощать пищу. Вино и яства опьянили победителей, вскоре забывшихся мертвенным сном. Тогда-то и пришел черед укрывшихся в зарослях парсов. Воины окружили лагерь и в мгновение ока покончили с беспечными даями, перебив одних, а других забив в крепкие узы. Среди пленных оказался сын царицы Томирис юный Спаргап. Наутро его бросили к ногам Куруша.
– Ты понял, дикарь, что со мной не следует враждовать?!
– Да, – выдавил дай.
– Вот и хорошо. Надеюсь, твоя мать будет более благоразумна, когда узнает о твоей участи. Я отправлю к ней гонца, и ты сам скажешь ему слова, какие хочешь передать матери.
– Да, – согласился Спаргап.
– Вот и отлично! – обрадовался Куруш. – Эй, слуги, развяжите-ка его и принесите нам вина. – Царь собственноручно подал пленнику чашу хмельного питья. – Поправь голову. Небось, побаливает после вчерашнего.
– Да, – пробормотал пленник, принимая чашу.
Он осушил ее до последней капли, а затем вдруг рванул из-за пояса Куруша драгоценный кинжал и с размаху вонзил его в свое чрево. Царь едва успел отпрыгнуть в сторону, ковер под ногами залило потоками крови и слизи, перемешанных с багряным вином.
– Клянусь Митрой, ужасная смерть! – воскликнул он.
– Да, – омертвело дрогнули губы Спаргапа, навечно застыв.
– Ну что ж, теперь черед царицы Томирис! – решил Куруш.
Два дня громадное войско переходило Араке, провожаемое Крезом. Шут некстати подвернул ногу, и царь милостиво дозволил ему остаться в лагере. Колонна за колонной втягивались в бескрайние степи. Вдалеке маячили дозорные даев, но войска их не было видно. На седьмой день пути персы израсходовали запасы воды и стали страдать от жажды. Выжженная трава не могла насытить утомленных коней. Вечером появился дай. Приведенный к Курушу, он распростерся ниц.
– Говори! – велел царь.
– Я бежал от Томирис. Я ненавижу ее, она оскорбила меня. Я могу показать, где войско даев! – скороговоркой выпалил перебежчик.
– Сделай это и будешь щедро вознагражден! – посулил Куруш.
На рассвете персидская армия двинулась в путь и к полудню достигла холмов, меж которых петляла узкая, похожая на пересохшее русло реки дорога.
– Там, – сказал проводник, указывая рукой на дорогу.
– Это опасно! – прошептал стоящий подле царя Гаубарува. – Это может быть западня.
– Я знаю. Надо проверить! – решил Куруш.
Он послал вперед сотню воинов. Воины вернулись с вестью, что за холмами – равнина, в самом конце которой виднеются шатры кочевников.
– Вперед! – приказал Куруш. – Наконец-то мы загнали их.
Повинуясь велению царя, полки устремились в лощину. Сотня за сотней вступали на петляющую между холмов дорогу и исчезали вдали. Сотня за сотней, пока дорога не поглотила все персидское войско. И только тогда стало ясно, что проводник завел в ловушку.
Стиснутая крутыми холмами равнина была узка. По гребням холмов густою стеной стояли дайские лучники, выход из западни перекрыл отборный отряд всадников-массагетов. Куруш посмотрел на стоявшего подле Виштаспу, тот кивнул и поскакал к полкам бактрийцев. Прошло несколько томительных мгновений, и тысячи всадников стали разворачиваться для атаки. Изогнутая дугой колонна бактрийцев обратилась в лаву из десяти полков, по тысяче воинов в каждом. Выхватив из ножен акинак, Виштаспа устремился вперед – на лежащий пред ним холм – пологий в сравнении с остальными. Яркая, отливающая киноварью и блеском металла лава с воем устремилась за ним.
То было радующее душу зрелище – мчащаяся во весь опор лавина всадников, готовая смести все на своем пути. Куруш улыбнулся в густую, щедро пропитанную хной бороду. Сейчас! Еще немного, и дерзкие массагеты попятятся, а затем и побегут. Вот сейчас…
С холма взвилась туча стрел, густая настолько, что на миг заслонила краешек неба. Сколько их было, стрел – неведомо. Но многие тысячи. И каждая попала в цель. Каждая вонзилась либо в человека, либо в разгоряченную быстрым бегом лошадь. Сотни и сотни всадников пали с пятнистых попон, покатились по земле с жалобным криком кони.
Но лава устояла. Она лишь немного сбросила ход, чтобы чрез миг снова набрать его, втаптывая в сухую пыль раздробленные тела павших.
– Вперед! – ликующе закричал Куруш.
И тут взвилась новая туча стрел, а затем они стали лететь непрерывно, обратившись в смертельный дождь. Увенчанные трехгранными жалами, стрелы валили наземь сотни и тысячи витязей, выкашивая передние ряды и прореживая тех, что скакали чуть позади. Массагеты стреляли с ужасающей быстротой и меткостью. Раз, два, три – и каленая стрела находила очередную Цель, а рука лучника уже тянулась в сагайдак за новой. И вновь Раз, два, три – и еще несколько сот витязей, ловя воздух пробитой грудью, падали на землю, а обезумевшие от ужаса кони суматошно неслись по гудящей земле, калеча агонизирующих людей.
Бактрийцы не доскакали до вражеского строя каких-нибудь тридцать шагов. Поражаемая тучами стрел, лава застопорила ход, а затем покатилась назад. Куруш в бешенстве наблюдал за тем, как всадники поворачивают коней, и те, избиваемые плетьми, несутся вниз по холму, покрытому месивом тел.
Из атаки вернулась лишь половина, среди них и отважный Виштаспа, чей каленый доспех оказался не по зубам дайским стрелам. Подскакав к Курушу, сатрап жарко выдохнул:
– Мы не прошли!
– Вижу! – процедил царь, чье лицо почернело от жаркого солнца и рвущегося наружу гнева. – Проклятый пес!
Виштаспа оскорблено вскинул в голову.
– Повелитель…
– Крез! Проклятый пес! – рявкнул Куруш. – Шут обманул меня! Он завел нас в западню! А теперь он смеется! Он хохочет, как хохотал тогда, на костре!
Что правда, то правда. Крез хохотал, и смех его разбойничьим посвистом разносился по жаркой степи. Куруш слышал этот хохот, и влажная сыпь холодила кожу царя.
– Казнить дая!
Телохранители-секироносцы схватили пленника, с вызовом взиравшего на царя. Сухо хрустнул преломленный пополам позвоночник.
– Расчистить путь! – приказал Куруш Гаубаруве. Тот кивнул и отправился к стоявшим в ожидании полкам мидян и киссиев. Стена воинов двинулась в атаку на холм, противоположный тому, что был усеян телами бактрийцев.
– А ты туда! – велел Куруш, указывая верному Гистаспу на врагов, перегородивших выход из лощины.
Гистасп повел в атаку гандариев, париканиев и каспиев. Небо заслонили новые тучи стрел. Они летели столь часто, что совершенно скрыли солнце, обратив день в пасмурный вечер. Гаубарува отступил, потеряв треть воинов. Гистасп сражался до последнего. Ему почти удалось прорвать строй даев, но тут стрела пробила Гистаспу горло. Он рухнул на землю, а остатки его полков поспешно схлынули назад в лощину.
– Вперед! С нами Митра! – выдохнул Куруш.
Выхватив меч, он повел за собой свою гвардию – пять тысяч закованных в панцири копейщиков и секироносцев.
И пели стрелы, выкашивая плотные шеренги парсов, а потом глухо зазвенели мечи и затрещали пробиваемые ударами секир обитые кожей шиты. Бой был яростен, и чаша победы клонилась на сторону персов. Чаша, полная алой крови. Но где-то далеко хохотал, надрываясь, Крез, и победа ушла, испуганная смехом шута.
Стрела пробила, расчленив доспех, Курушу грудь.
– Беда в том, что мне все равно скучно! – прохрипел Куруш.
Затем царь рухнул наземь, а воины его побежали. Их истребили всех до единого.
Уже смеркалось, когда двое шатающихся от усталости даев нашли мертвое тело Куруша. Один из них был тем, кто пустил роковую стрелу. Даи сели над телом царя и думали о чем-то своем. Потом тот, что пустил стрелу, отрезал Курушу голову.
Воины принесли голову Томирис, и та опустила ее в мех с кровью, сказав:
– Напейся же, ненасытный!
Говорят в тот самый миг, когда Томирис напоила Куруша кровью. Крез захлебнулся от счастливого смеха. Они умерли вместе – царь и шут.
Трагедия шута. Трагедия царя. Просто трагедия – был царь и был шут.
Просто маленькая трагедия, на которую не нашлось Шекспира.
Отражение-1
(год 79.11.529 от смерти условной бабочки)
Код Хранителя – Zet-194
Год судьбоносный, каких мало в истории
События на Западе и на Востоке мира
На Востоке Ин Чжэн, царь Цинь, наконец, завершает завоевание последнего из шести враждебных царств – Ци, правитель которого был пленен циньскими войсками – и создает величайшую из когда-либо существовавших здесь империй. Ин Чжэн провозглашает себя Цинь Ши-хуаном – Первым Величайшим императором Китая – и начинает проведение реформ по унификации систем веса, объема, длины, а также иероглифов на всей территории своей державы. Должен признать, что владыка империи Цинь Ши-хуанди – один из величайших, но и жестоких людей, каких знала история. Вопрос: возможно ли государственное величие без жестокости?
Перспектива: Следует ожидать формирования мощного государства, тоталитарного и сверхцентрализованного. Вероятно истребление наследственной знати и усиление роли чиновничества. Предположительна агрессия против хунну на севере и против цянов на западе.
Главный противник империи Цинь – хунну никак не могут оправиться от удара, нанесенного пятью годами раньше княжеством Чжао. Удивительны эти хунны. Народ, обладающий огромным потенциалом, терпит поражения от незначительных сил китайцев. В чем тут дело? Во врожденном менталитете? В вожде? В отсутствии вождя?
Перспектива: Следует ожидать дальнейшего ослабления хунну, связанного с усилением объединенного Китая.
Не менее важные события отмечены в западной части мира. Центр их приходится на Грецию, где развязка одного конфликта тут же приводит к возникновению нового. Антигон, прозванный Досоном, является на призыв ахеянина Арата и вторгается в Лаконику. Спартанский царь Клеомен дает Антигону битву у городка Селласия. У Антигона – тридцать тысяч воинов, у Клеомена, считающего, что силы равны, лишь двадцать. Клеомен рассчитывает измотать противника на своем правом фланге и контратаковать по всей линии фронта. Антигон намерен добиться решающего превосходства на левом крыле и в центре, после чего комбинированным ударом разгромить основные силы Клеомена, укрепившиеся на холме Олимп. Начало битвы за Клеоменом, которому неожиданно смелым маневром удается зайти в тыл атакующему левому крылу противника. Но брат Клеомена Эвклид, командующий на правом фланге, не пользуется возможностью для решительного удара. Конница Антигона наносит удар в центре и восстанавливает положение, заставляя совершившие обход части Клеомена отступить на исходные позиции. Затем воины Антигона вытесняют противника с холма Эва и преследуют, истребляя. Пытаясь выправить ситуацию, Клеомен оставляет позиции на холме Олимп и спускается на равнину, где дает бой основным силам Антигона. После упорного сражения фаланга Клеомена терпит поражение. Большая часть спартиатов погибает в бою, Клеомен с несколькими приближенными бежит на побережье, а оттуда – в Египет, к царю Птолемею, прозванному Эвергетом. Антигон занимает Спарту и восстанавливает там порядки, существовавшие до Клеомена. Затем он спешно возвращается на родину и руководит отражением агрессии иллирийцев. Здесь Антигон простывает и умирает от чахотки; нежданная смерть достойного человека, авторитетом и силой своими препятствовавшего смутам на Балканах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52