– Что случилось с ее платьем?
– Адмирал разрезал его кинжалом!
– Что? – ужаснулась Нанетта.
– Да, вот так! Она хвасталась новым платьем перед королевой, а адмирал сказал, что это слишком взрослый наряд для такой девочки. Принцесса стала кричать, что она не девочка, а адмирал настаивал на своем: это платье ей не годится и его надо снять. Она прижала его к себе, и тогда он вынул кинжал и разрезал его на куски. – Кэт дрожала от ярости при воспоминании об этом. – И это королевская дочь! Как смел этот простолюдин так обращаться с ней!
– А королева? – спросила Нанетта, задержав дыхание при мысли об этом. – Королева стояла рядом и смотрела?
– Королева, – горько ответила Кэт, – держала руки моей госпожи сзади, пока он разрезал платье, смеясь, словно все это была шутка.
Женщины пристально посмотрели друг на друга.
– Нужно что-то сделать, – проговорила Нанетта.
– Да, но что? Я не могу разговаривать с ними, они не поймут.
– Что, если я поговорю с твоей госпожой? – спросила Нанетта с сомнением в голосе. – Возможно, если она не поощряет его...
Кэт покачала головой:
– Попробуйте, мадам, но мне кажется, она так же упряма, как ее царственный отец, и я думаю, что она почти любит адмирала.
– Кэт!
– Да, мы все такие, так или иначе, – спокойно ответила Кэт. – Но попытайтесь поговорить с ней, мадам, только подождите, пока я одену ее.
Принцесса приняла Нанетту в своих покоях неохотно, только чтобы не огорчать Кэт, которую очень любила. Теперь на ней было зеленое бархатное платье, которое, однако, не скрывало синяков на ее плечах. Это зрелище снова потрясло Нанетту, но она сдержалась и сделала книксен, понимая, что это больше соответствует этикету и понравится леди Елизавете, которая любила формальности.
– Итак, миссис Морлэнд, что привело вас ко мне? – высокомерно спросила девушка.
Нанетта начала издалека:
– Ваша светлость, я видела только что, как вы проходили мимо меня.
– Ну и?
– Мне кажется, вашей светлости должно быть понятно, что неприлично появляться в таком состоянии раздетости.
Елизавета нахмурилась:
– Если вы собираетесь делать мне упреки, как Кэт, то вам лучше удалиться. Я не позволю говорить со мной в таком тоне.
– Но мне придется. Извините, ваша светлость, но вы не должны позволять адмиралу вести себя столь фамильярно. Это совершенно неправильно, учитывая, с одной стороны, ваше высокое положение, а с другой – то, что он муж вашей мачехи, вдовы вашего царственного отца, под чьей опекой вы находитесь.
– Вы забываете, что моя мачеха присутствовала при этом все время и именно она держала меня, чтобы я не сопротивлялась. Я приказывала адмиралу прекратить, но если она позволила это, что же я могла сделать?
– Вы должны отлично понимать, что если бы вы не поощряли его, он не осмелился бы вести себя таким образом. Не нужно так смотреть на меня – в ваших глазах я вижу столько огня, что если бы вы захотели, то давно бы испепелили Томаса Сеймура. Если бы вы в самом деле велели ему прекратить, он прекратил бы.
Елизавета покраснела так, что ее лицо по цвету сравнялось с ее пылающей шевелюрой, а черные глаза сверкали. Она выпрямилась в полный рост:
– Как вы смеете так говорить со мной? Как вы смеете предполагать это?! По какому праву вы, миссис Морлэнд, предписываете дочери короля, как ей себя вести?
– По праву любви к вам, госпожа, и заботы о вас, – спокойно ответила Нанетта и, понизив голос, бессознательно придвинулась поближе к принцессе. – Я служила с вашей матерью при дворе, дитя мое. Я была ее другом и спутницей. Мой отец был другом вашего отца. Мой кузен играл и охотился с братом вашей матери. – Никто еще не осмеливался упоминать при Елизавете, опасаясь вспышки гнева, ее родственников по материнской линии. Лицо принцессы из красного стало бледным, а в ее взгляде читалась уже даже не ярость, а какая-то тоска и мольба. Нанетта продолжала: – Елизавета, когда вы родились, я стояла рядом с вашей матерью и я приняла вас из рук акушерки. Я очень любила вашу мать, и только поэтому я осмеливаюсь говорить с вами об этом. Я не могу молча смотреть, как ее дочь навлекает на себя позор.
– Позор?! – тихо повторила Елизавета. Нанетта печально посмотрела на нее:
– Да, ваша светлость. Сверьтесь с собственной совестью, она никогда не солжет вам, ибо сам Господь дал нам этого стража, и даже если другие обманывают нас, а мы – их, ее внутренний голос не солжет. Вы знаете, что ваши поступки неприличны.
Елизавета пристально посмотрела на нее. Этой девочке нельзя было отказать в мужестве, в том лучшем сорте мужества, которое позволяет признавать свои ошибки.
– Вы поговорите с королевой? – спросила она наконец.
– А вы хотите, чтобы я сделала это?
– Нет. Я больше не позволю ему вести себя так со мной. И я не хочу расстраивать королеву.
– Отлично, ваша светлость, я думаю, вы правы – лучше оставить ее в неведении.
– Спасибо. Вы можете идти.
Это была попытка сохранить достоинство, и Нанетта подыграла ей, низко присев в книксене и почтительно удалившись. Снаружи она кивнула Кэт:
– Она обещала дать ему отпор и просила ничего не говорить королеве.
– С Божьей помощью с этим будет покончено, – приободрилась Кэт.
– Лучше было бы, если бы она уехала отсюда, но как сделать, чтобы королева согласилась на это? – спросила Нанетта.
Однако королеве подсказала сама жизнь. До поры до времени королева упрямо не хотела замечать истинное положение вещей, но ситуация изменилась. Как-то в начале марта королева в сопровождении Нанетты и других фрейлин решила навестить Елизавету в ее покоях и, войдя в гостиную, обнаружила там принцессу с адмиралом. Королева попятилась и закрыла дверь со словами:
– Нет, тут ее нет. Где же она может быть? Однако Нанетта успела увидеть через ее плечо то, чего не видели остальные: адмирал обнимал принцессу, и та напряженно смотрела на него. Это был вовсе не тот взгляд, которым смотрит дочь на отца, а адмирал выглядел так, словно его пожирал голод. Королева увела фрейлин в свою комнату, а позже, когда они с Нанеттой остались одни, она посмотрела на подругу и поняла, что та все знает.
– Ты знала об этом все время?
– Так же, как и вы, – осторожно ответила Нанетта.
Екатерина сердито взмахнула рукой:
– Я могла бы ожидать честности хотя бы от своей подруги?
– Он виновен лишь в том, что обращается с ней так же, как с остальными женщинами, – ответила Нанетта. – Не думаю, что для него это очень важно. А она обманывает себя, как и вы. Она полагает, что это все невинные игры. Не осуждай ее, Кэт.
– Я виню себя в собственной слепоте, – горько проговорила Екатерина. – Я сама поощряла его. Почему ты не сказала мне ничего раньше?
– Как я могла? И если ты сама была слепа, как я могла намекать на то, что это не столь уж невинно? Но она поклялась, что будет сдерживать его, так что вряд ли произошло что-либо дурное.
– Разве это выглядело как отталкивание? – спросила Екатерина.
– Мы видели только, что она смотрит на него очень серьезно – вероятно, она как раз говорила ему, чтобы он удалился.
– В его объятиях?
– Он ведь очень силен.
– Нет, Нан, нет. Я была слепа, но я не глупа. Она молода и неопытна, и я не осуждаю ее. А он... он не может совладать со своими страстями. Я должна винить только себя. Но что же теперь делать? Как мне поступить?
Нанетта промолчала, но королева сама без труда нашла решение:
– Я должна уберечь ее от дурного пути. В любом случае, не нужно, чтобы это выглядело как наказание. Можно отослать ее погостить.
– Возможно, к Денни?
– В Чешент? Да, это хорошая идея – добрый Денни, преданный Денни. И ей нравится леди Денни, она будет счастлива там. Я отошлю ее немедленно.
– Кэт, но только не будь груба... – Нанетта коснулась ее рукой.
– Я же сказала, я не виню ее.
– Не вини никого. Я полагаю, это была только забава, как ты сама сказала. Но иногда вещи принимают сами по себе такой оборот, что вряд ли стоит винить кого-то – люди всего лишь жертвы обстоятельств.
Екатерина вздохнула и положила руки на живот:
– Я устала, Нан, смертельно устала. Не говори со мной больше об этом, я не хочу ничего слышать. Я была дурой – так пусть моя глупость останется при мне. Пошли за Елизаветой.
Пришла испуганная и покорная принцесса и, с тревогой посмотрев на Нанетту, обратила умоляющий взгляд на мачеху.
– Елизавета, я решила отправить тебя погостить на праздники. Мне кажется, что перемена обстановки будет благотворна для тебя. Не хочешь ли ты нанести визит сэру Энтони Денни в Чешенте?
– О, ваша светлость... мадам... пожалуйста, не сердитесь...
– Я не сержусь, Елизавета.
– Я говорила ему, правда, – расплакалась принцесса, обращаясь не только к мачехе, но и к Нанетте. – Я говорила ему, что это неприлично, но он не имел в виду ничего дурного, и я тоже. Это все только шутка. Не отсылайте меня, пожалуйста, мама.
При последнем слове Екатерина вздрогнула, но потом холодно ответила:
– Я знаю, Елизавета, и верю тебе. Я отсылаю тебя для твоего же блага, так как считаю, что вам обоим лучше находиться подальше друг от друга. Я не сержусь на тебя, дитя мое, ступай. Я сообщу тебе, когда все будет готово. И ты ступай, Нанетта. Оставьте меня, я хочу побыть одна. Я устала.
Они вышли, и принцесса умоляюще посмотрела на Нанетту.
– Это правда, я сказала правду, – всхлипнула она.
– Я знаю, – ответила Нанетта, – она справится с этим.
– Я надеюсь. Я буду молиться об этом. Я ни за что не причиню ей больше вреда. Она ведь для меня все равно что мать.
Нанетте было жалко принцессу, гордую и страстную, пойманную в такую же ловушку, что и ее мать. Какое будущее открывается перед ней, незаконнорожденной принцессой? На девочке не женится ни один иностранный принц, а за англичанина она не может выйти, так как это могло бы привести к гражданской войне. Она одновременно и слишком важна, и никчемна, она не может быть счастлива. Нанетте захотелось обнять ее, но это было невозможно по отношению к леди Елизавете, хотя ее глаза умоляли об этом. Поколебавшись с минуту, Нанетта присела перед ней в реверансе, и та, в одну секунду вновь обретя свое достоинство, кивнула ей и вышла прочь.
Глава 29
В июне вдовствующая королева с мужем и придворными переехала в замок Сюдли, чтобы там дожидаться родов. Леди Елизавета со своей свитой уже почти два месяца находились в Чешенте, под присмотром Энтони Денни и его супруги. Жена Эдуарда Сеймура тоже ждала ребенка, причем примерно в то же время, что и королева, словно и тут она не хотела уступить своей сопернице.
Партия Сеймуров крепко удерживала власть, и акции католиков резко упали. Райотсли был исключен из членов Совета, Гардинер находился в Тауэре, а герцог Норфолк, хотя кончина короля спасла его от смерти, остался в ссылке. Парламент отменил закон о ереси, дал свободу протестантам и вообще всем диссидентам, облегчив уничтожение старой веры. Кроме того, был отменен закон о государственной измене, и вовремя, так как в последние годы жизни Генриха все должны были держать рот на замке под страхом доноса тайного агента.
В Сюдли Нанетта узнала о смерти Элеоноры и попросила разрешения навестить родных, поскольку Пол написал ей, что хотел бы, чтобы она приехала. Так как роды предполагались в августе или начале сентября, то времени оставалось достаточно для того, чтобы съездить домой и вернуться, однако Екатерина, с каждой неделей становившаяся все угрюмее, сказала, что Нанетта может не торопиться с возвращением:
– Если ты решишь, что хочешь задержаться подольше, не волнуйся из-за меня. Я в хороших руках – со мной будет Джейн. Она не оставит меня одну.
Леди Джейн Грей в свои одиннадцать лет выглядела гораздо взрослее, серьезнее и была очень предана королеве. Она никогда не покидала ее и вот теперь, услышав свое имя, быстро посмотрела на них и снова опустила глаза.
– Ваша светлость, уверяю вас... – начала Нанетта, – если хотите, я останусь... вовсе нет нужды...
Но Екатерина раздраженно покачала головой:
– Брось, Нан, езжай, если хочется. Мне уже все равно.
И она говорила правду – после того как обнаружилась ветреность адмирала, Екатерина замкнулась в себе, стала угрюмой и раздражительной. Нанетта считала, что это частично следствие беременности и с рождением ребенка она снова станет прежней Кэт Однако пока лучше с ней не спорить – Нанетта сделала реверанс и покинула королеву.
По мере того как она все дальше ехала на север через Кенилворт и Ковентри, Лестер и Ноттингем, ее настроение улучшалось – хотя Нанетта много лет прожила на юге, она оставалась в душе северянкой, а Морлэнд – ее единственным домом.
В доме было тихо, так как еще длился траур по Элеоноре, чья короткая жизнь – ей было всего двадцать пять – прошла так бесцветно. Ее похоронили в соборе Св. Троицы, поскольку часовня все еще лежала в руинах.
– Не знаю, когда уже смогу отремонтировать ее, – жаловался Пол Нанетте. – После отмены закона о ереси протестанты становятся все наглее. Приходится быть осторожнее.
Нанетта удивилась:
– Мне казалось, что вы тут в безопасности, север ведь всегда был консервативнее юга, а королева до сих пор ходит к мессе дважды в день. Я не думаю, что лорд-протектор так поощряет протестантов.
– Нет, конечно, вы правы, и я верю Хартфорду, – ответил Пол, забывая добавить новый титул лорда-протектора, – но как долго ему удастся сдерживать этих волков? Ведь Дадли, например, честолюбив сверх меры, и его поддерживают купеческие круги. Джон Баттс говорил мне, что купцы всегда были сторонниками новых идей, и если уж вы пустили волка на порог, то не сможете выгнать его.
– Ты хочешь сказать, что волк – это протестанты? – спросила Нанетта. – Ну, может быть, ты и прав. Твой дедушка Пол говорил то же самое. Но почему Дадли, придя к власти, станет поощрять сторонников реформации?
– Просто потому, что недовольные, объединившись, приводят к власти человека, который потом прольет бальзам на их раны. Ведь не может же Дадли рассчитывать, что люди, довольные Хартфордом, помогут ему взять верх над лордом-протектором.
Нанетта согласилась с его объяснением:
– Да, Сеймуры – сильный клан. Возможно, они все-таки удержатся у власти.
Пол покачал головой:
– Дадли найдет трещину в их броне, и, если я не ошибаюсь, этой трещиной будет ваш адмирал. Судя по вашим словам, он неосторожен и глуп. Верно то, что мы слышали о нем и леди Елизавете?
– Не знаю, что вы тут слышали, – напряглась Нанетта, – но полагаю, что это пустые домыслы.
Пол улыбнулся:
– Самка всегда защищает детеныша. Речь идет о флирте и не совсем пристойном поведении – я уж не доверяю слухам о том, что принцесса ждет ребенка от адмирала.
– Как тебе не стыдно! – воскликнула Нанетта.
– Я же говорю, что не верю этому. Но нет дыма без огня.
– Это была лишь невинная шутка, только и всего. Немного клоунады, как часто случается между дочерью и отцом. Королева при этом присутствовала – и отлично все знает. Мне бы хотелось, чтобы ты в дальнейшем не позволял так высказываться в своем присутствии.
– Я буду пресекать эти сплетни, как только услышу об этом, – пообещал Пол. – Но боюсь, что именно адмирал станет причиной падения своего брата. А тогда нас ждут крупные неприятности. У Дадли после захвата власти аппетит только разгорится. Нет, тетя, я думаю, что пока нет смысла восстанавливать часовню, нужно подождать более благоприятного времени. А что вы думаете о моей жене? Разве она не хорошеет с каждым годом?
– Она отлично выглядит, – согласилась Нанетта. – Беременность к лицу ей.
– Да, у нее такой милый животик, – гордо произнес Пол. – А как вам малыш? Такого крупного и умного ребенка здесь еще не видали!
– Мне кажется, он пойдет в прадедушку, если будет расти такими темпами. Ведь он был ростом больше шести футов.
– Я знаю, – печально ответил Пол, оглядев себя – сам он был на фут меньше своего славного деда. – Похоже, он пойдет не в меня.
– Ну, ты не так уж мал для мужчины, – стала успокаивать его Нанетта, – к тому же, слишком много гигантов в семье – не столь уж приятная вещь.
Пол улыбнулся и поцеловал Нанетте руку:
– Так хорошо, что вы приехали. Я бы хотел, чтобы вы поселились здесь, остались с нами.
– Возможно, когда-нибудь это случится. Должна признаться, что устаю от придворной жизни.
– Мне кажется, вам лучше было бы жить у нас. Я чувствую, что на юге назревает смута. Когда умер король, мы сразу поняли, что ее не миновать. Пока тихо, но при юном наследнике и двух потенциальных наследницах эта тишина продлится недолго. Если он умрет – сохрани его Господь! – что тогда? Тетя, приезжайте к нам, здесь вам ничто не будет угрожать, прошу вас!
– Ты говоришь как настоящий северянин, – пошутила Нанетта, – для которого все дурное – с юга. Хотя, возможно, ты и прав. Но неужели ты в самом деле хочешь, чтобы я вернулась? Ведь я только увеличу твои расходы.
– Вы стоите дороже, – ответил Пол. – Ведь Елизавета... ей не так-то просто управлять домом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55