Она совсем не боялась человеческих рук. Сколько верховых прогулок мы с ней совершили вместе? Должно быть, тысяч двадцать, от первой и до последней. Я скакал на ней, когда впервые приметил тебя… ты помнишь? – Мэри-Эстер кивнула. – На ней я приехал навестить тебя, и на ней я привез тебя в Морлэнд, она несла нас обоих… ты тогда сидела передо мной. Ты была такая маленькая и легкая, что Фея едва ли заметила этот груз. А теперь вот… – он посмотрел вниз, на свои руки, легонько поглаживающие шелковистые уши, и голос его чуть дрогнул: – Жизнь животных так коротка.– У нее была счастливая жизнь, – сказала Мэри-Эстер.Эдмунд ничего не ответил. Ночной мрак уже начинал светлеть, когда он, наконец, опустил тяжелую голову Феи на солому и утомленно поднялся на ноги. Мэри-Эстер, качавшаяся от усталости, тоже встала. Эдмунд, опустив глаза, только и смог вымолвить:– Вместе с ней умерла и моя молодость. Потом он повернулся и побрел прочь, но у двери остановился и после долгого колебания двинулся обратно. Эдмунд не смотрел в глаза Мэри-Эстер, и голос его был неестественным и смущенным, однако, пересилив свою застенчивость, он проговорил:– Спасибо тебе… что осталась со мной. Волна тепла омыла ее всю и, шагнув вперед, Мэри-Эстер взяла руку мужа и взглянула на него. И медленно, очень медленно его глаза встретились с ее глазами, и он позволил себе положить руку ей на плечи.– Не пойти ли тебе в постель? Ночь еще не закончилась.– Да, – отозвался Эдмунд, а потом с трудом добавил: – А ты пойдешь? Ты нужна мне, Мэри.Вдвоем они пересекли безмолвный двор, а затем, пройдя через спящий дом, оказались в спальне. И за задернутым пологом постели он почувствовал себя увереннее.– Ты замерзла, дорогая моя. Иди поближе, дай я согрею тебя.И Мэри-Эстер поудобнее устроилась возле него, а Эдмунд обнял ее и погладил по голове.– Ты и вправду согреваешь меня, Эдмунд Ты для меня словно солнечное тепло.Она почувствовала, что муж затрепетал от ее слов а спустя мгновение он повернул ее лицо, чтобы осыпать его поцелуями. Напряжение этой долгой ночи, боль и печаль от утраты прорвались сквозь его сдержанность, и он пылко начал целовать ее, ее лоб, глаза и губы, ее пальцы, снова и снова лаская ее длинные локоны. Прижавшись друг к другу, они вновь обрели ту свободу, которую их совместная жизнь и его натура даровали столь редко. Прежде Эдмунд не мог отдаться страсти с такой полнотой, с какой отдавала себя она. И вот теперь, когда это случилось, ему показалось, что открылась его душа и выбралась на свободу, словно созревший плод. Это наслаждение было таким сильным, таким пронизывающим, что Эдмунд чувствовал, еще немного – и он умрет от блаженства, или какое-нибудь неверное слово может убить его.Но Мэри-Эстер сказала только.– Я люблю тебя…И тогда дрожь, с которой он сдавал последний оплот своей стойкости, и радость их слияния достигли небывалой дотоле вершины.Они долго-долго плыли вместе в этой темноте, а потом он пришел в себя и произнес голосом, совсем не похожим на его собственный – настоль ко он был сердечным и раскованным.– Мэри… о, любовь моя.И, наконец, теплый мрак окутал их. Щека к щеке, грудь к груди они уснули. Мэри-Эстер по-прежнему лежала в его объятьях, когда в сером свете январского утра ее разбудил чей-то голос, который она старалась не замечать. Впервые в жизни ей так не хотелось просыпаться.– Мадам, мадам, – это была Лия – Проснитесь, госпожа, проснитесь же.– Ох, Лия… Ну что там еще такое? – сонно пробормотала она. – Не может быть ничего такого важного, чтобы…– Ох, госпожа, ох, госпожа, мне так жаль, – эти слова разорвали приятный густой туман – ах, как же это тягостно, как мучительно, когда тебя вот так будят – Прибыл посыльный из «Зайца и вереска»… ваш дядюшка Амброз, мадам. Ах, мадам как мне жаль!Эдмунд лежал совершенно обнаженным, как впрочем, и она. Тела их переплелись, и оторваться от него – все равно что вырвать сердце из своей груди.– Хорошо, Лия, я иду. Книга втораяЯблоня Иду туда, где кровь с полейМир слабый затопила.Встань для забавы королейЕще одна могила! Сэр Уильям Девэнант. Солдат, идущий на поле брани Глава 8 Служанка, открывшая дверь квартиры у Перекрестка, посмотрела на Ричарда без всякого неодобрения, пропустив его и даже осветив дорогу по лестнице. Был он, конечно, не особенно красив, подумала она, но все же как-никак джентльмен. Да и признаться, вид у него стал настолько приличнее по сравнению с первым визитом к мадам Люси, что и поверить в это было трудно. Поэтому служанка весьма любезно заговорила с ним:– Какой мягкий вечер для октября, сэр.А потом, улыбнувшись ему, стала подниматься по лестнице. Свет ее свечи падал на лицо Ричарда, освещая его. Это было широкое лицо с высокими скулами, с чистой кожей, с коротковатым широким носом и довольно привлекательно изогнутым ртом. И выбрито чисто, если не считать тонких светло-рыжих усов и модной бородки-эспаньолки под нижней губой. Рыжевато-светлые волосы и без всякой подвивки были пушистыми и волнистыми. Теперь он содержал их чистыми и аккуратно причесанными, не допуская, чтобы они вырастали ниже линии плеч. Одежда Ричарда тоже была чистой и нарядной, и хотя ему не удалось достичь уровня модного франтовства своего приятеля, его воротничок и манжеты из тонкого полотна всегда имели отделку из кружев, а туфли были украшены черными шелковыми розочками. Правда, наиболее приметной переменой из всех было то, что Ричард больше не сутулился и не хмурился, а выражение его лица стало умным и внимательно-настороженным.От Люси Сьен тоже не укрылись все произошедшие с ним перемены, и всякий раз, когда он навещал ее, она принимала его со все возраставшим удовольствием.– Мой дорогой Ричард, – сказала Люси, выходя поздороваться с ним, – ты немного рановато: Кловис еще не пришел.Ричард склонился над ее протянутой рукой.– Извини… я тут шел к вам и, видно, неверно рассчитал, сколько времени это у меня займет.– О, можешь не извиняться, я рада твоему обществу. Мне что-то так скучно сегодня. Мэгги, принеси нам немного вина. Ты ведь выпьешь, не так ли? А что же заставило тебя отправиться пешком сегодня? Надеюсь, твоя лошадь не захромала?– О нет, – ответил Ричард.Люси опустилась в кресло у камина, а Ричард остался стоять, прислонившись к каминной доске: так он мог сверху вниз смотреть на ее лицо. Большинство преображений в нем было совершено ради Люси, хотя сам Ричард вряд ли осознавал это. Он относился к ней как к божеству.– Нет, лошадь вполне здорова. Просто я хотел прогуляться, чтобы дать себе время подумать. Я на днях получил письмо из дома.– Надеюсь, дурных вестей нет? – спросила Люси. Ричард, не отвечая, задумчиво смотрел в огонь камина. – Никто не заболел, слава Богу?– Нет… но это все равно дурные вести. Моя… жена моего отца родила еще одного ребенка. Сына. Родился он в день Святого Эдуарда, ну они и назвали его тоже Эдуардом.Люси внимательно посмотрела на него и улыбнулась.– Но это же хорошие вести! Полно, Ричард, ведь не такой же ты простак, чтобы до сих пор сердиться из-за женитьбы твоего отца? – Ричард что-то проворчал, но Люси легко истолковала это на свой лад. – Ведь ты и сам вдовец? Ну, перестань же!– А как это связано одно с другим? – обиженно спросил Ричард.– Если ты завтра влюбишься в какую-нибудь женщину, разве ты подумаешь, что женитьба на ней стала бы предательством в отношении твоей Джейн?– Это разные вещи.– Нет, совсем не разные. Твою мать не отвергли нет, она умерла естественной смертью, хотя это конечно, трагедия. Чем же тогда твой отец мог согрешить, снова женившись? Разве в вашем кругу никто не женится вторично, даже проходив вдовцом годиков пятьдесят? Будь же благоразумным, Ричард.Люси льстиво засмеялась, и Ричард без особой охоты улыбнулся, не желая показаться нелюбезным.– Все равно, похоже на то, что мой отец не хочет, чтобы я возвращался домой. В письме говорится, что после окончания учебы в Оксфорде я должен буду отправиться в Норвич.И как раз в этот момент появился Кловис. После обмена приветствиями и раздачи каждому по кубку с вином, Кловис спросил:– А кто собирается в Норвич? Я услышал эти слова, когда входил.– Ричард собирается в следующем году, когда завершит обучение в университете, – ответила Люси. – Я пока еще не знаю о цели его поездки туда.– Мой отец хочет, чтобы я изучал там новые методы торговли одеждой, так, во всяком случае, он пишет.Кловис вопросительно приподнял бровь, а Люси пояснила:– Ричард, похоже, воображает, что существует должно быть, какой-то заговор, чтобы держать его подальше от дома.Кловис улыбнулся.– Я не видел своего дома уже шесть лет и, возможно, еще шесть не увижу Что до меня, так оно и к лучшему: мне бы в любом месте было куда уютнее, чем дома. Стало быть, ты должен перебраться в Норвич… что ж, по крайней мере, тебе там будет вполне удобно, ведь это – один из богатейших городов страны, хотя и придется немного похлопотать, чтобы найти себе развлечение.– Как это понять? – поинтересовался Ричард.– Дело в том, мой дорогой Ричард, что Норвич – это центр восточных графств, а восточные графства – благодатная почва для любой браунистской секты, которую только может выдумать человеческая изобретательность. Если ты пробудешь там год, так они еще и тебя пуританином сделают!– Ерунда, – весело прощебетала Люси. – Ричард – такой же добрый католик, как и ты.– Нет, не совсем такой, как я, – задумчиво произнес Кловис. – Но ему придется сменить веру, иначе он совсем рехнется. Там же каждый мужчина – проповедник, а вместо кафедры к их услугам любой перекресток! Ах, наш бедный Ричард, ты и в самом деле пропал!– Нет, ты, вероятно, преувеличиваешь. Не может на самом деле быть так плохо, – решительно сказал Ричард. – Мой отец никогда не отправил бы меня туда, если бы мне грозила опасность стать сектантом. Вы только представьте себе: один из великого семейства Морлэндов – пуританин!Даже от одной этой мысли он расхохотался. Люси и Кловис переглянулись, и Кловис почувствовал, что следует сменить тему разговора.– А как поживает твой сынишка? Надеюсь, с ним все в порядке?– Да, мальчик прилежно делает уроки, если верить письму. – Ричард нахмурился и добавил. – Он уже станет почти мужчиной, когда я снова увижу его, пожалуй, и вообще меня не вспомнит. Ему уже четыре года.– Тем лучше, – беспечно сказал Кловис. – В воспитании под отцовским глазом ничего хорошего нет. Родители слишком уж пристрастны, чтобы быть хорошими наставниками.Это отвлекло внимание Ричарда от его собственных забот к проблемам Кловиса.– А каковы планы родителей в отношении тебя? – спросил он.Кловис, учившийся на курс старше Ричарда, вскоре должен был завершить свое пребывание в Оксфорде, и Ричард понимал, что расставание с Оксфордом пугало его друга, поскольку это почти наверняка означало бы и расставание с Люси.– Меня, разумеется, ждет посвящение в духовный сан, – равнодушно ответил Кловис. – А пока не появится подходящий приход, мне, скорее всего, подыщут какое-то место при дворе.– Ага, – отозвался Ричард. – Ну и как тебе такая перспектива?– А кому не понравится жизнь при самом изысканном, изощренном, интеллигентном и очаровательном дворе на всем белом свете? Балы, маскарады, пиры, великолепная живопись, тончайшей работы фарфор, восхитительные сады, очаровательные фонтаны, прелестные дамы…– А еще эта королева-папистка, – перебила его Люси, – раболепные, льстивые министры, буйные простолюдины и бунтующий парламент.– Неужели все обстоит именно так? – спросил Ричард.– Конечно, – ответил Кловис. – Ричард, друг мой, я, видно, еду туда на свою же погибель. Да, я верю, что король наш – добрый, здравомыслящий, благодетельный и благочестивый правитель. Но страной-то он правит так плохо, что не смог бы сделать этого еще хуже, даже если бы постарался нарочно. В Лондоне назревают волнения, а король каждым своим шагом ухудшает дело – отчасти по своей собственной недальновидности, а отчасти из-за дурных советов министров. И тем не менее каждый, кто имеет с ним дело, любит его. Словом, как ты понимаешь, я поеду ко двору и стану боготворить его, как и все прочие. А коли уж я буду есть его хлеб и целовать его руку, то я обязан быть предан королю и в радости и в беде, и жить ради него, и умереть ради него, что бы ни говорил мне мой здравый смысл. О да, теперь я обречен. Я отныне – человек пропащий, Дик.С минуту Ричард помолчал, с изумлением переваривая услышанное.– А как же Люси? – осмелился спросить он наконец.Люси и Кловис тягостно переглянулись.– Люси едет со мной, – резко ответил Кловис. – Я найду для нее какое-нибудь жилье поблизости и стану навещать ее, когда смогу, что, по-моему, будет удаваться не часто. – Люси не сводила глаз с лица Кловиса, и тот попытался засмеяться. – Она, видишь ли, так же обречена, как и я. Я просил ее, умолял, но она не желает оставить меня и выйти за кого-нибудь замуж, хотя я предлагал ей и приданое, и…– Кловис!.. – начала было Люси, приподнимаясь.Кловис повернулся к ней, взял ее руку и легонько усадил обратно в кресло.– Понимаю, дорогая моя, все понимаю. Бог мой, как бы я хотел обладать твоей смелостью, тогда я мог бы заявить отцу: «Шиш вам!» – и наплевать на свое положение. Я зарабатывал бы себе на достойное житье-бытье в каком-нибудь прибыльном деле. Как бы ты посмотрела на то, чтобы стать женой торговца, жить в комнате над свинарником, самой подметать у себя в доме полы и стирать свою одежду?– Я поехала бы куда угодно и делала бы что угодно, лишь бы быть с тобой, – произнесла Люси спокойно и твердо.Кловис на это только сардонически улыбнулся.– Ну да, это я знаю. Твое мужество я никогда не ставил под сомнение. Только я вот, Люси, недостоин тебя, и это правда.Наступило молчание. Ричард, переводя взгляд с Люси на Кловиса, внезапно почувствовал, сколь мелочными были его собственные эгоистичные заботы. А еще его охватило странное чувство одиночества из-за того, что сам он никогда в жизни не испытывал такой вот любви. А этой парочке любовь хотя и приносила боль, но зато они были вместе. И что бы ни случилось, они не будут одинокими, каким всю свою жизнь был Ричард.За окнами уже сгустилась тьма, когда Ричард собрался к себе домой, поэтому Люси забеспокоилась.– Тут повсюду разбойники. Позволь, я пошлю за мальчиком-факельщиком. Ах, не следовало тебе приходить пешком, Ричард, в самом деле, не следовало.Ричард, однако, стоял на своем.– Шпага моя при мне, – сказал он, похлопывая по эфесу. – А безопасность мне обеспечит моя собственная правая рука.Люси хотела было продолжить уговоры, но Кловис взглядом остановил ее.– Только тогда уж держись подальше от стен, Дик, и не заходи ни в какие узкие улочки, а не то твоя правая рука и шпагу-то не успеет обнажить. Во всяком случае выучка у тебя хорошая, за это уж, Люси, я могу поручиться. Я повидал его в деле.– В игре, – поправила его Люси, но больше ничего не стала говорить.Что ж, ее беспокойство, по крайней мере, заставило Ричарда быть предусмотрительным, и шел он проворно и настороженно, держа руку на эфесе шпаги и постоянно озираясь кругом. Сворачивая за угол на Кэтт-стрит, он заметил на некотором расстоянии впереди от себя две фигуры и на мгновение замер, но тут же расслабился, увидев, что это были никакие не головорезы, а просто мужчина с женщиной, явно люди приличные, сами торопившиеся домой. А спустя еще мгновение он уже стремглав несся по улице к ним, и рука его вытаскивала шпагу из ножен. Дело в том, что когда эта парочка миновала начало какого-то переулка, оттуда на них бросились две темные тени.Все было закончено мгновенно в шумном и стремительном порыве. Двое разбойников, с радостью набросившиеся на безоружного пожилого мужчину и молодую женщину, куда меньше желали встретиться лицом к лицу с полным сил молодым человеком, в руках которого была обнаженная и весьма острая шпага. Они мигом обратились в бегство, скрывшись в темном лабиринте улочек и переулков, оставив запыхавшегося и гордого своей победой Ричарда без единой царапины. Он повернулся к спасенным им людям. Мужчина лежал на земле, уже пытаясь подняться, а девушка стояла подле него на коленях и озабоченно старалась помочь ему.– Сэр, с вами все в порядке? – спросил Ричард. Мужчина осторожно ощупал голову.– Шляпа… где моя шляпа?– Вот она, отец, – ответила девушка, дотягиваясь до шляпы и передавая ее отцу.Тот нахлобучил шляпу на голову и крепко ухватился за руку дочери.– Помоги мне подняться, Кэт. Вот так. Да-да, молодой человек, со мной все в порядке, благодаря вам… и благодаря моей шляпе. Один из этих негодяев ударил меня чем-то вроде дубинки, но удар пришелся по шляпе. Она у меня, видите ли, из хорошего плотного фетра. Шляпа мужчины лучше всякой рекомендации. Итак, молодой господин, кому же я имею честь быть обязанным?Поднявшись на ноги, мужчина оказался невысоким и жилистым, седовласым, но лицо его было решительным, а взгляд – живым.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49