Пенни поднял огромную переднюю лапу с недостающим пальцем и оказал:
– Ну что ж, старина, ты был страшно пакостным врагом, но я тебя уважаю.
Он с победным видом уселся на могучие рёбра медведя. Джоди потрогал его густой мех. Пенни сказал:
– А теперь нам надо крепко подумать. Дело такого рода: мы сейчас у чёрта на куличках, и на руках у нас зверюга больше тебя, меня и матери, вместе взятых, да ещё с коровой в придачу.
Он вынул трубку, набил её и закурил.
– Уж коли думать, так с удобством.
Он был в таком радужном расположении духа, что задача, казавшаяся Джоди неразрешимой, представлялась ему всего-навсего приятным поводом дать работу своему уму. Он начал прикидывать, словно про себя:
– Так, так, давай посмотрим. Мы сейчас где-то между Медвежьим Ключом и рекой. Дорога на Форт-Гейтс к западу, река к востоку. Так… Если мы сумеем доставить этого чёрного джентльмена к Лошадиному причалу, – там всё время ходят пароходы… Так… Пока выпотрошим его, а там подумаем ещё.
Переворачивать Топтыгу на спину было всё равно что переворачивать зараз целый воз мешков с мукой. От толстых подушек жира под шкурой он был весь округлый и трясучий и никак не хотел сохранять приданное ему положение.
– Он и мёртвый такой же пакостный, каким был всю свою жизнь, – сказал Пенни.
Он тщательно выпотрошил тушу. Теперь у старого Топтыги был безвредный и аккуратный вид, словно у мясной туши в лавке мясника. У Джоди мурашки по телу бегали, когда он держал тяжёлые лапы так, чтобы Пенни удобно было работать. Ему и во сне не снилось, что он будет держать эти огромные лапищи своими маленькими руками. И хотя его участие в охоте ограничивалось тем, что он лишь следовал за маленькой неумолимой спиной отца, сейчас он чувствовал себя сильным и могучим.
– Ну, а теперь посмотрим, хватит ли у нас силёнок сдвинуть его с места, – сказал Пенни.
Они взялись за передние лапы и потянули. Чтобы передвигать этот мёртвый груз, усилие требовалось неимоверное. Приподнимая тушу и делая рывок, они могли тащить её по футу зараз.
– Этак мы и к весне до реки не доберёмся, – сказал Пенни. – И прежде с голоду помрём по пути.
Самой большой помехой было то, что нельзя было крепко взяться за покрытые гладкой шерстью лапы. Пенни присел на корточки и задумался.
– Мы можем дойти до Форт-Гейтс и взять кого-нибудь на подмогу, – сказал он наконец. – Это будет стоить немалой доли мяса, зато не придётся надсаживаться. А можно и так: добраться до дому и вернуться сюда с повозкой.
– Но ведь повозки дома не будет, па. Мать уедет в ней на праздники.
– Ах да, я совсем забыл, что сегодня сочельник.
Пенни сдвинул шапку на затылок и почесал голову.
– Ну что ж, мальчуган, пойдём.
– Куда?
– В Форт-Гейтс.
Дорога, ведущая к этому небольшому посёлку на берегу реки, проходила, как Пенни и предполагал, в каких-нибудь двух милях к западу. Хорошо было выйти на открытую песчаную дорогу из болот и кустарников. Вдоль дороги дул холодный ветер, но солнце было к ним милостиво. Пенни отыскал у обочины место, поросшее шалфеем, надломил несколько стеблей и смочил целебным соком раны Рвуна. Он стал разговорчив и на ходу восстанавливал в памяти полузабытые эпизоды других медвежьих охот, случившихся давным-давно.
– Когда я был примерно твоих лет, – рассказывал он, – к нам приехал погостить мой дядюшка Майлс из Джорджии. Как-то в холодный день, совсем вот как этот, он взял меня с собой на то самое болото, по которому мы сегодня прошли. Мы шли быстро и ничего особенного не искали, как вдруг видим: впереди на пеньке сидит канюк не канюк, а что-то вроде и долбает что-то клювом. Ну, подходим мы ближе, и что же ты думаешь это было?
– Не канюк?
– Совсем не канюк, а медвежонок: он играючи стыкался на кулачках со своим братцем, тот сидел на земле внизу. Ну вот, дядюшка Майлс и говорит: «Сейчас мы поймаем себе медвежонка». Они были совсем кроткие, и он подошёл да и схватил того, что сидел на пеньке. Так вот, стало быть, схватил он его, а в чём нести, не знает. Ну, а медвежонок, стервец, всего тебя изгрызет, ежели не положить его в мешок. Так вот, те, кто живёт дальше на севере, зимою надевают нижнее бельё. Ну он и снял штаны, снял кальсоны, завязал штанины узлом – вот тебе и мешок. Положил он в него медвежонка и только хотел снова надеть штаны, как вдруг в кустах хрясь-хрясь, пых-пых, топ-топ! – и из чащобы прямо на него вываливается старая медведица. Ну, тут уж он, конечно, как дунет по болоту! Медвежонка бросил, и мамаша подобрала его, с кальсонами и всем прочим. Только уж очень близко она к дядюшке подбежала да ещё наступила на лиану, а он и запнись об эту лиану да и кувырк прямо в терновник. Ну, а тетушка Молл была женщина бестолковая и всё никак не могла сообразить, почему он в такой холодный день пришёл домой без кальсон и с ободранным донцем. Ну, а сам дядюшка Майлс потом всегда говорил, что это всё ничего, ежели подумать, как, должно быть, дивилась мамаша-медведица кальсонам на своём малыше.
Джоди хохотал до полного изнеможения.
– Па, сколько историй ты держишь в уме и не рассказываешь! – пожаловался он.
– Видишь ли, чтобы вспомнить такое, надо побывать на болоте, где всё это случилось. Помнится, на том же самом болоте в одном очень холодном марте месяце набрёл я на пару других медвежат. Они скулили от холода. Медвежата, видишь ли, когда родятся, не больше крыс и совсем голые… Чу!
На дороге у них за спиной раздалось цоканье лошадиных копыт, – ошибиться было невозможно.
– Вот было бы хорошо, ежели б не пришлось идти в Форт-Гейтс за подмогой.
Цоканье приближалось. Они отступили к обочине. Всадники были Форрестеры.
– Похоже, накликал я лихо, – оказал Пенни.
Бык возглавлял кавалькаду. Они неслись во весь опор. Все были пьяным-пьяны. Они придержали лошадей.
– Вы только посмотрите! Ведь это старик Пенни и его детёныш! Здорово, Пенни! Какого чёрта ты тут делаешь?
– Мы с охоты. И на этот раз охотились не просто так. Мы гонялись за старым Топтыгой.
– О-го-го! Это пешком-то? Вы слышите, ребята?
– Мы убили его, – сказал Пенни.
Бык встряхнулся. Вся компания вроде как протрезвела.
– Не рассказывай сказки. Где он?
– Тут, мили две к востоку, между Медвежьим Ключом и рекой.
– Похоже на правду. Он там часто шастает.
– Он мёртв. Откуда я знаю, что он мёртв? Я выпотрошил его. Мы идём в Форт-Гейтс за подмогой, надо вытащить его из болота.
Бык застыл в седле, полный пьяного достоинства.
– Ты идешь в Форт-Гейтс за подмогой? Тогда как лучшие в округе охотники стоят перед тобой?
– Что ты нам дашь, ежели мы вытащим его? – крикнул Лем.
– Половину мяса. Я и так хотел дать вам половину, потому как он и вас донимал, а Бык пришёл остеречь меня.
– Мы с тобой друзья, Пенни Бэкстер, – сказал Бык. – Я остерегаю тебя, ты остерегаешь меня. Садись сюда, сзади, и показывай путь.
– А мне что-то неохота лезть нынче в болото, да ещё делать конец до Острова Бэкстеров, – сказал Мельничное Колесо. – У меня веселье было на уме.
– У тебя нет ума, – сказал Бык. – Пенни Бэкстер!
– Ну что?
– Ты по-прежнему намерен ехать на праздники в Волюзию?
– Ежели б удалось вытащить медведя и поспеть туда, мы бы поехали. Мы шибко припозднились.
– Ну так садись ко мне за спину и показывай путь. Ребята, мы и медведя вытащим, и в Волюзию поспеем. Ежели там не захотят нас принять, могут выбросить нас, коли сумеют.
Пенни колебался. Заручиться помощью в Форт-Гейтс, особенно сейчас, в рождественский сочельник, было нелегка. Однако почтенные члены общины едва ли будут рады видеть Форрестеров на своём вечере. Пусть они помогут ему управиться с тушей, подумал он, а там, бог даст, он сумеет сбыть их с рук. Он сел на лошадь позади Быка. Мельничное Колесо протянул руку Джоди, и тот занял место у него за спиной.
– Кто из вас будет такой добрый и возьмет к себе моего бульдога? – сказал Пенни. – Он ранен хоть и не серьёзно, но ему пришлось изрядно побегать и здорово драться.
Говорун подобрал Рвуна и устроил его в седле перед собой. Конец, пройденный пешком и казавшийся таким длинным, был ничто на лошадях Форрестеров. Отец и сын, вспомнив, что с самого утра ничего не ели, пошарили у себя в котомках и начали уписывать хлеб и мясо, которыми их снабдила Нелли Джинрайт.
– Теперь, как проедем вот этот низкий хэммок, тут и наш медведь, – сказал Пенни.
Они спешились. Лем злобно сплюнул:
– Везёт же тебе, поповскому сынку…
– Ну, кого очень уж потянуло бы в его компанию, тот сумел бы разыскать его, – сказал Пенни. – Или кто, вроде меня, до того взбесился, что не захотел от него отстать.
Возник спор из-за того, как разрубать тушу. Бык хотел забрать её целиком ради эффекта. Пенни доказывал, что это невозможно. В конце концов Быка убедили, что тушу надо разрубить на четыре части, как обычно поступают с такими большими медведями. С Топтыги содрали шкуру, и тушу расчетвертили. Шкура была снята целиком, вместе с огромной головой и когтистыми лапами.
– Такой она мне и понадобится, – сказал Бык. – Я придумал потеху.
Форрестеры пустили по кругу припасённые бутылки, затем выехали на дорогу. Четыре лошади несли по четверти медвежьей туши каждая, шкуру нагрузили на пятую. До Острова Бэкстеров процессия добралась уже затемно. Дом был закрыт – на воротах перекладина, на окнах ставни. Ни огонька, ни струйки дыма из печной трубы. Матушка Бэкстер уехала в повозке за реку. Флажка нигде не было видно. Форрестеры спешились, выпили ещё и попросили воды. Пенни вызвался сготовить им ужин, но мыслями они уже были в Волюзии. Медвежатину повесили в коптильне. Бык ни за что не хотел расстаться со шкурой.
Странно было Джоди ходить в темноте по запертому дому, словно в нём жили не Бэкстеры, а какие-то другие люди. Он прошёл на задний двор и позвал:
– Флажок! Ко мне, приятель!
Ответного топота маленьких острых копытец не последовало. Робко позвал он вновь, а затем вышел на дорогу. Флажок галопом мчался к нему из рощи. Джоди прижал его к себе так крепко, что он в нетерпении вырвался. Форрестеры кричали ему, чтобы поторапливался. Ему и хотелось взять Флажка с собой, и страшно было: а вдруг он опять убежит? Джоди привёл его в сарай, крепко привязал и закрыл дверь на перекладину – от хищников. Потом снова вернулся в сарай и высыпал Флажку муку, которую носил с собой. Форрестеры метали громы и молнии. Он подбежал к Мельничному Колесу и со спокойным сердцем занял место за его спиной.
Форрестеры хриплыми голосами, словно стая ворон, грянули песню. Он подпевал им. Их крики эхом отдавались в зарослях. Часов в девять они подъехали к реке и взревели все разом, вызывая паром. Переправившись на тот берег, направились к церкви. Она была освещена. Во дворе стояли повозки, запряжённые лошадьми и волами.
– Мы не в таком виде, чтобы показаться на празднике в церкви, – сказал Пенни. – Может, пошлём Джоди, он вынесет нам угощение?
Но Форрестеров невозможно было ни уговорить, ни остановить. Бык сказал:
– А ну-ка, вы, помогите мне нарядиться. Сейчас будем гнать дьявола из этой церкви.
Лем и Мельничное Колесо надели на него медвежью шкуру. Он стал на четвереньки. Производимое впечатление показалось ему недостаточно убедительным: разрезанная на животе шкура не держала большую тяжёлую голову, и она всё время сваливалась вперёд. Пенни не терпелось войти в церковь и успокоить жену, но Форрестеры не торопились. Они сняли шнурки с башмаков и стянули ими шкуру на груди Быка. Лучшего он и не мог желать. Его широченная спина и плечи заполняли шкуру чуть ли не так же плотно, как её прежний обладатель. Он реванул для пробы. Братья взошли по ступеням. Лем распахнул дверь, впустил Быка и прикрыл её, оставив щель, чтобы наблюдать. Гостя заметили не сразу. Бык заколтыхал вперёд, до того верно воспроизводя медвежью походку, что у Джоди мурашки поползли по спине. Бык зарычал. Собравшиеся в церкви обернулись. Бык приостановился. Последовало мгновение всеобщего оцепенения, затем церковь опустела через окна, словно порывом ветра смело кучу листьев.
Форрестеры ввалились в церковь, закатываясь оглушительным хохотом. Пенни и Джоди вошли за ними. Внезапно Пенни подскочил к Быку и стащил с него медвежью голову, так что открылось человеческое лицо.
– Вылазь из этой штуки, Бык. Ты что, хочешь, чтобы тебя убили?
Он вовремя заметил, как в одном из окон блеснул ружейный ствол. Бык выпрямился, шкура упала на пол. Люди снова набились в церковь. Снаружи слышался неуёмный женский крик, плакали от страха два или три ребёнка. Первой реакцией собравшихся был гнев. Какой-то мужчина крикнул:
– Нечего сказать, хорош способ приходить на встречу рождественского сочельника! До смерти испугали детей!
Однако силён был дух рождества, да и пьяная весёлость Форрестеров действовала заразительно. Огромная медвежья шкура привлекла к себе всеобщее внимание. То тут, то там раздавался грубый мужской гогот, а под конец уже смеялись все, сойдясь на том, что Бык больше похож на медведя, чем сам Топтыга. Огромный медведь уже много лет разбойничал в здешних краях и был этим печально знаменит.
Большинство мужчин и мальчишек толпились вокруг Пенни. Матушка Бэкстер приветствовала его и поспешила принести ему тарелку с едой. Он устроился на одной из церковных скамей, сдвинутых к некрашеным голым стенам, и начал есть. Но не успел он сделать и несколько глотков, как жадные расспросы мужчин увлекли его, и он пустился рассказывать об охоте. Еда, забытая, стояла у него на коленях.
Джоди робко осматривался в непривычно пёстрой и яркой обстановке. Маленькая церковь была украшена ветками падуба, омелой и домашними растениями: мускусным васильком, геранями, азиатскими ландышами и колеями. Вдоль стен на консолях ярко горели керосиновые лампы. Потолок был наполовину скрыт гирляндами из цветной бумаги, зелёной, красной и жёлтой. Впереди, возле трибуны для проповедей, стояла рождественская ёлка, украшенная мишурой и увешанная нитями жареных кукурузных зерен, бумажными фигурами и блестящими шарами – подарком капитана «Мери Дрейпер». Все обменивались рождественскими подарками, пол под ёлкой был усыпан бумажными обёртками. Маленькие девочки ходили как в трансе, крепко прижимая к плоской, в пёструю клетку груди новые тряпичные куклы. Совсем маленькие мальчики, которых рассказ Пенни не мог интересовать, играли на полу.
Угощение было на длинных, составленных из досок столах возле ёлки. Бабушка Хутто и мать устремились к Джоди и повели его к столу. Он обнаружил, что слава, подобно сладкому аромату, овевает и его. Женщины столпились вокруг и наперебой совали ему еду. Они спрашивали об охоте. Поначалу он словно онемел и не мог отвечать. Его бросало то в жар, то в холод, он просыпал салат из тарелки, которую держал в одной руке. В другой были зажаты пирожные трёх различных сортов.
– Теперь надо оставить его одного, – сказала матушка Хутто.
Он вдруг испугался, что упустит возможность ответить на вопросы, а с нею вместе и триумф этой минуты.
– Мы гонялись за ним почти три дня, – быстро сказал он. – Мы два раза поднимали его. Мы залезли в грязь, и отец сказал, что такая грязь засосет и тень канюка, но мы выдрались из неё…
Женщины слушали с лестным для него вниманием. Он почувствовал прилив вдохновения. Он начал сначала и попробовал рассказывать так, как рассказывал бы отец. На середине повествования он глянул на зажатое в руке пирожное и потерял всякий интерес к рассказу.
– Потом отец застрелил его, – обрывисто кончил он.
Он запихнул в рот кусок пирожного. Женщины пошли за новыми сластями.
– Ты вот начинаешь с пирожного, – сказала матушка Бэкстер, – и у тебя не останется места ни для чего другого.
– А я и не хочу ничего другого.
– Пусть его, Ора, – сказала матушка Хутто. – Кукурузный хлеб он сможет есть круглый год.
– Я буду есть его завтра, – пообещал он. – Я знаю, что кукурузный хлеб надо есть, чтобы вырасти большим.
Он переходил от одного вида пирожного к другому и вновь возвращался к уже отведанному.
– Ма, Флажок показывался дома до того, как ты уехала? – спросил он.
– Прибежал вчера, как стемнело. Я, признаться, встревожилась: как это – вас нет, а он прибежал. Ну, а сегодня вечером тут была Нелли Джинрайт, она и рассказала, что видела вас.
Он глядел на неё с одобрением. Она просто красива, думал он, в этом чёрном платье из ткани альпака. Её седые волосы были гладко причёсаны, на щеках играл румянец гордости и довольства. Женщины обращались к ней с уважением. Великое дело, думал он, состоять в родстве с Пенни Бэкстером.
– У меня дома есть что-то красивое для тебя, – сказал он.
– Да? Красное и блестящее, так, что ли?
– Ты нашла его?
– Должна же я убираться в доме время от времени.
– Оно понравилось тебе?
– Красивше не бывает. Я было надела его, да подумала: ты захочешь сам вручить его мне. А угадай, что я припрятала для тебя.
– Скажи.
– Мешок мятных леденцов. А отец сделал тебе ножны из оленьей ноги – для ножа, который подарил тебе Оливер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41