– И еще вы сделаете только лучше для себя, если хорошенько подумаете об описании преступников, которое сообщите полиции.
– Пара чернокожих, – предложил Грайс.
– В лыжных масках.
– Они заставили вас открыть сейф.
– Лучше, – возразил Грабянский, – скажите, что вы назвали им комбинацию.
– Правильно, – согласился Грайс. – Так лучше. Неожиданно он повернулся и направился обратно в комнату.
– Ты куда? – спросил Грабянский.
– Стереть отпечатки с сейфа.
Наблюдая за ним, Мария почувствовала слабость в ногах. Грабянский стоял рядом с ней, пропуская свои пальцы через мех ее лучшего манто.
Грайс влез на кровать и склонился над сейфами. Мария наблюдала, как он размазывал своими перчатками все следы, какие она могла оставить, и была не в силах отвести глаз, когда он забрался внутрь сейфа.
– Ого-го! – протянул он, повернувшись к ним и глядя прямо на Марию. – Вы солгали.
– 2 –
Резник презирал агентов по продаже недвижимости с тех пор, как один из них увел у него жену. Они и раньше вызывали у него неприязнь, впрочем, как и молодые люди из автосалонов, пропахшие сигаретным дымом, с потными ладошками.
Подобно всем другим агентствам, стремящимся как можно быстрее поставить плакат с надписью «Продается» и не торопящимся убрать их, три компании уже довольно давно прикрепили свои объявления на сложенной из темного камня ограде его сада. Недавно он не выдержал, достал из чулана под лестницей инструмент и сбросил два из них. Остался один – принадлежавший небольшой фирме, не имеющей «сорока восьми отделений только в Ист-Мидленде», но содержащей в штате, по крайней мере, одного человека, с которым Резник мог разговаривать без неприязни. Он-то и позвонил ему с просьбой быть дома в половине девятого утра, когда он привезет покупателей.
– Занятые люди, – объяснил агент, – пара, начинающая семейную жизнь. Оба работают, и это единственное время, когда они могут быть у вас вместе. Я думаю, они вам понравятся, – добавил он с надеждой. Как будто это могло что-либо значить.
С момента объявления о продаже его дома прошло уже три месяца, и за это время еще никто не зашел так далеко, чтобы сделать какое-либо предложение. Или не подходил размер дома, или дом хорош, но район не тот, закладной процент высок, закладной процент низок, цены растут, цены стабилизируются… Резник просто хотел уехать отсюда. Запереть дверь и передать ключи. Вот и все!
Он попросил своего заместителя сержанта Грэхема Миллингтона остаться на ночное дежурство, провести утренний инструктаж и доложить обстановку главному инспектору участка.
– Вас это не затруднит, Грэхем? – поинтересовался он.
Не испытывавший недостатка честолюбия Миллингтон подтянулся, подправив и так блестевшие усы, словно человек, внезапно узнавший, что у него сегодня день рождения.
Было уже без четверти девять, когда подъехали, каждый на своей машине, покупатели. Мужчина вышел из блестящего черного «форда-сьерры» таких аэродинамических очертаний, что попади он по ошибке на взлетную полосу аэропорта Хитроу, то несомненно взвился бы в воздух. Его жена отдала предпочтение простому белому «фольксвагену» с открывающимся верхом. Оба были одеты в светло-серые костюмы, и оба взглянули на часы, когда вышли из автомобилей.
Почти тут же к бровке подрулил зеленый «моррис-минор», и из машины выбралась незнакомая Резнику женщина. На ней был широкий и большой черный свитер с рукавами, подтянутыми до локтей, короткая темно-синяя, в белый горошек, юбка, толстые полосатые колготки и присборенные красные сапожки. Она поздоровалась с клиентами, держа в левой руке раскрытую папку с информацией о доме.
– Мистер и миссис Лурье… доброе утро. Надеюсь, я не заставила вас ждать.
Она подвела супругов к Резнику, который стоял среди полегшей травы и темных кустов зимнего сада.
– Мистер Резник, не так ли? – Она коснулась его руки и улыбнулась, слегка скривив рот. – Меня зовут Клер Миллиндер. – Она произносила слова быстро, проглатывая окончания, как австралийка.
– Должна ли я называть вас «инспектор»? – Не дожидаясь ответа, она направилась к входной двери. – Мы можем войти в дом?
– Что случилось с мистером Альбертсоном? – негромко спросил Резник, когда они проходили прихожую.
– Он ушел от нас, чтобы стать священником.
– Но он звонил мне об этом посещении лишь вчера!
– Я знаю. Но разве так не бывает – словно внезапное озарение. Вспомните Библию.
Впереди них мистер и миссис Лурье обсуждали возможные расходы, связанные с установкой новой кухонной мебели из натурального дуба.
Клер прошла мимо Резника на кухню.
– Это прекрасная комната – особенно по утрам, когда она вся залита солнечным светом. Если здесь поставить круглый стол, то это будет чудесное место для завтраков.
Лурье снова кинул взгляд на свои часы.
– Мы можем осмотреть остальные комнаты, – обратилась к ним Клер Миллиндер.
У Резника не хватило духу последовать за ними. «Как их встретят его ноты? Надеюсь, они не тронут Диззи, – подумал Резник, – если ему взбредет в голову, он может цапнуть мистера и миссис Лурье».
Майлз вышел из гостиной и теперь, задрав хвост, терся макушкой о ногу Резника.
Покупатели вышли из гостиной, и Клер повела их по направлению к лестнице.
– Вы непременно должны посмотреть спальню. В ней действительно очень много воздуха и удобные встроенные шкафы.
Резник остался на месте, чужой в собственном доме.
Они спустились вниз, когда Резник выпускал Майлза через черный ход. «Как ноты смогут привыкнуть к новому жилью?»
– Инспектор?
Он закрыл дверь и повернулся.
– Дорогой, ты представляешь, сколько будут стоить новые ванные комнаты? – спрашивала миссис Лурье своего мужа. – Не говоря уже о ремонте. А эта убогая маленькая комната сзади, не могу представить себе, как можно ее использовать, кроме как складывать туда коробки с вещами. Что еще можно там разместить?
– Хлев, – спокойно заметил Резник.
– Простите?
Клер быстро взглянула на него.
– Дорогая, – обратился мистер Лурье к жене, показывая ей циферблат часов.
– Да, конечно. Нам уже пора уходить.
– Извините, работа. Они стояли в дверях.
– Мы свяжемся с вами.
– Конечно, – ответила Клер.
– Спасибо, что позволили осмотреть дом.
Резник был уже готов сказать, как обычно, что это доставило ему удовольствие, но без особого труда остановил себя.
Тяжелая дверь плотно закрылась.
– Альбертсон… он действительно стал священником? – спросил Резник.
– Да. Протестантским.
Какое-то время они стояли молча. Резник около низкого столика с шляпой, которую почти никогда не носил, и кипой старых газет, которые намеревался выбросить. Клер положила одну руку на темно-коричневые перила, а в другой держала папку, прижимая ее к бедру.
– Я не знаю, что заставляет людей поступать таким образом, а вы? – задумчиво произнесла она.
– Пожалуй, нет.
– Вы не думаете, что они слышат зов, вы понимаете, звон колоколов, голоса?
– Божественную литургию.
– Зовущую за собой.
– Возможно.
Она внимательно посмотрела на него.
– Почему мы делаем что-либо? Почему, например, вы хотите выехать из этого дома?
– Это трудный вопрос.
– Трудно объяснить или понять?
– Объяснить.
– А вы знаете ответ?
– Да, я думаю, что знаю.
– Ну-у, – протянула она, спускаясь по лестнице и проходя мимо него, – тогда все в порядке.
Она остановилась в дверях.
– Эти люди не заинтересовались домом, не так ли? – произнес Резник с легкой улыбкой.
– Они презирают его, – ухмыльнулась она в ответ.
– Вы считаете, его можно продать?
Она подняла пальцем отошедшие от стены обои.
– Думаю, что можно. Но вы должны немного снизить цену.
– Я уже делал это.
– Уверена, что мы сможем продать его.
Резник кивнул, засунул руки в карманы брюк и тут же вытащил их обратно. Худой нот, серый с белым пятном около носа и другим таким же на конце хвоста, протиснулся между краем приоткрытой теперь двери и сапожками Клер.
– Это тоже ваш?
– Это Бад.
– В горшке в раковине спал полосатый кот с откушенным ухом.
– Пеппер.
– Всего – три кота?
– Четыре.
Она бросила беглый взгляд на папку, переступила с ноги на ногу и сказала:
– Надо идти.
– В вашей конторе имеются дубликаты ключей.
– Полагаю, да.
– Вы можете приводить покупателей в любое время…
– Хорошо.
– Конечно, если вы тоже придете с ними. Она взглянула на него почти жестко.
– Я имею в виду, что не хочу, чтобы вы передавали ключи и люди бродили здесь одни.
– Нет-нет. Мы этого не делаем. Резник кивнул: договорились.
Клер широко распахнула дверь и спустилась на первую ступеньку.
– Я сделаю все, что смогу, инспектор.
– Спасибо.
– Вам просто надо потерпеть, только и всего. – Она спустилась еще на ступеньку и послала последнюю улыбку. Резник заметил, что она не только улыбалась, кривя рот, но и два передних зуба как бы перекрещивали друг друга. – Клянусь, вы хорошо это делаете, – рассмеялась она. – Умеете терпеть.
Наверное, стоило бы остаться в дверях и посмотреть, как она идет по извилистой дорожке, проходит через ворота и направляется к машине. Но Резник повернулся и вошел в дом. На кухне он приготовил в термосе кофе для себя и Грэхема Миллингтона в благодарность за его услугу.
Участок, в котором работал Резник, находился в черте города, не так уж близко от центра, что придавало ощущение определенной самостоятельности, и не настолько далеко, чтобы чувствовать себя в какой-то глуши. Это был северо-восток города между магистральными дорогами с построенными в начале столетия домами и стоящими среди них современными муниципальными зданиями, соединенными пешеходными дорожками. Большинство живущих здесь были бедняками, рабочими, которые считали себя счастливчиками, потому что имели работу: мулаты из стран Карибского бассейна, азиаты, белые – люди, выполнявшие почасовую работу на фабриках велосипедов или чулочных изделий. Теперь эти фабрики сносили, чтобы освободить место для универсальных магазинов. К западу отсюда был район с викторианскими особняками, теннисными кортами, обсаженными деревьями холмистыми улицами. Там еще были свободные площадки, достаточно большие, чтобы построить среди зелени по проекту архитектора летний дом и оставить достаточно места для игры в бадминтон. Единственное черное лицо, когда-либо замеченное там, могло принадлежать лишь человеку, который пытался срезать путь или заблудился.
В приемном отделении участка на полу была кровь, еще достаточно яркая, чтобы определить, что она была пролита недавно. Дежурный сдвинул панель с пуленепробиваемым стеклом, когда вошел Резник.
– Кровотечение из носа? – спросил Резник, кивнув в сторону пола.
– Не совсем тан, сэр.
Инспектор толкнул бывшую когда-то белой дверь, и комната сразу наполнилась стуком пишущей машинки, резкими звонками телефонов и неторопливыми ругательствами человека, который, видимо, знал только четыре слова и настойчиво повторял их без какой-либо связи одного с другим.
Резник кивнул женщине-полицейскому, которая вела мимо него побирушку, прошел по коридору и завернул в комнату, где сержант в белой накрахмаленной рубашке и аккуратном черном галстуке записывал происшествие в толстую книгу.
Сразу трудно было определить, кто ранен: молодой сержант или задержанный. На столе лежал нож, лезвие которого было обломано примерно на дюйм.
– Могу я чем-нибудь помочь вам, сэр? – спросил сержант, продолжая писать.
Резник покачал головой.
Он теперь видел, что на полу в держурке была кровь задержанного. Один глубокий порез был у того на голове, другой – высоко на груди под запачканной рубашкой, которая прилипла к телу, как повязка.
– Он угрожал и размахивал ножом, сэр, – доложил молодой сержант. Он не должен был объяснять свои действия Резнику, но ему надо было выговориться. Его лицо было неестественно бледно. – Я уговаривал его успокоиться, положить оружие, но он не хотел. Продолжал кричать и ругаться. Грозился располосовать меня.
Человек все еще ругался, хотя и не так громко. Интервалы между его четырьмя словами продолжали увеличиваться, но, как только начинало казаться, что он полностью выдохся, тут же произносилось очередное слово.
– Спор возник из-за стакана выпивки, – уточнил сержант.
– Значит, это не могло произойти намного позднее девяти, – заметил Резник. – Ранние птички эти алкаши.
– Я звал на помощь, – проговорил сержант притихшим голосом. – Но я не знал, как долго мне придется ждать.
– Этот тип уже отправил одного из своих друзей в госпиталь. Тот теперь ждет, чтобы ему пришили на место кусок носа. – Вступивший в разговор полицейский смотрел на Резника. – Этот парень поступил правильно.
– Я отнял у него нож, сэр, только он… он ранил себя при этом.
Резник взглянул на задержанного: теперь его глаза были закрыты, хотя рот продолжал раскрываться со все удлиняющимися интервалами.
– Вы не думаете, что он должен рассматриваться как потерпевший?
– Как только его осмотрит врач, Чарли. Все будет в порядке.
Резник повернулся к говорившему, главному инспектору Ленни Лоренсу.
– Что-нибудь случилось, Чарли? Резник покачал головой.
– Все нормально, сэр. Просто прошел по следам крови из дежурки. Вы знаете, как это бывает. Инстинкт.
– Думал, может быть, вы хотите посмотреть, как живут другие.
– Вы имеете в виду патрульных? Тех, кто всегда среди людей?
– Что-то вроде этого.
– Мы и здесь получаем свою порцию, вы знаете.
– Отделение уголовного розыска. Полагал, что это чистенькая работа. Современная технология. Запись голосов и внешнее опознание с любезной помощью ближайшего пункта видеонаблюдения.
Резник прошел мимо главного инспектора в коридор. Из какой-то комнаты внезапно донесся испуганный крик, как если бы кто-то очнулся ото сна и не может понять, где находится.
– Мой сержант хорошо вел себя сегодня утром? – спросил Резник.
– Он испытывал наслаждение от каждой минуты службы. Начистил свои ботинки так, что в них можно смотреться, как в зеркало.
Вероятно, так и было, подумал Резник, поднимаясь по лестнице. Когда-то Миллингтону сказали, что опрятный, аккуратный внешний вид во все времена был самым верным путем наверх. С тех пор он держал в ящике своего стола наряду с необходимыми бумагами и экземпляром акта 1984 года о полицейских и уголовных доказательствах запирающийся на молнию несессер с принадлежностями для чистки обуви, нитками и иголкой и пару ножниц в футляре из крокодиловой кожи. Зайдя в мужской туалет, Резник увидел прилипшие к раковине крошечные обрезки волос и подумал, что здесь поработали ножницы Миллингтона.
Наверное, не удивительно, что Грэхем Миллингтон интересовался использованием новейшей технологии, основанной на компьютерах. И только его имя, кроме имени главного инспектора, было включено в список для посещения в выходные дни семинара, проводимого отделом министерства внутренних дел по научным изысканиям и развитию.
Дверь в отделение уголовного розыска была распахнута, и Резник видел через стеклянную панель, как Марк Дивайн одним пальцем отбивает отчет о месте преступления, как если бы пишущая машинка была изобретена только позавчера.
В глубине комнаты увлеченно беседовали Линн Келлог и Кевин Нейлор. Никто не обратил внимания на его приход.
Его собственный кабинет представлял собой отгороженный угол комнаты направо от входа. Он мог бы поспорить, что Миллингтон окажется за его столом, и выиграл бы.
– Размер подходит, Грэхем?
Миллингтон покраснел, ударился коленом, пытаясь встать, пожонглировал трубкой зазвонившего телефона, но справился с ней только с третьей попытки.
– Это вас, сэр, – протянул он трубку Резнику.
– Полагаю, что так.
– Да, сэр.
Резник взял трубку, не делая попыток начинать разговор. Миллингтон замешкался у двери.
– Дайте мне пять минут, Грэхем, потом доложите.
– Да, сэр.
Миллингтон подтянулся, кивнул и закрыл за собой дверь кабинета.
– Алло, – сказал Резник в трубку, отодвинув в сторону часть бумаг, чтобы освободить себе место на уголке стола. – Инспектор-детектив Резник.
– Том Паркер, Чарли.
– Доброе утро, сэр.
Том Паркер был главным инспектором-детективом, чей кабинет находился на центральном участке. Каждое утро он звонил Резнику и обсуждал с ним происшествия на его территории.
– Думал, что вы взяли отгул.
– На час, сэр. По личным делам.
– Дом?
– Да, сэр.
– Черт подери, Чарли, никогда не найдешь то, что хочешь, а если и найдешь, то потом никак не можешь избавиться!
«Слава Богу, – подумал Резник. – Он не будет развивать эту тему».
– Вы помните тот большой всплеск взломов год назад, Чарли? Ранней весной, так?
– Март, сэр.
Это было второго марта. Резник прекрасно помнил, как накануне отправился в клуб послушать Реда Родни, джазового трубача, который работал с Чарли Паркером. В свои шестьдесят лет, через три месяца после операции полости рта, Родни играл длинные, жизнерадостные фразы, рассыпая серии звуков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
– Пара чернокожих, – предложил Грайс.
– В лыжных масках.
– Они заставили вас открыть сейф.
– Лучше, – возразил Грабянский, – скажите, что вы назвали им комбинацию.
– Правильно, – согласился Грайс. – Так лучше. Неожиданно он повернулся и направился обратно в комнату.
– Ты куда? – спросил Грабянский.
– Стереть отпечатки с сейфа.
Наблюдая за ним, Мария почувствовала слабость в ногах. Грабянский стоял рядом с ней, пропуская свои пальцы через мех ее лучшего манто.
Грайс влез на кровать и склонился над сейфами. Мария наблюдала, как он размазывал своими перчатками все следы, какие она могла оставить, и была не в силах отвести глаз, когда он забрался внутрь сейфа.
– Ого-го! – протянул он, повернувшись к ним и глядя прямо на Марию. – Вы солгали.
– 2 –
Резник презирал агентов по продаже недвижимости с тех пор, как один из них увел у него жену. Они и раньше вызывали у него неприязнь, впрочем, как и молодые люди из автосалонов, пропахшие сигаретным дымом, с потными ладошками.
Подобно всем другим агентствам, стремящимся как можно быстрее поставить плакат с надписью «Продается» и не торопящимся убрать их, три компании уже довольно давно прикрепили свои объявления на сложенной из темного камня ограде его сада. Недавно он не выдержал, достал из чулана под лестницей инструмент и сбросил два из них. Остался один – принадлежавший небольшой фирме, не имеющей «сорока восьми отделений только в Ист-Мидленде», но содержащей в штате, по крайней мере, одного человека, с которым Резник мог разговаривать без неприязни. Он-то и позвонил ему с просьбой быть дома в половине девятого утра, когда он привезет покупателей.
– Занятые люди, – объяснил агент, – пара, начинающая семейную жизнь. Оба работают, и это единственное время, когда они могут быть у вас вместе. Я думаю, они вам понравятся, – добавил он с надеждой. Как будто это могло что-либо значить.
С момента объявления о продаже его дома прошло уже три месяца, и за это время еще никто не зашел так далеко, чтобы сделать какое-либо предложение. Или не подходил размер дома, или дом хорош, но район не тот, закладной процент высок, закладной процент низок, цены растут, цены стабилизируются… Резник просто хотел уехать отсюда. Запереть дверь и передать ключи. Вот и все!
Он попросил своего заместителя сержанта Грэхема Миллингтона остаться на ночное дежурство, провести утренний инструктаж и доложить обстановку главному инспектору участка.
– Вас это не затруднит, Грэхем? – поинтересовался он.
Не испытывавший недостатка честолюбия Миллингтон подтянулся, подправив и так блестевшие усы, словно человек, внезапно узнавший, что у него сегодня день рождения.
Было уже без четверти девять, когда подъехали, каждый на своей машине, покупатели. Мужчина вышел из блестящего черного «форда-сьерры» таких аэродинамических очертаний, что попади он по ошибке на взлетную полосу аэропорта Хитроу, то несомненно взвился бы в воздух. Его жена отдала предпочтение простому белому «фольксвагену» с открывающимся верхом. Оба были одеты в светло-серые костюмы, и оба взглянули на часы, когда вышли из автомобилей.
Почти тут же к бровке подрулил зеленый «моррис-минор», и из машины выбралась незнакомая Резнику женщина. На ней был широкий и большой черный свитер с рукавами, подтянутыми до локтей, короткая темно-синяя, в белый горошек, юбка, толстые полосатые колготки и присборенные красные сапожки. Она поздоровалась с клиентами, держа в левой руке раскрытую папку с информацией о доме.
– Мистер и миссис Лурье… доброе утро. Надеюсь, я не заставила вас ждать.
Она подвела супругов к Резнику, который стоял среди полегшей травы и темных кустов зимнего сада.
– Мистер Резник, не так ли? – Она коснулась его руки и улыбнулась, слегка скривив рот. – Меня зовут Клер Миллиндер. – Она произносила слова быстро, проглатывая окончания, как австралийка.
– Должна ли я называть вас «инспектор»? – Не дожидаясь ответа, она направилась к входной двери. – Мы можем войти в дом?
– Что случилось с мистером Альбертсоном? – негромко спросил Резник, когда они проходили прихожую.
– Он ушел от нас, чтобы стать священником.
– Но он звонил мне об этом посещении лишь вчера!
– Я знаю. Но разве так не бывает – словно внезапное озарение. Вспомните Библию.
Впереди них мистер и миссис Лурье обсуждали возможные расходы, связанные с установкой новой кухонной мебели из натурального дуба.
Клер прошла мимо Резника на кухню.
– Это прекрасная комната – особенно по утрам, когда она вся залита солнечным светом. Если здесь поставить круглый стол, то это будет чудесное место для завтраков.
Лурье снова кинул взгляд на свои часы.
– Мы можем осмотреть остальные комнаты, – обратилась к ним Клер Миллиндер.
У Резника не хватило духу последовать за ними. «Как их встретят его ноты? Надеюсь, они не тронут Диззи, – подумал Резник, – если ему взбредет в голову, он может цапнуть мистера и миссис Лурье».
Майлз вышел из гостиной и теперь, задрав хвост, терся макушкой о ногу Резника.
Покупатели вышли из гостиной, и Клер повела их по направлению к лестнице.
– Вы непременно должны посмотреть спальню. В ней действительно очень много воздуха и удобные встроенные шкафы.
Резник остался на месте, чужой в собственном доме.
Они спустились вниз, когда Резник выпускал Майлза через черный ход. «Как ноты смогут привыкнуть к новому жилью?»
– Инспектор?
Он закрыл дверь и повернулся.
– Дорогой, ты представляешь, сколько будут стоить новые ванные комнаты? – спрашивала миссис Лурье своего мужа. – Не говоря уже о ремонте. А эта убогая маленькая комната сзади, не могу представить себе, как можно ее использовать, кроме как складывать туда коробки с вещами. Что еще можно там разместить?
– Хлев, – спокойно заметил Резник.
– Простите?
Клер быстро взглянула на него.
– Дорогая, – обратился мистер Лурье к жене, показывая ей циферблат часов.
– Да, конечно. Нам уже пора уходить.
– Извините, работа. Они стояли в дверях.
– Мы свяжемся с вами.
– Конечно, – ответила Клер.
– Спасибо, что позволили осмотреть дом.
Резник был уже готов сказать, как обычно, что это доставило ему удовольствие, но без особого труда остановил себя.
Тяжелая дверь плотно закрылась.
– Альбертсон… он действительно стал священником? – спросил Резник.
– Да. Протестантским.
Какое-то время они стояли молча. Резник около низкого столика с шляпой, которую почти никогда не носил, и кипой старых газет, которые намеревался выбросить. Клер положила одну руку на темно-коричневые перила, а в другой держала папку, прижимая ее к бедру.
– Я не знаю, что заставляет людей поступать таким образом, а вы? – задумчиво произнесла она.
– Пожалуй, нет.
– Вы не думаете, что они слышат зов, вы понимаете, звон колоколов, голоса?
– Божественную литургию.
– Зовущую за собой.
– Возможно.
Она внимательно посмотрела на него.
– Почему мы делаем что-либо? Почему, например, вы хотите выехать из этого дома?
– Это трудный вопрос.
– Трудно объяснить или понять?
– Объяснить.
– А вы знаете ответ?
– Да, я думаю, что знаю.
– Ну-у, – протянула она, спускаясь по лестнице и проходя мимо него, – тогда все в порядке.
Она остановилась в дверях.
– Эти люди не заинтересовались домом, не так ли? – произнес Резник с легкой улыбкой.
– Они презирают его, – ухмыльнулась она в ответ.
– Вы считаете, его можно продать?
Она подняла пальцем отошедшие от стены обои.
– Думаю, что можно. Но вы должны немного снизить цену.
– Я уже делал это.
– Уверена, что мы сможем продать его.
Резник кивнул, засунул руки в карманы брюк и тут же вытащил их обратно. Худой нот, серый с белым пятном около носа и другим таким же на конце хвоста, протиснулся между краем приоткрытой теперь двери и сапожками Клер.
– Это тоже ваш?
– Это Бад.
– В горшке в раковине спал полосатый кот с откушенным ухом.
– Пеппер.
– Всего – три кота?
– Четыре.
Она бросила беглый взгляд на папку, переступила с ноги на ногу и сказала:
– Надо идти.
– В вашей конторе имеются дубликаты ключей.
– Полагаю, да.
– Вы можете приводить покупателей в любое время…
– Хорошо.
– Конечно, если вы тоже придете с ними. Она взглянула на него почти жестко.
– Я имею в виду, что не хочу, чтобы вы передавали ключи и люди бродили здесь одни.
– Нет-нет. Мы этого не делаем. Резник кивнул: договорились.
Клер широко распахнула дверь и спустилась на первую ступеньку.
– Я сделаю все, что смогу, инспектор.
– Спасибо.
– Вам просто надо потерпеть, только и всего. – Она спустилась еще на ступеньку и послала последнюю улыбку. Резник заметил, что она не только улыбалась, кривя рот, но и два передних зуба как бы перекрещивали друг друга. – Клянусь, вы хорошо это делаете, – рассмеялась она. – Умеете терпеть.
Наверное, стоило бы остаться в дверях и посмотреть, как она идет по извилистой дорожке, проходит через ворота и направляется к машине. Но Резник повернулся и вошел в дом. На кухне он приготовил в термосе кофе для себя и Грэхема Миллингтона в благодарность за его услугу.
Участок, в котором работал Резник, находился в черте города, не так уж близко от центра, что придавало ощущение определенной самостоятельности, и не настолько далеко, чтобы чувствовать себя в какой-то глуши. Это был северо-восток города между магистральными дорогами с построенными в начале столетия домами и стоящими среди них современными муниципальными зданиями, соединенными пешеходными дорожками. Большинство живущих здесь были бедняками, рабочими, которые считали себя счастливчиками, потому что имели работу: мулаты из стран Карибского бассейна, азиаты, белые – люди, выполнявшие почасовую работу на фабриках велосипедов или чулочных изделий. Теперь эти фабрики сносили, чтобы освободить место для универсальных магазинов. К западу отсюда был район с викторианскими особняками, теннисными кортами, обсаженными деревьями холмистыми улицами. Там еще были свободные площадки, достаточно большие, чтобы построить среди зелени по проекту архитектора летний дом и оставить достаточно места для игры в бадминтон. Единственное черное лицо, когда-либо замеченное там, могло принадлежать лишь человеку, который пытался срезать путь или заблудился.
В приемном отделении участка на полу была кровь, еще достаточно яркая, чтобы определить, что она была пролита недавно. Дежурный сдвинул панель с пуленепробиваемым стеклом, когда вошел Резник.
– Кровотечение из носа? – спросил Резник, кивнув в сторону пола.
– Не совсем тан, сэр.
Инспектор толкнул бывшую когда-то белой дверь, и комната сразу наполнилась стуком пишущей машинки, резкими звонками телефонов и неторопливыми ругательствами человека, который, видимо, знал только четыре слова и настойчиво повторял их без какой-либо связи одного с другим.
Резник кивнул женщине-полицейскому, которая вела мимо него побирушку, прошел по коридору и завернул в комнату, где сержант в белой накрахмаленной рубашке и аккуратном черном галстуке записывал происшествие в толстую книгу.
Сразу трудно было определить, кто ранен: молодой сержант или задержанный. На столе лежал нож, лезвие которого было обломано примерно на дюйм.
– Могу я чем-нибудь помочь вам, сэр? – спросил сержант, продолжая писать.
Резник покачал головой.
Он теперь видел, что на полу в держурке была кровь задержанного. Один глубокий порез был у того на голове, другой – высоко на груди под запачканной рубашкой, которая прилипла к телу, как повязка.
– Он угрожал и размахивал ножом, сэр, – доложил молодой сержант. Он не должен был объяснять свои действия Резнику, но ему надо было выговориться. Его лицо было неестественно бледно. – Я уговаривал его успокоиться, положить оружие, но он не хотел. Продолжал кричать и ругаться. Грозился располосовать меня.
Человек все еще ругался, хотя и не так громко. Интервалы между его четырьмя словами продолжали увеличиваться, но, как только начинало казаться, что он полностью выдохся, тут же произносилось очередное слово.
– Спор возник из-за стакана выпивки, – уточнил сержант.
– Значит, это не могло произойти намного позднее девяти, – заметил Резник. – Ранние птички эти алкаши.
– Я звал на помощь, – проговорил сержант притихшим голосом. – Но я не знал, как долго мне придется ждать.
– Этот тип уже отправил одного из своих друзей в госпиталь. Тот теперь ждет, чтобы ему пришили на место кусок носа. – Вступивший в разговор полицейский смотрел на Резника. – Этот парень поступил правильно.
– Я отнял у него нож, сэр, только он… он ранил себя при этом.
Резник взглянул на задержанного: теперь его глаза были закрыты, хотя рот продолжал раскрываться со все удлиняющимися интервалами.
– Вы не думаете, что он должен рассматриваться как потерпевший?
– Как только его осмотрит врач, Чарли. Все будет в порядке.
Резник повернулся к говорившему, главному инспектору Ленни Лоренсу.
– Что-нибудь случилось, Чарли? Резник покачал головой.
– Все нормально, сэр. Просто прошел по следам крови из дежурки. Вы знаете, как это бывает. Инстинкт.
– Думал, может быть, вы хотите посмотреть, как живут другие.
– Вы имеете в виду патрульных? Тех, кто всегда среди людей?
– Что-то вроде этого.
– Мы и здесь получаем свою порцию, вы знаете.
– Отделение уголовного розыска. Полагал, что это чистенькая работа. Современная технология. Запись голосов и внешнее опознание с любезной помощью ближайшего пункта видеонаблюдения.
Резник прошел мимо главного инспектора в коридор. Из какой-то комнаты внезапно донесся испуганный крик, как если бы кто-то очнулся ото сна и не может понять, где находится.
– Мой сержант хорошо вел себя сегодня утром? – спросил Резник.
– Он испытывал наслаждение от каждой минуты службы. Начистил свои ботинки так, что в них можно смотреться, как в зеркало.
Вероятно, так и было, подумал Резник, поднимаясь по лестнице. Когда-то Миллингтону сказали, что опрятный, аккуратный внешний вид во все времена был самым верным путем наверх. С тех пор он держал в ящике своего стола наряду с необходимыми бумагами и экземпляром акта 1984 года о полицейских и уголовных доказательствах запирающийся на молнию несессер с принадлежностями для чистки обуви, нитками и иголкой и пару ножниц в футляре из крокодиловой кожи. Зайдя в мужской туалет, Резник увидел прилипшие к раковине крошечные обрезки волос и подумал, что здесь поработали ножницы Миллингтона.
Наверное, не удивительно, что Грэхем Миллингтон интересовался использованием новейшей технологии, основанной на компьютерах. И только его имя, кроме имени главного инспектора, было включено в список для посещения в выходные дни семинара, проводимого отделом министерства внутренних дел по научным изысканиям и развитию.
Дверь в отделение уголовного розыска была распахнута, и Резник видел через стеклянную панель, как Марк Дивайн одним пальцем отбивает отчет о месте преступления, как если бы пишущая машинка была изобретена только позавчера.
В глубине комнаты увлеченно беседовали Линн Келлог и Кевин Нейлор. Никто не обратил внимания на его приход.
Его собственный кабинет представлял собой отгороженный угол комнаты направо от входа. Он мог бы поспорить, что Миллингтон окажется за его столом, и выиграл бы.
– Размер подходит, Грэхем?
Миллингтон покраснел, ударился коленом, пытаясь встать, пожонглировал трубкой зазвонившего телефона, но справился с ней только с третьей попытки.
– Это вас, сэр, – протянул он трубку Резнику.
– Полагаю, что так.
– Да, сэр.
Резник взял трубку, не делая попыток начинать разговор. Миллингтон замешкался у двери.
– Дайте мне пять минут, Грэхем, потом доложите.
– Да, сэр.
Миллингтон подтянулся, кивнул и закрыл за собой дверь кабинета.
– Алло, – сказал Резник в трубку, отодвинув в сторону часть бумаг, чтобы освободить себе место на уголке стола. – Инспектор-детектив Резник.
– Том Паркер, Чарли.
– Доброе утро, сэр.
Том Паркер был главным инспектором-детективом, чей кабинет находился на центральном участке. Каждое утро он звонил Резнику и обсуждал с ним происшествия на его территории.
– Думал, что вы взяли отгул.
– На час, сэр. По личным делам.
– Дом?
– Да, сэр.
– Черт подери, Чарли, никогда не найдешь то, что хочешь, а если и найдешь, то потом никак не можешь избавиться!
«Слава Богу, – подумал Резник. – Он не будет развивать эту тему».
– Вы помните тот большой всплеск взломов год назад, Чарли? Ранней весной, так?
– Март, сэр.
Это было второго марта. Резник прекрасно помнил, как накануне отправился в клуб послушать Реда Родни, джазового трубача, который работал с Чарли Паркером. В свои шестьдесят лет, через три месяца после операции полости рта, Родни играл длинные, жизнерадостные фразы, рассыпая серии звуков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30