– Никто мне ничего не платил.
– Почему у вас топор?
– Это случайность. В тот день Ден вернулся от приятеля, у кого и занял топор, чтобы срубить старую сливу. Ее ягоды такие же кислые, как моча старой девственницы.
– Вы применили опасное оружие!
– А что бы вы делали, если на вас пошла половина «красных кхмеров», размахивавших разделочными ножами? Подставили бы другую щеку?
Парни, которые были с ним, или полностью ему подчинялись или же вообще ничего не знали. Для половины из них завершение этого вечера мало чем отличалось от других субботних развлечений.
Управляющий постоянно курил французские сигареты. Над одним его глазом виднелись швы, похожие на бабочку, его левая руна покоилась в широкой повязке, перекинутой через шею. Ему ничего не было известно ни о какой семейной вражде. Абсолютно ничего. Последний раз, когда он видел мистера Чао, тот ужинал со своим сыном по случаю какого-то семейного события, они были очень любезны друг с другом и улыбались. Когда они разговаривали, мистер Чао брал руку сына в свои руки.
Большинство свидетелей подтвердили, что беспорядки начали буйные и крикливые парни. В отношении же того, кто и что говорил, кому угрожал, их сведения были туманными. За исключением одного свидетеля такого рода, каких Миллингтон привык чаще видеть на скамье подсудимых. Здоровый детина, который сам получил несколько ударов, со странной фамилией, не то чешской, не то польской.
– Это тот парень, сэр, о котором я говорил вам…
– Клиент, который не побоялся вмешаться?
– Я думаю, поляк.
– Местный? Миллингтон не знал этого.
– Его фамилия – Грабянский. Может быть, вы его знаете?
Резник покачал головой.
– Я думаю, может, вам было бы интересно поговорить с ним. Выразить ему благодарность за то, что он сделал. Не так уж часто люди из публики решаются вмешиваться, когда происходят подобного рода заварушки.
– Может быть, позднее, – ответил Резник. – Наша главная задача – не спускать глаз с Сюзанны Олдс. Ни у кого нет предложений выдвинуть обвинения против Чао? Я думаю, что она здесь именно поэтому в этот ранний утренний час.
– Мне хотелось бы предъявить ему обвинение.
– Вызвать его для дачи показаний? Лицо Миллингтона выражало сомнение.
– Без свидетельских показаний…
– Хорошо, Грэхем. – Резник встал. – Время пригласить мисс Олдс разделить с нами таинства кухни нашей столовой.
Миллингтон обернулся у двери:
– Если речь зайдет о тройном бутерброде из яичницы с беконом с коричневым соусом, сэр, вспомните обо мне.
В свое время Сюзанна Олдс мечтала о карьере всемирно известной фигуристки – чемпионки мира по танцам на льду. В грезах не раз представляла картинку: слезы, вызванные национальным гимном в честь ее победы, еще не просохли, а она уже подписывает контракты, которые сделают ее сенсацией в мире профессионалов. Чтобы добиться цели, они ходила на каток каждый день после школы, а также утром по субботам и воскресеньям. Ее родители оплачивали ее поездки в Австрию, в Колорадо-Спрингс. Их расходы на поездки и на тренеров требовали немалых денег. Ради нее они пошли на жертвы: отказались от домика на юге Франции, от зимних отпусков для всей семьи, так как каждое утро ее надо было отвозить на тренировки и привозить обратно. И все ради чего? Фантазии. Она сидела перед телевизором днем по воскресеньям, когда показывали старые черно-белые кинофильмы, в которых Соня Хени выделывала на льду вслед за Ширли Темпл замысловатые фигуры, зашнуровывала ботинки с коньками, танцевала в объятиях Тайрона Пауэра, получала аплодисменты и призовые деньги, – таксе состояние, о каком Сюзанна никогда не могла даже мечтать.
В пятнадцать лет в Стритхаме Сюзанна Олдс попыталась сделать прыжок в три оборота, но упала и повредила ногу. Вот тан просто.
После трех операций на колене консультант сказал: довольно. Сюзанна поступила в университет, изучала историю и экономику. К двадцати восьми годам у нее были автомобиль от компании, квартира на втором этаже рядом с Фулхем Бродвей. Она была уверена в себе, имела хорошую дикцию, прекрасно выглядела в сшитом на заказ костюме, сама делала все по дому, знала статистику. Сюзанна Олдс и анализ рынка были в самых близких, как бы родственных отношениях.
После того как она отметила свое тридцатилетие, она отклонила одно очень серьезное предложение выйти замуж и продиктовала заявление об уходе. На следующее утро она предложила свои услуги преподавателя права в одном из известных учебных заведений.
Такой была Сюзанна Олдс.
– Почему вы привели меня сюда?
– Все комнаты для допросов заняты.
– Чем плох ваш кабинет?
– Я думал, что вы захотите позавтракать.
Она посмотрела на Резника сквозь опущенные ресницы.
– Кофе, – попросила она. – Черный.
Он усмехнулся и продвинулся на несколько шагов вдоль очереди. Ни сальмонелла, ни листерия не уменьшили аппетит полицейских на бесконечные яичницы, бекон, колбасу, хрупкие поджаренные в масле ломтики хлеба.
– Здесь, – показал Резник. – В углу немного потише. Она умела носить себя, и, когда пошла, большинство глаз следовали за ней, как за магнитом.
– Счастливчик! – произнес один офицер слишком громко, так, что его услышал Резник. Одного взгляда, который бросил на него инспектор, было достаточно, чтобы в горле у шутника застрял кусок колбасы.
– Я полагаю, что мы не рассматриваем эту встречу как развлечение – улыбнулся Резник, усаживаясь.
– Я уже давно отказалась от попыток на этом фронте. – Она попробовала кофе, он оказался не таким противным, как она боялась. – Особенно если это касается вас.
По правде говоря, она никогда и не начинала. Она не заходила дальше вежливых вопросов относительно семейного положения инспектора, было несколько случайных встреч. Однажды последовало приглашение на официальный обед, но Резник его не принял.
– Тогда это мистер Чао, не тан ли?
– Естественно, он обеспокоен тем, что произошло вчера вечером. А также последствиями и выводами, которые могут быть неоправданно сделаны из этого.
Резник улыбнулся. Сюзанна Олдс была элегантной женщиной. Если посмотреть на вещи реально, она была умным соперником. Он был лишь ненамного старше нее и всего на несколько дюймов выше ростом. Она откинулась на стуле с чашечкой кофе в руке. Ее волосы были зачесаны назад и заколоты шпильками. На ней была свежая белая блузка со свободно завязанным черным бантом у горла, темно-серый костюм, жакет которого слегка расширялся внизу, и простые черные туфли без каблуков.
– Последствия и выводы, – передразнил Резник.
– Давайте не будем терять время, инспектор, изображая из себя наивных простаков. Ваши офицеры уже потратили много энергии и времени, пытаясь доказать, что мой клиент имеет отношение к этому несчастному инциденту в ресторане его сына.
– Он ваш клиент?
– Да. У нас контракт, оговаривающий мои адвокатские услуги.
– Учитывающий любые возможные происшествия?
– Совершенно верно.
– И в чем заключаются услуги, которые вы оказываете ему в данном случае?
– Выразить его сожаление, что вообще произошла подобная вещь, хотя, конечно, он ни в коей степени ни в чем не виноват. Ни сам мистер Чао, ни его сотрудники. Сообщить вам, что он поручил всем, кто работает на него, оказывать полиции полное сотрудничество.
– А сотрудничество самого мистера Чао?
– Инспектор, случилось тан, что мой клиент просто оказался владельцем помещения, где имели место эти беспорядки. Его не было там в это время, ни он и никто из его семьи не замешаны в этом деле никоим образом. Почему мистер Чао должен предоставлять себя в распоряжение полиции в этом деле, почему должен оказывать ей услуги?
Резник не торопился. Когда он кончит беседу с Сюзанной Олдс, ему придется толковать и с другими людьми, которые уже ожидают его, но эти разговоры не будут столь же принципиальными, столь важными.
– Если то, что вы сказали, правда, мисс Олдс, зачем ему понадобилось вызывать вас рано утром и отнимать у вас дорогое время?
– Скажем так, – ответила она, оставив недопитым свой кофе и смахивая воображаемую пылинку с юбки, прежде чем встать. – Мистер Чао достиг значительного положения в кругах бизнеса за счет как своей дальновидности, так и осторожности.
«Хорошо, – подумал Резник, – хорошо: на данный момент пусть остается тан».
На столе инспектора его дожидались три послания. Звонил Риз Стэнли, чтобы узнать, как продвигается расследование по делу ограбления его дома. Будет звонить снова в одиннадцать. Скелтон собирается быть в центральном полицейском участке до обеда и хочет поговорить с Резником. Дважды звонил Джефф Харрисон, будет звонить еще.
Резник распахнул дверь в комнату детективов.
– Это послание от инспектора Харрисона?..
– Прошло через меня, сэр.
– Есть какие-либо соображения о том, чего он хочет, Линн?
– Не сказал, сэр. – Ее круглое лицо делалось еще круглее, когда она улыбалась.
Хмм. Насколько он помнил, Джефф был человеком настроения. Даже более того. Иногда ездил на охоту. Посетитель полицейских столиков в задних комнатах некоторых баров.
Стэнли, Скелтон, Харрисон. Резник решил пойти и поговорить с – как его зовут? – с Грабянским. Вероятно, это один из новеньких членов польской колонии.
– 18 –
Когда зазвонил телефон, Гарольд Рой сидел над стаканом томатного сока и пытался сконцентрировать внимание на сценарии. Если окончательная правка не займет у них половины всего утра, стоит подключить третью камеру, чтобы сделать реверсивные снимки крупным планом. По крайней мере, у монтажницы будет дело, помимо отгадывания кроссвордов из «Индепендент» и шлифования собственных ногтей.
– Да, – бросил он в телефонную трубку, отвечая Алану Стаффорду. – Конечно, я слушаю.
За распахнутой дверью стояла Мария, хотя оттуда она мало что могла слышать. Но она видела, как ее муж вытирал потные руки о брюки. Менее чем через две минуты разговор был окончен Гарольд произнес «да» четыре раза.
– Гарольд?..
Мария встала перед ним, загородив путь к двери. Он посмотрел на нее тяжелым взглядом. Все зашло слишком далеко.
– Гарольд…
– Что?
– Когда ты пойдешь, я имею в виду, поговорить с ним… Ты будешь в порядке?
– Ты собираешься стоять так весь день? – не отвечая, буркнул он. – Или есть все-таки шанс, что ты соблаговолишь пойти в ванную комнату и подотрешь там?
– Одним из вариантов, которые они предложили, был «Милтон Кейнес», – говорил Грабянский. – Было бы глупо оставлять без внимания такое предложение. Совершенно новые помещения, низкие налоги, дотации корпорации, кредиты. С другой стороны, была эта фабрика в Лейчестере – проблемы с вентиляцией, отоплением. Чтобы привести все это в нормальное состояние, нам пришлось бы залезть по уши в долги, из которых, думаю, мы вряд ли смогли бы когда-либо выбраться.
– Таким образом, вы решили перебазироваться?
– Полностью. Ближе к природе.
– Сожалеете? Грабянский покачал головой.
– Прогулки будут не те, что раньше, но, оставляя это в стороне…
– Прогулки?
Грабянский опять устроился на стуле, который предложил ему инспектор, расслабился, усевшись поудобнее. Еще каких-то пятнадцать минут, и он будет в машине на пути к Марии. А менее чем через час – в кровати.
– Кажется, вы называете это «подышать свежим воздухом» Погулять, побродить. Вверх по дороге «М-1» от Лейчестера – и вы будете в Монсал-Дейле еще до того, как с холмов испарится туман.
– Сейчас вы здесь тоже как турист?
– Хотелось бы, чтобы это было тан, – улыбнулся Грабянский. – Нет. Бизнес, к сожалению. – Он снова сел прямо, положив локоть на колено. – Мы все еще поддерживаем связи здесь, для выхода на рынок. Шеффилд, Манчестер. Очень часто мне приходится совершать поездки.
– Вы делаете это всегда сами?
– Мой партнер или я сам, в зависимости от обстоятельств.
– У вас есть партнер?
– Почти с самого начала, как я стал заниматься бизнесом.
– Это не тот человек, с которым вы были в ресторане?
– Прошлым вечером? Да.
– На этот раз вы приехали вдвоем?
– Да.
– Я думал, вы говорили…
– Это зависит от обстоятельств. Многое надо было сделать, повстречаться с людьми.
– Оптовыми торговцами?
– Совершенно верно. Иногда проще разделить нагрузку.
– В то время как фабрика работает как бы сама собой в солнечном Милтон Кейнесе.
– Как часы.
– В таком случае, – заявил Резник, – не буду больше задерживать вас.
– Никаких проблем, – улыбнулся Грабянский, – приятно было поговорить.
– Не так много людей, – заметил Резник, вставая и провожая Грабянского до двери, – станут вмешиваться в подобные передряги.
– Честно говоря, – Грабянский снова повернулся, уже держа дверь открытой и прислоняясь к ней плечом, – если бы я думал об этом, я бы тоже не вмешался. Но я полагаю… не знаю точно… будто что-то как бы спускает тебя с крючка, и прежде, чем ты осознаешь… – Улыбка расползлась по его лицу, и он вышел из комнаты. Резник – следом за ним.
– Что же, по-вашему, это было? – поинтересовался Резник, идя с ним рядом по коридору. – Что вас подтолкнуло?
– О, полагаю, что девушка.
– Официантка?
– Да.
Резник задержался наверху лестницы.
– Приятно было узнать, что век рыцарства находит почву в индустриальном сердце Милтон Кейнес.
– Да, – ухмыльнулся Грабянский – Я всегда был слишком большим романтиком. Друзья говорят, что из-за этого я и погибну.
– Часть нашего национального наследия, – предположил Резник. – Вашего и моего.
– Встретить вторгающиеся танки кавалерией.
– Что-то в этом роде.
Они спустились на первый этаж, и Резник отомкнул замок двери, которая вывела их к выходу. Их оглушил громкий шум перегруженной машинами дороги. Это был последний утренний час пик.
– Я полагаю, что вы останавливаетесь в гостинице, когда совершаете поездки? – заметил Резник. Они стояли на верхней ступеньке лесенки, идущей от двери.
– Вы правы.
– Какая-нибудь получше, чем другие?
– «Кингз Корт». По крайней мере, там хорошее обслуживание.
– Но не ресторан.
– Простите?
– Я хочу сказать, что он не так хорош, чтобы избавить вас от необходимости питаться в другом месте.
Грабянский протянул свою руку Резнику. Два крупных человека стояли рядом, оба в костюмах, оба уставшие. Если посмотреть близко, крупным планом, на их глаза и мешки под ними, можно ясно представить меру их усталости. Для того и другого были слишком длинная ночь и слишком раннее утро.
– Я надеюсь, что вы разберетесь в этом деле, – произнес Грабянский.
– О, мы разберемся. Со временем.
– Будьте осторожны.
– Вы тоже.
Резник видел, как Грабянский пошел по тротуару, повернул налево на зеленый свет светофора, затем повернул направо, к воротам кладбища, туда, где в свое время был мужской туалет.
– Патель, – позвал он тут же, как только вошел в комнату угрозыска, – отправляйтесь в гостиницу «Кингз Корт». Это где-то на Мансфилд-роуд. Нужна копия списка проживающих за последние десять дней.
Гарольд Рой сидел за пультом. Слева от него Дайана Вулф, справа – монтажер.
Находившиеся перед ними мониторы транслировали изображение с трех камер, подготовленных к съемке и нацеленных под тремя различными углами на жилую комнату. Эта комната была оформлена с большой расточительностью, но в плохом вкусе, как и все остальное в доме, куда переехало семейство «Дивидендов» после того, как их коснулось колесо фортуны. Одна из камер внезапно ушла в сторону, следуя за ножками, туго обтянутыми джинсами.
– Сосредоточьтесь на предстоящей работе, Джон, – прикрикнула Дайана в микрофон.
– Все в порядке, – последовал ответ через переговорное устройство.
– Можем мы начать съемку? – спросил Гарольд.
– Вы не хотите прорепетировать?
– А что мы сейчас только что делали?
Наступило молчание, лишь слышался треск статического электричества от перемотки пленки. Затем прозвучало:
– Еще один раз для звука, Гарольд, пожалуйста.
– А, черт возьми.
– Вы так не скажете, если мы дадим шумовое сопровождение, – прокомментировал звукорежиссер из соседней кабины.
– Именно это я скажу.
– Мы могли бы прорепетировать это, пока спорим, – заметил ассистент с площадки.
Гарольд поднял кверху обе руки.
– Делайте, – распорядился он. – Делайте.
Ведущий актер сделал несколько шагов по съемочной площадке, и тут же раздался громовой удар по задней стене декорации.
– Найдется ли кто-нибудь, кто будет отрицать, что я не предупреждал вас о чем-нибудь подобном? – Гарольд посмотрел через стекло панели туда, где звукорежиссер был занят тем, что давал инструкции звукооператорам.
– Слабеет освещение, Гарольд.
– Боже мой, почему сейчас?
– Всего на чуть-чуть, – прозвучал по одному из микрофонов голос осветителя.
– Черт возьми! – прошептал Гарольд и взглянул на часы.
– Прошу – Дайана Вулф разорвала фольгу еще одной палочки мятных таблеток и протянула ее Гарольду. Он взял две и тут же разжевал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30