.. Что должно случиться, то и случается».
Несомненно, она, Гэвин, Нелл и Кевин достигли немалых высот в карьере. Но не в личной жизни. Если верить Нелл, у Гэвина дела были не лучше, чем у остальных.
Подавив вздох, она поправила стоящую фотографию и задержала взгляд на снимке Колетт и Клода. Они были сняты на террасе Монфлери несколько лет назад.
На этом цветном снимке они были как живые.
Как прекрасна была Колли: загорелое лицо, развевающиеся на легком ветерке темные локоны, полные смеющиеся губы и сияющие голубые, как небо над ней, глаза. И Клод, молодой и красивый, с обожанием смотрит на свою юную жену. Какой худенькой выглядит Колли на этой фотографии. Конечно, Анни права, всю жизнь она была, как тростиночка.
И тем не менее чрезмерная худоба Колетт волновала Рози, в этом было что-то пугающее. «Она такая хрупкая,– подумала Рози.– Да, вот именно, в этом и состоит перемена в ней. За эти три месяца, пока меня не было, она стала ужасно, просто ужасно хрупкой». Отвернувшись от фотографий, Рози принялась раскладывать по местам свои многочисленные вещи, но тревога за Колли не оставляла ее.
В какой-то момент она наклонилась, чтобы положить в ящики письменного стола свои бумаги и случайно взглянула в окно. От восторга у нее захватило дух.
По ярко-голубому небу плыли кисейные облачка, река блестела, как глазурь старинного фарфора. В изумительном свете предвечернего солнца простирающиеся внизу сады сверкали расплавленным золотом. Казалось, что все наполнено необыкновенным пульсирующим светом.
Для Розалинды не было в мире лучшего места, чем Монфлери. Не в состоянии больше сопротивляться зову своих любимых садов, она схватила с дивана шерстяную накидку и выбежала из комнаты. Набросив накидку на плечи, Рози поспешила по длинному коридору к заднему выходу, не имея никакого желания с кем-нибудь встречаться на парадной лестнице.
18
Спустя несколько секунд Рози, захлопнув за собой дверь, уже неслась по вымощенной каменными плитами дорожке к реке. Раздуваемая ветром накидка парусила на ходу.
Рози направлялась в один из своих любимейших уголков в огромном, почти бесконечном саду. Это были руины полуразрушенного каменного сооружения, известного под названием башни «Черного Ястреба». Она построена была Фулком Нерра, графом Анжуйским, по прозвищу Черный ястреб.
Удачно расположенная на возвышенности у излучины реки Шер, эта башня в средние века была отличным местом наблюдения за окрестностями Монфлери во избежание неожиданных нападений.
В XVIII веке вокруг руин были посажены деревья, камни покрылись мхом и лишайником, а летом в щелях и трещинах расцветали прелестные цветы. Этот неповторимый уголок, полный странного захватывающего очарования, хранил в себе воспоминания о прошлом, об истории Франции.
Старые растрескавшиеся зубчатые стены были порядком разрушены, но в сочетании с обилием зелени они образовывали уютную закрытую площадку, на которой нынешние обитатели замка любили устраивать пикники в жаркие летние месяцы. Рози имела обыкновение работать здесь над эскизами, отдыхать с книгой или просто мечтать.
Тяжело дыша, она добралась до полуразвалившейся арки, служившей когда-то основным входом в башню, и не замедляя шага прошла в дальний конец площадки, невидимый из замка.
Здесь она уселась на каменную скамью, поставленную кем-то из предков рода де Монфлери сотни лет назад, и посмотрела на изгибы текущей внизу Шер. Вокруг царили абсолютная тишина и спокойствие. Слышно было только биение ее сердца. Постепенно его удары стали спокойнее, дыхание замедлилось – она отдыхала.
Поплотнее закутавшись в накидку, Рози прислонилась спиной к дереву и отдалась созерцанию мирного пейзажа, наслаждаясь красотой природы.
Какой умиротворенностью дышало место, где много лет назад, когда воинственный и жестокий Фулк Нерра захватил долину, велись смертельные бои. Давным-давно осела пыль сражений, и сейчас для Рози это был тихий уголок уединенных раздумий.
Мысли Рози обратились к Ги, который вот уже восемь лет был ее мужем. Она размышляла об их дальнейшей жизни. Последнее время они редко виделись, а при встречах чувствовали невысказанное раздражение друг другом. Конечно, после шестилетнего разрыва и очевидной враждебности с его стороны их супружескую жизнь уже невозможно восстановить.
Понимая, что Ги затаил неприязнь к ней, Рози не раз обсуждала это с Колетт. И та неизменно подчеркивала, что Ги враждебно настроен ко всем, не только к ней. В конце концов Рози пришлось согласиться. С годами ситуация, в которой оказалась Рози, становилась все более нелепой и ненормальной. Но она ничего не могла сделать, чтобы изменить ее.
Неожиданный хруст ветки и шорох чьих-то шагов по опавшей листве заставил Рози выпрямиться и насторожиться. Она поняла, что кто-то приближается к ней.
Рози внимательно осмотрелась, надеясь, что это не разыскивающий ее Ги. Она не была расположена беседовать с ним наедине. Во всяком случае, пока. Прежде чем встретиться с ним лицом к лицу, ей необходимо было привыкнуть к его присутствию, вооружиться против него, быть начеку, готовой к отражению его словесных атак.
С огромным облегчением Рози обнаружила, что это не Ги. Унылое выражение ее лица мгновенно сменилось улыбкой, когда она увидела приближающегося к ней Анри, графа де Монфлери. Он шел с приветственно поднятой рукой, глядя на нее теплым любящим взглядом.
Рози побежала ему навстречу, и они горячо обнялись. Потом, немного отстранив ее от себя, Анри испытующе посмотрел ей в лицо умными карими глазами. Расцеловав ее в обе щеки, он спросил:
– У тебя все в порядке? Ты ничем не расстроена? Может быть, Ги огорчил тебя, Рози?
– Нет-нет, Анри. Я и видела-то его всего несколько минут, когда вошла в дом. Мы столкнулись внизу в холле, когда он направлялся в конюшни. Ги, конечно, был несколько язвителен, но последнее время он всегда разговаривает со мной в таком тоне.
– Я отлично понимаю, о чем ты говоришь. Он и со мной ведет себя так же. К сожалению, и с Колетт тоже. Я не знаю, почему он не может быть добрее к своей сестре. Ведь, боже мой, сколько ей пришлось пережить за последние годы! Ах да что там!– вздохнул он.– В этом – весь Ги. Вечно занят только собой, ему нет дела до чужих страданий.
Анри взял Рози за руку, и вместе они направились к каменной скамье.
Граф был худощавым подтянутым мужчиной среднего роста – около метра семидесяти – с седеющими черными волосами и привлекательным энергичным лицом, по легкой обветренности которого можно было заключить, что он много времени проводит на свежем воздухе. Ему было шестьдесят три года. И большую часть своей жизни, за исключением лет учебы в Сорбонне, он провел в замке.
Сразу после окончания университета он вернулся в горячо любимую им долину Луары, где его отец продолжил начатые еще в детстве уроки управления имением. В возрасте двадцати четыре лет он, будучи единственным сыном, унаследовал Монфлери после смерти отца. Через год он женился на Лауре Кэрон-Бугиваль, в которую был влюблен с юношеских лет. Его сын Ги родился, когда Анри исполнилось двадцать семь, а еще через четыре года на свет появилась Колли. Последние двенадцать лет граф был вдовцом, но, по-видимому, вступать в повторный брак несмотря на уговоры Колетт не собирался.
Садясь на скамью рядом с Рози, Анри зябко поежился и запахнул полы своего слегка потертого твидового пальто. Потом нежно сжал ее руку и произнес:
– Я так счастлив, что ты дома, Рози. У меня сердце радуется, когда ты приезжаешь, дорогая.
– Это и для меня большая радость, и я чувствую то же самое. Этот год был из-за съемок очень трудным для меня. Мне самой ужасно не нравится так надолго уезжать из Монфлери, но я ничего не могла поделать.
Он кивнул, потом еще раз заглянул ей в глаза и спросил:
– Но все же как на самом деле ты живешь? Я хочу знать только правду, и ничего, кроме правды, ты понимаешь.
– В общем неплохо,– вполне искренне ответила Рози. Потом рассмеялась коротким сухим смешком.– Во всяком случае, пока я работаю, я счастлива. Возможно, я слишком занята, чтобы испытывать неудовлетворенность, не знаю...– Не договорив фразы, она замолчала, задумчиво покачав головой. Уголки ее губ вдруг скорбно опустились.
Это не укрылось от внимательного взгляда Анри.
– Что с тобой? – спросил он, нахмурившись.
– От безделья я, кажется, становлюсь плаксивой,– призналась Рози.– Любая мелочь выводит меня из равновесия, как будто я переполнена слезами, готовыми вот-вот пролиться. Хотя мне это вовсе несвойственно. Вы спрашиваете, что со мной происходит, но я не могу ответить. И я сама толком не знаю.
– Я знаю,– прошептал он, сильнее сжимая ее руку.– Ты очень несчастлива, Розалинда. И, позволь тебе заметить, жизнь, которую ты ведешь, совершенно противоестественна для молодой тридцатилетней женщины. Ты не замужем и не в разводе. Мне кажется, ты сейчас находишься в каком-то... э-э... подвешенном состоянии. Я совершенно убежден, что тебе в этой ситуации следует принять какое-то решение касательно тебя и Ги.
– О, но примирение уже невозможно! – воскликнула Рози.– Мы слишком отдалились друг от друга.
– Ну разумеется. Я и не имел в виду, что вам следует помириться. Наоборот, я считаю, что вам нужно окончательно разойтись. Я говорю о вашем разводе.
Онемев, Рози изумленно смотрела на него.
– Не смотри на меня так ошеломленно, Рози. Бывает, что люди разводятся. И, хотя вы оба католики, я считаю, что пришло время предпринять тебе какие-то формальные действия, чтобы расторгнуть брак с моим сыном.
Рози все еще молчала, и тогда он спросил:
– Фактически это и не было браком последние пять лет, не так ли?
– Да... Может быть, даже немного больше.
– Тогда в чем дело?
После длительного молчания Рози шепотом призналась:
– Я боюсь.
Граф откинулся назад и посмотрел на Рози удивленными глазами.
– Боишься! Ты боишься! Я просто не могу в это поверить. Чего же ты боишься?
Закусив губу, Рози смотрела вниз на их соединенные руки, не зная, как объяснить, что она чувствует. Когда же она наконец подняла голову, то увидела в его добрых глазах такое участие, что решилась без колебаний сказать правду: он поймет.
Проглотив подступивший к горлу комок, она проговорила тихим, почти неслышным голосом:
– Я боюсь потерять вас, Колли и девочек: Вы – моя единственная настоящая семья, которой у меня не было столько лет. Я вас всех так люблю! И я не перенесу, если мне придется уехать, если я уже не смогу называть Монфлери своим домом и не смогу вернуться к вам.
– Такого никогда не случится, моя дорогая,– быстро сказал граф.
– Но если я разведусь с Ги, то уже не буду принадлежать к вашей семье.
Досадуя на себя, но не в силах сдержаться, Рози расплакалась. Непрошенные слезы брызнули из ее глаз и потекли по щекам.
Анри поискал в кармане пиджака платок, молча протянул его Рози и подождал, пока она вытрет глаза. Когда она успокоилась, он сказал:
– Рози, мы все тебя искренне любим. Ты мне сразу понравилась, с самого начала, когда ты впервые приехала с Колли, еще задолго до вашей свадьбы с Ги. И ты всегда будешь для меня второй дочерью, независимо от твоих с ним отношений. Даже если ты выйдешь замуж еще за кого-нибудь, мои чувства к тебе останутся неизменными, И почему бы им измениться? Я ведь люблю тебя не потому, что ты жена моего сына. Я люблю тебя просто потому, что ты – это ты, необыкновенный, замечательный человек. И запомни навсегда: Монфлери – это твой дом, что бы ни произошло. И останется таковым до конца твоей жизни. По-другому я этого просто не представляю.– Он положил руки ей на плечи и прижал к себе.– Я не понимаю, что происходит с Ги, не буду даже пытаться анализировать его поведение.
Анри де Монфлери умолк и покачал головой. Потом с грустью продолжил:
– Единственно неоспоримым является то, что я породил болвана. Да, я не могу этого отрицать: мой сын – дурак. Как он мог так вести себя с тобой? Это просто не укладывается в моем сознании. Я никогда не смогу это понять. Мне также совершенно непонятно его полное равнодушие к Монфлери, который когда-нибудь, избави бог, будет принадлежать ему. Я надеюсь, что проживу достаточно долго, чтобы сберечь замок для следующего поколения, потому что одному богу известно, что с ним произойдет при таком хозяине, как Ги. Вне всякого сомнения, он превратится в прах, в развалины, если не подстраховаться заранее, не принять какие-то меры предосторожности. Последнее время это постоянно меня тревожит, особенно учитывая его теперешнее поведение.
– Но почему вы не можете оставить Монфлери Колли?
– Я мог бы это сделать, согласно Гражданскому кодексу – Наполеоновскому кодексу, если бы она была моим единственным ребенком. По французским законам девушка имеет право наследования. Однако я не могу лишить наследства своего сына в пользу дочери. Это противозаконно. Если бы Ги умер, не оставив наследника, имение и титул перешли бы к Колли или к ее дочери Лизетт. Но извини меня, дорогая, что я утомляю тебя обсуждением своих проблем. Разреши только повторить сказанное: ты мне, как дочь, и ничто не заставит меня относиться к тебе по-другому.– Он заглянул в ее лицо.– А ты можешь выполнить одну мою просьбу?
Рози кивнула.
– Будь добра, когда вернешься в Париж, зайди к мэтру Эрве Бертьеру. Ты знакома с ним, несколько лет назад он приезжал к нам на обед. Он отличный юрист, один из лучших во Франции и мой добрый друг. Мы знакомы уже много лет. Пожалуйста, Рози, сходи и поговори с ним. Сделай наконец что-нибудь, чтобы освободиться от Ги. Он приносит тебе одни страдания. Я же со своей стороны обещаю тебе свою полную поддержку и любовь.
– Хорошо, я сделаю это, я схожу к юристу. Вероятно, в самом деле мне ничего другого не остается. И спасибо вам, Анри, за все ваши добрые слова. Вы мне, как отец, и я не смогла бы перенести, если бы... если бы вы и Колли ушли из моей жизни.
– Мы всегда будем частью твоей семьи, моя дорогая. Кстати говоря, я вспомнил сейчас о Кевине. Как он поживает? Приедет ли он к нам на Рождество, как обещал?
– Не думаю. Я еще раз просила его об этом, но он перешел на новую работу в нью-йоркском полицейском управлении, если не ошибаюсь, в Отдел уголовных расследований, занимающийся мафией. Насколько я поняла, они нацелились на клан Рудольфо, одну из мощнейших преступных организаций Нью-Йорка, и Кевин всецело поглощен этой работой.
– Опасное дело,– пробормотал Анри.– Хотя, кажется, опасности его не пугают. Жаль только, что тебе приходится постоянно из-за него волноваться.
– Мне бы очень хотелось, чтобы он перешел на кабинетную работу. Или чтобы он вообще сменил профессию, но он не хочет. Когда-то он мечтал стать юристом...– Рози не закончила фразу и слегка поморщилась.
– Кевин такой же упрямый, как и ты,– улыбнулся Анри.– Мы все прекрасно знаем, что леопард не может менять свои пятна. Ну, а как Нелл Джеффри? Ты мне сказала по телефону, что у них с Кевином роман. Она не могла бы повлиять на него?
Рози засмеялась и отрицательно покачала головой.
– Сомневаюсь. Я надеялась, что она хотя бы сможет убедить Кевина приехать на праздники, то есть чтобы они вдвоем приехали к нам сюда встречать Рождество. Но из ее слов я поняла, что ему придется работать.
– Какая жалость! Ну да что поделаешь! Может быть, тебе удастся соблазнить их приехать на Пасху. В это время года долина Луары так прекрасна!
– Да, конечно. Я постараюсь еще поговорить с Нелл. Может, она сумеет уговорить Кевина. Я на это надеюсь.
Оба умолкли, наслаждаясь приятными мгновениями.
Неподалеку взлетела стая птиц. Плавно изгибающейся полосой кружили они на фоне белых облаков, напоминая черную бархатную ленту, заброшенную в вышину бледного неба. Птицы поднимались все выше и выше над синевато-серыми башнями Монфлери. Потом они вдруг образовали огромную дугу над крышами замка и полетели на юг, в теплые края.
Гонимые ветром облака скользили по высокому предвечернему небу, которое вдруг превратилось в палитру беспрестанно меняющихся цветов: голубой, плавно переходящий в серый с аметистовым отливом, сиреневый, перетекающий в шафраново-желтый. А вдоль линии горизонта ярко-красные и оранжевые струящиеся потоки полыхали заревом далекого пожара. Освещение опять изменилось, и заросли деревьев на другом берегу реки вдруг потемнели. Их размытые очертания неясными синевато-зелеными тенями проступали сквозь вечерний туман. Опустились сумерки.
– Как здесь прекрасно, Рози! Такое спокойствие и тишина,– произнес Анри.
– Моя мама обычно называла это время «исходом дня».
Он улыбнулся и, похлопав ее по руке, помог подняться.
– Я рад, что мы так хорошо поговорили. Когда я увидел тебя спускающуюся по тропинке, то сразу подумал, что это удобная возможность поговорить наедине. Но сейчас, пожалуй, нам надо возвращаться: стало прохладно, почти морозно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
Несомненно, она, Гэвин, Нелл и Кевин достигли немалых высот в карьере. Но не в личной жизни. Если верить Нелл, у Гэвина дела были не лучше, чем у остальных.
Подавив вздох, она поправила стоящую фотографию и задержала взгляд на снимке Колетт и Клода. Они были сняты на террасе Монфлери несколько лет назад.
На этом цветном снимке они были как живые.
Как прекрасна была Колли: загорелое лицо, развевающиеся на легком ветерке темные локоны, полные смеющиеся губы и сияющие голубые, как небо над ней, глаза. И Клод, молодой и красивый, с обожанием смотрит на свою юную жену. Какой худенькой выглядит Колли на этой фотографии. Конечно, Анни права, всю жизнь она была, как тростиночка.
И тем не менее чрезмерная худоба Колетт волновала Рози, в этом было что-то пугающее. «Она такая хрупкая,– подумала Рози.– Да, вот именно, в этом и состоит перемена в ней. За эти три месяца, пока меня не было, она стала ужасно, просто ужасно хрупкой». Отвернувшись от фотографий, Рози принялась раскладывать по местам свои многочисленные вещи, но тревога за Колли не оставляла ее.
В какой-то момент она наклонилась, чтобы положить в ящики письменного стола свои бумаги и случайно взглянула в окно. От восторга у нее захватило дух.
По ярко-голубому небу плыли кисейные облачка, река блестела, как глазурь старинного фарфора. В изумительном свете предвечернего солнца простирающиеся внизу сады сверкали расплавленным золотом. Казалось, что все наполнено необыкновенным пульсирующим светом.
Для Розалинды не было в мире лучшего места, чем Монфлери. Не в состоянии больше сопротивляться зову своих любимых садов, она схватила с дивана шерстяную накидку и выбежала из комнаты. Набросив накидку на плечи, Рози поспешила по длинному коридору к заднему выходу, не имея никакого желания с кем-нибудь встречаться на парадной лестнице.
18
Спустя несколько секунд Рози, захлопнув за собой дверь, уже неслась по вымощенной каменными плитами дорожке к реке. Раздуваемая ветром накидка парусила на ходу.
Рози направлялась в один из своих любимейших уголков в огромном, почти бесконечном саду. Это были руины полуразрушенного каменного сооружения, известного под названием башни «Черного Ястреба». Она построена была Фулком Нерра, графом Анжуйским, по прозвищу Черный ястреб.
Удачно расположенная на возвышенности у излучины реки Шер, эта башня в средние века была отличным местом наблюдения за окрестностями Монфлери во избежание неожиданных нападений.
В XVIII веке вокруг руин были посажены деревья, камни покрылись мхом и лишайником, а летом в щелях и трещинах расцветали прелестные цветы. Этот неповторимый уголок, полный странного захватывающего очарования, хранил в себе воспоминания о прошлом, об истории Франции.
Старые растрескавшиеся зубчатые стены были порядком разрушены, но в сочетании с обилием зелени они образовывали уютную закрытую площадку, на которой нынешние обитатели замка любили устраивать пикники в жаркие летние месяцы. Рози имела обыкновение работать здесь над эскизами, отдыхать с книгой или просто мечтать.
Тяжело дыша, она добралась до полуразвалившейся арки, служившей когда-то основным входом в башню, и не замедляя шага прошла в дальний конец площадки, невидимый из замка.
Здесь она уселась на каменную скамью, поставленную кем-то из предков рода де Монфлери сотни лет назад, и посмотрела на изгибы текущей внизу Шер. Вокруг царили абсолютная тишина и спокойствие. Слышно было только биение ее сердца. Постепенно его удары стали спокойнее, дыхание замедлилось – она отдыхала.
Поплотнее закутавшись в накидку, Рози прислонилась спиной к дереву и отдалась созерцанию мирного пейзажа, наслаждаясь красотой природы.
Какой умиротворенностью дышало место, где много лет назад, когда воинственный и жестокий Фулк Нерра захватил долину, велись смертельные бои. Давным-давно осела пыль сражений, и сейчас для Рози это был тихий уголок уединенных раздумий.
Мысли Рози обратились к Ги, который вот уже восемь лет был ее мужем. Она размышляла об их дальнейшей жизни. Последнее время они редко виделись, а при встречах чувствовали невысказанное раздражение друг другом. Конечно, после шестилетнего разрыва и очевидной враждебности с его стороны их супружескую жизнь уже невозможно восстановить.
Понимая, что Ги затаил неприязнь к ней, Рози не раз обсуждала это с Колетт. И та неизменно подчеркивала, что Ги враждебно настроен ко всем, не только к ней. В конце концов Рози пришлось согласиться. С годами ситуация, в которой оказалась Рози, становилась все более нелепой и ненормальной. Но она ничего не могла сделать, чтобы изменить ее.
Неожиданный хруст ветки и шорох чьих-то шагов по опавшей листве заставил Рози выпрямиться и насторожиться. Она поняла, что кто-то приближается к ней.
Рози внимательно осмотрелась, надеясь, что это не разыскивающий ее Ги. Она не была расположена беседовать с ним наедине. Во всяком случае, пока. Прежде чем встретиться с ним лицом к лицу, ей необходимо было привыкнуть к его присутствию, вооружиться против него, быть начеку, готовой к отражению его словесных атак.
С огромным облегчением Рози обнаружила, что это не Ги. Унылое выражение ее лица мгновенно сменилось улыбкой, когда она увидела приближающегося к ней Анри, графа де Монфлери. Он шел с приветственно поднятой рукой, глядя на нее теплым любящим взглядом.
Рози побежала ему навстречу, и они горячо обнялись. Потом, немного отстранив ее от себя, Анри испытующе посмотрел ей в лицо умными карими глазами. Расцеловав ее в обе щеки, он спросил:
– У тебя все в порядке? Ты ничем не расстроена? Может быть, Ги огорчил тебя, Рози?
– Нет-нет, Анри. Я и видела-то его всего несколько минут, когда вошла в дом. Мы столкнулись внизу в холле, когда он направлялся в конюшни. Ги, конечно, был несколько язвителен, но последнее время он всегда разговаривает со мной в таком тоне.
– Я отлично понимаю, о чем ты говоришь. Он и со мной ведет себя так же. К сожалению, и с Колетт тоже. Я не знаю, почему он не может быть добрее к своей сестре. Ведь, боже мой, сколько ей пришлось пережить за последние годы! Ах да что там!– вздохнул он.– В этом – весь Ги. Вечно занят только собой, ему нет дела до чужих страданий.
Анри взял Рози за руку, и вместе они направились к каменной скамье.
Граф был худощавым подтянутым мужчиной среднего роста – около метра семидесяти – с седеющими черными волосами и привлекательным энергичным лицом, по легкой обветренности которого можно было заключить, что он много времени проводит на свежем воздухе. Ему было шестьдесят три года. И большую часть своей жизни, за исключением лет учебы в Сорбонне, он провел в замке.
Сразу после окончания университета он вернулся в горячо любимую им долину Луары, где его отец продолжил начатые еще в детстве уроки управления имением. В возрасте двадцати четыре лет он, будучи единственным сыном, унаследовал Монфлери после смерти отца. Через год он женился на Лауре Кэрон-Бугиваль, в которую был влюблен с юношеских лет. Его сын Ги родился, когда Анри исполнилось двадцать семь, а еще через четыре года на свет появилась Колли. Последние двенадцать лет граф был вдовцом, но, по-видимому, вступать в повторный брак несмотря на уговоры Колетт не собирался.
Садясь на скамью рядом с Рози, Анри зябко поежился и запахнул полы своего слегка потертого твидового пальто. Потом нежно сжал ее руку и произнес:
– Я так счастлив, что ты дома, Рози. У меня сердце радуется, когда ты приезжаешь, дорогая.
– Это и для меня большая радость, и я чувствую то же самое. Этот год был из-за съемок очень трудным для меня. Мне самой ужасно не нравится так надолго уезжать из Монфлери, но я ничего не могла поделать.
Он кивнул, потом еще раз заглянул ей в глаза и спросил:
– Но все же как на самом деле ты живешь? Я хочу знать только правду, и ничего, кроме правды, ты понимаешь.
– В общем неплохо,– вполне искренне ответила Рози. Потом рассмеялась коротким сухим смешком.– Во всяком случае, пока я работаю, я счастлива. Возможно, я слишком занята, чтобы испытывать неудовлетворенность, не знаю...– Не договорив фразы, она замолчала, задумчиво покачав головой. Уголки ее губ вдруг скорбно опустились.
Это не укрылось от внимательного взгляда Анри.
– Что с тобой? – спросил он, нахмурившись.
– От безделья я, кажется, становлюсь плаксивой,– призналась Рози.– Любая мелочь выводит меня из равновесия, как будто я переполнена слезами, готовыми вот-вот пролиться. Хотя мне это вовсе несвойственно. Вы спрашиваете, что со мной происходит, но я не могу ответить. И я сама толком не знаю.
– Я знаю,– прошептал он, сильнее сжимая ее руку.– Ты очень несчастлива, Розалинда. И, позволь тебе заметить, жизнь, которую ты ведешь, совершенно противоестественна для молодой тридцатилетней женщины. Ты не замужем и не в разводе. Мне кажется, ты сейчас находишься в каком-то... э-э... подвешенном состоянии. Я совершенно убежден, что тебе в этой ситуации следует принять какое-то решение касательно тебя и Ги.
– О, но примирение уже невозможно! – воскликнула Рози.– Мы слишком отдалились друг от друга.
– Ну разумеется. Я и не имел в виду, что вам следует помириться. Наоборот, я считаю, что вам нужно окончательно разойтись. Я говорю о вашем разводе.
Онемев, Рози изумленно смотрела на него.
– Не смотри на меня так ошеломленно, Рози. Бывает, что люди разводятся. И, хотя вы оба католики, я считаю, что пришло время предпринять тебе какие-то формальные действия, чтобы расторгнуть брак с моим сыном.
Рози все еще молчала, и тогда он спросил:
– Фактически это и не было браком последние пять лет, не так ли?
– Да... Может быть, даже немного больше.
– Тогда в чем дело?
После длительного молчания Рози шепотом призналась:
– Я боюсь.
Граф откинулся назад и посмотрел на Рози удивленными глазами.
– Боишься! Ты боишься! Я просто не могу в это поверить. Чего же ты боишься?
Закусив губу, Рози смотрела вниз на их соединенные руки, не зная, как объяснить, что она чувствует. Когда же она наконец подняла голову, то увидела в его добрых глазах такое участие, что решилась без колебаний сказать правду: он поймет.
Проглотив подступивший к горлу комок, она проговорила тихим, почти неслышным голосом:
– Я боюсь потерять вас, Колли и девочек: Вы – моя единственная настоящая семья, которой у меня не было столько лет. Я вас всех так люблю! И я не перенесу, если мне придется уехать, если я уже не смогу называть Монфлери своим домом и не смогу вернуться к вам.
– Такого никогда не случится, моя дорогая,– быстро сказал граф.
– Но если я разведусь с Ги, то уже не буду принадлежать к вашей семье.
Досадуя на себя, но не в силах сдержаться, Рози расплакалась. Непрошенные слезы брызнули из ее глаз и потекли по щекам.
Анри поискал в кармане пиджака платок, молча протянул его Рози и подождал, пока она вытрет глаза. Когда она успокоилась, он сказал:
– Рози, мы все тебя искренне любим. Ты мне сразу понравилась, с самого начала, когда ты впервые приехала с Колли, еще задолго до вашей свадьбы с Ги. И ты всегда будешь для меня второй дочерью, независимо от твоих с ним отношений. Даже если ты выйдешь замуж еще за кого-нибудь, мои чувства к тебе останутся неизменными, И почему бы им измениться? Я ведь люблю тебя не потому, что ты жена моего сына. Я люблю тебя просто потому, что ты – это ты, необыкновенный, замечательный человек. И запомни навсегда: Монфлери – это твой дом, что бы ни произошло. И останется таковым до конца твоей жизни. По-другому я этого просто не представляю.– Он положил руки ей на плечи и прижал к себе.– Я не понимаю, что происходит с Ги, не буду даже пытаться анализировать его поведение.
Анри де Монфлери умолк и покачал головой. Потом с грустью продолжил:
– Единственно неоспоримым является то, что я породил болвана. Да, я не могу этого отрицать: мой сын – дурак. Как он мог так вести себя с тобой? Это просто не укладывается в моем сознании. Я никогда не смогу это понять. Мне также совершенно непонятно его полное равнодушие к Монфлери, который когда-нибудь, избави бог, будет принадлежать ему. Я надеюсь, что проживу достаточно долго, чтобы сберечь замок для следующего поколения, потому что одному богу известно, что с ним произойдет при таком хозяине, как Ги. Вне всякого сомнения, он превратится в прах, в развалины, если не подстраховаться заранее, не принять какие-то меры предосторожности. Последнее время это постоянно меня тревожит, особенно учитывая его теперешнее поведение.
– Но почему вы не можете оставить Монфлери Колли?
– Я мог бы это сделать, согласно Гражданскому кодексу – Наполеоновскому кодексу, если бы она была моим единственным ребенком. По французским законам девушка имеет право наследования. Однако я не могу лишить наследства своего сына в пользу дочери. Это противозаконно. Если бы Ги умер, не оставив наследника, имение и титул перешли бы к Колли или к ее дочери Лизетт. Но извини меня, дорогая, что я утомляю тебя обсуждением своих проблем. Разреши только повторить сказанное: ты мне, как дочь, и ничто не заставит меня относиться к тебе по-другому.– Он заглянул в ее лицо.– А ты можешь выполнить одну мою просьбу?
Рози кивнула.
– Будь добра, когда вернешься в Париж, зайди к мэтру Эрве Бертьеру. Ты знакома с ним, несколько лет назад он приезжал к нам на обед. Он отличный юрист, один из лучших во Франции и мой добрый друг. Мы знакомы уже много лет. Пожалуйста, Рози, сходи и поговори с ним. Сделай наконец что-нибудь, чтобы освободиться от Ги. Он приносит тебе одни страдания. Я же со своей стороны обещаю тебе свою полную поддержку и любовь.
– Хорошо, я сделаю это, я схожу к юристу. Вероятно, в самом деле мне ничего другого не остается. И спасибо вам, Анри, за все ваши добрые слова. Вы мне, как отец, и я не смогла бы перенести, если бы... если бы вы и Колли ушли из моей жизни.
– Мы всегда будем частью твоей семьи, моя дорогая. Кстати говоря, я вспомнил сейчас о Кевине. Как он поживает? Приедет ли он к нам на Рождество, как обещал?
– Не думаю. Я еще раз просила его об этом, но он перешел на новую работу в нью-йоркском полицейском управлении, если не ошибаюсь, в Отдел уголовных расследований, занимающийся мафией. Насколько я поняла, они нацелились на клан Рудольфо, одну из мощнейших преступных организаций Нью-Йорка, и Кевин всецело поглощен этой работой.
– Опасное дело,– пробормотал Анри.– Хотя, кажется, опасности его не пугают. Жаль только, что тебе приходится постоянно из-за него волноваться.
– Мне бы очень хотелось, чтобы он перешел на кабинетную работу. Или чтобы он вообще сменил профессию, но он не хочет. Когда-то он мечтал стать юристом...– Рози не закончила фразу и слегка поморщилась.
– Кевин такой же упрямый, как и ты,– улыбнулся Анри.– Мы все прекрасно знаем, что леопард не может менять свои пятна. Ну, а как Нелл Джеффри? Ты мне сказала по телефону, что у них с Кевином роман. Она не могла бы повлиять на него?
Рози засмеялась и отрицательно покачала головой.
– Сомневаюсь. Я надеялась, что она хотя бы сможет убедить Кевина приехать на праздники, то есть чтобы они вдвоем приехали к нам сюда встречать Рождество. Но из ее слов я поняла, что ему придется работать.
– Какая жалость! Ну да что поделаешь! Может быть, тебе удастся соблазнить их приехать на Пасху. В это время года долина Луары так прекрасна!
– Да, конечно. Я постараюсь еще поговорить с Нелл. Может, она сумеет уговорить Кевина. Я на это надеюсь.
Оба умолкли, наслаждаясь приятными мгновениями.
Неподалеку взлетела стая птиц. Плавно изгибающейся полосой кружили они на фоне белых облаков, напоминая черную бархатную ленту, заброшенную в вышину бледного неба. Птицы поднимались все выше и выше над синевато-серыми башнями Монфлери. Потом они вдруг образовали огромную дугу над крышами замка и полетели на юг, в теплые края.
Гонимые ветром облака скользили по высокому предвечернему небу, которое вдруг превратилось в палитру беспрестанно меняющихся цветов: голубой, плавно переходящий в серый с аметистовым отливом, сиреневый, перетекающий в шафраново-желтый. А вдоль линии горизонта ярко-красные и оранжевые струящиеся потоки полыхали заревом далекого пожара. Освещение опять изменилось, и заросли деревьев на другом берегу реки вдруг потемнели. Их размытые очертания неясными синевато-зелеными тенями проступали сквозь вечерний туман. Опустились сумерки.
– Как здесь прекрасно, Рози! Такое спокойствие и тишина,– произнес Анри.
– Моя мама обычно называла это время «исходом дня».
Он улыбнулся и, похлопав ее по руке, помог подняться.
– Я рад, что мы так хорошо поговорили. Когда я увидел тебя спускающуюся по тропинке, то сразу подумал, что это удобная возможность поговорить наедине. Но сейчас, пожалуй, нам надо возвращаться: стало прохладно, почти морозно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38