И, немного смягчившись, добавил:
– Хуана, я тебя ни в чем не виню. Просто ему нужны хорошие учителя.
– Не нужны, – снова насупился Карлос.
– Не прикасайся к нему! – строго приказал Филипп. – Не утешай, не балуй его. Его и так уже слишком распустили.
Хуана побледнела. Она и сама была еще ребенком. Матери она лишилась в раннем детстве. Карлос тоже рос без матери, вот что объединяло их. Эль ниньо, называла она его. Ее эль ниньо; от нее он научился первым своим словам. Это к ней он приходил за утешением или лаской, и она любила его, порой заменяя ему отца и мать. И вот теперь буйный нрав Карлоса начал пугать ее не меньше, чем спокойствие Филиппа.
– Его нужно научить дисциплине, – сказал Филипп.
– Я еще маленький.
– Пора становиться взрослым.
Карлос вцепился в подол тетиного платья и сердито покосился на отца. Филипп решил положить конец этой затянувшейся сцене. Хватит с него, он и так достаточно натерпелся. Неужели мало было видеть Марию Мануэлу, лежавшую на смертном одре? Неужели он должен еще смотреть на этого уродца с тяжелой головой, узким лбом и невзрачными глазами, блеклый цвет которых был чем-то средним между карим – от Марии Мануэлы – и голубым – от Филиппа?
– Учителей ему назначат сегодня же, – сказал он. – А тебе, Хуана, я приказываю – не потакай его прихотям. Обращайся с ним построже. В противном случае я буду вынужден запретить тебе встречаться с ним.
С этими словами Филипп направился к выходу. Хуана опустилась на колени.
Когда он покинул комнату, из-за двери послышался крик Карлоса:
– Хуана любит своего эль ниньо! Тетя Хуана любит меня!
Выйдя из детской, Филипп узнал, что во дворец прибыл герцог Альба. Тот как раз вернулся из Испании, откуда привез почту от императора.
Эти послания, сказал герцог, содержали секрет государственной важности, и император приказал вручить их лично Филиппу.
Филипп принял пакет и, отпустив Альбу, закрылся в своих покоях. Он был рад заняться делами. Ему хотелось поскорее забыть сцену в детской, где его вынудили сыграть не самую достойную роль.
Император писал подробно, с многочисленными отступлениями и воспоминаниями о давно минувших событиях. Он хотел пояснить Филиппу, каким образом они очутились в их сегодняшнем положении.
«Как тебе известно, мой дорогой Филипп, твой прадед король Фердинанд покровительствовал моему младшему брату Фердинанду. Я думаю, тому причиной были их одинаковые имена, ведь люди, как правило, неравнодушны к своим тезкам. Такова одна из человеческих слабостей. Так вот, мой брат Фердинанд получил испанское образование, а меня воспитывали в духе Габсбургов. В свое время твой прадед намеревался сделать Фердинанда королем Арагона или даже основать для него отдельное королевство. Кроме того, мой брат должен был стать регентом Испании, мне же отводились наследственные земли в Германии и Нидерландах. Но когда старый Фердинанд умер, я оказался сильнее. Меня провозгласили королем Испании, и мне причитались владения, принадлежавшие моему отцу. В то же время я не мог игнорировать права своего родного брата. У меня и так хватало неприятностей, и я не хотел наживать еще одного врага. Вот почему я сделал его королем Романским и пообещал после смерти передать ему титул императора.
Естественно, сын мой, я всегда желал, чтобы ты был единственным моим наследником. Ради этого я документально завещал тебе итальянский доминион империи, а также присоединил к испанской короне Фландрию и Голландию. Как ты понимаешь, это значит, что мой брат, будущий император, не получит ничего, кроме земель в Австрии. Конечно, это ему не совсем по вкусу, но после долгих переговоров я все-таки переманил его на свою сторону.
Ради такого важного дела мне пришлось согласиться на немедленный брак твоей сестры Марии с его сыном Максимилианом и дать согласие на то, чтобы после смерти Фердинанда Максимилиан – а не ты – унаследовал титул императора. Так вот, сын мой, ты в жизни мало путешествовал, и я хотел бы исправить это досадное упущение. Молодой Макс завоевал чувства людей, которые надеются когда-нибудь увидеть его своим правителем. Он стал одним из них. Они толпой следуют за ним по улицам, приветствуют его криками и рукоплесканием. Это довольно самолюбивый народ, и они желают иметь своего собственного правителя.
Мой дорогой Филипп, настало время и тебе навестить свои доминионы. Вот мое предложение. Максимилиан сейчас находится на пути в Испанию. Сразу по прибытии он женится на Марии. Я пообещал твоему дяде Фердинанду, что на время твоего отсутствия Максимилиан и Мария станут регентами. Полагаю, это нам ничем не грозит. Итак, по получению моего письма собирайся в дорогу. Тебе предстоит проехать через Италию, Германию и Люксембург, чтобы встретиться со мной в Брюсселе. Мне нужно о многом поговорить с тобой».
Филипп оторвал взгляд от бумаги.
Покинуть Испанию? Оставить Карлоса без присмотра? Расстаться с доньей Изабеллой и ее двумя мальчиками, которые доставляют ему столько радости? Нет, ему это не по душе. И, надо думать, испанцам его отъезд тоже не понравится.
Он догадался, что одной из тем, которые отец собирается обсудить с ним, будет его новый брак. Его вдовство и так уже слишком затянулось.
Ему не хотелось менять эту наладившуюся жизнь, но его обязанность сейчас заключались в том, чтобы покинуть Испанию, поехать на чужбину и взять женщину, которую он не желал видеть своей супругой. Он должен был выполнить свой долг, как всегда.
Вальядолид готовился к фиесте. Брак дочери императора Марии и ее кузена Максимилиана нужно было отметить с большим размахом и пышностью, чем все обычные торжества такого рода; испанцы хотели увидеть что-нибудь величественное, запоминающееся. Кортес возражал против отъезда наследного принца; члены кортеса даже написали императору, умоляя его оставить Филиппа в Испании. Иные придворные поговаривали, что император своими бесконечными заграничными походами наносит вред Испании и они желали бы, чтобы ими правил король, а не император.
Эти упреки Филипп принял с невозмутимым видом. Ему не хотелось покидать родину, но он не мог ослушаться своего отца.
Когда заседание кортеса закончилось, он пошел в дом Изабеллы. Она ждала его. Младенец чувствовал себя превосходно, как и его брат, – встреча с ними доставила ему величайшее удовольствие. Он сидел рядом с Изабеллой и смотрел на детей, игравших возле их ног. Как ему хотелось еще хотя бы два дня наслаждаться этим семейным счастьем! Но как раз сейчас он должен был разрушить его известием о своем отъезде.
– Изабелла, отец велит мне покинуть Испанию. Возможно, надолго.
Изабелла повернулась к нему и побледнела. Самообладание, которому она научилась у него, внезапно оставило ее. Она прильнула к его плечу и тихо заплакала.
Ее отчаяние глубоко тронуло Филиппа.
– Изабелла, – сказал он. – Изабелла… любовь моя.
Она резко подняла голову.
– Но почему обязательно уезжать? Вы нужны здесь. Неужели теперь вы будете отсутствовать почти всегда – как сам император? Народ этого не потерпит. Вы не должны уезжать, Филипп. Не должны, ни в коем случае.
Филипп погладил ее волосы. Он не мог выговорить ни слова, боялся выдать свои чувства.
Маленький Гарсия встал на ноги и вопросительно посмотрел на мать.
– Папа, почему она расстроилась? – спросил он.
Филипп поманил к себе мальчика и усадил его на свое колено. Тот замер, затем увидел слезы в глазах матери и громко разревелся.
Изабелла тотчас протянула к нему руки и пересадила к себе. Теперь она старалась улыбаться, чтобы успокоить сына.
– Папа, – всхлипнул Гарсия, – что же случилось? Вместо Филиппа ответила Изабелла.
– Ничего особенного, сынок. Просто… твоему отцу нужно на какое-то время уехать.
– Надолго?
– Я вернусь, как только появится такая возможность, – сказал Филипп.
– Я буду ждать вас, – сказал мальчик.
Наступило молчание. Гарсия смотрел то на отца, то на мать. Затем протянул пухленькую ручонку и погладил яркий орнамент, вышитый на камзоле Филиппа.
Филипп все еще не мог избавиться от тоскливого чувства. Ему очень не хотелось расставаться с этой семейной идиллией. Как был бы он счастлив, если бы родился обычным человеком, а не испанским принцем!
Не успели закончиться торжества по случаю свадьбы Максимилиана и Марии, а Филипп уже покинул Вальядолид.
Его отъезд отвлек от веселья многих горожан и гостей столицы – испанцы любили своего принца. Если император был иностранцем, то Филипп принадлежал к их числу. Им нравились его спокойное достоинство и чисто испанское высокомерие; они никогда не слышали о каких-либо непристойностях с его стороны, и даже в любовной связи с Изабеллой Осорио он вел себя, как почтенный глава семейства, тогда как его отец предпочитал брать в любовницы иностранок.
Впрочем, если они и любили своего принца, то расставание с ним не могло надолго омрачить их веселья.
В тот октябрьский день, когда Филипп покидал Вальядолид, толпы народа выстроились вдоль улиц города и дороги, ведущей в Арагон. Испанцы шумными криками благословляли его в путь и желали скорого возвращения на родину.
Одна женщина смотрела на него из окна. Она взяла на руки своего старшего сына, чтобы тот мог получше разглядеть отца. Она не смела сказать этому мальчику, что пройдет не меньше года, прежде чем они снова увидят Филиппа.
Думал ли Филипп о них, проезжая мимо дома своей Изабеллы? Она не сомневалась в этом и знала, что ему хотелось повернуть голову и в последний раз взглянуть на дом, где остались самые счастливые дни его жизни. Но он не имел права оглядываться. Как ни велико было искушение, он ни на мгновение не должен был забывать о строгом этикете, связанным с его положением.
Тем не менее ему предстояло на глазах у всех провожающих проститься с Карлосом. Он поднял сына так, чтобы его видели толпы собравшегося народа и торжественно поцеловал сначала в одну, а потом в другую щеку. Эта церемония понравилась Карлосу, он восторженно оглядывал горожан и совсем не обращал внимания на отца.
Еще во дворце, оставшись с ним наедине, Филипп сказал: «Я долго не увижу тебя, Карлос. Обещай, что будешь хорошим мальчиком и постараешься учить уроки».
Карлос не ответил, только посмотрел на отца хмурым, немного плутоватым взглядом.
«Сын мой, в отсутствие деда и отца на тебя ложится особая ответственность. Ты должен служить примером всем нашим подданным».
Мальчик продолжал хмуриться. Этот разговор явно был ему не по душе.
«Нужно, чтобы люди полюбили тебя. И ты должен хорошим поведением завоевать уважение деда и отца. Наконец Карлос заговорил:
«Меня любит Хуана. Моя тетя любит своего Малыша».
Проехав через всю Каталонию, Филипп прибыл в Порт-Боу, где его поджидали пятьдесят пять галер и множество более мелких судов адмирала Дориа. Адмирал встал перед принцем на колени и со слезами на глазах воскликнул:
– О Господи, пошли добрую погоду Твоему слуге, который своими глазами видел Твое чудесное спасение!
Филипп был наслышан о сентиментальности адмирала, боготворившего своего принца. И в то же время он знал, что Дориа выразил чувства всего испанского народа.
Его охватило чувство благодарности к испанцам, так любившим его. Правда, он знал, что его любили только как будущего правителя, а не как человека; в личном общении он производил скорее отталкивающее впечатление. Но ему вполне хватало этой преданности и той настоящей любви, которую питали к нему Изабелла и ее дети. Вот почему он искренне благодарил испанцев за их чувства.
И в то же время он ни на минуту не забывал, что был принцем. Слушая восторженные крики своих будущих подданных, он не мог отогнать от себя навязчивые воспоминания о смуглолицем тщедушном мальчике, сказавшем ему на прощание: «Меня любит Хуана. Моя тетя любит своего Малыша.».
Через Геную он проехал в Милан и далее в Мантую.
Итальянцы его сразу невзлюбили. Шумные и непоседливые, они не придавали большого значения тому, чем он гордился и что считал своим долгом. Впрочем, он не хуже других знал, какое впечатление производил на них.
«Он слишком серьезен, этот Филипп, – говорили они. – Неужели он никогда не смеется и не делает комплименты дамам?»
Они вспоминали его отца. Вот это мужчина, так мужчина! На него было приятно посмотреть – и за столом, и в обществе женщин. Таких мужчин итальянцы понимали и уважали.
Затем последовали Тироль, Германия и Люксембург – здесь повторялась та же история. «Уж очень он строг, этот принц!» Простые люди осуждающе покачивали головами. Не хотели бы они иметь такого правителя! Уж лучше какой-нибудь весельчак. Вот император Карл, он обладал какой-то внутренней силой, за это они и любили его; молодой Максимилиан, племянник, а теперь и зять императора, тот во многом походил на своего дядю. А этот напыщенный испанец? Кто он такой, чего от него ждать? Нет, он был не в их духе. Вот почему их приветствия и благословения звучали как-то вяло и неискренне.
В апреле он наконец прибыл в Брюссель.
По желанию императора ему здесь устроили великолепный прием. Правда, Карл пребывал в замешательстве. Он уже давно не видел сына, но знал, что манеры и внешность Филиппа едва придутся по нраву этим крепким, живущим в свое удовольствие людям, которые никогда и ни в чем не любили излишних церемоний. Хорошо изучивший фламандцев, он понимал, что они не примут своего будущего правителя, если его вкусы и привычки не будут походить на их собственные.
Карл встречал Филиппа во дворце. С ним были две его овдовевшие сестры – Мария Венгерская и Элеонора, вторая жена Франциска Первого. Мария слыла практичной, энергичной женщиной; Элеонора была покладиста и сентиментальна. Обе с нетерпением ожидали приезда Филиппа. Мария – потому что хотела принять участие в семейных делах и предвидела бурю, которая могла разразиться из-за наследства, разделенного между Филиппом и Максимилианом; Элеонора – потому что Филиппу пора было жениться, а она подобрала ему подходящую супругу в лице своей дочери от Мануэля Португальского, с которым она, Элеонора, состояла в браке перед тем, как стала второй женой короля Франции.
Но ни одна из этих дам не ждала племянника с таким нетерпением, с каким желал повидать сына император Карл.
Стоя у окна, император смотрел на толпу, собравшуюся на улице, и слушал звуки торжественной музыки. Наконец он увидел приближающуюся кавалькаду. Впереди на прекрасном арабском жеребце скакал Филипп, наследник испанской короны и будущий обладатель той части Европы, которую его отец был в силах вырвать из цепких рук брата и племянника.
Но так ли следовало будущему правителю въезжать во фламандский город? Как бы гордо он ни восседал на своем скакуне, он по-прежнему был худощав и бледен – такой не мог понравиться этим сильным жизнерадостным людям. Хуже всего, он не улыбался, а со строгим видом смотрел вперед. На его месте Максимилиан посылал бы воздушные поцелуи девушкам, смотревшим на него из окон, и одним только этим навсегда покорил бы их; он бы приподнимал шляпу, махал рукой, кланялся и улыбался каждому встречному. Увы, Филипп предстал перед ними важным и неприступным, настоящим испанцем среди цветущих фламандок и фламандцев.
Дорогой мой сын, подумал император. Нам предстоит о многом поговорить. Но прежде всех разговоров я попрошу тебя хотя бы ненадолго забыть твою церемонность. Когда приезжаешь во Фландрию – а тем более, собираешься стать ее правителем, – нужно быть таким же, как все фламандцы.
Филипп тихо ненавидел свою жизнь и мечтал вернуться в Испанию.
С особенной грустью он думал о доме доньи Изабеллы, о его гобеленах – не слишком дорогих или искусных, но нравившихся ему своей простотой; вспоминал, как она радовалась фламандским коврам, которые он дарил ей; мечтал о том, чтобы вновь пройти через уютный дворик, войти в покои Изабеллы, подержать на руках младенца и поговорить с Гарсией.
Карл заметно постарел со времени их последней встречи. Его полное лицо осунулось, лоснящуюся багрово-красную кожу избороздили морщины и синие прожилки; глаза поблекли; на руках выступили вены, и он сказал Филиппу, что такие же узловатые жилы были видны и на ногах, только гораздо отчетливей. У него часто кружилась голова и порой он по нескольку дней проводил в постели.
– Впрочем, хватит обо мне! – воскликнул он. – Давай поговорим о тебе, сын мой.
– Всегда к вашим услугам, отец, – с достоинством произнес Филипп.
– Я доволен твоим видом. Таким сыном можно гордиться. Но ты приехал из Испании, а здесь совсем другие порядки и обычаи. Учти, этот народ готов полюбить тебя не меньше испанцев, но если испанцы желают видеть в тебе какое-то высшее существо, почти полубога, то здешние люди хотят, чтобы ты оставался человеком. Им было бы приятно узнать, что ты не пренебрегаешь их женщинами; они хотели бы посмотреть, как ты участвуешь в конных состязаниях и завоевываешь самые лучшие награды.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33