Анне-Мари повезло: она на миссис Клаус не походила. Высокая, очень худая, волосы старательно выкрашены в золотистый цвет, длинные пряди зачесаны назад и закреплены сзади черепаховой заколкой, напоминающей окаменевшего жука. В цветастом летнем платье с поясом она была похожа на аккуратную домохозяйку пятидесятых из телевизионной рекламы. Анне-Мари никак нельзя было дать ее лет. Она была на десять лет моложе своего мужа и сохранила гладкую кожу без морщин, что свойственно людям, которые стопроцентно уверены, что попадут в рай благодаря своим добродетелям и неустанным молитвам. Ей даже в голову не приходило усомниться, не затруднит ли прямой путь к вратам рая ее любовь к распространению сплетен.Эмма, унаследовавшая у матери высокий рост и стройность, отличалась от нее темным цветом волос и терпеливым выражением лица. Сжав зубы, она наблюдала, как мать старательно вытирает мокрой тряпкой хромированный тостер и чайник, не имея понятия, что их надо протирать сухой тканью, иначе на них остаются огромные пятна.Хромированные кухонные принадлежности – свадебный подарок, который больше всего нравился Питу, – были самыми роскошными предметами в их скромной кухне. Бедняга Пит! Он всегда учил Эмму подставлять другую щеку, когда отец раздражал ее. Религиозное воспитание Пита проявлялось в том, что у него имелась цитата на все случаи жизни. На этот раз он был, безусловно, прав. Как ни трудно было подставлять другую щеку, когда Джимми О'Брайен начинал тебя ругать, Эмма знала, что другого пути нет. Если начать с ним спорить, то он впадал в такое бешенство, что глаза становились белыми. Основной лейтмотив был: «Я делаю это для твоего же блага, мадам».– Подставь другую щеку, – как мантру повторяла она, выскальзывая из кухни и поднимаясь наверх.Их с Питом спальня, отделанная в густых зеленых и теплых оливковых тонах, являлась наиболее мужской комнатой в доме. Эмма сама подбирала цвета, твердо решив, что первая спальня, в которой она будет спать в качестве замужней женщины, ничем не будет напоминать те розовые с фестончиками девичьи комнаты, на которых настаивала ее мать. Прожив целую жизнь среди большего числа оборок, чем было на свадебном платье Скарлет О'Хара, Эмма хотела иметь простую и удобную спальню.Пит, который был слепым в смысле интерьера, с полным удовольствием соглашался на все, что выбирала Эмма. Так что она купила простые шторы оливкового цвета, современную кровать из светлого дерева с ярко-зеленым покрывалом и светлый шкаф для одежды. В спальне не было ни одного воланчика, ленточки или картинки с балериной. Рисунок с феями цветов, подаренный матерью, «чтобы оживить комнату», висел на самом видном месте в туалете на первом этаже, поскольку Эмма никогда туда не заходила – разве только, чтобы прибраться.– Ты идешь, Эмма? – крикнул отец снизу.Схватив сумку и чемодан, Эмма вышла на лестничную площадку, бросив последний влюбленный взгляд на свою спальню. Она будет по ней скучать. И по Питу. Ей будет не к кому прижаться в постели, она станет тосковать по его юмору и любви. С точки зрения Пита Шеридана, Эмма всегда все делала правильно – что, безусловно, сильно отличалось от мнения ее родителей.Они стояли у лестницы, обеспокоенные и полные нетерпения.– Ты же не собираешься в этом ехать, Эмма? – визгливо вопросила мать, когда Эмма показалась на лестнице с чемоданом в руках.Она машинально подняла руку к груди, коснувшись мягкой ткани своего комбинезона. В нем было так удобно и прохладно, ничего лучше не придумаешь для путешествия.– Я ведь уже была так одета, когда ты пришла, – пробормотала Эмма, злясь на себя и все равно чувствуя себя подростком, выруганным за то, что надела обтягивающие брюки на ужин с епископом.Господи, да ей уже тридцать один год, и она замужем! Она не позволит помыкать собой.– Я думала, ты потом переоденешься, – мученически вздохнула мать. – Я предпочитаю путешествовать, одевшись прилично. Я читала, что тем пассажирам, которые прилично одеты, иногда повышают класс, – добавила она, удовлетворенно хмыкнув, как будто уже представила себе, как их проводят мимо всякой шантрапы в лучшую часть самолета, достойную О'Брайенов.– Слушай, переодевайся скорее, а то мы опоздаем! – нетерпеливо вмешался Джимми.Не имело смысла напоминать матери, что шанса быть переведенной в другой класс не существует вовсе, поскольку на чартерных рейсах вообще нет первого класса. Фантазии Анны-Мари относительно элегантного образа жизни никогда не имели ничего общего с реальностью, так зачем беспокоиться?На мгновение Эмма подумала, не отказаться ли от переодевания, но вид разъяренного папаши заставил ее передумать. Как она уяснила за двадцать восемь лет жизни под его крышей, он ненавидел бисексуальную одежду и женщин в брюках.– Одну минуту, – сказала она с наигранной веселостью и побежала наверх.В спальне Эмма упала на колени перед кроватью и спрятала лицо в покрывале. «Трусиха! – твердила она себе. – Ты же вчера решила, что комбинезон лучше всего подойдет для поездки! Ты должна была возразить!»Все еще проклиная себя, Эмма взяла со столика маленькую красную книжку и открыла ее.– Я положительный человек, – прочитала она. – Я хороший человек. Мои мысли и чувства достойны внимания и уважения.Повторяя снова и снова эти три фразы, Эмма сняла с себя комбинезон и футболку и натянула длинную вязаную кремовую юбку и тунику, которую она иногда летом надевала на работу, когда вся остальная одежда была в стирке. А сегодня вся ее более или менее приличная одежда лежала в чемодане, стоящем внизу у лестницы.Эту юбку Эмма как-то купила во время похода по магазинам с матерью и люто ненавидела, потому что в ней она напоминала себе оживший кофе с молоком – высокая, прямая, как мальчишка-школьник, и бесцветная. Ей очень шел голубой комбинезон, подчеркивая бледную голубизну глаз и яркие веснушки, тогда как бежевые и коричневые тона делали ее одноцветной: бледная кожа, блеклые волосы, блеклое все, черт бы ее побрал!Эмма никогда не умела краситься, да вообще была не слишком довольна своей внешностью. Если бы только у нее хватило мужества изменить нос с помощью пластической операции! Он был длинный, слишком большой для ее лица, и она кое-как прятала его под челкой. Ее сестра Кирстен собрала все лучшие семейные черты – она была подвижной, сексуальной и пользовалась огромным успехом у мужчин. А у Эммы единственной выигрышной чертой был голос – низкий, протяжный и хрипловатый, который абсолютно не сочетался с ее робкой внешностью. Пит часто говорил, что с таким голосом она могла бы работать на радио.– Ты хочешь сказать, что по голосу меня можно принять за секс-бомбу? А для радио я идеально подхожу, потому что люди только слышат меня, но не видят и не догадываются, что я вовсе не секс-бомба? – подшучивала она над Питом.– Для меня ты секс-бомба, – ласково говорил он.– Шевелись! – крикнул снизу отец. – Мы опоздаем!Эмма на секунду прикрыла глаза. От одной мысли о неделе с родителями ее начинало тошнить. Она явно рехнулась, согласившись с ними поехать! Правда, ей давно хотелось побывать в Египте и проплыть по Нилу – с тех пор, как еще ребенком она прочитала про королеву Нефертити и храм Карнак. Но она мечтала поехать туда с Питом!Эмма удрученно вздохнула и засунула красную книжицу в сумку. Она не собиралась брать с собой книгу доктора Барбры Роуз «Как повысить самоуважение». Наверняка у нее крыша поехала – ведь во время путешествия эта книжка ей не понадобится. Пожалуй, ей смогла бы помочь только сама доктор Роуз, если бы прихватила с собой сумку с лекарствами, чтобы держать дорогого папочку в коме. Да, это путешествие она запомнит надолго!Анна-Мари, удостоверившись, что дочь ее теперь прилично одета и не опозорит семью по дороге к красотам Нила, продолжала свой монолог до самого аэропорта.– Вы никогда не догадаетесь, кого я сегодня утром встретила! – сказала она кокетливо и продолжила, не дав ни Эмме, ни отцу перевести дух, чтобы догадаться. – Миссис Пейдж. Милостивый боже, видели бы вы, что на ней было надето! В ее-то возрасте! Я бы вообще не стала с ней разговаривать, но она стояла около зубной пасты, а я как раз хотела на всякий случай купить тюбик. Вдруг в Египте нет, – добавила она.Эмма, зажатая в угол сиденья багажом, который норовил свалиться ей на голову каждый раз, как они поворачивали, устало закрыла глаза. Есть ли смысл объяснять мамаше, что египтяне жили в высоко цивилизованном обществе и строили пирамиды, когда предки О'Брайенов только еще учились высекать огонь?– …Если бы вы слышали, что она рассказывает об этой своей Антуанетте! – В голосе миссис О'Брайен слышалось глубокое неодобрение. – Скандал, да и только. Родила уже двух детей – и никакого кольца на пальце! Неужели она не считает, что эти маленькие дети заслуживают нормальной семьи? Ведь они же… – ее голос перешел в театральный шепот, – незаконнорожденные!– Сейчас нет никаких незаконнорожденных. – Эмма должна была что-то сказать: Антуанетта была ее подругой.– Легко тебе так говорить, – возразила мать, – но это неправильно и непорядочно. Насмешка над церковью и церковными обрядами. Эта девица уготовила себе жизнь в аду, поверь мне на слово! Этот мужчина обязательно ее бросит. Ей надо было выйти замуж, как делают все нормальные люди.– Его жена не дает ему развода, мам. А без этого, как ты понимаешь, он не может жениться.– Тем хуже, Эмма. Не понимаю я сегодняшних молодых людей. Неужели катехизис для них ничего не значит? С тобой мы по крайней мере таких проблем не имели. Я сказала миссис Пейдж, что вы с Питером довольны и счастливы, что Питер работает помощником директора по продажам в компании по производству бумаги, а ты – координатор по специальным проектам. Миссис О'Брайен улыбнулась, вспомнив удовольствие, полученное от своего хвастовства.– Он один из помощников директора по продажам, мама, – устало заметила Эмма. – Ты же знаешь, их там шесть человек.– Я все сказала правильно, – настаивала мать, обидевшись, что ее поправили. – А ты – координатор по специальным проектам. Мы очень гордимся нашей дочкой, правда, Джимми?Отец не отрывал глаз от дороги, где в это утро представлял явную опасность для велосипедистов.– Точно, – небрежно согласился он. – Очень гордимся. Обеими. Я всегда знал, что Кирстен далеко пойдет, – радостно добавил он. – Тут уж яблочко от яблони недалеко упало!Эмма слабо улыбнулась и решила по возвращении обязательно позвонить Антуанетте. Нужно извиниться за поведение матери, чьи бестактные замечания уже наверняка дошли до нее. Если Анна-Мари будет продолжать хвастаться необыкновенными успехами Эммы и Питера, как будто они великие ученые и имеют по миллиону в банке, у них совсем не останется друзей. На самом деле Питер работал продавцом в компании по продаже офисных принадлежностей, ее же работа состояла в утомительной возне с кучей документов и решении разных организационных проблем, а не в посещении роскошных благотворительных приемов. Между тем мать именно так представляла себе ее деятельность. И рассказывала другим.Эмма действительно больше занималась административной работой, чем сбором пожертвований, а главной своей заслугой считала «горячую» телефонную линию, по которой испуганные или побитые дети могли позвонить анонимно. Конечно, устраивались и роскошные ленчи, на которых богатые дамы со связями платили сотни фунтов за билет, но Эмма никогда на них не бывала, к великому огорчению своей матери.И все же, подумала Эмма, привыкшая во всем искать светлую сторону, приятно сознавать, что родители тобой гордятся, даже если они и говорят об этом не тебе лично, а когда хотят похвастаться. Естественно, Кирстен они гордились больше. К счастью, Эмма обожала Кирстен, иначе, слушая всю свою сознательную жизнь, какая Кирстен умная (хорошенькая, забавная), она вполне могла ее возненавидеть. Они были очень близки, несмотря на то что Джимми их бездумно натравливал друг на друга.– Миссис Пейдж пришла в восторг, когда узнала, что у Кирстен новый дом в Каслноке, – продолжала Анна-Мари. – Я рассказала ей, что там пять ванных комнат и что у Патрика новая машина, как ее… как она называется?– «Лексус», – помог Джимми.– Вот-вот. «Разве на замечательно все у нее складывается?» – спросила я. И еще я ей сказала, что Кирстен больше не приходится работать, но она все равно участвует в сборе средств на проект по охране окружающей среды…Эмма могла бы написать книгу под диктовку матери о поразительных достижениях своей сестры. Кирстен удалось выиграть по трем позициям сразу: она отхватила себе в мужья невероятно богатого биржевого маклера, встречалась с родителями только раз в год на Рождество и тем не менее оставалась любимой дочерью.Хотя Эмма очень любила Кирстен – они были погодками и выросли практически как близнецы, – ей до тошноты надоело слушать о замечательной благотворительной деятельности сестры. На самом деле она твердо знала, что Кирстен заинтересовалась проектом по защите природы только потому, что надеялась встретить там Стинга и могла бы говорить об этом с другими дамами за чаем. Эмме также надоело, что Кирстен и Патрик умудряются самыми разными способами избегать всех воскресных обедов с родителями, тогда как она и Пит вынуждены два раза в месяц по меньшей мере семь часов слушать разглагольствования на тему: «Что не так в современном мире – личное мнение Джимми О'Брайена». На подъезде к аэропорту Анна-Мари засуетилась.– Надеюсь, у Кирстен все будет в порядке. Она мне сказала по телефону, что Патрик уезжает.Эмма возвела глаза к небу. В отличие от нее, Кирстен умела выживать в любых обстоятельствах. Оставьте ее зимой на северном склоне горы с одной палаткой, и она через сутки объявится с великолепным загаром, кучей новых тряпок и длинным списком телефонов всяких интересных людей, встретившихся ей по дороге. У всех у них яхты, виллы в Альпах, персональные тренеры и «Ролексы». Неделя без Патрика означала, что Кирстен сможет распоряжаться кредитной карточкой, и каждый ее день будет заканчиваться в каком-нибудь ночном клубе за водкой с тоником в компании с томным вздыхателем. Эмма не думала, что ее сестра изменяет своему надежному и положительному мужу, но пофлиртовать она, без сомнения, любила.– Все с ней будет в порядке, мама, – сказала она сухо.В аэропорту отец высадил их вместе со всем багажом и отправился ставить машину на стоянку. Анна-Мари сразу же запаниковала. В присутствии мужа она была спокойной и самоуверенной, но немедленно начинала волноваться, как только он исчезал из вида.– Мои очки! – простонала она, когда они встали в очередь на посадку. – Мне кажется, я их забыла!Расслышав истерическую нотку в голосе матери, Эмма мягко взяла ее за руку.–•Давай посмотрим в твоей сумке, мама.Анна-Мари кивнула и сунула ей бежевую кожаную сумочку. Очки в стареньком футляре оказались на месте, достаточно было только взглянуть.Но мать не успокоилась.– Уверена, я что-то забыла, – сказала она и замолчала, закрыв глаза, как будто мысленно пробегала список. – А ты ничего не забыла? – внезапно спросила она.Эмма покачала головой.– Гигиенические пакеты, например, – прошептала мать. – Неизвестно, можно ли там все это купить. Уверена, ты забыла. Я собиралась купить и для тебя утром в магазине, но миссис Пейдж меня отвлекла и…Месячные должны были начаться через четыре дня, и Эмма надеялась, что на этот раз они не придут. Это будет означать, что она беременна! Обычно ее соски не бывали такими чувствительными. Никогда. Вот она и выбросила все необходимое из чемодана, боясь сглазить удачу.Тут подошел отец, раздраженно разглагольствуя о том, как далеко ему пришлось запарковать машину, и Эмма умудрилась даже изобразить сочувствие.– Все в порядке? – спросил Джимми. – Вы заняли очередь? – Он обнял жену одной рукой за талию. – Египет, подумать только! Мы эту поездку запомним на всю жизнь, не сомневайся, дорогуша. Ужасно жаль, что милой Кирстен не удалось с нами поехать. Ей бы понравилось. Да и нам лучшей спутницы желать нельзя. Увы, она вся в своей благотворительной работе, да и за Патриком надо присматривать. – Он вздохнул с довольным видом, а Эмма начала грызть ноготь на большом пальце, который ей до сих пор удавалось оставить в покое.«Успокойся! – уговаривала она себя. – Не дай ему тебя достать. Теперь ты сможешь с ним справиться – ведь тебя греет надежда. Ребенок». На этот раз Эмма не сомневалась, что беременна. Она была уверена – и все! 3 Пенни лежала на кровати, зажав передними золотистыми лапами наполовину изжеванного медведя, и злобно таращилась на Лиони. Казалось, эти огромные карие глаза не способны выражать ничего, кроме безмерной собачьей любви, но Пенни была собакой особенной. Помесь Лабрадора с ретривером, она была настоящей личностью, с настоящими человеческими чертами, которые пускала в ход главным образом для того, чтобы заставить хозяйку чувствовать себя виноватой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52