Для всех их хватало еды на росчисти. Зато в зарослях за её пределами война шла непрерывно. Медведи, волки, пантеры, дикие кошки – все охотились на оленя. Медведи охотились даже на детёнышей других медведей, всякое мясо было им по нутру. Белкам и древесным крысам, опоссумам и енотам постоянно приходилось спасаться бегством. Птицы и мелкие мохнатые зверьки съёживались в страхе, когда на них падала тень ястреба или совы. Но на росчисти было безопасно. Такой её поддерживал Пенни – с помощью крепких изгородей, Рвуна и Джулии, своей бдительности, на взгляд Джоди прямо-таки неусыпной. Бывало, он услышит ночью шорох, откроется и закроется дверь, и вот он, Пенни, снова ложится в постель после молчаливой охоты на очередного мародера.
Впрочем, вторжения имели место как с той, так и с другой стороны. Бэкстеры ходили в заросли за мясом оленей и шкурой диких кошек. А хищные животные и голодные лисы тоже приходили на росчисть, когда только могли. Росчисть была со всех сторон окружена голодом. Это была крепость посреди зарослей. Остров Бэкстеров был островом изобилия в море голода.
Джоди услышал позвякиванье гужевых цепей. Пенни возвращался на скотный двор вдоль изгороди. Джоди побежал отворять ему ворота. Он помог распрячь Цезаря, взобрался по стремянке на сеновал и сбросил в кормушку добрый пук сена коровьего гороха. Кукуруза кончилась, и её больше не будет до нового урожая. Он нашёл груду сена с уцелевшими сухими горошинами и скинул её вниз для Трикси. Пусть утром будет больше молока и для них, и для пятнистого телёнка. Телёнок был худоват: Пенни отнимал его от матки. На сеновале, словно придавленном крышей из толстого гонта, было душно и жарко. Сено потрескивало сухо и тонко, щекотало в ноздрях. Он чуточку полежал на нем, весь отдаваясь его упругости, и уже совсем было разнежился, как послышался голос матери, звавшей их. Он спустился с сеновала. Пенни уже управился с дойкой, и они вместе направились к дому. Ужин ждал их на столе. Он состоял всего-навсего из простокваши и кукурузного хлеба, но в достаточном количестве.
– Постарайтесь подстрелить по дороге какое-нибудь мясо, голубчики, – сказала матушка Бэкстер.
Пенни кивнул.
– Я нарочно захватываю ружьё.
Они взяли путь на запад. Солнце ещё стояло над верхушками деревьев. Дождя не было вот уже несколько дней, но сегодня на севере и на западе громоздились низкие кучевые облака. С востока и юга на ослепительно сверкающий западный небосклон наползала серовато-стальная мгла.
– Добрый дождичек сегодня – и мы бы, пожалуй, были с кукурузой на весь год, – сказал Пенни.
Ветра не было. Воздух лежал над дорогой, словно толстое пуховое одеяло. Джоди казалось, что его можно оттолкнуть, с такими усилиями он сквозь него пробивался. Его голые заскорузлые подошвы жёг песок. Рвун и Джулия шли вялые, – поникшие головы, свисающие до земли хвосты, пасти разинуты, с языков течет слюна. Не потерять след свиней на рыхлой почве, так долго остававшейся сухой, было нелегко. Глаз Пенни был здесь сильнее, чем чутье Джулии. Свиньи, кормясь, прошли рощу мерилендских дубов, пересекли заброшенную росчисть и направились в прерию, где можно было подрывать корни лилий и валяться в лужах прохладной воды. Они не забредали так далеко, когда пищу можно было найти возле дома. Но сейчас была трудная пора. Никакого подножного корма – ни сосновых шишек, ни желудей, ни орехов – пока ещё не было, если не считать того, что можно было откопать из-под толстого слоя прошлогодних листьев. Завязь плодов пальм была ещё слишком зелена даже на неприхотливый вкус свиней. В трёх милях от дома Пенни присел на землю, рассматривая следы, подобрал кукурузное зёрнышко и повертел его в пальцах. Затем показал на отпечатки лошадиных копыт.
– Они приманивали свиней, – сказал он, выпрямляясь.
Лицо его было серьёзно. Джоди с тревогой следил за ним.
– Что ж, сын, надо идти дальше.
– Прямо к Форрестерам?
– Прямо туда, где могут быть свиньи. Быть может, мы найдем их где-нибудь в загоне.
След рыскал из стороны в сторону, как рыскали свиньи, подбирая рассыпанное кукурузное зерно.
– Я могу понять Форрестеров, когда они дерутся с Оливером, могу понять, почему они накинулись на нас с тобой. Но хоть убей, не понимаю подлости ради подлости.
Пройдя ещё с четверть мили, они наткнулись на грубую западню для свиней. Вход в неё был закрыт, но загон был пуст. Она была сделана из молодых необчищенных деревцов, и одно гибкое деревцо было установлено с таким расчетом, чтобы захлопнуть калитку за набившимися в загон свиньями.
– Эти негодяи ждали где-то рядом, – сказал Пенни. – Такой загон не мог бы удержать свинью надолго.
По песку с правой стороны к загону подъезжала повозка. Следы колёс вели по глухой, проложенной среди скраба дороге в направлении Острова Форрестеров.
– Ладно, сын, – сказал Пенни. – Нам туда.
Солнце висело над самым горизонтом. Кучевые облака были как грибы-дождевики, тронутые красными и жёлтыми тонами заката. Юг был полон тьмы, похожей на пороховой дым. Ледяное дуновение пронеслось по зарослям и истаяло без следа, словно какое-то огромное существо дохнуло холодом и прошло мимо. Джоди вздрогнул в ознобе и страшно обрадовался жаркому воздуху, хлынувшему следом. Дикая виноградная лоза лежала поперёк дороги, на которой едва обозначалась колея. Пенни наклонился откинуть её в сторону.
– Уж коли тебя ждёт беда, можешь спокойно идти ей навстречу, – сказал он.
Гремучая змея бросилась из-под лозы без предупреждения. Джоди увидел мгновенное движение, размытое, как тень, стремительное, как полёт ласточки, разящее вернее острых медвежьих когтей. Он увидел, как отец отшатнулся под силой удара. Услышал его вскрик. Ему тоже захотелось сделать шаг назад, захотелось закричать, сколько хватит голоса. Он стоял прикованный к песку и не мог произнести ни звука. Это была молния, а не гремучка. Это сломалась ветка, это пролетела птица, пробежал кролик…
– Назад! – крикнул Пенни. – Держи собак!
Голос расковал его. Он отпрянул назад, схватил собак за загривок. Увидел, как крапчатая тень подняла свою плоскую голову на высоту колена. Голова покачивалась из стороны в сторону, следуя за медленными движениями отца. Он услышал жужжание колец на хвосте змеи. Собаки тоже услышали. Они потянули носом воздух. Шерсть стала на них дыбом. Джулия жалобно взвизгнула, вырвалась из его рук, повернулась и, поджав хвост, пошла обратно по тропе. Рвун взвился на дыбы и залаял.
Медленно, как человек в сновидении, Пенни пятился назад. Кольца пели. Нет, это не кольца – это жужжала цикада. Это пела древесная лягушка… Пенни поднял ружьё и выстрелил. Джоди содрогнулся. Змея свилась в завитки и задёргалась в агонии. Её голова зарылась в песок. Корчи прошли по всей длине её тела, кольца прошумели слабо и затихли. Завитки медленно распались на отдельные извивы, – так вода уходит при отливе. Пенни повернулся и застывшим взглядом посмотрел на сына.
– Она укусила меня, – сказал он.
Он поднял правую руку и неподвижно глядел на неё. Его пересохшие губы оттопырились, обнажив зубы. Кадык судорожно ходил вверх и вниз. Он тупо смотрел на проколотую в двух местах кожу. Из каждого прокола выступило по капельке крови.
– Она была большая, – сказал он.
Джоди отпустил Рвуна. Тот подбежал к мёртвой змее и разразился яростным лаем. Он делал выпады в её сторону и в конце концов ткнул её лапой. Затем успокоился и стал нюхать песок вокруг. Пенни вышел из оцепенения, поднял голову. Лицо его было серым, как пепел орешника.
– Смертушка идёт за мной, – сказал он.
Он облизал губы. Затем круто повернулся и быстро пошёл прямо через скраб по направлению к росчисти. Идти по ровной дороге было бы скорее, но он безрассудно стремился к дому напрямик, продирался сквозь чащобу пальм, карликовых дубов и голого падуба. Джоди, задыхаясь, едва поспевал за ним. Сердце его колотилось так сильно, что он ничего не видел перед собой и шёл на треск, с каким отец ломился сквозь чащу. Внезапно гущина кончилась, дав место тенистой поляне, уставленной высокими дубами. Теперь они шли в тишине, и это было странно.
Пенни вдруг резко остановился. Впереди произошло какое-то движение. Самка оленя вскочила на ноги. Пенни глубоко вздохнул, словно ему отчего-то стало легче дышать, поднял ружьё и прицелился. У Джоди мелькнула мысль, что отец сошёл с ума. Сейчас не время останавливаться для охоты. Пенни выстрелил. Олениха упала на песок. Пенни подбежал к ней и достал нож. Теперь Джоди был уверен, что отец помешался. Пенни не стал перерезать животному горло, а вонзил нож в брюхо и широко раскрыл его. Сердце ещё билось. Пенни вырезал печень и, стоя на коленях, переложил нож в левую руку. Затем отвернул правый рукав и вновь посмотрел на проколотую в двух местах кожу. Проколы закрылись. Предплечье вздулось и быстро чернело. На лбу Пенни выступила испарина. Он быстро рассек ножом рану. Из неё хлынула тёмная кровь. Он прижал ещё тёплую печень к разрезу.
– Вытягивает… – приглушенным голосом произнёс он.
Он надавил сильнее, отнял печень и осмотрел её. Она приняла ядовито-зелёный оттенок. Он перевернул её и приложил к ране свежим местом.
– Вырежь мне кусок сердца, – сказал он.
Джоди стряхнул с себя оцепенение. Нож вывалился у него из рук. Наконец он отсёк кусок.
– Ещё, – сказал Пенни.
Он менял прикладываемые куски вновь и вновь.
– Дай мне нож.
Он сделал новый надрез, на этот раз выше, в том месте, где чёрная опухоль достигала наибольших размеров. По его щекам катил пот.
– Тебе очень больно, па?
– Будто раскалённый нож вогнали в лопатку.
Мясо больше не окрашивалось зелёным. Жизнь и тепло быстро уходили из тела оленихи, оставляя после себя окоченение смерти. Он встал.
– Я сделал всё, что мог. Я пойду дальше домой, а ты иди к Форрестерам и попроси их съездить за доктором Вильсоном.
– Ты думаешь, они поедут?
– Надо рискнуть. Крикни им и скажи быстро, чтоб они не успели швырнуть в тебя чем-нибудь или выстрелить.
Он повернул назад, к проторенной тропе. Джоди пошёл за ним. За спиной послышался слабый шорох. Он оглянулся. Пятнистый оленёнок выглядывал с края поляны, чуть пошатываясь на ещё нетвёрдых ногах. Его тёмные глаза были широко раскрыты от удивления.
– Па! – крикнул он. – У оленихи был оленёнок.
– Мне очень жаль, сын. Ничем не могу тут помочь. Иди, не мешкай.
Сердце Джоди разрывалось на части. Он медлил. Оленёнок в недоумении поднял свою маленькую головку. Он нетвёрдыми шагами приблизился к телу оленихи, наклонился и обнюхал её. Затем проблеял.
– Давай скорей, сын! – крикнул Пенни.
Джоди бегом догнал его. Пенни на мгновение остановился.
– Пусть кто-нибудь поедет по этой дороге и подберёт меня, ежели я не дойду до дома. Поспеши.
Ужас нахлынул на Джоди при мысли о распухшем теле отца, лежащем посреди дороги. Он пустился бежать. Отец с какой-то медлительностью отчаяния побрёл по направлению к Острову Бэкстеров.
Джоди бежал по Фургонной тропе к миртовой роще, где тропа раздваивалась и одной своей ветвью вливалась в большую дорогу, ведущую к Острову Форрестеров. Дорога была много езженная, лишенная травянистого покрова, который мог бы служить твёрдой опорой для ног. Сухой, сыпучий песок засасывал ступни, цепкими щупальцами охватывал икры. Джоди перешёл на мелкую рысцу – казалось, так устойчивее бежать по песку. Ноги его двигались, но ум и тело как будто парили над ними, словно пустые козлы над колёсами повозки. Дорога под ним была как бесконечный круг, по которому идёт лошадь, впряженная в привод. Ноги его поднимались и опускались, но ему казалось, будто он снова и снова минует всё те же деревья, всё те же кусты. И таким медленным, таким тщетным казалось ему их поступательное движение, что он испытал тупое удивление, когда добежал до поворота. Этот изгиб был ему знаком. Теперь он недалеко от дороги, которая ведёт прямиком на росчисть Форрестеров.
Вот он добежал до высоких деревьев Острова. Они испугали его, потому что говорили, как близко он теперь к цели. Он явился живой, и он боялся. Он боялся Форрестеров. И потом, если даже они откажут в помощи и отпустят его подобру-поздорову, куда он пойдёт? Он задержался на минуту в тени дубов, раздумывая.
Было сумрачно, но он знал, что час темноты ещё не настал. Дождевые облака, словно и не облака вовсе, пропитывали собою небо и заполняли его целиком. Лишь на западе светилась зелёная полоса, цвета оленьего мяса, всосавшего яд. Ему пришло в голову позвать Сенокрыла. Друг услышит и выйдет к нему, и тогда можно будет приблизиться к дому и всё объяснить. У него отлегло от сердца, когда он подумал об этом, представил ласковые глаза друга, полные печали о нём. Он сделал глубокий вдох и опрометью ринулся по тропинке, осененной дубами.
– Сенокрыл! – закричал он. – Сенокрыл! Это я, Джоди!
Теперь лишь выждать немного – и друг выйдет к нему, сползёт на четвереньках по шатким ступенькам крыльца, как он вынужден делать всегда, когда спешит. Или появится из кустов, а следом за ним енот.
– Сенокрыл! Это я!
Никто не отвечал. Он ворвался на подметённый, посыпанный песком двор.
– Сенокрыл!
В доме светился ранний огонь. Из трубы клубами валил дым. Двери и ставни были закрыты на ночь от комаров. Но вот дверь распахнулась. В освещённом квадрате проёма он увидел, как Форрестеры один за другим поднимались на ноги – точно гигантские деревья в лесу вздымались на своих корневищах и шевелились навстречу ему. Он застыл на месте. На крыльцо вышел Лем. Он избычил голову, всматриваясь в пришельца.
– Это ты, стервёныш. Чего надо?
– Сенокрыл… – запинаясь, проговорил Джоди.
– Он захворал. Ты так и так не можешь видеть его.
Это было слишком. Он разрыдался.
– Отец… Его укусила змея… – всхлипывал он.
Форрестеры спустились с крыльца и обступили его. Он громко плакал от жалости к отцу и к себе самому и ещё оттого, что наконец-то он здесь и теперь покончено с тем, ради чего он сюда явился. По собравшейся вокруг кучке мужчин прошло движение – словно закваской всколыхнуло поставленное на пироги тесто.
– Где он? Какая змея?
– Гремучка… Большая… Он пошёл домой, только не знает, доберётся ли.
– Он опух? Куда она его укусила?
– В руку. Она уже сильно вздулась. Прошу вас, съездите за доктором Вильсоном. Прошу вас, съездите за ним поскорее. Я больше не буду помогать Оливеру. Прошу вас…
– Комар обещает не кусаться, – усмехнулся Лем.
– Похоже, тут уж ничем нельзя помочь, – сказал Бык. – Человек, укушенный в руку, умирает скоро. Наверное, он помрёт до того, как доктор осмотрит его.
– Он подстрелил олениху и вытягивал яд печенью. Прошу вас, съездите за доктором.
– Я съезжу за ним, – сказал Мельничное Колесо.
Облегчение нахлынуло на Джоди, словно поток солнечного света.
– Большое спасибо.
– Оставь свои «спасибо» при себе. Я и собаке помог бы, будь она укушена змеей.
– Я выеду по дороге и подберу Пенни, – сказал Бык. – Негоже быть на ногах человеку, когда его укусила змея.
Он и Мельничное Колесо с мучительной медлительностью отправились на скотный двор седлать лошадей. Эта неторопливость была страшнее любой горячки. Если бы для отца оставалась надежда, они бы спешили. А они двигались так медленно и спокойно, как будто выезжали не на помощь, а на похороны. Джоди как потерянный стоял на месте. Остальные Форрестеры вошли в дом и закрыли за собой дверь. Джоди охватил панический страх, что они вовсе не собираются выручать их из беды. Он остался один, и отец тоже остался один. Но вот показались верхом Бык и Мельничное Колесо, и Бык вовсе не враждебно махнул ему рукой.
– Не изводи себя зря, малыш. Мы сделаем всё, что можем. Мы не держим зла на людей, попавших в беду.
Они ударили пятками в бока лошадей и понеслись. Свинцовая тяжесть на душе сменилась лёгкостью. Стало быть, враг один только Лем. Выждав, когда стук копыт затих вдали, он отправился домой по той же дороге.
Он гадал, за какое время Мельничное Колесо доберётся до Семимильного притока. Гадал не о том, будет ли доктор пьян, потому что это было заведомо так, а о том, насколько он будет пьян. Если доктор Вильсон был в состоянии сесть в постели, его считали возможным везти к больному. Когда за ним приходили, он с трудом поднимался и шёл делать своё дело, нетвёрдый на ногах, но с добрыми руками и сердцем. Его знали повсюду и считали, что он умеет лечить, пьян он или не пьян…
Джоди свернул на дорогу, идущую в восточном направлении, к их росчисти. Ему ещё оставалось пройти четыре мили. По твёрдой почве он мог бы покрыть их немногим более чем за час. Но под ногами у него был рыхлый песок, и сама темнота, казалось, удерживала его и сбивала с ровного шага. Хорошо, если он доберётся до дому за полтора часа, а возможно, на это уйдёт и целых два. Временами он переходил на мелкую рысцу. Сияние в воздухе было поглощено тьмою зарослей, как река поглощает нырнувшую змеешейку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41