Неужели кислородное голодание так быстро вызывает галлюцинации? Я снова дернула руку Джона прочь от своего горла. И тут раздались голоса.– Тсс!– Вот черт, свет горит! Есть здесь кто-нибудь?– Сюда иди, тупица…– Боже, какая ты шекшуальная…– Лекс… а-а-а… да-да…– Какая ты штраштная…Снова грохот, шарканье ног, смех Ким, шебуршение одежды. Они находились совсем близко и, наверное, были пьяны в стельку, иначе давно бы нас заметили.Джон узнал голоса одновременно со мной. Рука его сама отдернулась от моей шеи. Я зашлась в судорожном кашле, ловя ртом воздух, затряслась всем телом – в стремлении отдышаться и отпихнуть от себя Джона. Кое-как перевалилась на бок и сумела встать на колени, но тут же согнулась в новом приступе спазмов. Когда наконец удалось поднять голову, глаза мои опять уперлись в проклятое темное стекло, невозмутимо отражавшее комнату. Лекс и Ким застыли, прижавшись к дверному косяку. Именно такую страстную и чувственную позу я держала в уме, мастеря свой «Организм 2». Рубашка у Лекса была разорвана, ладони его скрывались под ярко-оранжевым платьем Ким. Они выглядели бы дьявольски сексуально – совсем как парочка, рекламирующая трусы от Калвина Кляйна, – если б не перекошенные от изумления и страха физиономии.На полу рядом со мной неподвижно лежал Джон Толбой. Одной рукой он прикрывал глаза. Прошла, казалось, вечность, прежде чем другая рука болезненно зашарила по груди, два пальца торчали под немыслимым углом. Что-то с глухим стуком упало на пол. Деревянная ручка удавки откатилась в сторону, следом соскользнул провод, точно отвязавшаяся от марионетки нить.У Ким перехватило дыхание, когда она поняла, что это такое. Они с Лексом не сдвинулись с места – лишь сильнее вжались в дверной косяк. Я тоже словно окаменела. Казалось, что если не подняться прямо сейчас, то я навсегда останусь в этом скрюченном состоянии. Каким-то чудом, ухватившись за картотечный ящик, я умудрилась встать на ноги. Изо рта вырывалось судорожное дыхание. Каждый вдох отдавался нестерпимой болью. Наверное, на горле останутся жуткие синяки.– Ни хрена себе… – медленно сказал Лекс. – Так не бывает…Мне не впервые пришлось бороться с человеком, который пытался меня убить. Но прежде гнев подавлял все сдерживающие импульсы, и я дралась остервенело, не думая, какую боль причиняю противнику. Но в этот раз все было иначе. Никогда не испытывала такой непонятной, невероятной опустошенности. Я чувствовала себя так, словно с меня живьем содрали кожу.Не обращая внимание на боль, я подняла голову и посмотрела на Ким. Они с Лексом отделились друг от друга, медленно, плавно, будто во сне. Словно в трансе Ким одернула юбку, глаза ее были устремлены на отца. Рука Джона, из которой выпала удавка, неподвижно лежала у него на груди, сломанные, уже чуть припухшие, пальцы топорщились в неясном жесте.– Папа, – проговорила Ким бесцветно.Джон не ответил. Я видела, как поднимается и опадает его грудь. Но в остальном он был неподвижен – точно сломалась машина, приводившая его в действие.Ким перевела взгляд на меня. Я собралась с духом, готовясь принять ее выбор. Я напоминала себе перевернутое ведро – так же пусто внутри: ни чувств, ни мыслей, ничего. Пальцы вцепились в картотечный шкаф. К шкафчику была прислонена одна из картин Дона, так самая, что кружилась перед моими глазами, когда рука Джона перекрыла доступ воздуха. Я медленно наклонилась и внимательно посмотрела на большую красную стрелку, указывающую на женский зад. Сквозь ярко-алую краску проступали линейки обычного листа из школьной тетради. Поверх алой краски черным маркером было написано «ПРОЧТИ МЕНЯ». Я подцепила бумажку ногтем. Листок поддался легко, под ним было что-то написано. Я выпрямилась, и тут снова раздался голос Ким.– Твоя шея, – сказала она сдавленно. – Твоя бедная шея… о, Сэм…В мгновение ока она оказалась рядом, обхватив меня руками. Я привалилась к ней с благодарностью, какой и не ведала в себе. Ким с готовностью приняла на себя тяжесть моего тела, из которого улетучились последние силы. Рука ее ласково легла мне на затылок. Мои глаза закрылись, и я поняла, что рыдаю, припав к плечу Ким. Каждый всхлип отдавался в голове маленьким ядерным взрывом. Но остановиться я не могла: плакала и плакала, пока комната не заполнилась людьми. Пока Джон Толбой не зашевелился, словно оживший труп. По щекам его струилась кровь. Он упрямо отгораживался от мира, отказываясь отвечать на вопросы. Глава двадцать четвертая – Белый человек украл наше наследие! Верно говорю вам, люди! Позвольте рассказать вам, как Исав за кусок мяса…– Голубые – свиньи! Голубые – свиньи!Первый парень осекся и гневно взглянул на второго. Предполагалось, что они действуют заодно, но, похоже, не сумели договориться. Казалось, малый, сдвинувшийся на почве голубых, запрещал коллеге поминать всуе Библию. А, может, он просто завидовал прикиду соседа: френч военного покроя из красного шелка, перехваченный на поясе широким поясом с бахромой из золотистой парчи; из-под алого френча выглядывают голубые шелковые бриджи. На голове у Мясного Парня красовалась маленькая красная шляпка без полей, сдвинутая под соблазнительным углом. Я могла бы подумать, что «антиголубой» решил попенять «мясному» за столь женственное одеяние, но он и сам был одет вполне под стать – в костюм манхэттенского байкера-гомика: с ног до головы затянут в черную кожу, щедро усыпанную золотыми заклепками, во лбу сияет подобие диадемы. Словом, они друг друга стоили.«Мясной» парень поправил шляпку и вновь завел свое:– Исав за кусок мяса…– Лесбиянки – свиньи! – заорал второй голосом, надтреснутым от переизбытка веры. – Лесбиянки – свиньи!– Правда, парни Фаррахана Луис Фаррахан – лидер радикальной негритянской организации «Нация ислама»
– прелесть? – спросила вполголоса Ким.– Они всегда столь непоследовательны? – спросила я. – И почему он говорит «голубые», но не говорит «розовые»? Было бы логично.Стоявший рядом парень неодобрительно зашикал. Посреди Таймс-сквер собралась лишь горстка зрителей, и большинство относилось к беззастенчивым любителям китча, как, впрочем, и мы сами. Просто повезло, что мы оказались рядом с типом, который всерьез воспринимал происходящее.– Братья и сестры! – кричал «мясной» человек, перебивая «антиголубого», голос которого все больше походил на запиленную пластинку. – Слушайте меня! ИСАВ ЗА КУСОК МЯСА…Как раз в это мгновение мимо пронеслась полицейская машина с включенной сиреной, на время заглушив обоих. Похоже, нам не суждено было услышать правду об Исаве, но насколько я помнила, влип он из-за чечевичной похлебки. Но заключать пари с «мясным» парнем я не собиралась – у бедняги и без того выдался нервный день.Я перевела взгляд на гигантские видеоэкраны, установленные на торце здания в дальнем конце Таймс-сквер. Там мелькала нескончаемая череда рекламных роликов кристально чистого качества. На самому верху здания балансировала огромная кофейная чашка, над которой витало неизменное облачко пара. Манхэттен – превосходная декорация для «Бегущего по лезвию бритвы», начиная от двух психов в нелепых одеждах и заканчивая чашкой в небе. По соседству с чашкой, на верхушке другого здания сновали оранжевые человечки, складываясь в рекламный слоган. В Нью-Йорке все двигалось слишком стремительно и так властно подхватывало тебя, что не оставалось времени опустить глаза и увидеть, сколь грязны здесь тротуары, в какие лохмотья одеты люди, какое, по сути, это презренное и убогое место – Манхэттен, несмотря на все его блестки, неоновые огни и знаменитые на весь мир мюзиклы.Мы с Ким молча двинулись по Бродвею. На улицах было полно народу, всюду стоял шум и гам, а то, о чем нам хотелось поговорить, было слишком личным, чтобы переходить на крик. Даже идти рядом, не наталкиваясь на прохожих, непросто. У Коламбус-сёркл Бродвей расширялся. Обоняние подсказало, что мы подошли к Центральному парку: в воздухе висел густой запах лошадиного пота и навоза. На другой стороне площади стояли три конных экипажа со смирными лошадками. Животные застенчиво тянули голову к охапкам сена, словно перекусывали лишь от нечего делать. Один экипаж точно явился из сказки про Золушку. Белого цвета с небесно-голубой окантовкой. Даже два пластмассовых ведра с запасом лошадиного корма были того же небесно-голубого цвета. Хлопая крыльями, на края ведерок опустилась пара голубей.– Можем, дойдем до музея Метрополитен? – предложила Ким, когда мы вошли в парк и зашагали по тенистой аллее. – Ты там еще не была?– Нет.– Хорошо.Разговор стих. Никто не хотел первым упоминать о том, что случилось два дня назад.Джон Толбой, признавшийся в убийстве Кейт и Дона, находился под арестом. Минувшие два дня я провела, регулярно закидываясь обезболивающим и прикладывая лед к синякам на горле. Кровоподтеки впечатляли, так что на улицу я выползла в водолазке. Что ж, во всяком случае появился предлог прошвырнуться по магазинам. Куплю себе что-нибудь в нью-йоркском стиле – черный свитер с высоким горлом, который подойдет к моим кожаным штанам. Главное – чтобы никто не увидел мою шею в примерочной, а не то такой крик подымется.Я непроизвольно коснулась шеи и поморщилась. Синяки саднили. Ким заметила мой жест.– Болит?– Терпимо. Просто придется походить с эффектными синяками. Пожалуй, даже забавно – можно всем говорить, что я надумала сменить пол, и синяки – следствие операции по пересадке адамова яблока.Ким невесело улыбнулась.– Все еще в голове не укладывается. Я тогда замешкалась… Даже когда поняла, что происходит. Никак не могла поверить. – Она взглянула на меня. – Он наверняка скажет, что Барбара ничего не знала об убийствах. Возьмет всю вину на себя.– Шутишь? Я ввязалась в эту историю только для того, чтобы заманить Барбару в ловушку! Чем же он объяснит свои поступки?– Кстати, а ты сама не хочешь мне рассказать все?До сих пор у нас с Ким не было возможности поговорить.– Ну да… Я не сомневалась, что убийца – Барбара. Чем больше размышляла, тем более вероятным казался мотив. Финансовая выгода от скандала просчитывалась легко. Правда, и Кэрол тоже значилась в списке подозреваемых – Кейт ведь собиралась уйти из галереи, сманив за собой немалую часть клиентов. Вся проблема была в тех граффити. Как они связаны со смертью Кейт? Я не верила, что Кэрол способна изуродовать собственную галерею. Так что версия о виновности Барбары представлялась куда обоснованней. Именно она потребовала вызвать полицию – чтобы история с испорченными картинами получила огласку. А уж после того, как варварский акт связали со смертью сотрудницы галереи, происшедшее стало новостью номер один. До сих пор картины Барбары продавались ни шатко ни валко, а сейчас начался настоящий бум. Окончательно же меня убедил разговор с Сюзанной. Она выяснила, что двадцать лет назад, когда Барбара только-только начинала свою карьеру, кто-то проник в ее студию и изрезал картины. Историю замяли, потому что подозрение пало на жену галерейщика, которого Барбара увела из семьи. Тем не менее картины отреставрировали и продали все до единой, да еще подняв цену. Это был ловкий ход.– Боже, как хитро. Особенно то, что история не получила широкой огласки.– А что мужику оставалось делать? Он же думал, что это дело рук его жены.– И вы с Сюзанной решили, что и в этот раз постаралась Барбара.– В общем, да. Но доказательств у нас не было. Поэтому мы составили план, как заманить ее в ловушку. Сюзанна шепнула Барбаре, что слышала от меня о задумке Кейт основать вместе со Стэнли новую галерею. Дескать, Кейт сама мне об этом рассказала и даже назвала имя третьего учредителя; кроме того, она якобы уговаривала меня перейти к ней. И теперь я размышляю, не обратиться ли мне в полицию. Я лишь догадывалась, что Барбара и есть тот загадочный учредитель, но попытаться стоило. Мы ведь ничего не теряли. По реакции Барбары Сюзанна поняла, что мы попали в точку. Поэтому она перешла к следующему пункту нашего плана: сказала, что мои слова могут оказаться пьяной болтовней. Я, мол, так напилась, что отправилась передохнуть в комнате Дона.– Вполне в твоем духе.– Ну, чем больше ложь походит на правду, тем лучше. Да и Сюзанна прекрасно справилась со своей ролью. Барбара ей поверила. Мы рассчитывали, что Барбара отправится за мной в подвал и попытается меня задушить. Сюзанна незаметно присматривала за ней, чтобы пойти следом, когда та двинется вниз, и таким образом стать свидетелем. Барбара поговорила с Джоном, но Сюзанна не придала этому значения. Мы настолько убедили себя, что это Барбара… А тут еще эта суета с фотографированием. Словом, когда я спустилась в подвал, Джон меня уже ждал… – Я посмотрела на Ким. – Даже увидев его, я никак не могла поверить. Мы все недооценили Джона.– Это она все придумала, – с горечью сказала Ким. – Мне удалось вытянуть из него правду. Мы тогда вышли во дворик и поговорили. Кэрол отправила в подвал Кевина, приглядывать за ним до приезда полиции, но они с Лексом остались в комнате… – Она бросила на меня страдальческий взгляд. – Я подумала, что один бог ведает, когда мы сможем поговорить наедине… Он сказал, что в последние годы спрос на картины Барбары резко пошел на убыль. И ей в голову пришла идея изуродовать свою выставку в рекламных целях. Но для этого требовались ключи от галереи и сигнализации. Барбара знала, что Кейт хочет уйти из «Бергман Ла Туш», поэтому начала исподволь расспрашивать ее. И Кейт рассказала о своих планах основать новую галерею и предложила Барбаре перейти к ней.– Она всем предлагала, – сухо заметила я. – Если картины Барбары не продавались, то новой галерее от нее большого проку не было.– У Барбары обширные связи, – возразила Ким. – Она могла оказаться очень полезной.Я кивнула. Мы шли мимо озера, отражения в воде расплывались, словно в старом зеркале, помутневшем от времени. Над водой тускло-зеленого оттенка окислившейся меди колыхалась пестрая листва.– Значит, они водили Кейт за нос.– Барбара сказала, что согласна стать учредителем.– Но у нее не было таких денег.– Барбара уверила Кейт, что ей удалось удачно вложить деньги. Отец сказал, что ситуация довольно быстро вышла из-под контроля. Вот они с Барбарой обсуждают, как устроить в галерее погром, а в следующее мгновение на сцене появляется Кейт, и Барбара самозабвенно врет о своих капиталах. Деньги в обмен на ключи.Я кивнула:– А потом все еще больше запуталось, потому что Дон торчал в галерее допоздна и видел, как Барбара уродовала собственные картины.– Отец сказал, что у него не хватило духу уродовать картины. Бедный. – Ким криво улыбнулась. – А Барбара наверняка получила извращенное удовольствие.– Ты прочла записку Дона?Ким кивнула. Красная стрелка, которую я отодрала от картины Дона, оказалась его страховкой. Дожидаясь Джона Толбоя с деньгами за молчание, Дон состряпал записку, замазал оборотную сторону листка алой краской и прилепил к своей последней работе. В этом весь Дон – выбрать самый окольный путь, словно насмехаясь над собственными мерами предосторожности. Полиция записку не нашла, хотя тщательно обыскала подвал. Копам даже в голову не пришло отрывать что-нибудь от картин. Записка оставалась бы там неизвестно сколько времени, если бы я не вспомнила, что именно эту картину видела перед тем, как обнаружить тело – лишь она одна была повернута лицом к комнате…К сожалению, записка не уличала Барбару в причастности к убийствам. Дон написал, что видел, как Барбара уродовала свои картины, а затем слышал, как она разговаривала с Джоном по мобильному телефону. «Я не только испортила картины, – радостно сказала она. – Я еще позаботилась о том, чтобы эта кровопийца никому не рассказала о нашем деле». Услышав эти слова, Дон настоял, чтобы с деньгами пришел Джон.– Моя глупость, – признала я. – Знала ведь, что Дона мог убить только тот, кого он не воспринимал всерьез. И Кэрол, и Лоренс, и Сюзанна, и даже Ява его недолюбливали, но Дон считал их людьми неглупыми, а потому держался настороже. По той же причине следовало исключить и Барбару. Одного взгляда на нее достаточно, чтобы понять – эта женщина не остановится перед убийством. Но Джон… С бутылкой бурбона в дрожащей от страха руке он спустился в подвал и преложил Дону выпить… Дон наверняка подумал, что Джон всего лишь посыльный, от которого не стоит ждать подвоха. Я сама слышала, как он назвал Джона слабаком и жополизом. Наверное, Дон одним махом ополовинил бурбон, чтобы показать Джону, как пьют настоящие мужчины. В этом весь Дон.– Слава богу, что нашлась записка, – печально сказала Ким. – Папа ведь хотел взять на себя и убийство Кейт. Будем надеяться, что ему не удастся повесить на себя вину за оба убийства. Думаю, Барбара с самого начала решила убить Кейт, чтобы заткнуть ей рот. Рано или поздно Кейт поняла бы, что разговоры про капиталы для новой галереи – сплошной блеф, и выложила бы правду о Барбаре.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
– прелесть? – спросила вполголоса Ким.– Они всегда столь непоследовательны? – спросила я. – И почему он говорит «голубые», но не говорит «розовые»? Было бы логично.Стоявший рядом парень неодобрительно зашикал. Посреди Таймс-сквер собралась лишь горстка зрителей, и большинство относилось к беззастенчивым любителям китча, как, впрочем, и мы сами. Просто повезло, что мы оказались рядом с типом, который всерьез воспринимал происходящее.– Братья и сестры! – кричал «мясной» человек, перебивая «антиголубого», голос которого все больше походил на запиленную пластинку. – Слушайте меня! ИСАВ ЗА КУСОК МЯСА…Как раз в это мгновение мимо пронеслась полицейская машина с включенной сиреной, на время заглушив обоих. Похоже, нам не суждено было услышать правду об Исаве, но насколько я помнила, влип он из-за чечевичной похлебки. Но заключать пари с «мясным» парнем я не собиралась – у бедняги и без того выдался нервный день.Я перевела взгляд на гигантские видеоэкраны, установленные на торце здания в дальнем конце Таймс-сквер. Там мелькала нескончаемая череда рекламных роликов кристально чистого качества. На самому верху здания балансировала огромная кофейная чашка, над которой витало неизменное облачко пара. Манхэттен – превосходная декорация для «Бегущего по лезвию бритвы», начиная от двух психов в нелепых одеждах и заканчивая чашкой в небе. По соседству с чашкой, на верхушке другого здания сновали оранжевые человечки, складываясь в рекламный слоган. В Нью-Йорке все двигалось слишком стремительно и так властно подхватывало тебя, что не оставалось времени опустить глаза и увидеть, сколь грязны здесь тротуары, в какие лохмотья одеты люди, какое, по сути, это презренное и убогое место – Манхэттен, несмотря на все его блестки, неоновые огни и знаменитые на весь мир мюзиклы.Мы с Ким молча двинулись по Бродвею. На улицах было полно народу, всюду стоял шум и гам, а то, о чем нам хотелось поговорить, было слишком личным, чтобы переходить на крик. Даже идти рядом, не наталкиваясь на прохожих, непросто. У Коламбус-сёркл Бродвей расширялся. Обоняние подсказало, что мы подошли к Центральному парку: в воздухе висел густой запах лошадиного пота и навоза. На другой стороне площади стояли три конных экипажа со смирными лошадками. Животные застенчиво тянули голову к охапкам сена, словно перекусывали лишь от нечего делать. Один экипаж точно явился из сказки про Золушку. Белого цвета с небесно-голубой окантовкой. Даже два пластмассовых ведра с запасом лошадиного корма были того же небесно-голубого цвета. Хлопая крыльями, на края ведерок опустилась пара голубей.– Можем, дойдем до музея Метрополитен? – предложила Ким, когда мы вошли в парк и зашагали по тенистой аллее. – Ты там еще не была?– Нет.– Хорошо.Разговор стих. Никто не хотел первым упоминать о том, что случилось два дня назад.Джон Толбой, признавшийся в убийстве Кейт и Дона, находился под арестом. Минувшие два дня я провела, регулярно закидываясь обезболивающим и прикладывая лед к синякам на горле. Кровоподтеки впечатляли, так что на улицу я выползла в водолазке. Что ж, во всяком случае появился предлог прошвырнуться по магазинам. Куплю себе что-нибудь в нью-йоркском стиле – черный свитер с высоким горлом, который подойдет к моим кожаным штанам. Главное – чтобы никто не увидел мою шею в примерочной, а не то такой крик подымется.Я непроизвольно коснулась шеи и поморщилась. Синяки саднили. Ким заметила мой жест.– Болит?– Терпимо. Просто придется походить с эффектными синяками. Пожалуй, даже забавно – можно всем говорить, что я надумала сменить пол, и синяки – следствие операции по пересадке адамова яблока.Ким невесело улыбнулась.– Все еще в голове не укладывается. Я тогда замешкалась… Даже когда поняла, что происходит. Никак не могла поверить. – Она взглянула на меня. – Он наверняка скажет, что Барбара ничего не знала об убийствах. Возьмет всю вину на себя.– Шутишь? Я ввязалась в эту историю только для того, чтобы заманить Барбару в ловушку! Чем же он объяснит свои поступки?– Кстати, а ты сама не хочешь мне рассказать все?До сих пор у нас с Ким не было возможности поговорить.– Ну да… Я не сомневалась, что убийца – Барбара. Чем больше размышляла, тем более вероятным казался мотив. Финансовая выгода от скандала просчитывалась легко. Правда, и Кэрол тоже значилась в списке подозреваемых – Кейт ведь собиралась уйти из галереи, сманив за собой немалую часть клиентов. Вся проблема была в тех граффити. Как они связаны со смертью Кейт? Я не верила, что Кэрол способна изуродовать собственную галерею. Так что версия о виновности Барбары представлялась куда обоснованней. Именно она потребовала вызвать полицию – чтобы история с испорченными картинами получила огласку. А уж после того, как варварский акт связали со смертью сотрудницы галереи, происшедшее стало новостью номер один. До сих пор картины Барбары продавались ни шатко ни валко, а сейчас начался настоящий бум. Окончательно же меня убедил разговор с Сюзанной. Она выяснила, что двадцать лет назад, когда Барбара только-только начинала свою карьеру, кто-то проник в ее студию и изрезал картины. Историю замяли, потому что подозрение пало на жену галерейщика, которого Барбара увела из семьи. Тем не менее картины отреставрировали и продали все до единой, да еще подняв цену. Это был ловкий ход.– Боже, как хитро. Особенно то, что история не получила широкой огласки.– А что мужику оставалось делать? Он же думал, что это дело рук его жены.– И вы с Сюзанной решили, что и в этот раз постаралась Барбара.– В общем, да. Но доказательств у нас не было. Поэтому мы составили план, как заманить ее в ловушку. Сюзанна шепнула Барбаре, что слышала от меня о задумке Кейт основать вместе со Стэнли новую галерею. Дескать, Кейт сама мне об этом рассказала и даже назвала имя третьего учредителя; кроме того, она якобы уговаривала меня перейти к ней. И теперь я размышляю, не обратиться ли мне в полицию. Я лишь догадывалась, что Барбара и есть тот загадочный учредитель, но попытаться стоило. Мы ведь ничего не теряли. По реакции Барбары Сюзанна поняла, что мы попали в точку. Поэтому она перешла к следующему пункту нашего плана: сказала, что мои слова могут оказаться пьяной болтовней. Я, мол, так напилась, что отправилась передохнуть в комнате Дона.– Вполне в твоем духе.– Ну, чем больше ложь походит на правду, тем лучше. Да и Сюзанна прекрасно справилась со своей ролью. Барбара ей поверила. Мы рассчитывали, что Барбара отправится за мной в подвал и попытается меня задушить. Сюзанна незаметно присматривала за ней, чтобы пойти следом, когда та двинется вниз, и таким образом стать свидетелем. Барбара поговорила с Джоном, но Сюзанна не придала этому значения. Мы настолько убедили себя, что это Барбара… А тут еще эта суета с фотографированием. Словом, когда я спустилась в подвал, Джон меня уже ждал… – Я посмотрела на Ким. – Даже увидев его, я никак не могла поверить. Мы все недооценили Джона.– Это она все придумала, – с горечью сказала Ким. – Мне удалось вытянуть из него правду. Мы тогда вышли во дворик и поговорили. Кэрол отправила в подвал Кевина, приглядывать за ним до приезда полиции, но они с Лексом остались в комнате… – Она бросила на меня страдальческий взгляд. – Я подумала, что один бог ведает, когда мы сможем поговорить наедине… Он сказал, что в последние годы спрос на картины Барбары резко пошел на убыль. И ей в голову пришла идея изуродовать свою выставку в рекламных целях. Но для этого требовались ключи от галереи и сигнализации. Барбара знала, что Кейт хочет уйти из «Бергман Ла Туш», поэтому начала исподволь расспрашивать ее. И Кейт рассказала о своих планах основать новую галерею и предложила Барбаре перейти к ней.– Она всем предлагала, – сухо заметила я. – Если картины Барбары не продавались, то новой галерее от нее большого проку не было.– У Барбары обширные связи, – возразила Ким. – Она могла оказаться очень полезной.Я кивнула. Мы шли мимо озера, отражения в воде расплывались, словно в старом зеркале, помутневшем от времени. Над водой тускло-зеленого оттенка окислившейся меди колыхалась пестрая листва.– Значит, они водили Кейт за нос.– Барбара сказала, что согласна стать учредителем.– Но у нее не было таких денег.– Барбара уверила Кейт, что ей удалось удачно вложить деньги. Отец сказал, что ситуация довольно быстро вышла из-под контроля. Вот они с Барбарой обсуждают, как устроить в галерее погром, а в следующее мгновение на сцене появляется Кейт, и Барбара самозабвенно врет о своих капиталах. Деньги в обмен на ключи.Я кивнула:– А потом все еще больше запуталось, потому что Дон торчал в галерее допоздна и видел, как Барбара уродовала собственные картины.– Отец сказал, что у него не хватило духу уродовать картины. Бедный. – Ким криво улыбнулась. – А Барбара наверняка получила извращенное удовольствие.– Ты прочла записку Дона?Ким кивнула. Красная стрелка, которую я отодрала от картины Дона, оказалась его страховкой. Дожидаясь Джона Толбоя с деньгами за молчание, Дон состряпал записку, замазал оборотную сторону листка алой краской и прилепил к своей последней работе. В этом весь Дон – выбрать самый окольный путь, словно насмехаясь над собственными мерами предосторожности. Полиция записку не нашла, хотя тщательно обыскала подвал. Копам даже в голову не пришло отрывать что-нибудь от картин. Записка оставалась бы там неизвестно сколько времени, если бы я не вспомнила, что именно эту картину видела перед тем, как обнаружить тело – лишь она одна была повернута лицом к комнате…К сожалению, записка не уличала Барбару в причастности к убийствам. Дон написал, что видел, как Барбара уродовала свои картины, а затем слышал, как она разговаривала с Джоном по мобильному телефону. «Я не только испортила картины, – радостно сказала она. – Я еще позаботилась о том, чтобы эта кровопийца никому не рассказала о нашем деле». Услышав эти слова, Дон настоял, чтобы с деньгами пришел Джон.– Моя глупость, – признала я. – Знала ведь, что Дона мог убить только тот, кого он не воспринимал всерьез. И Кэрол, и Лоренс, и Сюзанна, и даже Ява его недолюбливали, но Дон считал их людьми неглупыми, а потому держался настороже. По той же причине следовало исключить и Барбару. Одного взгляда на нее достаточно, чтобы понять – эта женщина не остановится перед убийством. Но Джон… С бутылкой бурбона в дрожащей от страха руке он спустился в подвал и преложил Дону выпить… Дон наверняка подумал, что Джон всего лишь посыльный, от которого не стоит ждать подвоха. Я сама слышала, как он назвал Джона слабаком и жополизом. Наверное, Дон одним махом ополовинил бурбон, чтобы показать Джону, как пьют настоящие мужчины. В этом весь Дон.– Слава богу, что нашлась записка, – печально сказала Ким. – Папа ведь хотел взять на себя и убийство Кейт. Будем надеяться, что ему не удастся повесить на себя вину за оба убийства. Думаю, Барбара с самого начала решила убить Кейт, чтобы заткнуть ей рот. Рано или поздно Кейт поняла бы, что разговоры про капиталы для новой галереи – сплошной блеф, и выложила бы правду о Барбаре.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32