Вот какой правитель им нужен.
– В таком случае, боюсь, они вряд ли будут восхищаться мной.
– А мы их заставим. Назавтра я назначил конные состязания. Уже построен специальный павильон. Скачки будут устроены в честь твоего приезда, и твой триумф начнется в тот самый момент, когда ты покажешься на арене.
– Насколько это разумно? Из меня так и не получился хороший наездник. Даже Цунига ничего не смог поделать со мной.
– Уверен, ты справишься со своей задачей.
Он засмеялся и приблизил свое лицо к Филиппу настолько, что тот почувствовал запах чеснока, шедший из его рта.
– Или ты думаешь, что кто-нибудь посмеет обойти тебя? Да будет тебе известно, я уже отдал соответствующее распоряжение.
– А если кто-нибудь прознает? – спросил Филипп. – Тогда результаты турнира не будут иметь никакого значения.
– Вот тебе и на! Ты стал настоящим циником, сын мой. Только не совсем понимаешь простых людей. Для них главное – видеть твой триумф. А кроме того… Ты ведь знаешь, как досаждает мне мой брат Фердинанд. Да еще Максимилиан, его тоже нельзя не учитывать. Ты должен уяснить себе одну простую вещь: что бы я ни делал ради твоего успеха, в конечном итоге все будут решать фламандцы, которым отнюдь не безразлично, кто станет их правителем.
– В таком случае, я полагаю, они предпочтут меня кому-нибудь другому.
– Напротив. У них не будет выбора. Во время первого знакомства с ними ты держался чересчур уж натянуто, но в будущем ты научишься делать все так, как им нравится, – улыбаться, шутить, есть, пить, ухаживать за женщинами. Тебе предстоит завести любовницу. И тем самым оправдать ожидания фламандцев. – Карл хохотнул. – По-моему, ты не очень доволен этой перспективой.
– Такие вещи не устраиваются по заказу.
– Ничего, я устрою. Здешние женщины хороши собой – а сколько времени ты не состоишь в браке? О, я наслышан о твоих нежных чувствах к Изабелле Осорио. Они говорят в твою пользу, но здесь не Испания. Словом, ты должен без промедления завести любовницу.
Филипп потупился.
– А кроме того, нам нужно немедленно обсудить еще одну важную проблему, – продолжил Карл. – Ты слишком долго был вдовцом. Пора подыскать тебе достойную супругу.
Элеонора, тетя Филиппа, попросила у него аудиенции.
Он чувствовал себя разбитым и униженным. Замысел с турниром провалился. Видимо, Карл не вполне разъяснил свои указания, и Филипп не выиграл ни одного забега. Зрители молчали, они явно не были в восторге от их принца.
Ему хотелось поскорей вернуться домой. Он всей душой ненавидел этих людей, их грубые конские состязания и не менее грубые остроты, их озабоченность в застольях и любовных приключениях.
Его отец был таким же, как все они, – только теперь он это понял. А он, Филипп, не мог не быть принцем Испании.
Элеонора, вероятно, пришла пожалеть его – она слыла доброй женщиной. Она с пониманием отнеслась к малолетним сыновьям Франциска Первого, когда те попали в испанский плен, и они полюбили ее. Старшего уже не было в живых. Поговаривали, что его отравил итальянский виночерпий, служивший той итальянке, которая теперь была французской королевой; младший стал королем Франции и супругом Екатерины Медичи, на которую многие французы возлагали ответственность за смерть его старшего брата.
Элеонора была свидетельницей его унижения на сегодняшнем турнире. Что ж, за сочувствием Филипп всегда обращался к женщинам – к Леоноре, Марии Мануэле, Изабелле, а вот теперь и… да, возможно, ему пригодятся утешения Элеоноры.
Она встала перед ним на колени.
– Ваше Высочество, вы позволите мне говорить начистоту?
– Разумеется, дорогая тетя.
Он хотел обнять ее, но не мог себе этого позволить. Сидя в своем кресле, он мог только лишь попросить ее подняться с колен и занять место рядом с ним. Он нуждался в утешении, но должен был оставаться испанским принцем.
– Мне хотелось бы поговорить о моей дочери.
– О принцессе Португальской? – сказал Филипп, чтобы скрыть замешательство от нахлынувших на него воспоминаний, – дочь Элеоноры была тетей Марии Мануэлы.
– Она очаровательная девушка, – продолжила Элеонора. – Уверена, вы ее полюбите. Она много слышала о вас и, насколько я знаю, уже давно увлечена вами… У нее будет богатое приданое. Я думаю, если вы одобрите эту партию, император тоже не будет возражать.
– Мария…
Он произнес это имя так тихо, что она едва ли расслышала его. А у него перед глазами возникло видение – девушка с испуганными глазами, верхом на осле проезжавшая по улицам Саламанки. Эта девушка, Мария Мануэла, стала его женой, а позже навсегда покинула, оставив ему сына Карлоса.
Он встал и прошелся по комнате. Ему не хотелось, чтобы Элеонора видела его чувства. Наконец он остановился и посмотрел на нее.
– Вы обсуждали этот брак с императором?
– Нет, Ваше Высочество. Но, полагаю, он уже и сам подумывал о нем.
– Хорошо, я тоже подумаю, – сказал Филипп.
Он поклонился, давая понять, что аудиенция закончена. Она спокойно вышла из комнаты, оставив его наедине со своими мыслями.
Жизнь словно решила подшутить над Филиппом. Ему требовалась жена, и, разумеется, в претендентках не было недостатка. Ирония заключалась не в этом. Удивительно было, что время как будто повернулось вспять, когда отец однажды сказал ему: «А ты знаешь, Жанна Наваррская развелась с этим дураком герцогом де Клеве. Может быть, ты все еще желаешь взять ее в жены?»
Это предложение заставило его задуматься. На какое-то время в нем ожили прежние чувства к ней. Он помнил, как она пошла в кафедральный собор, чтобы прелаты засвидетельстовали ее нежелание вступать в брак; как сопротивлялась своей матери и королю Франциску. Тогда он восхищался ее смелостью; теперь увидел ее поведение в ином свете. Подобное неуважение к власти уже не казалось ему качеством, подходящим для его супруги.
А между тем Фердинанд сумел внушить императору, что его, Фердинанда, дочь была бы наилучшей кандидатурой на роль испанской королевы. В этой партии Фердинанд видел решение запутанного вопроса с наследством – раз его сын женился на дочери императора, то теперь сын императора должен был жениться на дочери Фердинанда.
Филиппа не привлекала ни дочь Фердинанда, ни Жанна Наваррская. Другое дело – Мария Португальская. Она пробудила в нем множество воспоминаний и потому оказалась счастливей других, но все равно он мечтал лишь о возвращении в уютный дом Изабеллы Осорио, о встрече с ней и ее сыновьями.
На душе у него было неспокойно. Он понимал, что вскоре ему так или иначе придется взять жену, но не желал брака ни с одной из них – ни с Марией, с именем которой было связано слишком много воспоминаний, способных отравить ему жизнь, ни с Жанной Наваррской, обладавшей слишком сильным и независимым характером, ни даже с дочерью Фердинанда, союз с которой гарантировал безопасность его будущим владениям. Он хотел, чтобы его супругой стала Изабелла. Только о ней он и думал в то время.
Ему не терпелось вернуться на родину.
И все же Филипп не был бы самим собой, если бы не выполнял то, что считал своим прямым долгом. Он участвовал в турнирах и принимал призы, хотя знал, что его победы были подстроены. Судя по циничным взглядам зрителей, они тоже это понимали.
Он знал, что они втихомолку говорили про него: «В честной борьбе этот испанец не выиграл бы ни одного забега. Его соперников вынуждают уступать ему, чтобы он мог похваляться своими незаслуженными победами».
Император переживал за него, но продолжал устраивать турниры, на которых Филипп без труда выходил победителем.
Смущенный провалом своей затеи, он по-прежнему верил в сына. Филипп умел вести государственные дела; звезд с неба не хватал, но всегда показывал себя умным и проницательным человеком. Решив осуществить какой-нибудь план, он никогда не останавливался на полпути и в конце концов добивался желаемого результата. Гениальные озарения были ему неведомы, но зато в упорстве и настойчивости он никому не уступал. Думая о Филиппе, Карл часто вспоминал его антипода, Франциска Первого. Тот был одарен многими талантами, но куда они его привели? При Павии он потерпел сокрушительное поражение, и злые языки говорили, что если бы не его неуемная жажда наслаждений, он не так рано оказался бы в могиле. Вот Генрих Второй, сын Франциска, правивший сейчас во Франции, этот был таким же, как Филипп, – нерасторопным, угрюмым и бесконечно преданным своей любовнице, Диане де Пуатье. Если Филипп походил на Генриха, то он вполне смог бы управлять королевством. Правда, задача Филиппа была сложнее: ему предстояло управлять не только своим королевством, но и владениями, которые Карл собирался передать ему по наследству.
Каждый день он проводил по нескольку часов с сыном, делясь с ним знаниями и навыками, доставшимися ему самому ценой многих неудач, разочарований и напрасно затраченных сил.
По вечерам они собирались всей семьей, и тогда в их разговор непременно вмешивалась Мария Венгерская, которой не терпелось изложить свою точку зрения на те или иные политические вопросы. Элеонора тоже не бездействовала. Она изо всех сил старалась устроить партию между своей дочерью и Филиппом. Бывали и торжества, и увеселения, на которых Карл пытался доказать фламандцам, что его сын все больше и больше становится похожим на них. Он выбирал для Филиппа самых красивых и обаятельных женщин, но если императору эти заботы доставляли удовольствие, то Филипп всякий раз колебался, в самый ответственный момент проявляя нерешительность, а то и откровенное нежелание заводить новые любовные связи.
При дворе над ним посмеивались, а иные смельчаки даже сочиняли колкие эпиграммы на принца Испании.
Наконец император потерял всякое терпение. Провозгласи он сейчас своего сына будущим правителем Фландрии, брюссельцы по меньшей мере выразили бы недоумение по поводу столь необдуманного решения.
Придя в отчаяние, Карл вызвал к себе женщину, которую хорошо знал и очень высоко ценил. Та была неотразимо красива, и детское простодушие в ней сочеталось с искушенностью в любовных интригах. Отдавая ей необходимые указания, император поглядывал на нее с явным сожалением – ему очень хотелось оставить эту женщину для себя.
Он сказал:
– Принц – довольно странный мужчина. Думаю, очень немногие понимают его. Он кажется холодным, так оно и есть. Но в глубине его души дремлют сильные страсти. Сейчас ими завладела религия, но женщина на это тоже способна. Он страстно любил свою жену – к сожалению, она умерла. Попробуй стать его любовницей. Ему нужна женская ласка, сыграй на этом.
Она подняла на императора свои прекрасные глаза и улыбнулась.
– Ваше Императорское Высочество, можете не беспокоиться. Я справлюсь со своим заданием.
– Да при чем здесь беспокойство! – в сердцах воскликнул император. – Дорогая моя, я ничуть не беспокоюсь. Сожалею, вот и все.
* * *
И вот у Филиппа появилась любовница-фламандка.
Как ни странно, он в нее даже влюбился, хотя его чувства разительно отличались от тех, которые он питал к Марии Мануэле, и очень мало походили на то желание домашнего покоя и уюта, что привязывало его к Изабелле Осорио. Его новая любовница была женщиной, сведущей в искусстве любви, и под ее руководством Филипп стал медленно меняться. Оказалось, что плотские удовольствия были не совсем чужды ему. И он не видел причины подавлять эту сторону своей натуры, если отец полностью одобрял его новое увлечение. Карл сказал: «Сын мой, ты становишься светским человеком, а это вовсе не так плохо, поверь мне».
Филипп не был волокитой. Он хранил верность своей любовнице, и, когда у них появился ребенок, он радовался ему не меньше, чем рождению сыновей Изабеллы.
Между тем прошло восемнадцать месяцев, а император все не желал расставаться с ним. Тянулись бесконечные переговоры – не только о браке Филиппа, но и о разделе семейного наследства…
Наконец было решено, что Фердинанд получит от Карла титул императора, но после смерти Фердинанда имперская корона перейдет к Филиппу. Максимилиану предстояло стать регентом Австрии, а Филипп должен был править Испанией и вести дела в итальянских государствах.
Конечно, это не то, что я желал для тебя, – сказал Карл, оставшись наедине с Филиппом, – но большего мы все равно не добьемся. Теперь, сын мой, ты можешь вернуться в Испанию. Здесь у тебя остался только один нерешенный вопрос. Ты решил, кто станет твоей супругой?
Карл с любопытством взглянул в лицо сына. Его медлительность всегда забавляла императора.
Немного помолчав, Филипп произнес:
– Не знаю… может быть, Мария Португальская?
– Прекрасный выбор! – воскликнул Карл. – И какое большое приданое! Я немедленно снаряжаю Рая Гомеса да Сильва в Португалию, пусть он начнет там переговоры. Будем надеяться, что король Иоанн приберег для своей сестры такое же богатство, какое было у его дочери, твоей маленькой Марии Мануэлы. В таком случае тебе предстоит побывать в Аугсбурге и вернуться в Испанию. И надо торопиться – стоит ли позволять Максимилиану слишком долго занимать твое место?
– Не стоит, отец.
– Вот и я так думаю. Признаюсь, мне жаль расставаться с тобой. И, насколько я знаю, не только мне. Догадываешься, о ком я говорю? Да, прощание с тобой разобьет сердце твоей очаровательной подружки. Но ничего не поделаешь, остается лишь завидовать твоей молодости. Никогда не избегай удовольствий, сын мой. Впереди у тебя много ответственных дел, и развлечения пойдут им на пользу, поверь мне.
Карл со вздохом посмотрел на свои подагрические ноги. Затем улыбнулся.
Он подумал о той перемене, которая не без его участия произошла в Филиппе.
Вот в таком настроении они и тронулись в путь. В Аугсбурге уже было назначено заседание парламента.
В Аугсбурге дни летели быстро – как для Карла, так и для Филиппа. С утра до вечера нужно было заниматься государственными делами, принимать знатных феодалов империи. Карлу наконец удалось поделить с братом наследство, и, хотя ни один из них не остался доволен результатом переговоров, оба понимали, что большей выгоды для себя не смогли бы извлечь.
Оглядываясь на прошедшие годы, Карл неизменно испытывал чувство удовлетворения собой. Его сыном по праву можно было гордиться. Лучшего правителя для Испании он и не желал, хотя и не раз думал, что Филиппу не помешало бы сочетать в себе качества испанского монарха, которыми он обладал в избытке, и обаяние, изысканность манер, отвагу – словом, все что хотели бы видеть в своем короле фламандцы, соотечественники Карла.
Погруженный в такие размышления, Карл сидел у окна Аугсбургского дворца, как вдруг увидел очаровательную девушку, прогуливавшуюся внизу. Ее густые белокурые волосы роскошными волнами ниспадали на плечи. Судя по наряду, она была дочерью какого-нибудь бюргера.
Ее молодость и красота восхитили Карла. Он оценивающе посмотрел на ее юбку, обрисовавшую стройные, длинные ноги; успел разглядеть безукоризненно очерченный профиль лица и точеные белые руки. Затем она скрылась из виду.
Карл уже не думал ни о своем сыне, ни о прожитых годах. Внезапно он почувствовал себя, как в молодости, – полным сил и желаний. Карл шумно выдохнул. Стройная блондинка все еще стояла перед его глазами.
Вскоре он снова увидел ее, а еще позже обнаружил, что она каждый день в одно и то же время прогуливалась перед дворцом. Она по-настоящему заинтересовала его. У него даже появилась мысль переодеться в какой-нибудь более скромный наряд, выйти на улицу и познакомиться с ней, представившись знатным фламандцем или испанцем.
Но при всей своей мечтательности Карл был реалистом. Недавно ему исполнилось сорок девять лет, а этой девушке, вероятно, не было и двадцати. Увы, пожилой мужчина, страдавший от подагры и множества других болезней, не мог загримироваться в молодого любовника.
Нет, думал он, если не положением могущественного императора, то чем же еще я смогу привлечь эту девушку?
И вот, осознав невозможность игры в маскарад, он принял простое решение: послать за ней.
Она пришла, робкая и испуганная. Ее молодость и красота снова восхитили его. Дрожа от страха, она спросила, зачем ее вызвали – может быть, ее отец или мать, или кто-нибудь из родственников совершили какой-то неблаговидный поступок?
Взмахом руки отпустив прислугу, он заговорил с ней мягким, успокаивающим голосом.
– Не бойся, милая. Ни ты, ни твои родители не совершили никакого преступления. Просто я увидел, как ты гуляешь под окнами дворца, и мне захотелось узнать, принадлежит ли такая красавица к числу моих подданных.
Девушка перепугалась еще больше. От страха она, казалось, потеряла дар речи.
– Как тебя зовут? – спросил он. – Ах, да я так растерялся, что забыл предложить тебе место. Садись вот сюда, ближе ко мне, чтобы я мог получше рассмотреть тебя. Ну… так как же тебя зовут?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
– В таком случае, боюсь, они вряд ли будут восхищаться мной.
– А мы их заставим. Назавтра я назначил конные состязания. Уже построен специальный павильон. Скачки будут устроены в честь твоего приезда, и твой триумф начнется в тот самый момент, когда ты покажешься на арене.
– Насколько это разумно? Из меня так и не получился хороший наездник. Даже Цунига ничего не смог поделать со мной.
– Уверен, ты справишься со своей задачей.
Он засмеялся и приблизил свое лицо к Филиппу настолько, что тот почувствовал запах чеснока, шедший из его рта.
– Или ты думаешь, что кто-нибудь посмеет обойти тебя? Да будет тебе известно, я уже отдал соответствующее распоряжение.
– А если кто-нибудь прознает? – спросил Филипп. – Тогда результаты турнира не будут иметь никакого значения.
– Вот тебе и на! Ты стал настоящим циником, сын мой. Только не совсем понимаешь простых людей. Для них главное – видеть твой триумф. А кроме того… Ты ведь знаешь, как досаждает мне мой брат Фердинанд. Да еще Максимилиан, его тоже нельзя не учитывать. Ты должен уяснить себе одну простую вещь: что бы я ни делал ради твоего успеха, в конечном итоге все будут решать фламандцы, которым отнюдь не безразлично, кто станет их правителем.
– В таком случае, я полагаю, они предпочтут меня кому-нибудь другому.
– Напротив. У них не будет выбора. Во время первого знакомства с ними ты держался чересчур уж натянуто, но в будущем ты научишься делать все так, как им нравится, – улыбаться, шутить, есть, пить, ухаживать за женщинами. Тебе предстоит завести любовницу. И тем самым оправдать ожидания фламандцев. – Карл хохотнул. – По-моему, ты не очень доволен этой перспективой.
– Такие вещи не устраиваются по заказу.
– Ничего, я устрою. Здешние женщины хороши собой – а сколько времени ты не состоишь в браке? О, я наслышан о твоих нежных чувствах к Изабелле Осорио. Они говорят в твою пользу, но здесь не Испания. Словом, ты должен без промедления завести любовницу.
Филипп потупился.
– А кроме того, нам нужно немедленно обсудить еще одну важную проблему, – продолжил Карл. – Ты слишком долго был вдовцом. Пора подыскать тебе достойную супругу.
Элеонора, тетя Филиппа, попросила у него аудиенции.
Он чувствовал себя разбитым и униженным. Замысел с турниром провалился. Видимо, Карл не вполне разъяснил свои указания, и Филипп не выиграл ни одного забега. Зрители молчали, они явно не были в восторге от их принца.
Ему хотелось поскорей вернуться домой. Он всей душой ненавидел этих людей, их грубые конские состязания и не менее грубые остроты, их озабоченность в застольях и любовных приключениях.
Его отец был таким же, как все они, – только теперь он это понял. А он, Филипп, не мог не быть принцем Испании.
Элеонора, вероятно, пришла пожалеть его – она слыла доброй женщиной. Она с пониманием отнеслась к малолетним сыновьям Франциска Первого, когда те попали в испанский плен, и они полюбили ее. Старшего уже не было в живых. Поговаривали, что его отравил итальянский виночерпий, служивший той итальянке, которая теперь была французской королевой; младший стал королем Франции и супругом Екатерины Медичи, на которую многие французы возлагали ответственность за смерть его старшего брата.
Элеонора была свидетельницей его унижения на сегодняшнем турнире. Что ж, за сочувствием Филипп всегда обращался к женщинам – к Леоноре, Марии Мануэле, Изабелле, а вот теперь и… да, возможно, ему пригодятся утешения Элеоноры.
Она встала перед ним на колени.
– Ваше Высочество, вы позволите мне говорить начистоту?
– Разумеется, дорогая тетя.
Он хотел обнять ее, но не мог себе этого позволить. Сидя в своем кресле, он мог только лишь попросить ее подняться с колен и занять место рядом с ним. Он нуждался в утешении, но должен был оставаться испанским принцем.
– Мне хотелось бы поговорить о моей дочери.
– О принцессе Португальской? – сказал Филипп, чтобы скрыть замешательство от нахлынувших на него воспоминаний, – дочь Элеоноры была тетей Марии Мануэлы.
– Она очаровательная девушка, – продолжила Элеонора. – Уверена, вы ее полюбите. Она много слышала о вас и, насколько я знаю, уже давно увлечена вами… У нее будет богатое приданое. Я думаю, если вы одобрите эту партию, император тоже не будет возражать.
– Мария…
Он произнес это имя так тихо, что она едва ли расслышала его. А у него перед глазами возникло видение – девушка с испуганными глазами, верхом на осле проезжавшая по улицам Саламанки. Эта девушка, Мария Мануэла, стала его женой, а позже навсегда покинула, оставив ему сына Карлоса.
Он встал и прошелся по комнате. Ему не хотелось, чтобы Элеонора видела его чувства. Наконец он остановился и посмотрел на нее.
– Вы обсуждали этот брак с императором?
– Нет, Ваше Высочество. Но, полагаю, он уже и сам подумывал о нем.
– Хорошо, я тоже подумаю, – сказал Филипп.
Он поклонился, давая понять, что аудиенция закончена. Она спокойно вышла из комнаты, оставив его наедине со своими мыслями.
Жизнь словно решила подшутить над Филиппом. Ему требовалась жена, и, разумеется, в претендентках не было недостатка. Ирония заключалась не в этом. Удивительно было, что время как будто повернулось вспять, когда отец однажды сказал ему: «А ты знаешь, Жанна Наваррская развелась с этим дураком герцогом де Клеве. Может быть, ты все еще желаешь взять ее в жены?»
Это предложение заставило его задуматься. На какое-то время в нем ожили прежние чувства к ней. Он помнил, как она пошла в кафедральный собор, чтобы прелаты засвидетельстовали ее нежелание вступать в брак; как сопротивлялась своей матери и королю Франциску. Тогда он восхищался ее смелостью; теперь увидел ее поведение в ином свете. Подобное неуважение к власти уже не казалось ему качеством, подходящим для его супруги.
А между тем Фердинанд сумел внушить императору, что его, Фердинанда, дочь была бы наилучшей кандидатурой на роль испанской королевы. В этой партии Фердинанд видел решение запутанного вопроса с наследством – раз его сын женился на дочери императора, то теперь сын императора должен был жениться на дочери Фердинанда.
Филиппа не привлекала ни дочь Фердинанда, ни Жанна Наваррская. Другое дело – Мария Португальская. Она пробудила в нем множество воспоминаний и потому оказалась счастливей других, но все равно он мечтал лишь о возвращении в уютный дом Изабеллы Осорио, о встрече с ней и ее сыновьями.
На душе у него было неспокойно. Он понимал, что вскоре ему так или иначе придется взять жену, но не желал брака ни с одной из них – ни с Марией, с именем которой было связано слишком много воспоминаний, способных отравить ему жизнь, ни с Жанной Наваррской, обладавшей слишком сильным и независимым характером, ни даже с дочерью Фердинанда, союз с которой гарантировал безопасность его будущим владениям. Он хотел, чтобы его супругой стала Изабелла. Только о ней он и думал в то время.
Ему не терпелось вернуться на родину.
И все же Филипп не был бы самим собой, если бы не выполнял то, что считал своим прямым долгом. Он участвовал в турнирах и принимал призы, хотя знал, что его победы были подстроены. Судя по циничным взглядам зрителей, они тоже это понимали.
Он знал, что они втихомолку говорили про него: «В честной борьбе этот испанец не выиграл бы ни одного забега. Его соперников вынуждают уступать ему, чтобы он мог похваляться своими незаслуженными победами».
Император переживал за него, но продолжал устраивать турниры, на которых Филипп без труда выходил победителем.
Смущенный провалом своей затеи, он по-прежнему верил в сына. Филипп умел вести государственные дела; звезд с неба не хватал, но всегда показывал себя умным и проницательным человеком. Решив осуществить какой-нибудь план, он никогда не останавливался на полпути и в конце концов добивался желаемого результата. Гениальные озарения были ему неведомы, но зато в упорстве и настойчивости он никому не уступал. Думая о Филиппе, Карл часто вспоминал его антипода, Франциска Первого. Тот был одарен многими талантами, но куда они его привели? При Павии он потерпел сокрушительное поражение, и злые языки говорили, что если бы не его неуемная жажда наслаждений, он не так рано оказался бы в могиле. Вот Генрих Второй, сын Франциска, правивший сейчас во Франции, этот был таким же, как Филипп, – нерасторопным, угрюмым и бесконечно преданным своей любовнице, Диане де Пуатье. Если Филипп походил на Генриха, то он вполне смог бы управлять королевством. Правда, задача Филиппа была сложнее: ему предстояло управлять не только своим королевством, но и владениями, которые Карл собирался передать ему по наследству.
Каждый день он проводил по нескольку часов с сыном, делясь с ним знаниями и навыками, доставшимися ему самому ценой многих неудач, разочарований и напрасно затраченных сил.
По вечерам они собирались всей семьей, и тогда в их разговор непременно вмешивалась Мария Венгерская, которой не терпелось изложить свою точку зрения на те или иные политические вопросы. Элеонора тоже не бездействовала. Она изо всех сил старалась устроить партию между своей дочерью и Филиппом. Бывали и торжества, и увеселения, на которых Карл пытался доказать фламандцам, что его сын все больше и больше становится похожим на них. Он выбирал для Филиппа самых красивых и обаятельных женщин, но если императору эти заботы доставляли удовольствие, то Филипп всякий раз колебался, в самый ответственный момент проявляя нерешительность, а то и откровенное нежелание заводить новые любовные связи.
При дворе над ним посмеивались, а иные смельчаки даже сочиняли колкие эпиграммы на принца Испании.
Наконец император потерял всякое терпение. Провозгласи он сейчас своего сына будущим правителем Фландрии, брюссельцы по меньшей мере выразили бы недоумение по поводу столь необдуманного решения.
Придя в отчаяние, Карл вызвал к себе женщину, которую хорошо знал и очень высоко ценил. Та была неотразимо красива, и детское простодушие в ней сочеталось с искушенностью в любовных интригах. Отдавая ей необходимые указания, император поглядывал на нее с явным сожалением – ему очень хотелось оставить эту женщину для себя.
Он сказал:
– Принц – довольно странный мужчина. Думаю, очень немногие понимают его. Он кажется холодным, так оно и есть. Но в глубине его души дремлют сильные страсти. Сейчас ими завладела религия, но женщина на это тоже способна. Он страстно любил свою жену – к сожалению, она умерла. Попробуй стать его любовницей. Ему нужна женская ласка, сыграй на этом.
Она подняла на императора свои прекрасные глаза и улыбнулась.
– Ваше Императорское Высочество, можете не беспокоиться. Я справлюсь со своим заданием.
– Да при чем здесь беспокойство! – в сердцах воскликнул император. – Дорогая моя, я ничуть не беспокоюсь. Сожалею, вот и все.
* * *
И вот у Филиппа появилась любовница-фламандка.
Как ни странно, он в нее даже влюбился, хотя его чувства разительно отличались от тех, которые он питал к Марии Мануэле, и очень мало походили на то желание домашнего покоя и уюта, что привязывало его к Изабелле Осорио. Его новая любовница была женщиной, сведущей в искусстве любви, и под ее руководством Филипп стал медленно меняться. Оказалось, что плотские удовольствия были не совсем чужды ему. И он не видел причины подавлять эту сторону своей натуры, если отец полностью одобрял его новое увлечение. Карл сказал: «Сын мой, ты становишься светским человеком, а это вовсе не так плохо, поверь мне».
Филипп не был волокитой. Он хранил верность своей любовнице, и, когда у них появился ребенок, он радовался ему не меньше, чем рождению сыновей Изабеллы.
Между тем прошло восемнадцать месяцев, а император все не желал расставаться с ним. Тянулись бесконечные переговоры – не только о браке Филиппа, но и о разделе семейного наследства…
Наконец было решено, что Фердинанд получит от Карла титул императора, но после смерти Фердинанда имперская корона перейдет к Филиппу. Максимилиану предстояло стать регентом Австрии, а Филипп должен был править Испанией и вести дела в итальянских государствах.
Конечно, это не то, что я желал для тебя, – сказал Карл, оставшись наедине с Филиппом, – но большего мы все равно не добьемся. Теперь, сын мой, ты можешь вернуться в Испанию. Здесь у тебя остался только один нерешенный вопрос. Ты решил, кто станет твоей супругой?
Карл с любопытством взглянул в лицо сына. Его медлительность всегда забавляла императора.
Немного помолчав, Филипп произнес:
– Не знаю… может быть, Мария Португальская?
– Прекрасный выбор! – воскликнул Карл. – И какое большое приданое! Я немедленно снаряжаю Рая Гомеса да Сильва в Португалию, пусть он начнет там переговоры. Будем надеяться, что король Иоанн приберег для своей сестры такое же богатство, какое было у его дочери, твоей маленькой Марии Мануэлы. В таком случае тебе предстоит побывать в Аугсбурге и вернуться в Испанию. И надо торопиться – стоит ли позволять Максимилиану слишком долго занимать твое место?
– Не стоит, отец.
– Вот и я так думаю. Признаюсь, мне жаль расставаться с тобой. И, насколько я знаю, не только мне. Догадываешься, о ком я говорю? Да, прощание с тобой разобьет сердце твоей очаровательной подружки. Но ничего не поделаешь, остается лишь завидовать твоей молодости. Никогда не избегай удовольствий, сын мой. Впереди у тебя много ответственных дел, и развлечения пойдут им на пользу, поверь мне.
Карл со вздохом посмотрел на свои подагрические ноги. Затем улыбнулся.
Он подумал о той перемене, которая не без его участия произошла в Филиппе.
Вот в таком настроении они и тронулись в путь. В Аугсбурге уже было назначено заседание парламента.
В Аугсбурге дни летели быстро – как для Карла, так и для Филиппа. С утра до вечера нужно было заниматься государственными делами, принимать знатных феодалов империи. Карлу наконец удалось поделить с братом наследство, и, хотя ни один из них не остался доволен результатом переговоров, оба понимали, что большей выгоды для себя не смогли бы извлечь.
Оглядываясь на прошедшие годы, Карл неизменно испытывал чувство удовлетворения собой. Его сыном по праву можно было гордиться. Лучшего правителя для Испании он и не желал, хотя и не раз думал, что Филиппу не помешало бы сочетать в себе качества испанского монарха, которыми он обладал в избытке, и обаяние, изысканность манер, отвагу – словом, все что хотели бы видеть в своем короле фламандцы, соотечественники Карла.
Погруженный в такие размышления, Карл сидел у окна Аугсбургского дворца, как вдруг увидел очаровательную девушку, прогуливавшуюся внизу. Ее густые белокурые волосы роскошными волнами ниспадали на плечи. Судя по наряду, она была дочерью какого-нибудь бюргера.
Ее молодость и красота восхитили Карла. Он оценивающе посмотрел на ее юбку, обрисовавшую стройные, длинные ноги; успел разглядеть безукоризненно очерченный профиль лица и точеные белые руки. Затем она скрылась из виду.
Карл уже не думал ни о своем сыне, ни о прожитых годах. Внезапно он почувствовал себя, как в молодости, – полным сил и желаний. Карл шумно выдохнул. Стройная блондинка все еще стояла перед его глазами.
Вскоре он снова увидел ее, а еще позже обнаружил, что она каждый день в одно и то же время прогуливалась перед дворцом. Она по-настоящему заинтересовала его. У него даже появилась мысль переодеться в какой-нибудь более скромный наряд, выйти на улицу и познакомиться с ней, представившись знатным фламандцем или испанцем.
Но при всей своей мечтательности Карл был реалистом. Недавно ему исполнилось сорок девять лет, а этой девушке, вероятно, не было и двадцати. Увы, пожилой мужчина, страдавший от подагры и множества других болезней, не мог загримироваться в молодого любовника.
Нет, думал он, если не положением могущественного императора, то чем же еще я смогу привлечь эту девушку?
И вот, осознав невозможность игры в маскарад, он принял простое решение: послать за ней.
Она пришла, робкая и испуганная. Ее молодость и красота снова восхитили его. Дрожа от страха, она спросила, зачем ее вызвали – может быть, ее отец или мать, или кто-нибудь из родственников совершили какой-то неблаговидный поступок?
Взмахом руки отпустив прислугу, он заговорил с ней мягким, успокаивающим голосом.
– Не бойся, милая. Ни ты, ни твои родители не совершили никакого преступления. Просто я увидел, как ты гуляешь под окнами дворца, и мне захотелось узнать, принадлежит ли такая красавица к числу моих подданных.
Девушка перепугалась еще больше. От страха она, казалось, потеряла дар речи.
– Как тебя зовут? – спросил он. – Ах, да я так растерялся, что забыл предложить тебе место. Садись вот сюда, ближе ко мне, чтобы я мог получше рассмотреть тебя. Ну… так как же тебя зовут?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33