Нападение на меня отлагалось только до совершения сего чародейного вооружения.
Между тем похищение венца Русова пронзило душу мою жесточайшею скорбью; бия себя в грудь, повергся я пред истуканом великого Чернобога.
— О Бог-мститель!—вопиял я.—И так несчастные русы учинились недостойны твоего покровительства, и так предаешь ты их беззащитных во власть врагов твоих! Но должно ли погибнуть моему отечеству, где всегда отдается усердное тебе поклонение? Должно ли и мне дожить сего пагубного часа? Венец благоденствия русского стал добычею чужеземных! О! если в книге вечных уставов предписано народу моему сие злополучие, не лиши последней надежды, да не прикоснется злоба адская к сосуду, сохраняющему последки судьбы его!!!
Но что бы ни было,— продолжал я с пролитием слез и наполняясь отчаянием,— Змиулан не восторжествует, пока я жив; погибель моя соединена с участью златого сосуда, и я всегда буду верен к принесенным мною тебе клятвам.
Тогда почувствовал я тайное утешение, разливающееся во внутренности моей; я встал и принес жертву умилостивления Богу-мстителю. Едва пламень начал обращать оную в пепел, истукан Чернобогов возблистал божественным светом и, потрясшись, вещал ко мне, коленопреклоншемуся в присутствии божества:
— Бодрствуй, Роксолан! Благоволение мое о руском народе не может отвращено быть тем, что он впадает в пороки; всякие преступления несут по себе казнь виновнику и служат ему во исправление. О! если бы ты мог проникнуть в судьбы богов, ты не роптал бы против случающихся временных несчастий; все, что смертные считают за гнев их, есть только орудие, влекущее их к исправлению. Боги людей считают своими чадами, и самое то, что смертные вменяют в крайнее злосчастие, есть только стезя, коею ведутся они к счастию. Беды научают их познавать деяния, влекущие по себе следствия вредные; и можешь ли ты чадолюбивое наставление полагать за мщение небес, когда слепые смертные не могут инако вразумляться, как деятельнейшими примерами? Урон венца Русова откроет глаза твоего народа, владетели его познают, сколь пагубно для них самих не следовать должностям, нужным для государя в отношении к его государству, а вельможи и народ усмотрят, что никакая собственность их не может быть безопасна, если они не будут строго наблюдать слова законодательные. Связь сия толь между собою заимственна, что малейшее оной нарушение влечет за собою падение целому Ведай, что добродетельный Драшко, сей истинный сын своего отечества, поправляет уже рачением своим все сии вскользнувшие неустройства. Он в малолетство князя В и димира нося кормило государства, читает ревностно список с венца Русова, сохраненный в книге у жрецов, толкует оный юному Видимиру и, тем укрепляя его к сношению предлежащего ему бремени, нечувствительно всевает в сердце его семена добродетели. Русы восстанут, как я предрек некогда Аспаруху, из своих развалин и под правлением мудрого Видимира возобновят свою славу следственно, все ухищрение адской силы не может достигнуть своего намерения, и владычество Астарофово совершенно изгибнет в областях отечества твоего; ибо финны, учинясь единым с руским народом, воспримут истинную их веру и не будут поклоняться имени князя тьмы. Венец Русов возвратится на главу законных оного носителей, и хотя ад воздвигнул против тебя чародея, но небеса приготовили тебе помощника: волшебное зеркало покажет тебе, кто он, а ты течение подвигов его имей в своем попечении. Но чтоб никакая кознь злобы не имела успехов и чародейная броня готовящегося напасть на тебя Змиулана была проницаемою, я дам тебе средство, чем противоборствовать тебе своему противнику, и когти льва растерзают утробу змиеву.
Посем истукан Чернобогов простер руку свою, и железные вилы его обратились в львиную кожу со стальными великими когтями.
— В сию кожу облекайся ты,— вещал мне божественный глас,— исходя на ратоборство с чародеем.
Посем бессмертное сияние около истукана стало невидимо; я распростерся вновь пред истуканом, приносил усердное благодарение Богу-мстителю и, возложа до надлежащего времени божественную мою защиту пред ноги жертвенника, отошел к волшебному зеркалу, чтоб узнать моего помощника.
В оном, храбрый богатырь, представилось мне твое рождение, детство и наконец многие богатырские подвиги; но кому ты обязан в оных помощью, узнаешь вскоре от меня и чрез помощь волшебного зеркала; а теперь последуем мы в окончание моей повести.
Змиулан, по приготовлении чародейной брони, тотчас дерзнул приближиться на сей остров. Я предчувствовал сие по необычайной перемене в природе и тотчас вооружился в данную мне Чернобогом львиную кожу, чрез что я получил вид настоящего льва и толь великую силу и смелость, что в состоянии был сразиться с целым светом.
Едва вышел я из моей пещеры, все готовящееся мне нападение изобразилось. Казалось, что все естество приближается к своему падению: земля тряслась, море волновалось, ужасные вихри ревели всюду, и вырывая великие дубы из корня, носили, как перо, по мрачному воздуху Весь видимый мною воздух наполнился пламенем, и сверкающие молнии с престрашным громовым стуком самое небо представляли адом. Сие сравнение приведено очень кстати, ибо целые полки адских сил, в предводительстве князя своего Астарофа, в разных мрачных своих видах неслись на огненных облаках сразиться с хранящими златый сосуд чистыми служебными духами. Я не внимал сему, поколь занял мое место близ златого сосуда; но тогда увидел я битву, которую воображение человеческое едва ли себе представить может. Целые каменные горы летали подобно быстрой молнии; повергаемые из пращей удары, от коих должно бы разрушиться земле, падали, как дождь, с обеих сторон; адские духи, раздробляемые оными в прах, падали как лист, взвеваемый ветром, во глуби ну моря; но как существа, не могущие уничтожиться появлялись они с новою яростию.
Посреди сего смятения смердящий клуб, опустясь с великим стуком на землю, рассыпался и представил мне страшного Змиулана в виде крылатого и четвероногого змия. Он бросился на меня с злобною яростию, чтоб рас терзать на части, но когти львиные произвели не ожидаемое им действие. Когда его поражения не действовали сквозь покрывающую меня кожу, то мои, напротив, в малое мгновение ока покрыли его ранами и кровью. Он с ужасным ревом и корячением скрылся от меня бегством. Мрачные силы, видя неудачливость его покушения, престали удерживать служебных духов от подания мне помощи своим нападением и с великим смрадом исчезли.
Но сие было не одно только покушение. Змиулан почти еженедельно нападал на меня, то тайными происками, то явною силою, но всегда без успеха.
Между тем я не упускал тебя, храбрый богатырь, из моего надзирания, волшебное зеркало вело меня всюду за твоими подвигами. Я, помня предсказание великого Чернобога в рассуждении важных услуг, ожидаемых от тебя нашим отечеством, имел попечение, чтоб укрепить тебя в добродетели; служебный дух воспитывал тебя по моему приказанию под видом пустынника. А чтобы и сила твоя была деятельнейшею, и победы решительными, искусством моим соорудил я сию твою дубину и, наливая оную свинцом, вложил внутрь ее один из когтей кожи львиной, данной мне Чернобогом, ибо по опытам узнал, что против когтя сего ничто устоять не может. Впрочем, тебе известно, как оную нашел ты при своем пробуждении после двухмесячного сна близ своего бока и каковую услугу приносила оная тебе в твоих подвигах.
Наконец узнал я о исхождении твоем, храбрый богатырь, на приключение к возвращению венца Русова. Нужда, которую имеешь ты в моих наставлениях, и собственная моя польза в помощи к низложению моего противника принудили меня учредить претерпенную тобою бурю, чтоб оная принесла тебя на сей остров. Однако ж, каково ни жестоко было во время сие сражение стихий, вам не предстояло опасности кораблекрушения, ибо служебные мои духи берегли рачительно каждую часть судна вашего от повреждения.
При самом твоем исхождении на сей остров, Змиулан, предчувствующий, что с возвращением венца Русова лишится он всякой надежды к овладению златым сосудом, и следственно, к низложению меня, вечного врага своего, для сего собрал он последние силы адской помощи и искусства, чтоб прежде, нежели достигнешь ты в области Царь-девицы, испытать конечного на меня покушения. Он ведал, что победя меня, легко уже может воспрепятствовать твоим успехам. Астароф соорудил железную стену с отверстиями, чтоб в оные бросать свои удары на духов, стерегущих златый сосуд, и чтоб стена, подхватывая их поражения, делала оные недействительными. Стену сию несли по воздуху, а вооруженные духи стояли на оной и за оною в надлежащем бранном устроении.
Змиулан, изведавши тягость поражений когтей львиных, выдумал против сих средство, оказавшее ему на несколько помощь: он обшил тело свое толстыми кожаными, набитыми хлопчатою бумагою и пухом полстями; ноги свои вооружил он великими стальными когтями, чая тем разрушить крепость кожи львиной. И как таковое тягостное одеяние препятствовало самому ему лететь по воздуху, употребил он чародейную колесницу. Оная появилась в глазах моих сверкающею различными огнями; везли ее двенадцать огненных престрашной величины нетопырей.
Надлетев к месту, где я ожидал его, бросился он, как молния, прямо к златому сосуду, чтоб подхватить оный, однако я, предупредя его, принудил стараться о защищении жизни его. Девятикратно принимали мы отдох новение; ибо, принуждаясь бороться только силою, мы крайне утомлялись. Между тем видел я сражение добрых и злых духов; искусством сделанные молнии, раскаленные стрелы и камни свистали, повергаемые с непостижимою быстростию из отверстий железной стены, но стража златого сосуда могла оные, безвредно подхватя, обращать в своих противников, и если б только не защищала оных стена, они разрушены бы были собственным своим оружием.
Астароф, видя неудачливое действие своих ударов, подвиг стену на ополчение благих духов и тем по нескольких сопротивлениях принудил их уступать с места сражения. Я вострепетал, приметя сие, для того что ожидал, что по прогнании стражи Астароф может прийти на помощь чародею и тем принудить меня разделить мою силу и обороняться со всех сторон.
Однако в самое то мгновение ока, когда ожидание мое начало совершаться, Астароф с частью мрачных сил своих поспешал ко мне, а Змиулан, усмотря сие, бросился на меня с сугубою яростию,—тогда небо разверзлось, великий Перун в божественном блистании появился на своем пламенном орле и, пустя из десницы своей смертоносный гром, разрушил бесовское ополчение, и низверг Астарофа со всеми его силами в глубочайшие пропасти адские. Ты, храбрый Булат, как простой смертный, не мог видеть сего, ни слышать оного страшного небесного грома, от коего без особливого божественного промысла надлежало бы испровергнуться основаниям земли, но Змиулан восчувствовал обнажение свое от адской помощи, и отчаяние придало ему таковую твердость, что я принужденным нашелся отступать от его нападения; а особливо когда когти львиные, хотя проницая полсти, не могли делать в тело его важных язв, а свою змиеву голову увертками умел он сберегать от моих поражений. В сие толь надлежащее время подоспели вы, храбрый богатырь, и одним ударом таинственной дубины, улученным в самую голову, повергли чародея бездушна.
По окончании сей важной победы я, по влиянию великого Чернобога, долженствовал отнести златый сосуд на его жертвенник, как в безопаснейшее место к сохраненению судьбины нашего отечества. Прочее тебе известно.
Возрадуемся теперь, храбрый Булат! Главнейшее препятствие к совершению твоего подвига низложено. Тебе не оставалось бы зачем здесь медлить, кроме принятия от меня потребных наставлений; но как надлежит тебе узнать о состоянии берегов области Царь-девицы, о положении ее столицы, дворца и некоторых прочих обстоятельств, то должны мы призвать в помощь волшебное зеркало. Оное вразумит тебя как о тебе самом, так и о всем нужном. Последуй мне.
Богатырь шествовал за почтенным Роксоланом сквозь узкий ход по мраморным ступеням на вершину горы. Там в круглом покое, имеющем окна на все двадцать четыре стороны ветров, увидел он на златом треножце сие таинственное зеркало. Ободы оного были серебряные с начертанием некоторых непостижимых характеров и изображений; зеркальное ж стекло было синеватого цвета и не представляло глазам его никакого впечатления, кроме мрачной колеблющейся тьмы. Роксолан, приближась пред зеркало, сотворил троекратное коленопреклонение и читал некоторую краткую молитву к Чернобогу, что и богатырь должен был учинить по повелению своего водителя. Потом сели они на скамье: Булат пред самое зеркало, а кабалист позади оного, положив голову свою на плечо богатыря.
— Желай,— сказал он Булату, возложа ему руку свою на голову,— что-нибудь видеть.
— Я хочу, чтоб представилась мне область Царь-девицы и место, где хранится венец Русов,— сказал богатырь.
Едва он произнес слова сии, волшебное зеркало вспыхнуло светлым пламенем, потом пламень с мрачною колеблющеюся тьмою исчез, и область Царь-девицы весьма ясно изобразилась. Булат видел, что оную составляют два великие острова, не в дальности от матерой земли находящиеся. Роксолан показывал ему города, называя оные поименно, разные удобные морские пристани, и особливо ту, в коей богатырю рускому безопаснее пристать можно. Потом представилась столица хищницы венца Русова; оную окружал великий змий, распростерший дебелое тело свое вокруг всего города и схватя конец хвоста своего в свои зубы.
— Не принимай вещь по ее виду, сказал богатырю Роксолан,— ты в надлежащее время усмотришь, что тут меньше опасности, нежели страха.
— Может быть, я не увижу ни того, ни другого, отвечал богатырь, — для того что ваше покровительство и сердце руса в состоянии учинить меня презирающим всякие ужасности. Но в которой части города хранится сокровище, для которого я шествую?— продолжал Булат.
Тогда волшебное зеркало представило сначала дворец Царь-девицы, построенный готфским обычаем, к южной стороне города на холму, омываемом волнами моря. Глаза Булатовы пробегали по окрестностям и внутренностям оного и не представляли ему ни стражи, хранящей вход, ни служителей царедворных. Причиною сего было то, что Царь-девица, занявшись волшебною наукою, довольно полагалась на свое знание, чтоб не иметь ни от чего опасности, а служителей удаля для того, чтоб не препятствовали ей оные в ее упражнении, употребляла к услугам своим средства чародейные.
После сего взоры Булатовы проникли во внутренность чертогов: оные не занимались великолепием украшений, и представили ему Царь-девицу, упражнявшуюся в списывании из большой черной книги некоторых знаков. Венец Русов был на голове ее, и Булат легко узнал оный по описанию.
Когда надлежащее число знаков вписано было на хартию углем, Царь-девица положила оную в горящую жаровню. При обращении оные в пепел воскликнула она, обратясь на юг, троекратно.
— Астулф!
Тогда Роксолан, дернув богатыря за полу, сказал:
— Приготовься к забавнейшему явлению и ко вниманию важнейших для тебя разговоров, ибо она призывает теперь Астулфа, начальника духов вестоносцев. Его слова долженствуют подробно быть замечены Волшебное зеркало окажет тебе и сию услугу, для того что оное явственно доносит слуху речи особ, коих представляет
Чрез несколько мгновений ока двери с южной стороны отворились настежь, и Булат увидел вошедшего в оные человека в римском одеянии. Оный выступал с гордою осанкою начальника и с коварным видом придворного Поклоны его изъясняли, что не весьма следует полагаться на его уверения, а сквозь услужливое лица его положение можно было приметить злобу с рабским ласкательством. Великолепие одежд его являло, что оные сделаны на счет чужого кошелька и что за взятые в долг дорогие прикрасы никогда не будет заплачено. О всем сем можно было догадываться по тому, что из-под багряного длинного плаща выступали совиные лапы с острыми когтями; а между перьев, украшающих его шапку, торчали искусно прикрытые два рога.
— Всегда готовый к исполнению повелений ваших, сказал Астулф Царь-девице,— предстал я удовлетворить воле вашего величества.
— Да, дорогой мой Астулф, отвечала она, я призвала тебя для обыкновенного чрездневного выслушания случаев, происходящих в свете. Скажи мне, что воспоследовало с этим глупым македонским владельцем, который покорил земли великого царя? Мне кажется, что оное учинено для того, чтоб оными никогда не владеть.
— Так, сударыня, сказал Астулф, сие есть необходимая участь разбойников или людей, не могущих ничем быть довольными Приобретши великое, они желают еще величайшего и в сих ненасытных хотениях пренебрегают и бросают из рук то, что могло бы в оных остаться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62