Когда они схватят ее, то разорвут на клочки. Они уже начали стаскивать хворост на рынок, для костра.
– Храни нас Иисус – простонал Пол, – но почему? Почему? Что она сделала?
– Ее не любят, – сурово ответил Джон, – она слишком красива для вдовы. Они считают, что дьявол одарил ее такими волосами для соблазнения людей и что ее травяные лекарства – дьявольские снадобья. Но так думают только старухи – остальным все равно, кто она, им просто нужна охота, а для этого годится любой повод, любое обвинение.
– Но кто обвинил ее? У нее не было врагов, – простонал Пол. Он споткнулся о булыжник, и Джон подхватил его.
– Скорей, скорей. Джек отправился за подмогой, чтобы разогнать толпу. Если мы доберемся до дома и защитим вход, мы сможем спасти ее. Даже разъяренная толпа подумает дважды, прежде чем напасть на двух хорошо известных дворян.
Они выскочили в Шамблс всего в нескольких ярдах от ее дома, прямо в центр орущей толпы. Хотя Пол был выше всех в толпе, даже он не видел происходящего. Вместе с Джоном они начали пробиваться вперед, и их крики терялись в вое толпы. Джону кто-то сильно заехал локтем в лицо, и движение толпы чуть не сбило их с ног.
И тут, пробившись даже через рев толпы, раздался отчаянный вопль женщины.
– Слишком поздно, они схватили ее, – пробормотал Джон, держась за окровавленный нос.
Пол пришел в бешенство, и тут через головы толпы увидел Урсулу, ее охваченное ужасом лицо, обращенное к нему. Ее несли на руках трое сильных мужчин, а к ней тянулись скрюченные пальцы старух, срывая с нее одежду, стремясь добраться до обнаженной плоти; они хотели терзать ее тело, как шакалы тело жертвы. Чепец слетел, и ее волосы, прекрасные серебристые волосы, упали в грязь мостовой. При виде их вой толпы усилился – вот она, дьявольская отметина, этот колдовской платиновый дождь!
– Урсула! – крикнул Пол и, волоча за собой Джона, с нечеловеческой силой начал прокладывать путь в толпе. Его тоже хватали, но он едва замечал это. В его руке оказался меч, и он вращал им, нанося удары направо и налево, чувствуя зловещее удовольствие при воплях раненых. Старухи с криками расступались, и Пол, наконец, добрался до одного из мужчин, несших Урсулу, – тот отскочил, держась за истекающую кровью руку, остальные тоже разбежались, и только благодаря прыжку вперед Полу удалось подхватить Урсулу и не дать ей упасть.
Теперь она была в его руках, в полуобморочном состоянии от ужаса. Обхватив и поддерживая ее одной рукой, он прижался спиной к стене дома, вращая меч другой рукой. Рядом с ним, тоже с мечом в руке, стоял Джон, чье лицо превратилось в страшную кровавую маску. Пол ощутил облегчение, почувствовав за собой твердую стену, и Урсула, оправившись, зашевелилась, стараясь самостоятельно встать на мостовую.
– Назад, все назад, иначе я наделаю из вас достаточно трупов! – орал он.
Передние попятились, не желая превратиться в мучеников. И дело могло бы обернуться для них плохо просто из-за массы народа, но в это время в конце улицы показалось подкрепление Джека и стало прокладывать себе путь с тыла толпы. Все кончилось очень быстро – кровожадность толпы не простиралась на ее собственную кровь. Вой начал стихать, затем замер, и толпа потихоньку рассеялась.
И тут наконец, появилась группа представителей церковного совета.
– Что это значит, сэр? – спросил их предводитель. – Почему вы вмешиваетесь в правосудие?
– Правосудие? Какое правосудие? – прорычал Пол. – Разве правосудие заключается в том, чтобы отдать невинную женщину на растерзание толпы?
– Эта женщина обвинена в колдовстве, и мы явились, чтобы арестовать ее и судить. Церковный суд предоставит ей право на правосудие.
– Вы судили бы ее мертвой, – изрек Пол, – вы не могли арестовать ее против воли этих добрых граждан. – Последние слова он произнес с презрением.
– Тем не менее, эта женщина должна предстать перед судом, – продолжил предводитель, – вы же, сэр, вмешались в дело правосудия и даже ранили некоторых добрых граждан. Это также будет принято во внимание.
Теперь к ним присоединился, во главе своей челяди, запыхавшийся Джек, и члены совета занервничали. Их представитель заколебался, но все же продолжил:
– Я вынужден потребовать от вас выдачи этой женщины, чтобы правосудие свершилось.
Пол почувствовал, как вздрогнула от страха Урсула, и крепче прижал ее к себе. Он возвышался над клириками, его лицо было мрачно, а зубы белели, оскаленные, как у хищника.
– Эта женщина невинна. Она известна как вдова травника, продолжающая его дело. Обвинение безосновательно.
– И, тем не менее, должен состояться допрос...
– Я могу ответить за нее, – сказал Пол.
– Я повторяю, сэр...
– За нее отвечу я! – Он повернулся к выжидающе стоящим остаткам толпы. – И каждый, кто осмелится причинить ей малейший вред, мне ответит. Вы меня знаете – и моих братьев. Клянусь кровью Господней, эта женщина невинна, и также клянусь, что прикончу каждого, кто посмеет просто плюнуть в ее сторону. А теперь расходитесь по домам – сегодня для вас добычи не будет. Убирайтесь!
Никто не мог выдержать его взгляда. Толпа неохотно рассеялась, и еще более неохотно ретировался совет, оставив перед домом небольшую группу уставших мужчин и женщину в полуобморочном состоянии. Первым нарушил молчание Джон Баттс:
– Идем, нам нужно присмотреть какое-нибудь убежище, мой дом неподалеку. Давайте отнесем ее туда – на ней кровь, ее нужно перевязать.
– Урсула? – прошептал испуганно Пол и, отняв от нее руку, увидел, что она в крови.
Она повернула к нему лицо и прижалась, всхлипывая, к его груди. Кровь текла из дюжины глубоких царапин от грязных когтей старых ведьм. Пол почувствовал внезапную усталость. Однако у него хватило сил, чтобы поднять ее на руки и донести до дома Баттса в Лендале. На углу дома он внезапно вспомнил о мальчике:
– Где Адриан?
– Он дома, невредим, – успокоил Джон, – Джек приведет его. Идем, идем, иначе ты упадешь, может, я понесу ее?
– Нет, – яростно крикнул он, – никто, кроме меня, не прикоснется к ней.
Как в тумане, Пол продолжал шагать за Джоном, а редкие прохожие отворачивали головы, стыдясь зрелища раненой женщины. Наконец они достигли большой городской усадьбы Баттсов, и их встретила плачущая жена Джона, Люси. Она вместе со служанками освободила наконец Пола от его драгоценной ноши, и они увели Урсулу в женские покои, чтобы позаботиться о ней. Через несколько минут прибыл Джек с Адрианом, который из-за шока не мог ни говорить, ни даже плакать, и ребенка тоже передали на попечение женщин.
И тут Пол сломался – рухнув на пол у камина, он зарыдал, прижимая к груди окровавленные руки, как будто это была его собственная рана. Джек и Джон обменялись взглядами и предоставили его самому себе, пока он не справился со своей слабостью, и тогда дали ему вина, помогли усесться в кресло и стали успокаивать. Через некоторое время он спросил, глядя на них тусклым взглядом:
– Кто подал жалобу?
Братья с ужасом ожидали этого момента. Они снова переглянулись, и Джек, слегка пожав плечами, ответил:
– Ты уже сам догадался.
– Анна, – утвердительно прошипел Пол, однако он был еще не в силах поверить в это. – Поэтому-то вы и знали об этом.
– Да. Она потеряла рассудок. Наверно, она сама не понимала, что делает. Как только она узнала имя женщины, она направилась в церковный совет, а потом пошла в Шамблс. Она плакала...
– Она здесь? – прервал его Пол, приподнимаясь с кресла, сжав кулаки.
Джек серьезно посмотрел на него:
– Сядь, остынь. Нет, ее здесь нет, Бел отвела ее домой.
Пол снова упал в кресло и уставился в огонь невидящим взглядом.
– Ты ничего ей не сделаешь, – твердо произнес Джек, – ничего, ты понял?
Пол медленно поднял на него взгляд, и в его глазах читалась такая боль, такое отчаяние, что Джек мог с трудом перенести его.
– Я тебе благодарен, – неохотно выдавил Пол, – за то, что ты помог мне. Вам обоим. Не знаю, зачем вы сделали это, но вы спасли ей жизнь. Поэтому спасибо вам. Но почему?
– Нет, – печально проговорил Джек, – думаю, ты не поймешь. Бедный Пол, твоя жизнь так тяжела, разве нет?
– Я не нуждаюсь в твоей жалости.
– Нет, конечно, – ответил Джек, – но ты не примешь и моей любви.
Глава 5
Урсуле промыли и перевязали раны, дали вина со снотворным и уложили спать вместе с Адрианом. К ней приставили служанку, которая не должна была ни на минуту отлучаться от нее, и так, спящей, застал ее Пол.
– Можешь не беспокоиться о ней, – заверил его Джон Баттс, – она побудет у нас несколько дней, пока не окрепнет, а потом...
– Ей лучше не возвращаться в Шамблс, – добавил Джек, а Джон согласно кивнул:
– Именно об этом подумал и я – надо что-нибудь приискать для нее. Можно поселить ее у одной из ткачих, и она сможет зарабатывать на жизнь ткачеством или вышивкой. Я бы нашел ей работу в доме, но ситуация слишком деликатная – Анна ведь моя кузина...
– Я понимаю, – резко сказал Пол, – если нужны деньги...
– Не беспокойся, я позабочусь о ней, – ответил Джон.
Несмотря на предупреждение Джека, Пол вернулся домой в Морлэнд с намерением убить Анну за ее проступок. Когда он вошел в дом, его встретила непривычная тишина: такое впечатление, что слуги уснули, и в гостиной никого не было. Только в зимней гостиной он нашел Бел, которая, видимо, ждала его, чтобы утихомирить, однако не выдержала ожидания и заснула прямо на табуретке, привалившись спиной к стене. Ее голова упала на грудь, а рукоделье выпало из рук. Пол сделал Джесперу знак не шуметь и тихо вышел из гостиной. Анна, должно быть, где-то наверху.
Он поднялся по темной винтовой лестнице, ступая бесшумно по каменным ступеням, вслушиваясь в молчание. Она не спала – она ждала его. Его руки сжались – он возьмет ее за горло и будет давить, пока жизнь не покинет ее тело. Когда он открыл дверь спальни, ему послышался шорох, но комната была пуста, только простыни были наброшены небрежно, как бы второпях. Он прошел к гардеробу и откинул занавесь – она стояла за ней, в ночной рубашке, охватив себя руками и дрожа от страха.
Увидев его, она вскрикнула. Он схватил ее одной рукой, другой закрыв ей рот, и выволок из ненадежного убежища на середину комнаты. Она сопротивлялась, что-то мыча сквозь его ладонь, но он повернул ее так, чтобы держать перед собой одной рукой, а другой вытащил меч. При блеске металла она начала вопить, мотая головой из стороны в сторону, царапая его ногтями. Проскользнувший за Полом в комнату Джеспер начал повизгивать и тыкаться в него носом. Пол отшвырнул его ударом ноги и велел убираться из комнаты. Собака неохотно повиновалась.
– А ты, – приказал он Анне, – заткнись. Я не собираюсь убивать тебя мечом – меч создан для мужчин, а ты даже не женщина. – Он отшвырнул его от себя, и тот упал на кровать. «Знамение», – успел подумать он. – Я просто избавляюсь от него, чтобы не искушать себя. Ну, что ты можешь сказать в свое оправдание?
Он снова повернул ее и теперь держал за плечи на расстоянии вытянутых рук. Ее наконец свободные уста начали извергать поток упреков, просьб, оправданий и почти нечленораздельных воплей. Пол даже не старался вслушиваться в них, смотря на нее, он видел только Урсулу, избитую и окровавленную, но все же пытающуюся стоять на ногах. А это создание было всего лишь пустым местом, пустотой, смесью воздуха, жира и воды, закутанной в тряпки.
Держа ее одной рукой, он ударил ее по лицу – раз, другой, и пока он бил, голова ее беспомощно моталась из стороны в сторону. Сначала она кричала, а под конец только стонала, нечленораздельно взывая о пощаде. Ее лицо превратилось в маску из слез, пота и крови. В дверях показались слуги. Джеспер зарычал, не зная, кого атаковать – их или хозяина, и Пол, не отпуская Анны, схватил с постели меч и повернулся к ним:
– Назад, все назад. Убирайтесь вон, закройте дверь! Это вас не касается. И заберите собаку! Дверь закройте!
Им пришлось повиноваться – поучение жены было неоспоримой прерогативой мужа. Нехотя они попятились и медленно закрыли за собой дверь. Анна обвисла на его руке, не в состоянии держаться на ногах. Лицо у нее опухло от ударов, из носа и рта струилась кровь, один глаз был почти закрыт опухолью от удара, в центре которой осталась ссадина от его кольца с печатью. Слюни и кровь стекали по подбородку и впитывались в ворот ночной рубашки. Его гнев прошел, осталось только отвращение. Пол отпустил ее, и она осела на пол, превратившись в груду тряпья.
– Мне нужно было бы убить тебя, – холодно произнес он, – но ты этого не стоишь. Кроме того, я должник Джона Баттса, и мне вовсе не нужна кровная месть.
Груда белья зашевелилась, из нее показались умоляющие руки, и груда поползла к нему, ощупывая руками впереди пол. Невидящие глаза искали его, и это существо что-то бормотало. Он попытался не вслушиваться в слова, но они не могли не проникнуть в его сознание:
– Только потому, что я любила тебя, я любила тебя, любила тебя...
Пола замутило, он взял меч и вышел из спальни, закрыв за собой дверь.
Имя Урсулы так и не было упомянуто в доме. Никаких замечаний не было высказано и по поводу вида Анны на следующий день и в дальнейшем, пока с ее лица не исчезли все следы побоев, за исключением выбитого зуба. После этого Пол спал отдельно от нее и почти не разговаривал. Он вообще стал еще менее разговорчив, общаясь в основном со слугами и арендаторами, с которыми был вежлив, как всегда.
Хуже всего, по иронии судьбы, было то, что он не мог видеть Урсулу, как обычно, хотя теперь, когда их связь обнаружилась, это должно было бы стать проще. Но он не мог навещать ее в ткацкой мастерской, а где еще они могли встретиться? Только теперь он понял, как сильно зависел от их редких встреч, как он нуждался в разговоре с ней. Помня о своем долге, он только однажды или дважды попытался робко поговорить с Джеком, но это только усиливало напряжение. Его замкнутость не так-то просто было преодолеть. Он был открыт только с Урсулой, а теперь, по-видимому, он потерял и ее. Осталось лишь найти забвение.
Замок Кентдейл стоял на вершине зеленого холма, господствуя над городом Кендалом и долиной реки Кент. Здесь, в окружении как обычных стен, так и зеленых садов и служб, жить было приятно, и климат был полезный для здоровья – сухой, прохладный, место продувалось ветрами с холмов, на которых время от времени охотились обитатели замка.
Нанетта была довольна своей жизнью. Их собралось четверо девочек: Кэтрин Парр, Нанетта, Елизавета Беллингем (ей минуло шесть лет) и другая кузина – Кэт Невилл, которой, как и Нанетте, исполнилось восемь. Самая младшая, пятилетняя Парр, была умна не по годам и более развита, чем остальные.
Вся четверка жила в одной спальне в детской в юго-восточном углу замка. Кровать была широкая, удобная, с мягкими подушками – такой роскоши Нанетта раньше не знала. В холодные зимние ночи, когда ледяной ветер проникал через окна-бойницы, их укрывали огромным меховым пологом. В такие дни утром приходилось разбивать лед в чаше для умывания, но все четверо были прирожденными северянками, и холод не слишком беспокоил их.
Нанетта быстро подружилась с девочками и вскоре стала верховодить в их играх, возможно, потому, что ей с раннего возраста приходилось управлять кузиной Маргарет. Кэт Невилл была из большой семьи и знала игр больше, чем даже Нанетта, – это была веселая, подвижная девочка, не слишком преуспевавшая в учебе и часто получавшая наказания из-за непослушания, неопрятности или шумливости. Бесс Беллингем, светловолосая и красивая девочка, была тихой и спокойной, как мышка, только и ждущей, чтобы ею поруководили, а умная и сообразительная Кэтрин Парр была сообщницей Нанетты; иногда, впрочем, она чувствовала необходимость приструнить своих товарок, что и делала, благодаря своему авторитету дочки хозяина дома.
Все четверо вставали в шесть к мессе, служившейся каждый день, за исключением воскресений, в замковой капелле, а по большим праздникам вместе со взрослыми они отправлялись в город – этот порядок был знаком Нанетте еще по Морлэнду. Завтрак подавали в семь, обычно он состоял из хлеба с ветчиной и эля и съедался в полной тишине. «Совсем как в монастыре», – прошептала как-то Кэт на ухо Нанетте и была за это строго наказана. Затем до полудня шли уроки – они изучали греческий, латынь, французский, итальянский. Кэтрин и Нанетта успевали хорошо, Елизавета средне, а Кэт слабо.
В полдень подавали обед, обычно от пятнадцати до двадцати блюд, а затем начинались уроки музыки: игра на лютне, арфе, скрипке и пение. Днем они охотились, или просто катались верхом, или же у них были еще уроки – на этот раз женские ремесла: вышивание и шитье, или же сочинения и поэзия. Ужинали зимой в пять, а летом в шесть часов, ужин не отличался таким разнообразием, как обед, и после него можно было танцевать, играть или отдыхать до сна в девять часов.
И над всей их жизнью, уроками, играми, едой и развлечениями, царило бдительное око Мод, леди Парр.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
– Храни нас Иисус – простонал Пол, – но почему? Почему? Что она сделала?
– Ее не любят, – сурово ответил Джон, – она слишком красива для вдовы. Они считают, что дьявол одарил ее такими волосами для соблазнения людей и что ее травяные лекарства – дьявольские снадобья. Но так думают только старухи – остальным все равно, кто она, им просто нужна охота, а для этого годится любой повод, любое обвинение.
– Но кто обвинил ее? У нее не было врагов, – простонал Пол. Он споткнулся о булыжник, и Джон подхватил его.
– Скорей, скорей. Джек отправился за подмогой, чтобы разогнать толпу. Если мы доберемся до дома и защитим вход, мы сможем спасти ее. Даже разъяренная толпа подумает дважды, прежде чем напасть на двух хорошо известных дворян.
Они выскочили в Шамблс всего в нескольких ярдах от ее дома, прямо в центр орущей толпы. Хотя Пол был выше всех в толпе, даже он не видел происходящего. Вместе с Джоном они начали пробиваться вперед, и их крики терялись в вое толпы. Джону кто-то сильно заехал локтем в лицо, и движение толпы чуть не сбило их с ног.
И тут, пробившись даже через рев толпы, раздался отчаянный вопль женщины.
– Слишком поздно, они схватили ее, – пробормотал Джон, держась за окровавленный нос.
Пол пришел в бешенство, и тут через головы толпы увидел Урсулу, ее охваченное ужасом лицо, обращенное к нему. Ее несли на руках трое сильных мужчин, а к ней тянулись скрюченные пальцы старух, срывая с нее одежду, стремясь добраться до обнаженной плоти; они хотели терзать ее тело, как шакалы тело жертвы. Чепец слетел, и ее волосы, прекрасные серебристые волосы, упали в грязь мостовой. При виде их вой толпы усилился – вот она, дьявольская отметина, этот колдовской платиновый дождь!
– Урсула! – крикнул Пол и, волоча за собой Джона, с нечеловеческой силой начал прокладывать путь в толпе. Его тоже хватали, но он едва замечал это. В его руке оказался меч, и он вращал им, нанося удары направо и налево, чувствуя зловещее удовольствие при воплях раненых. Старухи с криками расступались, и Пол, наконец, добрался до одного из мужчин, несших Урсулу, – тот отскочил, держась за истекающую кровью руку, остальные тоже разбежались, и только благодаря прыжку вперед Полу удалось подхватить Урсулу и не дать ей упасть.
Теперь она была в его руках, в полуобморочном состоянии от ужаса. Обхватив и поддерживая ее одной рукой, он прижался спиной к стене дома, вращая меч другой рукой. Рядом с ним, тоже с мечом в руке, стоял Джон, чье лицо превратилось в страшную кровавую маску. Пол ощутил облегчение, почувствовав за собой твердую стену, и Урсула, оправившись, зашевелилась, стараясь самостоятельно встать на мостовую.
– Назад, все назад, иначе я наделаю из вас достаточно трупов! – орал он.
Передние попятились, не желая превратиться в мучеников. И дело могло бы обернуться для них плохо просто из-за массы народа, но в это время в конце улицы показалось подкрепление Джека и стало прокладывать себе путь с тыла толпы. Все кончилось очень быстро – кровожадность толпы не простиралась на ее собственную кровь. Вой начал стихать, затем замер, и толпа потихоньку рассеялась.
И тут наконец, появилась группа представителей церковного совета.
– Что это значит, сэр? – спросил их предводитель. – Почему вы вмешиваетесь в правосудие?
– Правосудие? Какое правосудие? – прорычал Пол. – Разве правосудие заключается в том, чтобы отдать невинную женщину на растерзание толпы?
– Эта женщина обвинена в колдовстве, и мы явились, чтобы арестовать ее и судить. Церковный суд предоставит ей право на правосудие.
– Вы судили бы ее мертвой, – изрек Пол, – вы не могли арестовать ее против воли этих добрых граждан. – Последние слова он произнес с презрением.
– Тем не менее, эта женщина должна предстать перед судом, – продолжил предводитель, – вы же, сэр, вмешались в дело правосудия и даже ранили некоторых добрых граждан. Это также будет принято во внимание.
Теперь к ним присоединился, во главе своей челяди, запыхавшийся Джек, и члены совета занервничали. Их представитель заколебался, но все же продолжил:
– Я вынужден потребовать от вас выдачи этой женщины, чтобы правосудие свершилось.
Пол почувствовал, как вздрогнула от страха Урсула, и крепче прижал ее к себе. Он возвышался над клириками, его лицо было мрачно, а зубы белели, оскаленные, как у хищника.
– Эта женщина невинна. Она известна как вдова травника, продолжающая его дело. Обвинение безосновательно.
– И, тем не менее, должен состояться допрос...
– Я могу ответить за нее, – сказал Пол.
– Я повторяю, сэр...
– За нее отвечу я! – Он повернулся к выжидающе стоящим остаткам толпы. – И каждый, кто осмелится причинить ей малейший вред, мне ответит. Вы меня знаете – и моих братьев. Клянусь кровью Господней, эта женщина невинна, и также клянусь, что прикончу каждого, кто посмеет просто плюнуть в ее сторону. А теперь расходитесь по домам – сегодня для вас добычи не будет. Убирайтесь!
Никто не мог выдержать его взгляда. Толпа неохотно рассеялась, и еще более неохотно ретировался совет, оставив перед домом небольшую группу уставших мужчин и женщину в полуобморочном состоянии. Первым нарушил молчание Джон Баттс:
– Идем, нам нужно присмотреть какое-нибудь убежище, мой дом неподалеку. Давайте отнесем ее туда – на ней кровь, ее нужно перевязать.
– Урсула? – прошептал испуганно Пол и, отняв от нее руку, увидел, что она в крови.
Она повернула к нему лицо и прижалась, всхлипывая, к его груди. Кровь текла из дюжины глубоких царапин от грязных когтей старых ведьм. Пол почувствовал внезапную усталость. Однако у него хватило сил, чтобы поднять ее на руки и донести до дома Баттса в Лендале. На углу дома он внезапно вспомнил о мальчике:
– Где Адриан?
– Он дома, невредим, – успокоил Джон, – Джек приведет его. Идем, идем, иначе ты упадешь, может, я понесу ее?
– Нет, – яростно крикнул он, – никто, кроме меня, не прикоснется к ней.
Как в тумане, Пол продолжал шагать за Джоном, а редкие прохожие отворачивали головы, стыдясь зрелища раненой женщины. Наконец они достигли большой городской усадьбы Баттсов, и их встретила плачущая жена Джона, Люси. Она вместе со служанками освободила наконец Пола от его драгоценной ноши, и они увели Урсулу в женские покои, чтобы позаботиться о ней. Через несколько минут прибыл Джек с Адрианом, который из-за шока не мог ни говорить, ни даже плакать, и ребенка тоже передали на попечение женщин.
И тут Пол сломался – рухнув на пол у камина, он зарыдал, прижимая к груди окровавленные руки, как будто это была его собственная рана. Джек и Джон обменялись взглядами и предоставили его самому себе, пока он не справился со своей слабостью, и тогда дали ему вина, помогли усесться в кресло и стали успокаивать. Через некоторое время он спросил, глядя на них тусклым взглядом:
– Кто подал жалобу?
Братья с ужасом ожидали этого момента. Они снова переглянулись, и Джек, слегка пожав плечами, ответил:
– Ты уже сам догадался.
– Анна, – утвердительно прошипел Пол, однако он был еще не в силах поверить в это. – Поэтому-то вы и знали об этом.
– Да. Она потеряла рассудок. Наверно, она сама не понимала, что делает. Как только она узнала имя женщины, она направилась в церковный совет, а потом пошла в Шамблс. Она плакала...
– Она здесь? – прервал его Пол, приподнимаясь с кресла, сжав кулаки.
Джек серьезно посмотрел на него:
– Сядь, остынь. Нет, ее здесь нет, Бел отвела ее домой.
Пол снова упал в кресло и уставился в огонь невидящим взглядом.
– Ты ничего ей не сделаешь, – твердо произнес Джек, – ничего, ты понял?
Пол медленно поднял на него взгляд, и в его глазах читалась такая боль, такое отчаяние, что Джек мог с трудом перенести его.
– Я тебе благодарен, – неохотно выдавил Пол, – за то, что ты помог мне. Вам обоим. Не знаю, зачем вы сделали это, но вы спасли ей жизнь. Поэтому спасибо вам. Но почему?
– Нет, – печально проговорил Джек, – думаю, ты не поймешь. Бедный Пол, твоя жизнь так тяжела, разве нет?
– Я не нуждаюсь в твоей жалости.
– Нет, конечно, – ответил Джек, – но ты не примешь и моей любви.
Глава 5
Урсуле промыли и перевязали раны, дали вина со снотворным и уложили спать вместе с Адрианом. К ней приставили служанку, которая не должна была ни на минуту отлучаться от нее, и так, спящей, застал ее Пол.
– Можешь не беспокоиться о ней, – заверил его Джон Баттс, – она побудет у нас несколько дней, пока не окрепнет, а потом...
– Ей лучше не возвращаться в Шамблс, – добавил Джек, а Джон согласно кивнул:
– Именно об этом подумал и я – надо что-нибудь приискать для нее. Можно поселить ее у одной из ткачих, и она сможет зарабатывать на жизнь ткачеством или вышивкой. Я бы нашел ей работу в доме, но ситуация слишком деликатная – Анна ведь моя кузина...
– Я понимаю, – резко сказал Пол, – если нужны деньги...
– Не беспокойся, я позабочусь о ней, – ответил Джон.
Несмотря на предупреждение Джека, Пол вернулся домой в Морлэнд с намерением убить Анну за ее проступок. Когда он вошел в дом, его встретила непривычная тишина: такое впечатление, что слуги уснули, и в гостиной никого не было. Только в зимней гостиной он нашел Бел, которая, видимо, ждала его, чтобы утихомирить, однако не выдержала ожидания и заснула прямо на табуретке, привалившись спиной к стене. Ее голова упала на грудь, а рукоделье выпало из рук. Пол сделал Джесперу знак не шуметь и тихо вышел из гостиной. Анна, должно быть, где-то наверху.
Он поднялся по темной винтовой лестнице, ступая бесшумно по каменным ступеням, вслушиваясь в молчание. Она не спала – она ждала его. Его руки сжались – он возьмет ее за горло и будет давить, пока жизнь не покинет ее тело. Когда он открыл дверь спальни, ему послышался шорох, но комната была пуста, только простыни были наброшены небрежно, как бы второпях. Он прошел к гардеробу и откинул занавесь – она стояла за ней, в ночной рубашке, охватив себя руками и дрожа от страха.
Увидев его, она вскрикнула. Он схватил ее одной рукой, другой закрыв ей рот, и выволок из ненадежного убежища на середину комнаты. Она сопротивлялась, что-то мыча сквозь его ладонь, но он повернул ее так, чтобы держать перед собой одной рукой, а другой вытащил меч. При блеске металла она начала вопить, мотая головой из стороны в сторону, царапая его ногтями. Проскользнувший за Полом в комнату Джеспер начал повизгивать и тыкаться в него носом. Пол отшвырнул его ударом ноги и велел убираться из комнаты. Собака неохотно повиновалась.
– А ты, – приказал он Анне, – заткнись. Я не собираюсь убивать тебя мечом – меч создан для мужчин, а ты даже не женщина. – Он отшвырнул его от себя, и тот упал на кровать. «Знамение», – успел подумать он. – Я просто избавляюсь от него, чтобы не искушать себя. Ну, что ты можешь сказать в свое оправдание?
Он снова повернул ее и теперь держал за плечи на расстоянии вытянутых рук. Ее наконец свободные уста начали извергать поток упреков, просьб, оправданий и почти нечленораздельных воплей. Пол даже не старался вслушиваться в них, смотря на нее, он видел только Урсулу, избитую и окровавленную, но все же пытающуюся стоять на ногах. А это создание было всего лишь пустым местом, пустотой, смесью воздуха, жира и воды, закутанной в тряпки.
Держа ее одной рукой, он ударил ее по лицу – раз, другой, и пока он бил, голова ее беспомощно моталась из стороны в сторону. Сначала она кричала, а под конец только стонала, нечленораздельно взывая о пощаде. Ее лицо превратилось в маску из слез, пота и крови. В дверях показались слуги. Джеспер зарычал, не зная, кого атаковать – их или хозяина, и Пол, не отпуская Анны, схватил с постели меч и повернулся к ним:
– Назад, все назад. Убирайтесь вон, закройте дверь! Это вас не касается. И заберите собаку! Дверь закройте!
Им пришлось повиноваться – поучение жены было неоспоримой прерогативой мужа. Нехотя они попятились и медленно закрыли за собой дверь. Анна обвисла на его руке, не в состоянии держаться на ногах. Лицо у нее опухло от ударов, из носа и рта струилась кровь, один глаз был почти закрыт опухолью от удара, в центре которой осталась ссадина от его кольца с печатью. Слюни и кровь стекали по подбородку и впитывались в ворот ночной рубашки. Его гнев прошел, осталось только отвращение. Пол отпустил ее, и она осела на пол, превратившись в груду тряпья.
– Мне нужно было бы убить тебя, – холодно произнес он, – но ты этого не стоишь. Кроме того, я должник Джона Баттса, и мне вовсе не нужна кровная месть.
Груда белья зашевелилась, из нее показались умоляющие руки, и груда поползла к нему, ощупывая руками впереди пол. Невидящие глаза искали его, и это существо что-то бормотало. Он попытался не вслушиваться в слова, но они не могли не проникнуть в его сознание:
– Только потому, что я любила тебя, я любила тебя, любила тебя...
Пола замутило, он взял меч и вышел из спальни, закрыв за собой дверь.
Имя Урсулы так и не было упомянуто в доме. Никаких замечаний не было высказано и по поводу вида Анны на следующий день и в дальнейшем, пока с ее лица не исчезли все следы побоев, за исключением выбитого зуба. После этого Пол спал отдельно от нее и почти не разговаривал. Он вообще стал еще менее разговорчив, общаясь в основном со слугами и арендаторами, с которыми был вежлив, как всегда.
Хуже всего, по иронии судьбы, было то, что он не мог видеть Урсулу, как обычно, хотя теперь, когда их связь обнаружилась, это должно было бы стать проще. Но он не мог навещать ее в ткацкой мастерской, а где еще они могли встретиться? Только теперь он понял, как сильно зависел от их редких встреч, как он нуждался в разговоре с ней. Помня о своем долге, он только однажды или дважды попытался робко поговорить с Джеком, но это только усиливало напряжение. Его замкнутость не так-то просто было преодолеть. Он был открыт только с Урсулой, а теперь, по-видимому, он потерял и ее. Осталось лишь найти забвение.
Замок Кентдейл стоял на вершине зеленого холма, господствуя над городом Кендалом и долиной реки Кент. Здесь, в окружении как обычных стен, так и зеленых садов и служб, жить было приятно, и климат был полезный для здоровья – сухой, прохладный, место продувалось ветрами с холмов, на которых время от времени охотились обитатели замка.
Нанетта была довольна своей жизнью. Их собралось четверо девочек: Кэтрин Парр, Нанетта, Елизавета Беллингем (ей минуло шесть лет) и другая кузина – Кэт Невилл, которой, как и Нанетте, исполнилось восемь. Самая младшая, пятилетняя Парр, была умна не по годам и более развита, чем остальные.
Вся четверка жила в одной спальне в детской в юго-восточном углу замка. Кровать была широкая, удобная, с мягкими подушками – такой роскоши Нанетта раньше не знала. В холодные зимние ночи, когда ледяной ветер проникал через окна-бойницы, их укрывали огромным меховым пологом. В такие дни утром приходилось разбивать лед в чаше для умывания, но все четверо были прирожденными северянками, и холод не слишком беспокоил их.
Нанетта быстро подружилась с девочками и вскоре стала верховодить в их играх, возможно, потому, что ей с раннего возраста приходилось управлять кузиной Маргарет. Кэт Невилл была из большой семьи и знала игр больше, чем даже Нанетта, – это была веселая, подвижная девочка, не слишком преуспевавшая в учебе и часто получавшая наказания из-за непослушания, неопрятности или шумливости. Бесс Беллингем, светловолосая и красивая девочка, была тихой и спокойной, как мышка, только и ждущей, чтобы ею поруководили, а умная и сообразительная Кэтрин Парр была сообщницей Нанетты; иногда, впрочем, она чувствовала необходимость приструнить своих товарок, что и делала, благодаря своему авторитету дочки хозяина дома.
Все четверо вставали в шесть к мессе, служившейся каждый день, за исключением воскресений, в замковой капелле, а по большим праздникам вместе со взрослыми они отправлялись в город – этот порядок был знаком Нанетте еще по Морлэнду. Завтрак подавали в семь, обычно он состоял из хлеба с ветчиной и эля и съедался в полной тишине. «Совсем как в монастыре», – прошептала как-то Кэт на ухо Нанетте и была за это строго наказана. Затем до полудня шли уроки – они изучали греческий, латынь, французский, итальянский. Кэтрин и Нанетта успевали хорошо, Елизавета средне, а Кэт слабо.
В полдень подавали обед, обычно от пятнадцати до двадцати блюд, а затем начинались уроки музыки: игра на лютне, арфе, скрипке и пение. Днем они охотились, или просто катались верхом, или же у них были еще уроки – на этот раз женские ремесла: вышивание и шитье, или же сочинения и поэзия. Ужинали зимой в пять, а летом в шесть часов, ужин не отличался таким разнообразием, как обед, и после него можно было танцевать, играть или отдыхать до сна в девять часов.
И над всей их жизнью, уроками, играми, едой и развлечениями, царило бдительное око Мод, леди Парр.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55