) свободная от родительской опеки и от предрассудков, некогда служивших порабощению женского пола, девушка, которой не надо будет ничего сохранять до заключения брака (кстати говоря, навсегда отмененного в силу мудрых законов, предлагаемых мною), сможет развратничать в домах, специально на то отведенных. Принятая там с уважением и щедро удовлетворенная, такая девушка по возвращении в общество не станет ни от кого скрывать удовольствий, испытанных ею в домах разврата; она всем расскажет о них точно так же, как сегодня девушки говорят о бале или прогулке.
Прелестный пол, итак, вы получите, наконец, свободу наравне с мужчинами без малейшего затруднения наслаждаться всеми видами удовольствий, вменяемыми нам в долг природой. Разве бо-жественнейшая часть человечества должна и впредь влачить цепи, наложенные на нее мужчинами? Разбейте же их, как то требует от вас природа! Пусть единственными узами для вас останутся лишь ваши наклонности, когда вы станете подчиняться одним законам желания, признавая только естественную нравственность. Оставьте же, наконец, все эти варварские предрассудки, которые приводят ваши прелести к увяданию и сдерживают божественное парение сердца. (Женщины еще не знают того, насколько их украшает сладострастие. К примеру: сравним между собой двух женщин, сходных по возрасту и красоте. Допустим, что одна из них живет в воздержании, тогда как вторая предается распутству. Легко увидеть, что последняя намного превзойдет первую в красоте и пышности тела. Поистине, любое насилие, которое мы совершаем над природой, изнуряет нас в большей мере, нежели злоупотребление удовольствиями. Кстати сказать, всякий человек знает о том, что роды только лишь украшают женщину.) Женщины, теперь вы подобно мужчинам оказались свободны, так что поприще сражений Венеры открыты всем одинаково, поэтому вам не стоит впредь опасаться нелепых упреков — педантизм и суеверие уничтожены. Ныне вам не придется краснеть при совершении прелестных поступков, напротив, мы увенчаем вас миртами и розами, оказывая наибольшее уважение той, которая превзойдет всех прочих в распущенности.
Сказанное ранее, вне всякого сомнения, должно избавить нас от подробного исследования прелюбодеяния. Однако каким бы ничтожным ни представлялось это прегрешение по сравнению с предлагаемыми мною законами, мы на нем все же вкратце остановимся. При старом режиме прелюбодеяние смехотворным образом рассматривалось как преступление, хотя в мире трудно отыскать что-либо более нелепое, нежели утверждение вечности супружеских уз. По моему мнению, достаточно лишь на деле ощутить всю связанную с подобными узами тяжесть, чтобы перестать считать преступлением те действия, которые служат ослаблению этой связи.
По сравнению с лицами мужского пола, природа, как мы только что говорили, наделила женщин более горячим темпераментом и более глубокой чувственностью. Для женщин, очевидно, вечное иго Гименея нести несравненно тяжелее.
Таким образом, вы, нежные женщины, охваченные любовным пламенем, можете теперь без страха удовлетворять свои чувства.
Поймите, подчиняясь велениям природы, вы не совершаете ничего дурного. Вы рождены для того, чтобы нравиться всем мужчинам, а не принадлежать кому-нибудь одному из них. Итак, пусть вас не сдерживают никакие ограничения.
Подражайте республиканцам Греции, законодатели которой, за небольшим исключением, не видели в прелюбодеянии никакого преступления и поощряли женский разврат. Далее, Томас Мор показывает в своей "Утопии", как выигрышно для женщин предаваться разврату, а идеи этого великого мужа не всегда оставались только лишь мечтаниями. (Томас Мор хотел того, чтобы невесты показывались жениху обнаженными перед заключением брака. Сколько бы свадеб расстроилось тогда, если бы подобный закон только имел силу! Придерживаться иного обычая значит, как говорится, покупать кота в мешке.) Кстати говоря, татары оказывали наибольшее уважение той из женщин, которая по своей развращенности превосходила всех прочих. Такая женщина совершенно открыто носила на шее знаки совершаемого ею бесстыдства, тогда как полнейшее неуважение выпадало на долю тех, кто не мог похвастаться подобными знаками. Далее, в Перу жен и дочерей отдают на прокат заезжим путешественникам по цене, равной наему лошади или повозки! Множество томов вряд ли вместят в себя полное описание царящего на земле разврата, который ни один из мудрых народов не рассматривал в качестве преступления. Разумеется, любой философ прекрасно знает о том, что благодарить за возведение сладострастия в ранг преступления мы должны лишь христианских обманщиков. Впрочем, священники, запрещая нам предаваться разврату, преследовали вполне понятные цели, ведь они получали знание обо всех потаенных грехах наряду с властью прощать их. Таким образом, святые отцы приобрели над женщинами совершенно невероятную власть, открыв для себя безграничное поприще сладострастия. Каким образом священники пользовались своей властью, теперь стало известно всем и, конечно, подобные злоупотребления продолжались бы еще и далее, если бы доверие к святым отцам не оказалось бы безвозвратно потеряно.
Может быть, кровосмешение опасней прелюбодеяния? Нисколько, ведь оно расширяет семейные связи и, как следствие этого, делает более живой любовь гражданина к своей родине. Кровосмешение предписывается нам первыми законами природы, да и мы чувствуем на опыте, что наслаждение теми предметами, которые нам принадлежат, несравненно приятней. К тому же кровосмешение поощрялось первыми установлениями человеческого общества, ведь мы встречаемся с подобными поступками на заре истории. Все религии мира освящали кровосмешение, все законы его поддерживали. Посмотрите только вокруг, и вы увидите, что повсюду связь между родственниками одобряется. Негры, проживающие в Рио-Габоне и Кот дю Пуавр, открыто отдают жен в пользование своим сыновьям. Далее, первенец в царстве Иуды должен был взять в жены дочь своего отца. Мужчины народов Чили без всякого разбору спят с дочерьми и сестрами, и могут взять себе в жены и свою мать, и свою дочь одновременно. Одним словом, я осмеливаюсь настаивать на том, что кровосмешение должно стать законом любого правительства, основывающегося на братстве. Неужели люди поверят в такую нелепость, будто бы любовное наслаждение с матерью, сестрой иди дочерью следует, вообще говоря, считать преступлением? Найдете ли вы где-либо, я вас спрашиваю, предрассудок, равный по гнусности тому, когда мужчине вменяют в преступление наслаждение с тем, кто является для него самым близким человеком в силу естественного чувства?
В равной мере глупым представляется мнение, что запрещено любить тех людей, которых сама природа предписывает нам обожать в величайшей мере, как будто бы вкладывая в наши сердца сильнейшую склонность к объекту, наша общая мать одновременно приказывает нам от него удаляться! Только оскотинившиеся под гнетом суеверий народы способны верить подобным нелепым противоречиям и руководствоваться ими на практике.
Наконец, установленная мною общность жен с необходимостью предполагает кровосмешение. Теперь мне остается сказать несколько слов об одном мнимом преступлении, ничтожность которого уже настолько основательно доказана, что распространяться о подобном предмете слишком долго представляется бессмысленным. Перейдем к изнасилованию, наиболее вредному, как то может показаться с первого взгляда, из всех видов распутства, ведь насилие якобы наносит человеку оскорбление. Однако же совершенно ясно, что насилие, совершение которого, кстати говоря, доказывается редко и с великим трудом, наносит ближнему несравненно меньше вреда, нежели воровство, так как воруя, мы присваиваем себе чужую собственность, а насилуя, мы такую собственность только портим. Да и в чем, сверх того, обвините вы насильника, если тот ответит, что, в действительности, совершенное им злодеяние представляется весьма невинным, поскольку он, злоупотребляя объектом страсти, всего навсего ускорил приближение того состояния, в котором подобный объект непременно бы очутился, вступив в брак или отдавшись любовному чувству.
Но содомия, — это мнимое преступление, некогда навлекшее небесное пламя на жителей древних городов, предававшихся такому пороку, — является ли содомия именно тем ужасным грехом, любое наказание за который все-таки покажется еще недостаточно строгим?
Вне всякого сомнения, мы испытываем горькое чувство, упрекая наших предков за то, что они осмелились совершить множество освященных законом убийств по обвинению в содомии. Разве можно дойти до такого варварского состояния, чтобы решиться осудить на смерть несчастного человека, единственной виной которого остаются лишь кое-какие наклонности, несколько отличающиеся от вкусов других людей? Я все еще содрогаюсь от ужаса, как только подумаю о том, что около сорока лет тому назад законодатели признавали за подобной нелепостью право на существование.
Успокойтесь, граждане, все эти ужасы более не повторятся, в чем нас убеждает помимо прочего и мудрость наших законодателей, граждан полностью просвещенных относительно присущей некоторому числу людей извинительной слабости. Сегодня мы прекрасно понимаем, что подобное заблуждение нельзя расценивать как преступление, ведь природа не могла наделить вытекающую из наших чресл жидкость какой-то особой ценностью. Итак, отправляя означенную жидкость по тому пути, который нам будет угодно для нее выбрать, мы вряд ли рискуем навлечь на себя гнев природы.
С каким же именно преступлением сталкиваемся мы в подобном случае? Разумеется, никто не станет считать преступным переливание семени в ту или иную часть человеческого тела, если, конечно, кто-нибудь не решится отрицать равноценность подобных частей, находя среди них чистые и нечистые. Поскольку же человека, верящего таким нелепицам, подыскать определенно не удастся, то нас могут обвинить только в одном мнимом преступлении, а именно, в потере семени. Теперь я задам вам вопрос: разве следует считать похожим на правду мнение, будто бы человеческое семя обладает в глазах природы какой-то необыкновенной ценностью, так что любая его потеря ложится на смертного тяжкою виною? Неужели тогда природа потерпела бы постоянное растрачивание спермы? Однако же мы видим ежедневно, что сама природа и является тому виновницей. Разве она не предоставляет нам возможности понапрасну испускать сперму во время семяизвержений во сне или при сношениях с беременными женщинами? Мыслимо ли даже воображать себе, будто бы природа позволит нам безнаказанно совершать преступление, настолько ее задевающее? Как согласится она на то, чтобы люди, презрев свои удовольствия, в итоге оказались сильнее своей общей матери? Поистине, оставляя в стороне свет разума, мы рискуем в наших мудрствованиях низвергнуться в бездну бессмысленностей!
Как только мы твердо уясним себе то, что наши наклонности никогда не могут противоречить естественному порядку вещей, поскольку отличающаяся мудрой последовательностью природа оказывается просто не в состоянии вложить в людские сердца оскорбляющие ее желания, так сразу нам станет совершенно ясно, что женщиной следует наслаждаться любым из возможных способов, более того, любовные удовольствия как с девушками, так и с мальчиками будут нам представляться одинаково приемлемыми.
В самом деле, пристрастие к содомии является следствием определенной телесной организации, не зависящей от нашей воли. Даже маленькие дети, как известно, уже подвержены подобным желаниям, не оставляющим человека в покое и по достижении зрелого возраста. Иной раз содомия предстает перед нами в качестве своеобразного плода пресьщения, однако же и тогда она не входит в противоречие с законами природы. При всех обстоятельствах любовная страсть к лицам мужского пола внушается нам природой, так что в любом случае люди должны испытывать уважение к подобному поведению. Если с помощью точных исследований ученым удастся доказать, что пристрастие к содомии возбуждает несравненно острее, чем какие-нибудь иные удовольствия, если обнаружится, что предаваясь содомии, мы сможем получить живейшее наслаждение, и число последователей такого порока в силу указанных причин по сравнению с противниками мужеложства многократно увеличится, то тогда всем станет совершенно очевидно, что, вовсе не оскорбляя природу, означенный порок только лишь служит достижению ее целей, ведь природа заинтересована в размножении человеческого рода в несравненно меньшей мере, чем мы имеем глупость в то верить.
Посмотрите кругом и сколько вы тогда заметите народов, презирающих женщин! Ведь некоторые из них совершенно ими не пользуются, прибегая к услугам женского пола только тогда, когда возникает потребность в продолжении рода. Кроме того, в республиках привычка к содомии укоренялась с особенной силой, ведь мужчины там вынуждены были проживать вместе, и никто не считал подобный порок опасностью. Да и разве законодатели Греции позволили бы мужеложству распространяться в своих республиках, если бы были убеждены в связанном с ним вреде? Напротив, они думали, что воинственный народ просто обязан предаваться содомии. Кстати говоря, Плутарх с воодушевлением рассказывал о фаланге "любящих" и "возлюбленных", долгое время стоявшей на страже свобод Древней Греции. Одним словом, содомия царила в содружествах воинов, придавая ему новые силы, так что самые великие люди не гнушались этим пороком.
При открытии Америки обнаружилось, что вся она населена людьми со склонностью к мужеложству. В частности, в Луизиане у иллинойцев некоторые наряженные в женскую одежду индейцы подобно распутницам выставляли на продажу свое тело. Далее, негры Бенгелы открыто держат мужчин на содержании, тогда как все серали Алжира сегодня переполнены только одними мальчиками. Не в силах противиться любви к юным мальчикам, жители Фив возвели ее в ранг закона. Между прочим, и херонейский философ предписывал молодежи предаваться однополой любви ради смягчения нравов.
Всем известно, насколько содомия была распространена в Древнем Риме, где в специально на то отведенных местах облаченные в женскую одежду мальчики вместе с переодетыми в мужское платье девочками занимались проституцией. Марциал, Катулл, Тибулл, Гораций и Вергилий писали мужчинам любовные письма, точно так же как и своим любовницам. Наконец, у Плутарха можно обнаружить совет, следуя которому женщинам не пристало принимать ни малейшего участия в любовной связи между мужчинами. Некогда амизийцы — народ, населявший остров Крит, — похищали мальчиков, сопровождая кражу очень странными церемониями. Влюбленный в какого-нибудь из местных юношей похититель прежде всего предупреждал родителей мальчика о дне похищения. Отрок, со своей стороны, оказывал незначительное сопротивление только в том случае, когда любовник приходился ему не по вкусу. Если же юноша питал к нему противоположные чувства, то он предпочитал спокойно следовать за похитителем. Спустя некоторое время соблазнитель отсылал любимого обратно к родителям, ведь страсть к мужчинам, подобно любви к женщинам, быстро приносит с собою пресыщение. Страбон, к тому же, сообщает нам, что публичные дома на острове Крит наполнялись только одними мальчиками, открыто предлагавшими свое тело всем желающим.
Необходимо ли сослаться еще на одного авторитетного писателя, с тем чтобы окончательно доказать полезность содомии в республике? Послушаем же тогда перипатетика Ермолая, который говорил о том, что любовь к мальчикам, распространенная по всей Греции, придавала гражданам силу и храбрость, во многом послужив изгнанию тиранов. Любовники составляли заговоры между собой и, разоблаченные, переносили жесточайшие пытки, но не выдавали остальных заговорщиков. Итак, граждане в те времена в своем патриотизме готовы были пожертвовать всем, лишь бы обеспечить благополучие государства. Разумеется, они прекрасно знали, что республика только укрепляется благодаря любовным связям между мужчинами, поэтому красноречие древних часто оказывалось направленным против женщин, тогда как деспотизм неизменно питал симпатию к этим слабым созданиям.
Кстати сказать, педерастия всегда входила в число пороков, свойственных воинственной нации. По словам Цезаря, галлы с великой охотой предавались радостям мужеложства. Кроме того, во время войн, которые часто приходилось вести республикам, полы постоянно разделялись, что в немалой мере способствовало распространению содомии между гражданами. Когда узнали о благоприятных последствиях такого порока для нужд государства, то религия тотчас же освятила однополую любовь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24
Прелестный пол, итак, вы получите, наконец, свободу наравне с мужчинами без малейшего затруднения наслаждаться всеми видами удовольствий, вменяемыми нам в долг природой. Разве бо-жественнейшая часть человечества должна и впредь влачить цепи, наложенные на нее мужчинами? Разбейте же их, как то требует от вас природа! Пусть единственными узами для вас останутся лишь ваши наклонности, когда вы станете подчиняться одним законам желания, признавая только естественную нравственность. Оставьте же, наконец, все эти варварские предрассудки, которые приводят ваши прелести к увяданию и сдерживают божественное парение сердца. (Женщины еще не знают того, насколько их украшает сладострастие. К примеру: сравним между собой двух женщин, сходных по возрасту и красоте. Допустим, что одна из них живет в воздержании, тогда как вторая предается распутству. Легко увидеть, что последняя намного превзойдет первую в красоте и пышности тела. Поистине, любое насилие, которое мы совершаем над природой, изнуряет нас в большей мере, нежели злоупотребление удовольствиями. Кстати сказать, всякий человек знает о том, что роды только лишь украшают женщину.) Женщины, теперь вы подобно мужчинам оказались свободны, так что поприще сражений Венеры открыты всем одинаково, поэтому вам не стоит впредь опасаться нелепых упреков — педантизм и суеверие уничтожены. Ныне вам не придется краснеть при совершении прелестных поступков, напротив, мы увенчаем вас миртами и розами, оказывая наибольшее уважение той, которая превзойдет всех прочих в распущенности.
Сказанное ранее, вне всякого сомнения, должно избавить нас от подробного исследования прелюбодеяния. Однако каким бы ничтожным ни представлялось это прегрешение по сравнению с предлагаемыми мною законами, мы на нем все же вкратце остановимся. При старом режиме прелюбодеяние смехотворным образом рассматривалось как преступление, хотя в мире трудно отыскать что-либо более нелепое, нежели утверждение вечности супружеских уз. По моему мнению, достаточно лишь на деле ощутить всю связанную с подобными узами тяжесть, чтобы перестать считать преступлением те действия, которые служат ослаблению этой связи.
По сравнению с лицами мужского пола, природа, как мы только что говорили, наделила женщин более горячим темпераментом и более глубокой чувственностью. Для женщин, очевидно, вечное иго Гименея нести несравненно тяжелее.
Таким образом, вы, нежные женщины, охваченные любовным пламенем, можете теперь без страха удовлетворять свои чувства.
Поймите, подчиняясь велениям природы, вы не совершаете ничего дурного. Вы рождены для того, чтобы нравиться всем мужчинам, а не принадлежать кому-нибудь одному из них. Итак, пусть вас не сдерживают никакие ограничения.
Подражайте республиканцам Греции, законодатели которой, за небольшим исключением, не видели в прелюбодеянии никакого преступления и поощряли женский разврат. Далее, Томас Мор показывает в своей "Утопии", как выигрышно для женщин предаваться разврату, а идеи этого великого мужа не всегда оставались только лишь мечтаниями. (Томас Мор хотел того, чтобы невесты показывались жениху обнаженными перед заключением брака. Сколько бы свадеб расстроилось тогда, если бы подобный закон только имел силу! Придерживаться иного обычая значит, как говорится, покупать кота в мешке.) Кстати говоря, татары оказывали наибольшее уважение той из женщин, которая по своей развращенности превосходила всех прочих. Такая женщина совершенно открыто носила на шее знаки совершаемого ею бесстыдства, тогда как полнейшее неуважение выпадало на долю тех, кто не мог похвастаться подобными знаками. Далее, в Перу жен и дочерей отдают на прокат заезжим путешественникам по цене, равной наему лошади или повозки! Множество томов вряд ли вместят в себя полное описание царящего на земле разврата, который ни один из мудрых народов не рассматривал в качестве преступления. Разумеется, любой философ прекрасно знает о том, что благодарить за возведение сладострастия в ранг преступления мы должны лишь христианских обманщиков. Впрочем, священники, запрещая нам предаваться разврату, преследовали вполне понятные цели, ведь они получали знание обо всех потаенных грехах наряду с властью прощать их. Таким образом, святые отцы приобрели над женщинами совершенно невероятную власть, открыв для себя безграничное поприще сладострастия. Каким образом священники пользовались своей властью, теперь стало известно всем и, конечно, подобные злоупотребления продолжались бы еще и далее, если бы доверие к святым отцам не оказалось бы безвозвратно потеряно.
Может быть, кровосмешение опасней прелюбодеяния? Нисколько, ведь оно расширяет семейные связи и, как следствие этого, делает более живой любовь гражданина к своей родине. Кровосмешение предписывается нам первыми законами природы, да и мы чувствуем на опыте, что наслаждение теми предметами, которые нам принадлежат, несравненно приятней. К тому же кровосмешение поощрялось первыми установлениями человеческого общества, ведь мы встречаемся с подобными поступками на заре истории. Все религии мира освящали кровосмешение, все законы его поддерживали. Посмотрите только вокруг, и вы увидите, что повсюду связь между родственниками одобряется. Негры, проживающие в Рио-Габоне и Кот дю Пуавр, открыто отдают жен в пользование своим сыновьям. Далее, первенец в царстве Иуды должен был взять в жены дочь своего отца. Мужчины народов Чили без всякого разбору спят с дочерьми и сестрами, и могут взять себе в жены и свою мать, и свою дочь одновременно. Одним словом, я осмеливаюсь настаивать на том, что кровосмешение должно стать законом любого правительства, основывающегося на братстве. Неужели люди поверят в такую нелепость, будто бы любовное наслаждение с матерью, сестрой иди дочерью следует, вообще говоря, считать преступлением? Найдете ли вы где-либо, я вас спрашиваю, предрассудок, равный по гнусности тому, когда мужчине вменяют в преступление наслаждение с тем, кто является для него самым близким человеком в силу естественного чувства?
В равной мере глупым представляется мнение, что запрещено любить тех людей, которых сама природа предписывает нам обожать в величайшей мере, как будто бы вкладывая в наши сердца сильнейшую склонность к объекту, наша общая мать одновременно приказывает нам от него удаляться! Только оскотинившиеся под гнетом суеверий народы способны верить подобным нелепым противоречиям и руководствоваться ими на практике.
Наконец, установленная мною общность жен с необходимостью предполагает кровосмешение. Теперь мне остается сказать несколько слов об одном мнимом преступлении, ничтожность которого уже настолько основательно доказана, что распространяться о подобном предмете слишком долго представляется бессмысленным. Перейдем к изнасилованию, наиболее вредному, как то может показаться с первого взгляда, из всех видов распутства, ведь насилие якобы наносит человеку оскорбление. Однако же совершенно ясно, что насилие, совершение которого, кстати говоря, доказывается редко и с великим трудом, наносит ближнему несравненно меньше вреда, нежели воровство, так как воруя, мы присваиваем себе чужую собственность, а насилуя, мы такую собственность только портим. Да и в чем, сверх того, обвините вы насильника, если тот ответит, что, в действительности, совершенное им злодеяние представляется весьма невинным, поскольку он, злоупотребляя объектом страсти, всего навсего ускорил приближение того состояния, в котором подобный объект непременно бы очутился, вступив в брак или отдавшись любовному чувству.
Но содомия, — это мнимое преступление, некогда навлекшее небесное пламя на жителей древних городов, предававшихся такому пороку, — является ли содомия именно тем ужасным грехом, любое наказание за который все-таки покажется еще недостаточно строгим?
Вне всякого сомнения, мы испытываем горькое чувство, упрекая наших предков за то, что они осмелились совершить множество освященных законом убийств по обвинению в содомии. Разве можно дойти до такого варварского состояния, чтобы решиться осудить на смерть несчастного человека, единственной виной которого остаются лишь кое-какие наклонности, несколько отличающиеся от вкусов других людей? Я все еще содрогаюсь от ужаса, как только подумаю о том, что около сорока лет тому назад законодатели признавали за подобной нелепостью право на существование.
Успокойтесь, граждане, все эти ужасы более не повторятся, в чем нас убеждает помимо прочего и мудрость наших законодателей, граждан полностью просвещенных относительно присущей некоторому числу людей извинительной слабости. Сегодня мы прекрасно понимаем, что подобное заблуждение нельзя расценивать как преступление, ведь природа не могла наделить вытекающую из наших чресл жидкость какой-то особой ценностью. Итак, отправляя означенную жидкость по тому пути, который нам будет угодно для нее выбрать, мы вряд ли рискуем навлечь на себя гнев природы.
С каким же именно преступлением сталкиваемся мы в подобном случае? Разумеется, никто не станет считать преступным переливание семени в ту или иную часть человеческого тела, если, конечно, кто-нибудь не решится отрицать равноценность подобных частей, находя среди них чистые и нечистые. Поскольку же человека, верящего таким нелепицам, подыскать определенно не удастся, то нас могут обвинить только в одном мнимом преступлении, а именно, в потере семени. Теперь я задам вам вопрос: разве следует считать похожим на правду мнение, будто бы человеческое семя обладает в глазах природы какой-то необыкновенной ценностью, так что любая его потеря ложится на смертного тяжкою виною? Неужели тогда природа потерпела бы постоянное растрачивание спермы? Однако же мы видим ежедневно, что сама природа и является тому виновницей. Разве она не предоставляет нам возможности понапрасну испускать сперму во время семяизвержений во сне или при сношениях с беременными женщинами? Мыслимо ли даже воображать себе, будто бы природа позволит нам безнаказанно совершать преступление, настолько ее задевающее? Как согласится она на то, чтобы люди, презрев свои удовольствия, в итоге оказались сильнее своей общей матери? Поистине, оставляя в стороне свет разума, мы рискуем в наших мудрствованиях низвергнуться в бездну бессмысленностей!
Как только мы твердо уясним себе то, что наши наклонности никогда не могут противоречить естественному порядку вещей, поскольку отличающаяся мудрой последовательностью природа оказывается просто не в состоянии вложить в людские сердца оскорбляющие ее желания, так сразу нам станет совершенно ясно, что женщиной следует наслаждаться любым из возможных способов, более того, любовные удовольствия как с девушками, так и с мальчиками будут нам представляться одинаково приемлемыми.
В самом деле, пристрастие к содомии является следствием определенной телесной организации, не зависящей от нашей воли. Даже маленькие дети, как известно, уже подвержены подобным желаниям, не оставляющим человека в покое и по достижении зрелого возраста. Иной раз содомия предстает перед нами в качестве своеобразного плода пресьщения, однако же и тогда она не входит в противоречие с законами природы. При всех обстоятельствах любовная страсть к лицам мужского пола внушается нам природой, так что в любом случае люди должны испытывать уважение к подобному поведению. Если с помощью точных исследований ученым удастся доказать, что пристрастие к содомии возбуждает несравненно острее, чем какие-нибудь иные удовольствия, если обнаружится, что предаваясь содомии, мы сможем получить живейшее наслаждение, и число последователей такого порока в силу указанных причин по сравнению с противниками мужеложства многократно увеличится, то тогда всем станет совершенно очевидно, что, вовсе не оскорбляя природу, означенный порок только лишь служит достижению ее целей, ведь природа заинтересована в размножении человеческого рода в несравненно меньшей мере, чем мы имеем глупость в то верить.
Посмотрите кругом и сколько вы тогда заметите народов, презирающих женщин! Ведь некоторые из них совершенно ими не пользуются, прибегая к услугам женского пола только тогда, когда возникает потребность в продолжении рода. Кроме того, в республиках привычка к содомии укоренялась с особенной силой, ведь мужчины там вынуждены были проживать вместе, и никто не считал подобный порок опасностью. Да и разве законодатели Греции позволили бы мужеложству распространяться в своих республиках, если бы были убеждены в связанном с ним вреде? Напротив, они думали, что воинственный народ просто обязан предаваться содомии. Кстати говоря, Плутарх с воодушевлением рассказывал о фаланге "любящих" и "возлюбленных", долгое время стоявшей на страже свобод Древней Греции. Одним словом, содомия царила в содружествах воинов, придавая ему новые силы, так что самые великие люди не гнушались этим пороком.
При открытии Америки обнаружилось, что вся она населена людьми со склонностью к мужеложству. В частности, в Луизиане у иллинойцев некоторые наряженные в женскую одежду индейцы подобно распутницам выставляли на продажу свое тело. Далее, негры Бенгелы открыто держат мужчин на содержании, тогда как все серали Алжира сегодня переполнены только одними мальчиками. Не в силах противиться любви к юным мальчикам, жители Фив возвели ее в ранг закона. Между прочим, и херонейский философ предписывал молодежи предаваться однополой любви ради смягчения нравов.
Всем известно, насколько содомия была распространена в Древнем Риме, где в специально на то отведенных местах облаченные в женскую одежду мальчики вместе с переодетыми в мужское платье девочками занимались проституцией. Марциал, Катулл, Тибулл, Гораций и Вергилий писали мужчинам любовные письма, точно так же как и своим любовницам. Наконец, у Плутарха можно обнаружить совет, следуя которому женщинам не пристало принимать ни малейшего участия в любовной связи между мужчинами. Некогда амизийцы — народ, населявший остров Крит, — похищали мальчиков, сопровождая кражу очень странными церемониями. Влюбленный в какого-нибудь из местных юношей похититель прежде всего предупреждал родителей мальчика о дне похищения. Отрок, со своей стороны, оказывал незначительное сопротивление только в том случае, когда любовник приходился ему не по вкусу. Если же юноша питал к нему противоположные чувства, то он предпочитал спокойно следовать за похитителем. Спустя некоторое время соблазнитель отсылал любимого обратно к родителям, ведь страсть к мужчинам, подобно любви к женщинам, быстро приносит с собою пресыщение. Страбон, к тому же, сообщает нам, что публичные дома на острове Крит наполнялись только одними мальчиками, открыто предлагавшими свое тело всем желающим.
Необходимо ли сослаться еще на одного авторитетного писателя, с тем чтобы окончательно доказать полезность содомии в республике? Послушаем же тогда перипатетика Ермолая, который говорил о том, что любовь к мальчикам, распространенная по всей Греции, придавала гражданам силу и храбрость, во многом послужив изгнанию тиранов. Любовники составляли заговоры между собой и, разоблаченные, переносили жесточайшие пытки, но не выдавали остальных заговорщиков. Итак, граждане в те времена в своем патриотизме готовы были пожертвовать всем, лишь бы обеспечить благополучие государства. Разумеется, они прекрасно знали, что республика только укрепляется благодаря любовным связям между мужчинами, поэтому красноречие древних часто оказывалось направленным против женщин, тогда как деспотизм неизменно питал симпатию к этим слабым созданиям.
Кстати сказать, педерастия всегда входила в число пороков, свойственных воинственной нации. По словам Цезаря, галлы с великой охотой предавались радостям мужеложства. Кроме того, во время войн, которые часто приходилось вести республикам, полы постоянно разделялись, что в немалой мере способствовало распространению содомии между гражданами. Когда узнали о благоприятных последствиях такого порока для нужд государства, то религия тотчас же освятила однополую любовь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24