По этим документам, кстати, можно установить, что питание Выгодовскому было определено из расчета три копейки в день, и декабрист, голодая, письменно просил увеличить паек и что в общей камере он оказался из-за отсутствия в тюрьме одиночки. Потом его перевели в другую камеру, так как Выгодовский «вопреки запрещению смотрителя тюремного замка старался сблизиться с содержащимся там по Высочайшему повелению политическим преступником Ивашкевичем». В документах зафиксирована даже такая мелочь — на Выгодовском была одна рубаха, и «политический преступник» Ивашкевич дал ему сменную. Еще деталь: в тюрьме у декабриста развилась «глазная болезнь». Глазная, а не какая-нибудь иная…
Надо также учитывать, что версия о предполагаемом сумасшествии Выгодовского возникла не в Томске, а в Петербурге, в 3-м отделении императорской канцелярии. Должно, с точки зрения жандармских чиновников было воистину страшным безумием обвинять в помешательстве рассудка особ императорского дома, а Выгодовский именно это сделал в своем Сочинении: «…Принцы, едва родясь, а уж приветствуются из пушек громкими титулами, орденами и облекаются первыми в государстве должностями, как-то: шефами, генерал-инспекторами, начальниками ученых заведений, атаманами и самими адмиралами и главнокомандующими как флотами, так и армиями. Здесь очевидно страшное помешательство рассудка властвующих…» (разрядка в оригинале. — В. Ч.).
Эти слова публикуются в массовом издании впервые, как впервые будут напечатаны ниже и многие другие отрывки из Сочинения Павла Выгодовского — в более или менее точном переложении с подлинника либо прямым цитированием.
— Но ведь подлинник-то сожжен!
— Верно, скорее всего, сожжен, однако прежде, чем совершилось это злодеяние, какой-то петербургский чиновник сделал выписку из сочинения декабриста, конспективно излагающую era основное содержание.
Когда после Октябрьской революции были рассекречены дела декабристов, Выгодовским никто не заинтересовался— слишком много открылось настолько важного, что у историков не хватило сил объять почти необъятное. Только спустя семнадцать лет «Выписка» дождалась первой публикации в одном редком, давным-давно затерявшемся в книжном море издании. М. М. Богданова пишет, однако, что текст этой публикации «имеет некоторые разночтения с оригиналом», и она основывается в своей работе о Выгодовском на подлиннике. Пришлось и мне обратиться непосредственно к архивной «Выписке», потому что и у М. М. Богдановой есть кое-какие разночтения с нею, а главное— правнучка Николая Мозгалевского, излагая конспект, комментирует отдельные фразы, обрывки фраз и даже слова, то и дело перемежая их отточиями, так что подлинного текста Выгодовского в ее брошюре наберется едва ли более одной книжной страницы. А декабрист-крестьянин написал, как мы знаем, почти одиннадцать тысяч условных машинописных страниц!
Снова и снова прочитываю конспект. Составитель его уловил общую логику сочинения декабриста и, излагая его концепции, переписывает места, которые представляются ему наиболее важными. Есть даже названия некоторых разделов — «О свободе свободных», «О происхождении вселенной», «О политических изгнанниках», но вместо тематических переложений чаще всего цитируются отрывки подлинника, хорошо передающие через авторский слог напряженную и неспокойную мысль, чувство гнева и осуждения, беспощадную язвительность языка.
«Выписка» составлена бессистемно, произвольно, если не хаотично, в ней отсутствуют и даже, видимо, не упоминаются целые разделы огромного Сочинения Павла Выгодовского, и я для своей цели — выяснения основных мировоззренческих и политических взглядов автора — ищу некой последовательности в его рассуждениях, общей логики. Приведу для начала большой отрывок, «героем» которого выступает сам Николай I, — читатель многое поймет без каких-либо комментариев, попутно обратив внимание и на суть, и на форму изложения. «Николай сперва удавил пять человек на виселице, а потом уж отправился в Москву под венец короноваться. Итак, московские архиереи должны были короновать на царство душителя Фарисея, — и он похож на палача и заплечного мастера: что за рост, что за осанка, а ума у него столько же, сколько и в его короне. Вместо скипетра дай ему только в руки кнут — и заплечный мастер готов. Московские архиереи никак в заплечные мастера и короновали его, потому, что он весь свой век одним кнутом и занимался, да формами, пуговичками, петличками и ошейничками, да еще кобылами, т. е, усовершенствованием в России рысистой породы придворных буцефалов, лямочных кавалеров, везущих на своих орденских лямках великолепную антихристову колесницу, на козлах которой сидит Николай торжественно, вместо кучера, с своим 15-футовым кнутом в руках и хлещет не по коням, а по оглоблям — эка мастер! Ай да наездник, а под Казанью чуть-чуть не сломал себе шею, после чего и ездить закаялся. Садись на козлы в свою тарелку, так этой беды не последует. Нет, на верховой отличился, и то было, лихая фигура, настоящий кавалергардский фланговой, драгун, кирасир, как дуб солдат, но вовсе не царь, хоть не прохвост, а на вождя столько же похож, сколько прохвост на царя».
Карикатура? Памфлет? Сатира? Несомненно, сатира, да еще какая! Так откровенно и зло никто до Павла Выгодовского не писал о царях, ничего подобного по откровенности не припоминается из последующей обличительной русской литературы, и это уничтоженное Сочинение декабриста, наверное, можно рассматривать как интереснейшее, стоящее особняком вольнолюбивое произведение, оригинальное, совершенно неповторимое по своему жанру, объему и стилю. В нем есть признаки политического памфлета и революционной агитки, антиправительственной прокламации, есть элементы апокрифического творчества с блестками народного юмора и общей сатирической направленностью. Из предыдущего мы знаем, что Павел Выгодовский умел писать иносказательно, завуалированно, мог составить строгую научную справку об условиях Нарымского края, со сдержанным достоинством сформулировать прошение властям, умел подсыпать жгучего перцу в «ябеду» или, как острой косой, резануть в ней правду-матку. Язык же Сочинения отличается полной раскованностью в средствах выражения, удивительным стилевым разнообразием и всюду — предельной язвительностью; буквально каждая строка пропитана испепеляющей ненавистью к власть имущим, а конструкции фраз, отдельные слова и словосочетания лишены той степени литературного изящества, которое именуется гладкописью. В своем Сочинении Павел Выгодовский, искренне и страстно выражая униженное и оскорбленное чувство, волей-неволей заговорил языком, идущим от его природных народных корней и обращенным к народу же.
В своем рассуждении «О свободе свободных и рабстве работных» Павел Выгодовский, спускаясь по иерархической лестнице на ступеньку ниже, связывает воедино все паразитические слои русского общества.
«…Возьмем пример из самых разительных примеров: русское царство и его благородное дворянство, которое пользуется настолько неограниченною свободою, но и таким своевольством, которому нет ни меры, ни предела, ни примера. Все х и щ н ы е звери пред ним ничто…» Далее: «Так-то м ы и ж и в е м и красуемся, говорят царственные братцы заодно с ворами и разбойниками, помышляющими и промышляющими о выгодах, удобствах жизни и проч. и делящимися с сими царственными братцами, которые за то и даруют им полную свободу и ненаказанность, с коими они могут без всякой помехи мошенничать, лгать, воровать, грабить бедных и драть и если хочешь, то пожалуй и лежать на боку, занимаясь мечтами завоеваний и преобразований на свой лежачий лад. Словом, такой дворянин, делается никому и ничем не обязанным, напротив, ему же все обязаны раболепством и повиновением, какой бы он ни был бездельник, законы составлены в защиту его такими же как и он ворами, и сверх того же еще защищен и ч и н а м и, и орденами, этою антихристовою блестящею заманкою и ловушкою, на дурней расставленною».
Прошу читателя отметить «антихристову блестящую заманку» — в тексте Сочинения Павла Выгодовского-атеиста не раз еще встретятся первоосмысленные религиозные понятия, и я все более утверждаюсь в мысли, что свой труд декабрист-«славянин», пусть и в наивных мечтаниях, адресовал простому люду, как он говорит, «работным», «рабочему народу», крестьянам и, непосредственно обращаясь к ним с призывами, рассчитывал изменить его мировосприятие, искаженное церковниками: «Богачи — это антихристова челядь, поклоняются только одному мамону. Они при своих богатствах дышат одними пакостями и злодеяниями; тигры гораздо обходительнее их…»
Конечно, по уровню своей грамотности, образованности, общей культуре, широте политического кругозора Выгодовский был совсем другим человеком, чем Лунин, однако их политические идеи в основе своей сходились, и оба они нашли одинаковый способ их выражения как единственную возможность борьбы в условиях сибирской ссылки.
В письмах-«ябедах» и Сочинении Павла Выгодовского обнаруживаются фразы, в которых улавливается перекличка с Михаилом Луниным, но есть и разница, делающая эту перекличку еще более очевидной. У Лунина в основе всего мысли, идеи, строгий исторический анализ, чуть ли не культ разума и общественно-политических знаний. У Выгодовского — сатирическое обличение существующего правопорядка и, совсем в духе «славян», — гневный социальный протест и также «внутренние чувства», то есть морально-этические, нравственные принципы, отражающие общегуманистические идеалы. В заветных мыслях двух декабристов, до конца не сложивших оружия, есть своя упругость и сила, как в сжатой до предела пружине, дающей при высвобождении политический разряд.
Нарымское Сочинение Павла Выгодовокого, представляющее собой острейший политический памфлет, обширное агитационное и философское произведение, родилось в тусклый период «запечатывания умов», как оригинальнейший образец вольномыслия в николаевскую эпоху, и я могу считать, что до некоторой степени исполнил свой долг, познакомив с ним своих спутников по нашему совместному путешествию в прошлое. И в заключение темы приведу одну фразу из Сочинения Павла Выгодовского, не подчеркнутую особо в «Выписке», но я эти слова, однако, решил выделить из-за их отточенной афористичности и политической направленности: «От богачей, кроме вреда, бед и порабощения, не жди себе ничего лучшего, рабочий народ!» Ставлю своей волей восклицательный знак, отсутствующий у декабриста-крестьянина Павла Фомича Дунцова-Выгодовского… Эта формула социального протеста, родившаяся в 30-х или 40-х годах прошлого века в на-рымском захолустье, воспринимается как непримиримый революционный лозунг более поздних времен, который мог бы зазвучать с плакатов рабочих демонстраций 1905 года на улицах Петербурга и Нижнего Новгорода, Москвы и Баку, Харькова и Томска, Лодзи и Варшавы.
17
До чего же мы бываем невнимательными к своему прошлому! Неточности, связанные с судьбой Павла Выгодовского, которые я встречаю в сегодняшних, подчас довольно солидных изданиях, бесчисленны. Что все же произошло с ним после того, как 19 сентября 1855 года он отправился с партией каторжан на восток? Последний томский документ о нем, косвенно подтверждавший, что декабрист преодолел этапный путь до Иркутска, датируется, повторяю, 15 марта 1857 года, последняя петербургская бумага («не подошел под правила о милостях…») — 1858-м. Все! В центральных архивах больше ничего нет, ройся не ройся. Но вы не успели еще забыть последней встречи М. М. Богдановой со своим учителем М. К. Азадовским в 1952 году?. Помните, как он передал ей какую-то бумажку из папки 1925 года и его ученица даже порывисто приподнялась с кресла?
— Понимаете, я не вдруг поверила! — смеется Мария Михайловна. — Читаю, «Якутская область»… При чем тут Якутск, если Выгодовский, согласно докладу томских властей 1857 года в Петербург, был сослан в Иркутскую губернию? «31 декабря 1863 года»… Значит, декабрист был жив еще в шестидесятые годы!
Впрочем, вот она, эта выписка, читайте сами.
Читаю: «Павел Фомич Выгодовский — 60 л.»… За что именно выслан: «первоначально — по приговору верховного уголовного суда, за знание и умышление на цареубийство в 1825 г. Затем был вторично осужден за помещение в прошениях… ябед против начальства и власти, сослан в Якутскую область, подвергнут надзору без срока, гласному в г. Вилюйске».
— И я поехала в Сибирь… Было очень досадно, что и там никто ничего не знал о дальнейшей судьбе Павла Выгодовского. Только показывали мне Большую Советскую Энциклопедию, которая сообщала о дальнейшей его жизни очень смутные сведения, напечатав, например, что год смерти неизвестен.
— Да, кстати, недавно вышел пятый том нового, третьего, издания Большой энциклопедии, где утверждается, что из Вилюйска Павел Выгодовский был переведен в Иркутск.
— Тоже неверно.
— Но там ссылка на вашу работу!
— У меня другие данные, точные.
— А вот, Мария Михайловна, только что изданы две книжки в «Молодой гвардии». В одной из них: «Был посажен в тюрьму и вторично сослан на поселение в Вилюйск».
— И все?
— Все. А в другой, 1977 года, — это знаменитые «Записки княгини М. Н. Волконской» — комментатор пишет: «П. Ф. Выгодовский (из крестьян) умер в 1872 году в г. Вилюйске».
— Не может быть!
— Черным по белому…
— Выходит, я зря ездила в Сибирь, копалась в архивах и писала свою работу?
В ее голосе я уловил горечь и обиду.
— Нет, не зря. Если буду писать о Выгодовском, — сказал я на прощанье, — то непременно еще раз восстановлю в печати истину…
Не очень ясно, каким образом Павел Выгодовский, направленный для отбывания второй своей ссылки в Иркутскую губернию, оказался в Вилюйске. Официальная версия — «по ошибке исполнителей», но я слишком сомневаюсь, чтобы это была просто ошибка. Выдрессированные чиновники в те времена годами могли искать затерянную при каком-нибудь пересчете полтину ассигнациями, исписав на рубль серебром бумаг и на трешницу, а то и на весь червонец наказав казну почтовыми расходами. Они не были способны «списать» никогда не существовавшего «подпоручика Киже», если он по ошибке означился в исходной бумаге. Но чтобы ошибиться в определении судьбы важного государственного преступника, не только причастного к происшествию «14 декабря 1825 года», но и спустя много лет написавшего о божьем помазаннике, семействе его, придворных и дворянах, о святой церкви и чиновниках такие «неуместные» слова, каких никто до него в России не дерзнул измыслить! Маловероятно…
Скорее всего, Павла Выгодовского просто хотели убить далеким и тяжким этапом — в тысячеверстное безлюдье, под глубокие якутские снега — и концы в воду. Но декабрист выдержал и это испытание, хотя был уже пожилым, физически ослабленным человеком. Не случайно я упомянул якутские снега: сохранилась в сибирских архивах дата окончания этапа — 26 января 1857 года. Пятнадцать с лишним месяцев шел декабрист-бунтарь к новому месту ссылки!
И это не был Вилюйск, это было якутское становище Нюрба, где Павел Выгодовский прожил несколько лет в полной изоляции от большого мира. А тот малый мир, что был вокруг него — якутский народ с его бедностью, темнотой, нездоровьем и трудным бытом, должно быть, принял участие в судьбе изгнанника, не дав умереть ему от холода и голода.
Жил декабрист, думаю, в юрте — все же это была Нюрба, не Нарым, и мы знаем, что даже в Вилюйске Матвей Муравьев-Апостол зимовал в традиционном якутском жилище. Уверен также, что гостеприимство, сострадание, человечность простых якутов и русских поселенцев-крестьян спасли декабриста от неминуемой голодной смерти, — ведь он не получал в Нюрбе никакого казенного пособия. Конечно, это было совершенно незаконным самоуправством властей, в сущности, попыткой медленного умерщвления декабриста, однако статус брошенного на произвол судьбы человека сохранился за Павлом Выгодовским и в Вилюйске, куда его перевели спустя несколько лет. Возможно, что и было какое-то негласное указание на сей счет — самодержавие умело мстить своим убежденным противникам низко и подло, да еще втайне, однако М. М. Богданова нашла в сибирских архивах полицейскую бумагу 60-х годов, в которой зафиксировано: «Поселенец из политических преступников поднадзорный Павел Выгодовский от казны содержания не получает». Причины этого явного беззакония не названы.
Быть может, Павел Выгодовский писал прошения, добиваясь восстановления справедливости, но мы об этом ничего не знаем — «ябеды» его, если они были, наверняка уничтожались в Нюрбе и Вилюйске. Не исключено, что декабрист, поддерживая огонь, горевший в его душе, продолжал свой феноменальный труд и там, но и об этом никаких сведений нет — ни одной строки Выгодовского, написанной в Якутии, пока не найдено.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68
Надо также учитывать, что версия о предполагаемом сумасшествии Выгодовского возникла не в Томске, а в Петербурге, в 3-м отделении императорской канцелярии. Должно, с точки зрения жандармских чиновников было воистину страшным безумием обвинять в помешательстве рассудка особ императорского дома, а Выгодовский именно это сделал в своем Сочинении: «…Принцы, едва родясь, а уж приветствуются из пушек громкими титулами, орденами и облекаются первыми в государстве должностями, как-то: шефами, генерал-инспекторами, начальниками ученых заведений, атаманами и самими адмиралами и главнокомандующими как флотами, так и армиями. Здесь очевидно страшное помешательство рассудка властвующих…» (разрядка в оригинале. — В. Ч.).
Эти слова публикуются в массовом издании впервые, как впервые будут напечатаны ниже и многие другие отрывки из Сочинения Павла Выгодовского — в более или менее точном переложении с подлинника либо прямым цитированием.
— Но ведь подлинник-то сожжен!
— Верно, скорее всего, сожжен, однако прежде, чем совершилось это злодеяние, какой-то петербургский чиновник сделал выписку из сочинения декабриста, конспективно излагающую era основное содержание.
Когда после Октябрьской революции были рассекречены дела декабристов, Выгодовским никто не заинтересовался— слишком много открылось настолько важного, что у историков не хватило сил объять почти необъятное. Только спустя семнадцать лет «Выписка» дождалась первой публикации в одном редком, давным-давно затерявшемся в книжном море издании. М. М. Богданова пишет, однако, что текст этой публикации «имеет некоторые разночтения с оригиналом», и она основывается в своей работе о Выгодовском на подлиннике. Пришлось и мне обратиться непосредственно к архивной «Выписке», потому что и у М. М. Богдановой есть кое-какие разночтения с нею, а главное— правнучка Николая Мозгалевского, излагая конспект, комментирует отдельные фразы, обрывки фраз и даже слова, то и дело перемежая их отточиями, так что подлинного текста Выгодовского в ее брошюре наберется едва ли более одной книжной страницы. А декабрист-крестьянин написал, как мы знаем, почти одиннадцать тысяч условных машинописных страниц!
Снова и снова прочитываю конспект. Составитель его уловил общую логику сочинения декабриста и, излагая его концепции, переписывает места, которые представляются ему наиболее важными. Есть даже названия некоторых разделов — «О свободе свободных», «О происхождении вселенной», «О политических изгнанниках», но вместо тематических переложений чаще всего цитируются отрывки подлинника, хорошо передающие через авторский слог напряженную и неспокойную мысль, чувство гнева и осуждения, беспощадную язвительность языка.
«Выписка» составлена бессистемно, произвольно, если не хаотично, в ней отсутствуют и даже, видимо, не упоминаются целые разделы огромного Сочинения Павла Выгодовского, и я для своей цели — выяснения основных мировоззренческих и политических взглядов автора — ищу некой последовательности в его рассуждениях, общей логики. Приведу для начала большой отрывок, «героем» которого выступает сам Николай I, — читатель многое поймет без каких-либо комментариев, попутно обратив внимание и на суть, и на форму изложения. «Николай сперва удавил пять человек на виселице, а потом уж отправился в Москву под венец короноваться. Итак, московские архиереи должны были короновать на царство душителя Фарисея, — и он похож на палача и заплечного мастера: что за рост, что за осанка, а ума у него столько же, сколько и в его короне. Вместо скипетра дай ему только в руки кнут — и заплечный мастер готов. Московские архиереи никак в заплечные мастера и короновали его, потому, что он весь свой век одним кнутом и занимался, да формами, пуговичками, петличками и ошейничками, да еще кобылами, т. е, усовершенствованием в России рысистой породы придворных буцефалов, лямочных кавалеров, везущих на своих орденских лямках великолепную антихристову колесницу, на козлах которой сидит Николай торжественно, вместо кучера, с своим 15-футовым кнутом в руках и хлещет не по коням, а по оглоблям — эка мастер! Ай да наездник, а под Казанью чуть-чуть не сломал себе шею, после чего и ездить закаялся. Садись на козлы в свою тарелку, так этой беды не последует. Нет, на верховой отличился, и то было, лихая фигура, настоящий кавалергардский фланговой, драгун, кирасир, как дуб солдат, но вовсе не царь, хоть не прохвост, а на вождя столько же похож, сколько прохвост на царя».
Карикатура? Памфлет? Сатира? Несомненно, сатира, да еще какая! Так откровенно и зло никто до Павла Выгодовского не писал о царях, ничего подобного по откровенности не припоминается из последующей обличительной русской литературы, и это уничтоженное Сочинение декабриста, наверное, можно рассматривать как интереснейшее, стоящее особняком вольнолюбивое произведение, оригинальное, совершенно неповторимое по своему жанру, объему и стилю. В нем есть признаки политического памфлета и революционной агитки, антиправительственной прокламации, есть элементы апокрифического творчества с блестками народного юмора и общей сатирической направленностью. Из предыдущего мы знаем, что Павел Выгодовский умел писать иносказательно, завуалированно, мог составить строгую научную справку об условиях Нарымского края, со сдержанным достоинством сформулировать прошение властям, умел подсыпать жгучего перцу в «ябеду» или, как острой косой, резануть в ней правду-матку. Язык же Сочинения отличается полной раскованностью в средствах выражения, удивительным стилевым разнообразием и всюду — предельной язвительностью; буквально каждая строка пропитана испепеляющей ненавистью к власть имущим, а конструкции фраз, отдельные слова и словосочетания лишены той степени литературного изящества, которое именуется гладкописью. В своем Сочинении Павел Выгодовский, искренне и страстно выражая униженное и оскорбленное чувство, волей-неволей заговорил языком, идущим от его природных народных корней и обращенным к народу же.
В своем рассуждении «О свободе свободных и рабстве работных» Павел Выгодовский, спускаясь по иерархической лестнице на ступеньку ниже, связывает воедино все паразитические слои русского общества.
«…Возьмем пример из самых разительных примеров: русское царство и его благородное дворянство, которое пользуется настолько неограниченною свободою, но и таким своевольством, которому нет ни меры, ни предела, ни примера. Все х и щ н ы е звери пред ним ничто…» Далее: «Так-то м ы и ж и в е м и красуемся, говорят царственные братцы заодно с ворами и разбойниками, помышляющими и промышляющими о выгодах, удобствах жизни и проч. и делящимися с сими царственными братцами, которые за то и даруют им полную свободу и ненаказанность, с коими они могут без всякой помехи мошенничать, лгать, воровать, грабить бедных и драть и если хочешь, то пожалуй и лежать на боку, занимаясь мечтами завоеваний и преобразований на свой лежачий лад. Словом, такой дворянин, делается никому и ничем не обязанным, напротив, ему же все обязаны раболепством и повиновением, какой бы он ни был бездельник, законы составлены в защиту его такими же как и он ворами, и сверх того же еще защищен и ч и н а м и, и орденами, этою антихристовою блестящею заманкою и ловушкою, на дурней расставленною».
Прошу читателя отметить «антихристову блестящую заманку» — в тексте Сочинения Павла Выгодовского-атеиста не раз еще встретятся первоосмысленные религиозные понятия, и я все более утверждаюсь в мысли, что свой труд декабрист-«славянин», пусть и в наивных мечтаниях, адресовал простому люду, как он говорит, «работным», «рабочему народу», крестьянам и, непосредственно обращаясь к ним с призывами, рассчитывал изменить его мировосприятие, искаженное церковниками: «Богачи — это антихристова челядь, поклоняются только одному мамону. Они при своих богатствах дышат одними пакостями и злодеяниями; тигры гораздо обходительнее их…»
Конечно, по уровню своей грамотности, образованности, общей культуре, широте политического кругозора Выгодовский был совсем другим человеком, чем Лунин, однако их политические идеи в основе своей сходились, и оба они нашли одинаковый способ их выражения как единственную возможность борьбы в условиях сибирской ссылки.
В письмах-«ябедах» и Сочинении Павла Выгодовского обнаруживаются фразы, в которых улавливается перекличка с Михаилом Луниным, но есть и разница, делающая эту перекличку еще более очевидной. У Лунина в основе всего мысли, идеи, строгий исторический анализ, чуть ли не культ разума и общественно-политических знаний. У Выгодовского — сатирическое обличение существующего правопорядка и, совсем в духе «славян», — гневный социальный протест и также «внутренние чувства», то есть морально-этические, нравственные принципы, отражающие общегуманистические идеалы. В заветных мыслях двух декабристов, до конца не сложивших оружия, есть своя упругость и сила, как в сжатой до предела пружине, дающей при высвобождении политический разряд.
Нарымское Сочинение Павла Выгодовокого, представляющее собой острейший политический памфлет, обширное агитационное и философское произведение, родилось в тусклый период «запечатывания умов», как оригинальнейший образец вольномыслия в николаевскую эпоху, и я могу считать, что до некоторой степени исполнил свой долг, познакомив с ним своих спутников по нашему совместному путешествию в прошлое. И в заключение темы приведу одну фразу из Сочинения Павла Выгодовского, не подчеркнутую особо в «Выписке», но я эти слова, однако, решил выделить из-за их отточенной афористичности и политической направленности: «От богачей, кроме вреда, бед и порабощения, не жди себе ничего лучшего, рабочий народ!» Ставлю своей волей восклицательный знак, отсутствующий у декабриста-крестьянина Павла Фомича Дунцова-Выгодовского… Эта формула социального протеста, родившаяся в 30-х или 40-х годах прошлого века в на-рымском захолустье, воспринимается как непримиримый революционный лозунг более поздних времен, который мог бы зазвучать с плакатов рабочих демонстраций 1905 года на улицах Петербурга и Нижнего Новгорода, Москвы и Баку, Харькова и Томска, Лодзи и Варшавы.
17
До чего же мы бываем невнимательными к своему прошлому! Неточности, связанные с судьбой Павла Выгодовского, которые я встречаю в сегодняшних, подчас довольно солидных изданиях, бесчисленны. Что все же произошло с ним после того, как 19 сентября 1855 года он отправился с партией каторжан на восток? Последний томский документ о нем, косвенно подтверждавший, что декабрист преодолел этапный путь до Иркутска, датируется, повторяю, 15 марта 1857 года, последняя петербургская бумага («не подошел под правила о милостях…») — 1858-м. Все! В центральных архивах больше ничего нет, ройся не ройся. Но вы не успели еще забыть последней встречи М. М. Богдановой со своим учителем М. К. Азадовским в 1952 году?. Помните, как он передал ей какую-то бумажку из папки 1925 года и его ученица даже порывисто приподнялась с кресла?
— Понимаете, я не вдруг поверила! — смеется Мария Михайловна. — Читаю, «Якутская область»… При чем тут Якутск, если Выгодовский, согласно докладу томских властей 1857 года в Петербург, был сослан в Иркутскую губернию? «31 декабря 1863 года»… Значит, декабрист был жив еще в шестидесятые годы!
Впрочем, вот она, эта выписка, читайте сами.
Читаю: «Павел Фомич Выгодовский — 60 л.»… За что именно выслан: «первоначально — по приговору верховного уголовного суда, за знание и умышление на цареубийство в 1825 г. Затем был вторично осужден за помещение в прошениях… ябед против начальства и власти, сослан в Якутскую область, подвергнут надзору без срока, гласному в г. Вилюйске».
— И я поехала в Сибирь… Было очень досадно, что и там никто ничего не знал о дальнейшей судьбе Павла Выгодовского. Только показывали мне Большую Советскую Энциклопедию, которая сообщала о дальнейшей его жизни очень смутные сведения, напечатав, например, что год смерти неизвестен.
— Да, кстати, недавно вышел пятый том нового, третьего, издания Большой энциклопедии, где утверждается, что из Вилюйска Павел Выгодовский был переведен в Иркутск.
— Тоже неверно.
— Но там ссылка на вашу работу!
— У меня другие данные, точные.
— А вот, Мария Михайловна, только что изданы две книжки в «Молодой гвардии». В одной из них: «Был посажен в тюрьму и вторично сослан на поселение в Вилюйск».
— И все?
— Все. А в другой, 1977 года, — это знаменитые «Записки княгини М. Н. Волконской» — комментатор пишет: «П. Ф. Выгодовский (из крестьян) умер в 1872 году в г. Вилюйске».
— Не может быть!
— Черным по белому…
— Выходит, я зря ездила в Сибирь, копалась в архивах и писала свою работу?
В ее голосе я уловил горечь и обиду.
— Нет, не зря. Если буду писать о Выгодовском, — сказал я на прощанье, — то непременно еще раз восстановлю в печати истину…
Не очень ясно, каким образом Павел Выгодовский, направленный для отбывания второй своей ссылки в Иркутскую губернию, оказался в Вилюйске. Официальная версия — «по ошибке исполнителей», но я слишком сомневаюсь, чтобы это была просто ошибка. Выдрессированные чиновники в те времена годами могли искать затерянную при каком-нибудь пересчете полтину ассигнациями, исписав на рубль серебром бумаг и на трешницу, а то и на весь червонец наказав казну почтовыми расходами. Они не были способны «списать» никогда не существовавшего «подпоручика Киже», если он по ошибке означился в исходной бумаге. Но чтобы ошибиться в определении судьбы важного государственного преступника, не только причастного к происшествию «14 декабря 1825 года», но и спустя много лет написавшего о божьем помазаннике, семействе его, придворных и дворянах, о святой церкви и чиновниках такие «неуместные» слова, каких никто до него в России не дерзнул измыслить! Маловероятно…
Скорее всего, Павла Выгодовского просто хотели убить далеким и тяжким этапом — в тысячеверстное безлюдье, под глубокие якутские снега — и концы в воду. Но декабрист выдержал и это испытание, хотя был уже пожилым, физически ослабленным человеком. Не случайно я упомянул якутские снега: сохранилась в сибирских архивах дата окончания этапа — 26 января 1857 года. Пятнадцать с лишним месяцев шел декабрист-бунтарь к новому месту ссылки!
И это не был Вилюйск, это было якутское становище Нюрба, где Павел Выгодовский прожил несколько лет в полной изоляции от большого мира. А тот малый мир, что был вокруг него — якутский народ с его бедностью, темнотой, нездоровьем и трудным бытом, должно быть, принял участие в судьбе изгнанника, не дав умереть ему от холода и голода.
Жил декабрист, думаю, в юрте — все же это была Нюрба, не Нарым, и мы знаем, что даже в Вилюйске Матвей Муравьев-Апостол зимовал в традиционном якутском жилище. Уверен также, что гостеприимство, сострадание, человечность простых якутов и русских поселенцев-крестьян спасли декабриста от неминуемой голодной смерти, — ведь он не получал в Нюрбе никакого казенного пособия. Конечно, это было совершенно незаконным самоуправством властей, в сущности, попыткой медленного умерщвления декабриста, однако статус брошенного на произвол судьбы человека сохранился за Павлом Выгодовским и в Вилюйске, куда его перевели спустя несколько лет. Возможно, что и было какое-то негласное указание на сей счет — самодержавие умело мстить своим убежденным противникам низко и подло, да еще втайне, однако М. М. Богданова нашла в сибирских архивах полицейскую бумагу 60-х годов, в которой зафиксировано: «Поселенец из политических преступников поднадзорный Павел Выгодовский от казны содержания не получает». Причины этого явного беззакония не названы.
Быть может, Павел Выгодовский писал прошения, добиваясь восстановления справедливости, но мы об этом ничего не знаем — «ябеды» его, если они были, наверняка уничтожались в Нюрбе и Вилюйске. Не исключено, что декабрист, поддерживая огонь, горевший в его душе, продолжал свой феноменальный труд и там, но и об этом никаких сведений нет — ни одной строки Выгодовского, написанной в Якутии, пока не найдено.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68