– Не хотите ли аспирина? – спросила Дайана, положив свою наманикюренную руку на его плечо.
– Я бы хотел, чтобы мы отсняли что-нибудь до того, как прервемся на обед.
– Гарольд? – Роберт Делевал принялся за свое от самой двери. – Поскольку сейчас пауза, я полагаю, мы могли бы заменить парочку этих строк?
– Роберт.
– Да?
– Умри!
Разговор Резника с суперинтендантом был кратким и ничего не решил. Скелтон, казалось, был рассеян и думал о других вещах.
– Чао не одинок и не без друзей в городе, Чарли. Не вредно помнить об этом.
– Он член гольф-клуба, не так ли, сэр?
– Чарли?
– Простите, сэр.
– Только вы знаете, каким может быть сержант Миллингтон, если он почувствует, что его обвели вокруг пальца. Это как красная тряпка для быка.
– Я прослежу, чтобы он не выпускал пар, сэр.
– Сделайте это, Чарли.
Скелтон замолчал и задумчиво смотрел на него. А Резник думал, что ему надо еще повидаться с другими людьми, выполнить другую работу.
– Что-нибудь еще, сэр? – спросил инспектор. – Только…
– Нет-нет, Чарли. – Он мотнул головой. – Это все. Резник уже переправил Риза Стэнли Дивайну, дав ему инструкции успокоить этого человека, выяснить, знал ли кто-либо из соседей о его намерении вернуться раньше, чем планировалось, предложить, чтобы он присоединился к местному отделению общества наблюдения за соседними домами. Джефф Харрисон звонил третий раз, и Резник просто отметил это в своей памяти. Почему-то он не имел особого желания разговаривать с Джеффом.
– Сэр?
Патель ждал около кабинета Резника. Когда инспектор приблизился, Патель еще больше расправил свои широкие плечи. На нем были пиджак в мелкую клетку и брюки, которые гладили последний раз, когда они были в чистке.
– «Кингз Корт», сэр. Все их данные находятся в компьютере.
– И?
– Возникла некоторая проблема с этим. – Патель покачал головой. – Не хотят делать распечатку.
– Я заскочу туда, – вздохнул Резник.
Пластинка Барри Манилоу, которую поставила Мария, когда направилась в ванную, создавала интимный, обволакивающий фон: приглушенный, но резкий бас, сопровождаемый иногда звуками фортепьяно. Дым от сигареты скрадывал свет, на удивление яркий, хотя он и проходил через кружевную занавеску на окне спальни.
– Тебе нравится эта пластинка?
– Ммм. А тебе?
Грабянский не знал. Он разбирался в музыке, как его партнерша в орнитологии, – бывают большие птицы, бывают и маленькие, а в музыке бывают медленные мелодии, бывают и быстрые. Большинство здесь были медленные.
Грабянский ухитрился так лечь на бок, чтобы не потревожить свою правую руну, особенно пальцы. Он дважды провел языком по раковине ее уха, и дрожь пробежала по неподвижному телу Марии.
– Эй! – воскликнула Мария.
– Да?
– Что это?
– Что именно?
– Что ты сделал?
– Это?
– Да.
– Ну и что?
– Где ты научился этому?
Он проделал это еще несколько раз, и она застонала. Он хорошо помнил, где и когда он научился делать это. Ему было пятнадцать, а она была дочерью сторожа – худенькая девушка шестнадцати лет, которая носила очки и толстые хлопчатобумажные носки до колен. У задней двери было небольшое углубление, в котором могли поместиться их тела, если они стоя крепко прижимались друг к другу. Грабянский был уверен, что, кроме родителей и тетки на Рождество и в дни рождения, ее никто никогда до этого не целовал. И, конечно, не так: с языком, нежно играющим вокруг ее маленького уха.
– Джерри!
– Так меня зовут.
– Нет-нет, не надо.
– Тебе хорошо?
– Очень.
– Ну что. Хватит?
– Ммм, – ворковала Мария. – Мммм.
– А ты говоришь – Джерри, – осклабился Грабянский.
Гостиница «Кингз Корт» была переделана из жилого здания: с квартирами, выходившими окнами на обе стороны дома, с подвалами и мансардами для слуг и различных служб, с отдельно стоявшими строениями для карет и лошадей. Теперь она обслуживала новое поколение: торговцев компьютерами, родителей, навещающих в свободные дни недели своих отпрысков-студентов, американцев или немцев, прибывающих в Англию по тридцатидневным турам и горящих желанием увековечить свой облик около памятника Робину Гуду. Портье гостиницы заверила Резника в отсутствии свободных мест, сжала губы при виде полицейской карточки и распушила свою прическу одной рукой, надеясь, что где-то есть камера и их снимают для телевизионной программы «Следим за преступлениями».
Она была в трудно поддающемся точному определению «тридцатилетнем» возрасте, одета в тесно облегающий жакет черного цвета с накладными плечами и значком, на котором было написано «Лезли». Резнику было ясно, что в свидетельстве о рождении ее имя записано иначе. Если, конечно, ее не крестил малограмотный священник.
– У вас возникли проблемы с вашим компьютером, – заявил Резник.
– Я думала, вы из полиции?
– Правильно.
– Тогда зачем вам обслуживать наш компьютер?
– Я не собираюсь делать этого.
– Тогда вы, наверное, интересуетесь теми, кто убегает из гостиницы под покровом ночи, не уплатив за проживание? Это называют «мунлайтинг», не правда ли?
– Что-то в этом роде.
У Лезли была богатая фантазия, что неудивительно для человека, выполняющего работу, которая обрекает его на бесконечное сидение часами, разговоры с людьми, набравшими не тот номер телефона, или просто с идиотами. У нее не укладывалось в голове: о чем думала Мадди из телесериала, когда не подпускала к себе Уиллиса ближе, чем на вытянутую руку, целых две серии. Если бы на месте Мадди была она, то все было бы в порядке еще до того, как закончилась половина первой серии. Но тогда это была бы реальная жизнь, а не телевидение.
– Алло, – прервал ее Резник.
– Да?
– Относительно компьютера, который я не собираюсь обслуживать.
– Ну и что?
– Я полагаю, нет никаких шансов, что он уже работает? Лезли покачала головой и прикусила кончик карандаша.
Она звонила в мастерскую в это утро три раза, и каждый раз один и тот же гнусавый голос обещал, что придут в течение часа. Какого часа – хотела бы она знать.
Резник понял – еще немного, и он потеряет ее снова, и решил попробовать с другого конца.
– Как давно вы перешли на компьютер? – спросил он.
– О, дайте подумать… это будет… около года назад. Да, что-то в этом роде. Год.
– А что было до этого?
– Маленькие карточки.
– И вы их выбросили, поскольку они были переведены на диск.
– Вы шутите. Я хотела это сделать и сделала бы, будь моя воля, но нет, управляющий сказал, что я должна держать их пять лет, целых пять лет! – Она наклонилась к нему через барьер, и Резник отчетливо заметил твердые края контактных линз в ее глазах. – Но такого закона нет, не правда ли? Пять лет?
– Нет, насколько мне известно.
– Видите, я говорила ему. Нельзя сказать, что он прислушивается ко всему, что я ему говорю, за исключением «нет», и то лишь когда мне приходится кричать.
– До них можно добраться? – спросил Резник.
– Что?
– Вы можете добраться до этих карточек?
– Это важно?
– Очень.
Она заморгала, глядя на него. Ей так не хотелось идти рыться в кабинет. Управляющий будет пялиться на ее спину, ей придется вытаскивать массу пыльных ящиков с бумагами, пыль забьется ей в нос и под ногти.
– Вы бы этим очень нам помогли, – старался поощрить ее Резник.
Лезли демонстративно повздыхала и ушла. Минут через пять она появилась, неся три коробки с карточками, одна на другой, и балансируя ими. Она поставила их на барьер и отправилась на поиски тряпки, которой можно было бы смахнуть пыль.
– Это не за все пять лет? – поинтересовался инспектор.
– За три, – ответила она тоном, не допускающим новой просьбы принести остальное.
Резник не принадлежал к типу людей, которые будут идти до конца, если им везет Он пошел бы на это только тогда, когда был бы уверен, что повезет и на этот раз. Инспектор спокойно листал местную туристскую брошюру в то время, когда Лезли проверяла карточки. Нужная информация была найдена удивительно быстро.
– Вы хотите, чтобы я записала все это?
– Если вас не затруднит.
Грабянский в качестве своего адреса называл контору компании «Джи энд Джи Текстайлз энд Лейзурвир» в Милтон Кейнесе. За последние три года он дважды останавливался в гостинице, каждый раз на несколько недель, и только на этот раз он сократил свое пребывание здесь.
Резник взглянул на помогавшую ему женщину с возникшим интересом.
– Он выписался сегодня? Она покачала головой.
– Это я могла бы сказать вам и так. Три дня тому назад. Возникло что-то срочное. Он ничего не сказал, но я думаю, случилось что-то дома – заболела жена или еще что-либо.
– Выходит, он женат?
Лезли уверенно закивала головой.
– Он никогда этого не говорил, но я знаю, я всегда могу сказать. «По личному опыту», – подумала она.
Резник взял листок гостиничной бумаги, на котором были проставлены даты пребывания Грабянского в городе. Он был почти совершенно уверен, что один из периодов его жизни здесь совпадет с предыдущей волной грабежей, которые они расследовали, или, по крайней мере, перехлестнется с ней по времени.
– Спасибо, – сказал он, – вы очень помогли. Лезли очень внимательно смотрела, как он уходил. Она никак не могла выбросить из головы заползшую туда мысль, что где-то должна быть спрятана камера. Ведь так они всегда и делают, не правда ли? Такие вот программы. Она видела через стекла дверей, как Резник сел в свою машину. Она не думала, что это могло передаваться в прямой эфир. В этом случае они, вне всякого сомнения, заставили бы его придать себе более респектабельный вид. Что-то сделать с этими ужасными складками на одежде, с этим отвратительным галстуком.
В одном она полностью была уверена – в отличие от Грабянского инспектор Резник не женат, и у него дома нет женщины, которая смотрела бы за ним.
– 19 –
Это была ключевая сцена во всем эпизоде. Выиграв более миллиона фунтов и залепив дорогим липким пластырем загнивающую семейную жизнь, главный герой возвращается с заседания правления директоров сети пиццерий, которую он создал при помощи части обретенного богатства. Его коллеги-директора выступили против него и взяли под свой контроль все, начиная с дорогостоящего счета по обслуживанию «БМВ» и до его планов открыть новые специальные рестораны с продажей фруктов и салями на вынос. Совершенно расстроенный и готовый в любую минуту взорваться и пойти на самые резкие шаги, он приезжает домой, в этот псевдоготический рай, в который поместил семью, и находит жену, грубо нарушающую законы и приличия в бассейне с разносчиком газет. Это был напряженный и драматически изумительный момент, а Гарольда он никак не устраивал, он все время был недоволен.
– Я спускаюсь вниз! – закричал он в микрофон и соскочил со стула.
– Гарольд спускается на площадку, – провозгласила ассистентка.
– А, черт, – произнес кто-то по линии обратной связи, но без какого-либо раздражения.
Актрисе, которая исполняла роль жены, перевязали тесемки верхней части бикини и добавили косметики на тело, чтобы на нем не были тан заметны мурашки от холода. «Муж» ходил взад и вперед по павильону, пытаясь сохранить воинственное настроение и не забыть те ужасные фразы, которые ему предстояло произнести. Разносчик газет, двадцатилетний парень с золотой сережкой и тем пылом, который остался у него от только что сыгранной сцены, шарил руками под блестящим синим комбинезоном одной из девушек-гримерш.
– Неприятности, Гарольд? – появился на площадке Маккензи, как если бы он обладал всеми естественными инстинктами акулы, почуявшей запах крови.
– Ничего такого, что нельзя было бы исправить. Маккензи не так-то просто было убедить в чем-либо.
Гарольд обнял за плечи главного героя и отвел его подальше в сторону.
– Послушай, дорогой, то, что ты делаешь, меня устраивает, только есть одна малюсенькая вещь… как бы это лучше сказать… ты немножко скован, зажат…
Актер отчужденно смотрел на него.
– Ты приходишь домой, у тебя неприятности на работе, ты чувствуешь потрясение, тебе нужно утешение, а что ты находишь вместо этого? Я знаю, что ты испытываешь гнев, шок, горе. Я все это чувствую, но я думаю также, что ты должен дать нам еще немножко, выплеснуть свои эмоции наружу. Покажи нам все это.
– Что вы хотите, Гарольд? Вы жаждете крови?
– Энергии – вот чего я хочу. – Гарольд ободряюще сжал плечо актера. – Подумай о том, что происходит здесь. Ты видишь, как она плещется в бассейне, который ты купил ей, бассейне, в котором она изменяет тебе, и ты хочешь убить ее. Я должен не только это видеть, я должен чувствовать это, вдыхать это. Понятно?
– Ну, в общем понятно.
– Великолепно! Замечательно! – Гарольд отошел в сторону и хлопнул в ладоши. – Все в порядке, – крикнул он ассистентке на площадке. – Начнем, когда я поднимусь наверх.
– Начинаем заново. Всем быть готовыми, – предупредила ассистентка. Сегодня на ней были ярко-зеленые бейсбольные ботинки с синими номерами на лодыжках, на водолазке выцветшие буквы призывали поддержать команду «Вашингтон редскинз». – Спокойно, пожалуйста! Тишина!
– Хорошо, – сказал Гарольд, забравшись на стул, и перевернул странички сценария обратно к самому началу. – Начали!
– Я говорю лишь, – заявил Роберт Делевал, скрывая возбуждение, – если эта сцена не получится, вся картина развалится на куски.
Сидя рядом со сценаристом в застекленной кабине, проходящая практику помощница художника по дизайну переложила жевательную резинку во рту с одной стороны на другую и проявила притворный интерес к словам Роберта.
– Без этого, – прошипел тот, – все остальное не имеет смысла.
– Никакого?
– Абсолютно. Эта сцена ключевая для понимания того, о чем этот сериал.
– Я полагаю, я увижу…
– Нет, это сценарий. Лишь основа. – Одной коленкой Роберт Делевал стоял на обшитой материей скамье, а обе его руки летали перед лицом практикантки. – Именно здесь сходится вместе все, написанное в этом сценарии. – Он вскочил на ноги и продолжал размахивать руками. – Главные движущие силы в этом сериале – это темы денег и обмана, они, а также все остальное, что пульсирует в подтексте, именно здесь всплывает на поверхность. Прямо там, в столкновении в бассейне. Вы понимаете это?
Она таращилась на него и медленно качала головой. Примерно через полчаса будет перерыв на обед.
– Тут важен не сам бассейн, важно показать зрителю подводное течение. – Делевал ударил кулаками по ляжкам. – Если этот чертов Гарольд не сможет сделать эту работу…
– Да?..
– Мы утонем.
– Готовы? – спросил Гарольд.
Дайана Вулф, сидевшая рядом, провела языком по нижней губе, положила руки на кнопки управления. Каким-то образом она ухитрялась одновременно смотреть на замечания, которые сделала цветными карандашами на своем экземпляре сценария, и на три монитора, находившиеся перед ней.
– Сейчас или никогда! – драматично провозгласила она. – Внимание всем, – заявила она в микрофон. – Тишина на площадке, пожалуйста. Я все еще слышу разговоры. Тише, пожалуйста! Хорошо. Начали.
Главный герой вошел в ужасно обставленную жилую комнату как раз в то время, когда раздался вскрик, затем громкий всплеск воды. В распахнутых створках двери, выходившей на веранду, появилась актриса в мини-бикини, играющая его жену, ее волосы и тело были заново обрызганы гримершами.
– О! Боже мой! – вскричала она.
Еще один всплеск воды, и ее красивый мальчишка-любовник вбежал следом за ней. Он испуганно уставился в камеру.
– Тан вот на что я потратил деньги, а? – возмутился обманутый муж. – Чтобы ты превратила наш дом в Содом и Гоморру!
– Ты все не так понял, – умоляющие проговорила жена. Она не сомневалась, что все его мыслительные способности сосредоточены сейчас на том, чтобы придумать какой-то ответ. Ведь в этом проклятом сценарии ничего не говорилось ни о каких Содоме и Гоморре, ни, тем более, о том, что должно последовать дальше.
Наверху Гарольд Рой издал вопль отчаяния. Роберт Делевал колотил обеими руками по стеклу.
– Теперь наконец я вижу, какой маленькой мелкобуржуазной вавилонской блудницей ты была все это время! – гремел рогоносец, декламируя в стиле, который мог бы звучать по радио по крайней мере лет десять тому назад.
– О Боже! – стонал Гарольд, – что за дурацкий вариант Отелло!
– Проститутка! – вопил актер, выкидывая вперед руку и срывая верхнюю часть бикини с пораженной артистки.
– Сволочь!
– Дерьмо!
– Ублюдок!
– Сука!
Гарольд резко подался вперед и сильно ударился головой о торчавший перед ним микрофон – раз, два. Дайана Вулф закрыла глаза. Ассистентка затаила дыхание.
Внезапно в комнате появился Маккензи, его лицо сияло от удовольствия.
– Прекрасно, Гарольд! Удивительная работа. Вы действительно создали на этот раз настоящий шедевр.
Гарольд повернулся на стуле, вскочил и нанес удар прямо в лицо Маккензи.
– Ты знаешь, – сказала Мария, – Гарольд и я никогда не делали этого.
– Никогда?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30