– Тут народ пичкает меня сведениями, кто есть кто в галерее. Но вам с Доном повезло – до вас еще не добрались. Не хотите к нам присоединиться?– Почему нет, – и Кевин втиснулся рядом со мной.Блондинистые волосы, красивое, но совершенно невыразительное лицо – в общем, до отвращения банальный тип.– Так что, конь, отваливаешь? – спросил он у Дона.Может, Кевин знал что-то, чего не знали мы, но в свете нашей недавней беседы, это обращение прозвучало довольно двусмысленно. Лоренс выпучил глаза, стараясь сдержать смех, а Сюзанна поспешно сунула в рот новую сигарету и изумленно уставилась на дымящийся в пепельнице окурок.– Ага, того я, пошел, значит, – пробормотал Дон, упрятывая руки поглубже в карманы безразмерных штанов. – Пора уносить отсюда задницу.Он кивнул нам и вышел из бара, толкнув дверь плечом.– Может, я не заметила, как вернулась мода на широкие штаны? – поинтересовалась я. – Более чудовищную одежду и представить трудно.– А юбки-колокол? – возразила Сюзанна.– А водолазки в обтяжку? – подхватила Ява.– Да ладно тебе, Ява, с водолазками все в порядке, – махнула рукой Сюзанна.Ява уныло качнула головой.– В них я плоская, как крышка от унитаза.– Так это же здорово! – без всякого сочувствия откликнулась я. – Большое счастье, если ты можешь их носить. Вот мне хоть под каток ложись.– А мне не нравится, что у меня нет груди, – упрямо сказала Ява. – И плевать на моду.– Кевин, а я и не знал, что вы с Доном приятели, – говорил тем временем Лоренс.Кевин сразу набычился.– А чего – нормальный парень. И рассказывает такое! Охренеть можно от его баек.Лоренс закатил глаза. Я прекрасно понимала, почему он не переваривает Дона. Будучи тщедушным умником, Лорненс имел все основания не выносить малого, который вполне доволен собой, хотя похож на кирпичный сортир и способен выдавить разве что пару нечленораздельных фраз. А, может, Лоренс неровно дышит к Кейт и злится на Дона, за то, что тот пользовался у нее успехом – все равно каким? Тогда становится понятно, почему Лоренс так оживляется всякий раз, когда речь заходит о Доне.– Да? – с напускным интересом спросил Лоренс. – И что за байки? Расскажи скорее.– Лоренс, у меня для тебя есть еще одно британское выражение, – перебила я. – Заводила. Это человек, – я сделала вид, что вставляю в спину Явы воображаемый ключ и поворачиваю его, – который любит заводить людей.– Намек понял, – холодно ответил Лоренс. – Премного благодарен, Сэм.– У меня еще не было возможности взглянуть на ваш материал, – сказал мне Кевин. Господи, ну до чего же неприметное лицо. Чем больше на него смотришь, тем больше тоски от этих правильных и совершенных черт, начисто лишенных индивидуальности. Вот такие люди играют врачей в дневных сериалах. – Совсем зашился с выставкой Барбары.– А когда она заканчивается?– В конце следующей недели.Все вдруг потянулись к стаканам.– Что, не слишком успешная? – спросила я наудачу, верная привычке во все совать нос.Кевин пожал плечами.– Работы Барбары всегда расходятся медленно, но тут еще и время для выставки не самое удачное. На той неделе открылось несколько крупных выставок, да и критики особым рвением не отличались. Делаем, что можем.– Я слыхала, она не в восторге, – заметила Сюзанна.– А ты что, уписалась бы от счастья? – отозвался Кевин. – Барбара рвала и метала, узнав, что выставляется одновременно с ретроспективой Валлорани. Но мы-то тут при чем?– А почему такая реакция именно на Валлорани? – спросила я. – Ведь в Нью-Йорке наверняка проходит одновременно куча всего интересного.Осень, как известно, – самая горячая пора для торговцев искусством.Кевин скривился.– Барбара считает, что они работают в похожей манере.– Наглости ей не занимать, – обронил Лоренс.– А чего ты хочешь от художников? – Кевин перехватил мой взгляд. – Черт. Простите.– Ничего-ничего. Я не обиделась.– Может, выпить хотите? – все еще смущенно спросил он.– Ну! – с чувством ответила я.– Простите? – нервно сказал Кевин.– Простите, я думала, это перевод на американский фразы «Конечно, болван», – посетовала я. – Нет, с местными идиомами у меня пока туговато.
Вскоре от нашей веселой компашки остались только мы с Лоренсом.Кевин отвалил через полчаса – точнее, как только собралась уходить Ява. Он предложил проводить ее до метро.– Упорный. Этого у него не отнимешь, – сухо заметила Сюзанна, когда парочка вышла из бара.– Ява красива до ужаса, – сказала я совершенно искренне. – Всякий захотел бы за ней приударить.– Кстати, мне тоже пора. Помалкивала, чтобы не обломать Кевину весь кайф.– Какая заботливая, – съязвил Лоренс.– Конечно, заботливая, – согласилась Сюзанна. – Сэм, ты доберешься до дома?– Неужели уходишь? – взмолилась я. – Сейчас лишь девятый час, а мне нужно продержаться хотя бы до одиннадцати! Дома я тут же отрублюсь, а ведь еще поесть надо…– Не волнуйся, Сюз, я присмотрю за Сироткой Анни Девочка из комиксов, которая вечно попадает в передряги, когда рядом нет ее папаши
, – пообещал Лоренс.– Какой ты заботливый, – ухмыльнулась Сюзанна.– Да, заботливый. Как насчет мексиканских прелестей?– Только, если они принадлежат Антонио Бандерасу.– Хм, он вроде как испанец.– Зато Изабель Альенде Современная чилийская писательница
мечтала завернуть его в тортилью и съесть, – возразила я, еще больше запутывая вопрос.– Она в Чили живет.– Ну, где Чили, там и Мексика, – вывернулась я.– Пока! – Сюзанна уже шла к двери. – До завтра!– Ты должна понять, что люди здесь много работают и рано встают, – наставлял меня Лоренс, когда мы перебрались в мексиканскую забегаловку в соседнем квартале. – Нельзя рассчитывать, что сотрудники галереи будут пить с художниками до утра.– Еще и девяти нет, да и ты почти не пьешь, – укоризненно заметила я. – Не говоря уж о том, что ты заказал мне унылую соевую лепешку, которая к мексиканским «прелестям» не имеет никакого отношения.– У меня астма, аллергия на кучу продуктов и целая гора неврозов, – не моргнув глазом, отрапортовал Лоренс, – и все эти хвори придают мне дьявольское обаяние.Как бы то ни было, лепешка с жареной фасолью и овощами, политая сметаной и приправленная мякотью авокадо, выглядела куда аппетитнее, чем его диетический блин со шпинатом и соей.– Знаешь, быть обаятельной личностью нелегко, – пожаловался Лоренс. – Над этим надо трудиться. И порой даже идти на жертвы.– А вот Кевин явно не отягощен заботами об обаянии, – заметила я с набитым ртом.– Кевин – человек незамысловатый, – вздохнул Лоренс. – Говорит, что думает, делает, что говорит, а под словом «подтекст» понимает сноску в конце страницы.– Приятно иметь под боком парочку таких людей, – заметила я. – Сразу чувствуешь свое превосходство.Весь вечер мы увлеченно перемывали косточки всем, кого могли вспомнить, так что, выйдя на ночную улицу, уже чувствовали почти идеальное родство душ.– Эй, ТАКСИ! – вдруг завопил Лоренс, срываясь с места.От гармонии не осталось и намека. Я потрясенно смотрела ему вслед. А усаживаясь в такси, не преминула заметить, в чем состоит отличие обитателя Нью-Йорка от прочих жителей планеты. Здешний люд, даже самый спокойный и уравновешенный, без малейшего колебания и смущения вопит на всю улицу, отпихивает других от такси и беспрестанно дает водителю громкие и назойливые советы.– А у вас в Лондоне разве не так? – недоуменно спросил Лоренс. – Вы что, просто приподнимаете руку и вежливо говорите: «Дражайший водила, а не соблаговолите ли вы остановиться»?Я рассмеялась.– Не совсем. Но если в Лондоне ты вздумаешь вот так заорать, то соберешь толпу зевак. А здесь на вопли всем наплевать.– Вы только взгляните на эту ужасную вульгарную Америку! – жеманно протянул Лоренс. – Боже, какие они крикливые! Эй, приятель, – рявкнул он, подаваясь к водителю. – Я же сказал – сначала в Вест-Энд! Здесь направо. Нам надо доставить туда девушку, ясно?Машина, мстительно взвизгнув покрышками, развернулась, и мы с Лоренсом в наказание съехали на одну сторону сиденья. А когда водитель развернул такси чуть ли не под девяносто градусов, мы практически лежали друг на друге.– Неладно с моей лепешкой, – пробормотала я, принимая нормальное положение, – прямо чувствую, как она давится о стенки живота… Почему-то эти мексиканские буррито, оказавшись в желудке, стремятся принять первоначальную форму.– А ты думала? Здесь одни углеводы, а что происходит с активированным углем, если он попадает в воду, а? – прохрипел Лоренс. – Диетическим умникам вроде меня все-таки полегче будет.– Ага, – сказала я несколько мгновений спустя, сообразив наконец, что имеется в виду. Несколько порций «маргариты» и сдвиг во времени не способствовали пониманию американского юмора.Такси, то самозабвенно разгоняясь, то исступленно тормозя, а порой – и то, и другое одновременно, – выехало наконец на Десятую авеню. К тому времени я уже обеими руками баюкала живот, предохраняя лепешку от толчков. В следующий раз надо надеть корсет.– А ты с кем-нибудь видишься? – небрежно спросил Лоренс.Очень удачная формулировка. Если б он спросил, есть ли у меня парень, я бы тут же выпустила когти, а видеться с кем-то – занятие приятное и ни к чему не обязывает.– Да, пожалуй что так.– Судя по тону, он тебе не то чтобы нравится.– Почему же? Просто у меня нет привычки… э-э… видеться с кем-то.– Так у вас это постоянно?– Ну, мы видимся, – осторожно сказала я, сбитая с толку новым вопросом. – Это не в счет?– Не знаю, – ответил Лоренс с видом профессионального эксперта по человеческим отношениям. – Ты с ним встречаешься?– Лоренс, я понятия не имею, какого хрена ты несешь. Ой, мамочки…Такси рывком повернуло налево, и лепешка угрожающе подскочила в пищеводе. Руками я попыталась загнать ее обратно.– Надо будет как-нибудь объяснить тебе, что значит «встречаться», – сказал Лоренс. – Это очень серьезный вопрос и требует немало времени. Напомни, чтобы я выделил для этого полдня, хорошо?– Обязательно.– Какой у тебя дом в Вест-Энде?Я порылась в кармане и достала мятую бумажку, которую предусмотрительно заготовила.– Следующий квартал, – сказал Лоренс водителю. – Направо.Мы с пронзительным визгом затормозили у дома. Я попыталась дать Лоренсу денег, но он и слышать не хотел.– Первая поездка бесплатно. Добро пожаловать в Нью-Йорк.– Ну спасибо. До завтра, хорошо? Спасибо, что позаботился.– Всегда пожалуйста.Такси с ревом сорвалось с места. Я повернулась к дому и обнаружила, что швейцар уже распахнул дверь. К тому времени все мои нью-йоркские впечатления слились в одну неясную массу – чокнутые таксисты, зубчатый силуэт высоток, манхэттенские бары. Я уже не помнила, как выглядит жилище, куда забросила барахло – казалось, после прилета прошло несколько дней. Зеленый навес, величественно протянувшийся от фасада до самой мостовой, вызвал у меня потрясение. Шикарный домище. Равно как и швейцар в расшитой золотом форме и изящной маленькой фуражке. Он вежливо улыбался.– 4-Д, верно? – сказал он. – Вы остановились в квартире миcc Бишоп? Рамон, дневной швейцар сказал мне, что вы сегодня приехали. Желаю приятно провести время.– Спасибо, – пробормотала я.Швейцар опознал меня с пугающей легкостью. Наверняка Рамон описал меня как неряшливую распутную девку из Англии, которая часов через восемь после прилета вылезет вдрызг пьяная из такси, смердя на всю улицу мексиканской чесночной лепешкой. И Рамон оказался совершенно прав.Вымощенный мраморной плиткой и сияющий позолотой вестибюль заставил меня прищуриться, словно кто-то направил в глаза фонарик. Невыносимо яркий свет отражался от огромных полированных шкафов по обе стороны фойе. Я прямиком направилась к лифту, который был обвешан зеркалами и обложен коврами, словно уборная какого-нибудь Людовика XIV. Если бы швейцар не сообщил мне, в какой квартире я остановилась, я бы оказалась в весьма неловком положении. Чаевые следовало дать только за это.Необычно возвращаться не в гостиничный номер, а в чужое жилище. Дело не только в том, что гостиницы безлики, – просто сразу же успокаиваешься, когда видишь свои вещи, раскиданные по всем доступным местам. А в квартире Нэнси Бишоп, как только я клала какую-то вещь, она тут же бесследно растворялась среди скомканных шалей, безделушек, стопок журналов и произведений искусства, любовно расставленных на столиках, диванах, книжных полках и этажерках. Я начала подозревать, что Нэнси вовсе не отправилась в Сан-Диего играть в спектакле, как мне сказали, а мотается со своим товаром по антикварным ярмаркам. Но если она продает меньше, чем покупает, ее квартира скоро лопнет.В квартире все настолько было пропитано жизнью и пристрастиями Нэнси, что подавляло. Кроме того, я привыкла к открытому, продуваемому пространству своей студии, которую никак нельзя назвать уютной. А квартира 4-Д, напротив, нагло претендовала на звание чемпионки по уюту. Последней каплей стали ламбрекены с оборками и семнадцать вышитых подушечек на белой кровати с пологом. У меня закружилась голова, и зрелище распотрошенного чемоданного чрева, содержимое которого валялось на кровати, напоминая сцену из романа Патриции Корнуэлл Английская писательница, автор детективов
, не избавило от головокружения.Внезапно я осознала, что начисто забыла о Ким, несмотря на все свои клятвы. А ведь собиралась сразу по приезде заглянуть в телефонный справочник. Теперь же перспектива встречи выглядела более пугающей, чем в Лондоне. А что если Ким превратилась в настоящую американскую скво, совсем как Натали Вуд Голливудская актриса русского происхождения Наталья Гурдина, прославилась исполнением главной роли в фильме «Вестсайдская история»
в фильме «Искатели», и не захочет меня видеть? Меня охватили сомнения, вызванные неумеренным потреблением «маргариты». Надо срочно поговорить с кем-нибудь, кто мог бы посочувствовать. Почему мне пришло в голову искать сочувствия у Хьюго, я и сама не скажу, но так уж получилось. Я схватила телефон, завалилась на ту часть кровати, которую еще не занял мой тщательно подобранный нью-йоркский осенний гардероб и набрала стратфордский номер.Ответили на пятом гудке заспанным и озадаченным голосом. Хьюго, которого застали врасплох, был настолько необычным явлением, что меня окатила теплая волна нежности.– Привет! – напевно произнесла я. – Это я.– Сэм? Сэм? – Он по-прежнему говорил одурманенным голосом. – А ты знаешь, который час?– Хм, постой-ка. – На стене висели цифровые часы. – Всего-то начало двенадцатого, – объявила я.– Идиотка! Здесь который час?– А, в Англии? Ты что… – Я сделала героическую попытку вспомнить математику. – Ты на пять часов позади, значит, э-э… шесть часов.– Мы на пять часов впереди.– А, ну тогда, значит… ох ты. – Я прочистила горло. – Прости! Я что, разбудила тебя?Хьюго что-то зарычал.– Но ты мне нужен, – заскулила я. – У меня тут шикарная кровать со столбиками, и некого к ним привязать…– Дорогуша, – саркастически сказал Хьюго, – ты охрененно романтична. Тронут до глубины души.Но я-то слышала, что его голос смягчился.– А мужики здесь разгуливают в таких широченных джинсах, – пожаловалась я, – что задницу толком не разглядишь.– Бедняжка! Какое испытание для твоих органов чувств. С кем ты так наклюкалась? Или самостоятельно дошла до такого состояния?– Немного посидела с людьми из галереи. Там есть один парень, который тебе понравится, такой весь тощий и забавный.– Красивый? – заинтересовался Хьюго.– Ничуть.– Отлично, значит ты занималась с ним интеллектуальным сексом. Это меня очень радует.– Да отвали ты, Хьюго. Вокруг тебя-то полным-полно роскошных актрисок…– Прости, дорогуша, повтори еще раз последнее слово?– Э-э… – Я глубоко задумалась и после паузы неуверенно пробормотала: – Актрисок?..– Именно. Так что тебе ничего не грозит. Уж не знаю, с какой стати я предпочитаю тебя целой своре актрис – с твоим-то непомерным самомнением, – но против правды не попрешь.– Как это ми-ило… – сентиментально отозвалась я.– Что еще за пьяные слезы! – рявкнул Хьюго. – А ну марш спать!– А это что еще за грубость, – обиженно пробормотала я. – Сам иди спать.– Ладно, мы оба пойдем спать.– А что, хорошая мысль. Спокойной ночи, Хьюго.– Спокойной ночи, дорогуша моя. Я тебе скоро позвоню.– Как это ми-ило… – Я стремительно куда-то проваливалась.– В четыре утра, по твоему времени, разумеется, – сказал Хьюго и повесил трубку, прежде чем я успела отплатить достойной монетой.Может, оно и к лучшему. На остроумный ответ у меня попросту не осталось сил. Мне их едва хватило, чтобы стянуть одежду, забраться под одеяло и захрапеть как свинья. Глава шестая Дверь галереи была заперта. На всякий случай я толкнула ее посильнее, но услышала лишь скрип дерева, упершегося в металл. Чувствуя себя круглой идиоткой, я попыталась потянуть дверь на себя – вдруг получится. Не получилось. Окна первого этажа были плотно закрыты белыми ставнями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
Вскоре от нашей веселой компашки остались только мы с Лоренсом.Кевин отвалил через полчаса – точнее, как только собралась уходить Ява. Он предложил проводить ее до метро.– Упорный. Этого у него не отнимешь, – сухо заметила Сюзанна, когда парочка вышла из бара.– Ява красива до ужаса, – сказала я совершенно искренне. – Всякий захотел бы за ней приударить.– Кстати, мне тоже пора. Помалкивала, чтобы не обломать Кевину весь кайф.– Какая заботливая, – съязвил Лоренс.– Конечно, заботливая, – согласилась Сюзанна. – Сэм, ты доберешься до дома?– Неужели уходишь? – взмолилась я. – Сейчас лишь девятый час, а мне нужно продержаться хотя бы до одиннадцати! Дома я тут же отрублюсь, а ведь еще поесть надо…– Не волнуйся, Сюз, я присмотрю за Сироткой Анни Девочка из комиксов, которая вечно попадает в передряги, когда рядом нет ее папаши
, – пообещал Лоренс.– Какой ты заботливый, – ухмыльнулась Сюзанна.– Да, заботливый. Как насчет мексиканских прелестей?– Только, если они принадлежат Антонио Бандерасу.– Хм, он вроде как испанец.– Зато Изабель Альенде Современная чилийская писательница
мечтала завернуть его в тортилью и съесть, – возразила я, еще больше запутывая вопрос.– Она в Чили живет.– Ну, где Чили, там и Мексика, – вывернулась я.– Пока! – Сюзанна уже шла к двери. – До завтра!– Ты должна понять, что люди здесь много работают и рано встают, – наставлял меня Лоренс, когда мы перебрались в мексиканскую забегаловку в соседнем квартале. – Нельзя рассчитывать, что сотрудники галереи будут пить с художниками до утра.– Еще и девяти нет, да и ты почти не пьешь, – укоризненно заметила я. – Не говоря уж о том, что ты заказал мне унылую соевую лепешку, которая к мексиканским «прелестям» не имеет никакого отношения.– У меня астма, аллергия на кучу продуктов и целая гора неврозов, – не моргнув глазом, отрапортовал Лоренс, – и все эти хвори придают мне дьявольское обаяние.Как бы то ни было, лепешка с жареной фасолью и овощами, политая сметаной и приправленная мякотью авокадо, выглядела куда аппетитнее, чем его диетический блин со шпинатом и соей.– Знаешь, быть обаятельной личностью нелегко, – пожаловался Лоренс. – Над этим надо трудиться. И порой даже идти на жертвы.– А вот Кевин явно не отягощен заботами об обаянии, – заметила я с набитым ртом.– Кевин – человек незамысловатый, – вздохнул Лоренс. – Говорит, что думает, делает, что говорит, а под словом «подтекст» понимает сноску в конце страницы.– Приятно иметь под боком парочку таких людей, – заметила я. – Сразу чувствуешь свое превосходство.Весь вечер мы увлеченно перемывали косточки всем, кого могли вспомнить, так что, выйдя на ночную улицу, уже чувствовали почти идеальное родство душ.– Эй, ТАКСИ! – вдруг завопил Лоренс, срываясь с места.От гармонии не осталось и намека. Я потрясенно смотрела ему вслед. А усаживаясь в такси, не преминула заметить, в чем состоит отличие обитателя Нью-Йорка от прочих жителей планеты. Здешний люд, даже самый спокойный и уравновешенный, без малейшего колебания и смущения вопит на всю улицу, отпихивает других от такси и беспрестанно дает водителю громкие и назойливые советы.– А у вас в Лондоне разве не так? – недоуменно спросил Лоренс. – Вы что, просто приподнимаете руку и вежливо говорите: «Дражайший водила, а не соблаговолите ли вы остановиться»?Я рассмеялась.– Не совсем. Но если в Лондоне ты вздумаешь вот так заорать, то соберешь толпу зевак. А здесь на вопли всем наплевать.– Вы только взгляните на эту ужасную вульгарную Америку! – жеманно протянул Лоренс. – Боже, какие они крикливые! Эй, приятель, – рявкнул он, подаваясь к водителю. – Я же сказал – сначала в Вест-Энд! Здесь направо. Нам надо доставить туда девушку, ясно?Машина, мстительно взвизгнув покрышками, развернулась, и мы с Лоренсом в наказание съехали на одну сторону сиденья. А когда водитель развернул такси чуть ли не под девяносто градусов, мы практически лежали друг на друге.– Неладно с моей лепешкой, – пробормотала я, принимая нормальное положение, – прямо чувствую, как она давится о стенки живота… Почему-то эти мексиканские буррито, оказавшись в желудке, стремятся принять первоначальную форму.– А ты думала? Здесь одни углеводы, а что происходит с активированным углем, если он попадает в воду, а? – прохрипел Лоренс. – Диетическим умникам вроде меня все-таки полегче будет.– Ага, – сказала я несколько мгновений спустя, сообразив наконец, что имеется в виду. Несколько порций «маргариты» и сдвиг во времени не способствовали пониманию американского юмора.Такси, то самозабвенно разгоняясь, то исступленно тормозя, а порой – и то, и другое одновременно, – выехало наконец на Десятую авеню. К тому времени я уже обеими руками баюкала живот, предохраняя лепешку от толчков. В следующий раз надо надеть корсет.– А ты с кем-нибудь видишься? – небрежно спросил Лоренс.Очень удачная формулировка. Если б он спросил, есть ли у меня парень, я бы тут же выпустила когти, а видеться с кем-то – занятие приятное и ни к чему не обязывает.– Да, пожалуй что так.– Судя по тону, он тебе не то чтобы нравится.– Почему же? Просто у меня нет привычки… э-э… видеться с кем-то.– Так у вас это постоянно?– Ну, мы видимся, – осторожно сказала я, сбитая с толку новым вопросом. – Это не в счет?– Не знаю, – ответил Лоренс с видом профессионального эксперта по человеческим отношениям. – Ты с ним встречаешься?– Лоренс, я понятия не имею, какого хрена ты несешь. Ой, мамочки…Такси рывком повернуло налево, и лепешка угрожающе подскочила в пищеводе. Руками я попыталась загнать ее обратно.– Надо будет как-нибудь объяснить тебе, что значит «встречаться», – сказал Лоренс. – Это очень серьезный вопрос и требует немало времени. Напомни, чтобы я выделил для этого полдня, хорошо?– Обязательно.– Какой у тебя дом в Вест-Энде?Я порылась в кармане и достала мятую бумажку, которую предусмотрительно заготовила.– Следующий квартал, – сказал Лоренс водителю. – Направо.Мы с пронзительным визгом затормозили у дома. Я попыталась дать Лоренсу денег, но он и слышать не хотел.– Первая поездка бесплатно. Добро пожаловать в Нью-Йорк.– Ну спасибо. До завтра, хорошо? Спасибо, что позаботился.– Всегда пожалуйста.Такси с ревом сорвалось с места. Я повернулась к дому и обнаружила, что швейцар уже распахнул дверь. К тому времени все мои нью-йоркские впечатления слились в одну неясную массу – чокнутые таксисты, зубчатый силуэт высоток, манхэттенские бары. Я уже не помнила, как выглядит жилище, куда забросила барахло – казалось, после прилета прошло несколько дней. Зеленый навес, величественно протянувшийся от фасада до самой мостовой, вызвал у меня потрясение. Шикарный домище. Равно как и швейцар в расшитой золотом форме и изящной маленькой фуражке. Он вежливо улыбался.– 4-Д, верно? – сказал он. – Вы остановились в квартире миcc Бишоп? Рамон, дневной швейцар сказал мне, что вы сегодня приехали. Желаю приятно провести время.– Спасибо, – пробормотала я.Швейцар опознал меня с пугающей легкостью. Наверняка Рамон описал меня как неряшливую распутную девку из Англии, которая часов через восемь после прилета вылезет вдрызг пьяная из такси, смердя на всю улицу мексиканской чесночной лепешкой. И Рамон оказался совершенно прав.Вымощенный мраморной плиткой и сияющий позолотой вестибюль заставил меня прищуриться, словно кто-то направил в глаза фонарик. Невыносимо яркий свет отражался от огромных полированных шкафов по обе стороны фойе. Я прямиком направилась к лифту, который был обвешан зеркалами и обложен коврами, словно уборная какого-нибудь Людовика XIV. Если бы швейцар не сообщил мне, в какой квартире я остановилась, я бы оказалась в весьма неловком положении. Чаевые следовало дать только за это.Необычно возвращаться не в гостиничный номер, а в чужое жилище. Дело не только в том, что гостиницы безлики, – просто сразу же успокаиваешься, когда видишь свои вещи, раскиданные по всем доступным местам. А в квартире Нэнси Бишоп, как только я клала какую-то вещь, она тут же бесследно растворялась среди скомканных шалей, безделушек, стопок журналов и произведений искусства, любовно расставленных на столиках, диванах, книжных полках и этажерках. Я начала подозревать, что Нэнси вовсе не отправилась в Сан-Диего играть в спектакле, как мне сказали, а мотается со своим товаром по антикварным ярмаркам. Но если она продает меньше, чем покупает, ее квартира скоро лопнет.В квартире все настолько было пропитано жизнью и пристрастиями Нэнси, что подавляло. Кроме того, я привыкла к открытому, продуваемому пространству своей студии, которую никак нельзя назвать уютной. А квартира 4-Д, напротив, нагло претендовала на звание чемпионки по уюту. Последней каплей стали ламбрекены с оборками и семнадцать вышитых подушечек на белой кровати с пологом. У меня закружилась голова, и зрелище распотрошенного чемоданного чрева, содержимое которого валялось на кровати, напоминая сцену из романа Патриции Корнуэлл Английская писательница, автор детективов
, не избавило от головокружения.Внезапно я осознала, что начисто забыла о Ким, несмотря на все свои клятвы. А ведь собиралась сразу по приезде заглянуть в телефонный справочник. Теперь же перспектива встречи выглядела более пугающей, чем в Лондоне. А что если Ким превратилась в настоящую американскую скво, совсем как Натали Вуд Голливудская актриса русского происхождения Наталья Гурдина, прославилась исполнением главной роли в фильме «Вестсайдская история»
в фильме «Искатели», и не захочет меня видеть? Меня охватили сомнения, вызванные неумеренным потреблением «маргариты». Надо срочно поговорить с кем-нибудь, кто мог бы посочувствовать. Почему мне пришло в голову искать сочувствия у Хьюго, я и сама не скажу, но так уж получилось. Я схватила телефон, завалилась на ту часть кровати, которую еще не занял мой тщательно подобранный нью-йоркский осенний гардероб и набрала стратфордский номер.Ответили на пятом гудке заспанным и озадаченным голосом. Хьюго, которого застали врасплох, был настолько необычным явлением, что меня окатила теплая волна нежности.– Привет! – напевно произнесла я. – Это я.– Сэм? Сэм? – Он по-прежнему говорил одурманенным голосом. – А ты знаешь, который час?– Хм, постой-ка. – На стене висели цифровые часы. – Всего-то начало двенадцатого, – объявила я.– Идиотка! Здесь который час?– А, в Англии? Ты что… – Я сделала героическую попытку вспомнить математику. – Ты на пять часов позади, значит, э-э… шесть часов.– Мы на пять часов впереди.– А, ну тогда, значит… ох ты. – Я прочистила горло. – Прости! Я что, разбудила тебя?Хьюго что-то зарычал.– Но ты мне нужен, – заскулила я. – У меня тут шикарная кровать со столбиками, и некого к ним привязать…– Дорогуша, – саркастически сказал Хьюго, – ты охрененно романтична. Тронут до глубины души.Но я-то слышала, что его голос смягчился.– А мужики здесь разгуливают в таких широченных джинсах, – пожаловалась я, – что задницу толком не разглядишь.– Бедняжка! Какое испытание для твоих органов чувств. С кем ты так наклюкалась? Или самостоятельно дошла до такого состояния?– Немного посидела с людьми из галереи. Там есть один парень, который тебе понравится, такой весь тощий и забавный.– Красивый? – заинтересовался Хьюго.– Ничуть.– Отлично, значит ты занималась с ним интеллектуальным сексом. Это меня очень радует.– Да отвали ты, Хьюго. Вокруг тебя-то полным-полно роскошных актрисок…– Прости, дорогуша, повтори еще раз последнее слово?– Э-э… – Я глубоко задумалась и после паузы неуверенно пробормотала: – Актрисок?..– Именно. Так что тебе ничего не грозит. Уж не знаю, с какой стати я предпочитаю тебя целой своре актрис – с твоим-то непомерным самомнением, – но против правды не попрешь.– Как это ми-ило… – сентиментально отозвалась я.– Что еще за пьяные слезы! – рявкнул Хьюго. – А ну марш спать!– А это что еще за грубость, – обиженно пробормотала я. – Сам иди спать.– Ладно, мы оба пойдем спать.– А что, хорошая мысль. Спокойной ночи, Хьюго.– Спокойной ночи, дорогуша моя. Я тебе скоро позвоню.– Как это ми-ило… – Я стремительно куда-то проваливалась.– В четыре утра, по твоему времени, разумеется, – сказал Хьюго и повесил трубку, прежде чем я успела отплатить достойной монетой.Может, оно и к лучшему. На остроумный ответ у меня попросту не осталось сил. Мне их едва хватило, чтобы стянуть одежду, забраться под одеяло и захрапеть как свинья. Глава шестая Дверь галереи была заперта. На всякий случай я толкнула ее посильнее, но услышала лишь скрип дерева, упершегося в металл. Чувствуя себя круглой идиоткой, я попыталась потянуть дверь на себя – вдруг получится. Не получилось. Окна первого этажа были плотно закрыты белыми ставнями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32