Если она так и не забеременеет, а король решит от нее избавиться и не станет разводиться, то путь один. Нанетта содрогнулась: у Джейн Сеймур уже был выкидыш и она даже не была коронована. Положение было весьма шаткое.
– А принцесса, я имею в виду – леди Елизавета? – спросила, помолчав, Нанетта. – Что с ней?
– Король обращает на нее еще меньше внимания, чем в свое время на Марию, но это здоровый, крепкий и умный ребенок. С таким здоровьем она будет меньше страдать от будущих невзгод, чем Мария, но положение у нее незавидное. Мария ее жалеет и старается помочь, она просто святая. Все так ее любят!
Нанетта кивнула, но отвернулась – ей было слишком больно. Она взглянула на мужчин, все еще прогуливающихся взад-вперед по комнате.
– Кэт, зачем вы приехали сюда? Почему твой муж присоединился к мятежникам? – поинтересовалась она.
Кэтрин покачала головой:
– У нас не было выбора. Тут у вас в Йорке все спокойнее, и народ мягче. А к северу страсти просто кипят – мятежники рекрутируют сторонников повсюду и тем, кто отказывается, угрожают до тех пор, пока они не присоединятся. Джон сочувствует идеям восставших, но, если бы ему не угрожали, он бы к ним не присоединился – они пригрозили поджечь дом и убить в нем всех до единого. Нанетта в ужасе посмотрела на нее:
– Но ведь это ужасно! Тогда я понимаю. Но почему же и ты приехала?
– Джон полагает, что мне небезопасно оставаться там, а мои родственники, к которым я могла бы поехать, в столь же опасном положении. Тогда я вспомнила о тебе – ближе к городу будет безопасней. Мы послали слугу разузнать и выяснили, что твой муж не присоединился к мятежникам. Но ты должна предостеречь его, Нанетта. Если сюда приедет Граф Нищета...
– Граф... чего?
– Так он себя называет – Граф Нищета. Это один из предводителей восставших. Никто не знает, кто он такой – он выглядит, как дворянин, у него аристократические манеры, но одевается, как крестьянин. Именно он угрожал нам. Это ужасный человек – молодой, очень красивый, высокий и смуглый, темноволосый, черноглазый, но в нем есть что-то отталкивающее и пугающее. Кажется, в нем какая-то тьма внутри, словно на нем лежит печать зла. И при этом он воюет под хоругвями святых. – Она недоуменно покачала головой. – Если он приедет сюда и начнет угрожать твоему мужу, то он наверняка сдастся, не сомневаюсь.
– А я надеюсь, что нет. Мне не хотелось бы, чтобы он присоединился к паломничеству против собственной воли. Кроме того, должна признаться, если дело дойдет до сражения, то, я боюсь, ему придется тяжко...
– Не думаю, что это произойдет. У восставших сейчас около сорока тысяч человек, а у короля, максимум, чуть больше четырех тысяч. Теперь все северяне, все, севернее Дона, поддерживают Роберта Аска. О каком сражении можно говорить? Пока мы неколебимы, наше дело не может не победить.
Все было похоже на то: замок Понтефракт пал перед паломниками без единого выстрела, и они устроили там свой штаб. Подавить йоркширское восстание было поручено герцогу Норфолку, и он, остановившись в Донкастере, потребовал от мятежников выслать четырех человек на переговоры. Аск не хотел сражаться – с него было довольно демонстрации силы, и он, преодолев наиболее воинственные настроения в рядах вождей, послал четырех послов в Донкастер двадцать седьмого октября.
Полу это понравилось:
– Похоже, этот Аск действительно говорит то, что думает. Он не хочет крови – только восстановления старой веры. Я почти начинаю уважать его.
– Может быть, он честен, – предположила Нанетта, – но насколько он мудр? – Она оторвалась от игры в «девятку» и посмотрела на него.
Кэтрин, вместе со своей камеристкой, была поглощена шитьем, а Эмиас в горнице занимался хозяйственными подсчетами.
– Избегать кровопролития – мудро, – вступила в разговор Кэтрин.
– Но пилигримов больше тридцати тысяч, это хорошо организованная армия, а у Норфолка чуть больше восьми тысяч. Он не станет сражаться, – подчеркнула Нанетта.
– Но что же они должны делать? – спросил Пол.
– Идти на юг. Никто не сможет остановить их. Если они захотят добиться своего, то никто им не воспрепятствует.
– Это верно, – поддержал ее Эмиас. – Зачем же они тратят время на переговоры с Норфолком?
– Потому что думают, что он имеет вес при дворе и может повлиять на самого короля, чтобы тот согласился выполнить их требования, – пояснил Пол.
– Какие глупцы! – воскликнула Нанетта. – Король послал Норфолка для того, чтобы подавить восставших, и он сделает это любой ценой.
– Норфолк, герой Севера, победитель при Флоддене? – иронично напомнил Пол.
– Норфолк – слуга короля, – возразила Нанетта. Они уже отлично понимали друг друга. – Он пообещает им что угодно, чтобы большинство восставших разошлось, и опасность для короля миновала, а тогда уже не нужно будет выполнять никакие обещания.
– Неужели ты думаешь, что так и будет? – спросила Кэтрин, откладывая иглу.
– Неужели ты сомневаешься? – удивилась Нанетта. – Ты же служила при дворе и знаешь короля.
– Ну, не так хорошо, как ты, но... должна признаться, это звучит довольно убедительно.
– Тогда нужно предупредить паломников, чтобы они выступали немедленно, – воскликнул Эмиас.
– Те, кто думает так же, в меньшинстве по сравнению с теми, кто хочет переговоров, – заметил Пол.
– Полагаю, что я бы написала своему мужу примерно то же, – сказала Кэтрин.
– Но неужели вы хотели бы, чтобы они шли на юг и дрались, чтобы пролилась кровь? – изумленно спросил Пол.
– Я не хочу крови, но считаю, что мой муж должен достичь успеха в деле, которым занимается, даже против своей воли. Я согласна с Нанеттой – я не верю, что южане будут сопротивляться.
– Если их одурачат и они разойдутся, – тихо добавила Нанетта, – то потом нетрудно будет захватить зачинщиков и казнить их.
Наступила тишина, потом Эмиас повернулся к отцу и с горячностью произнес:
– Отец, пошли меня в Понтефракт! Я поговорю с Лэтимером и уговорю его, а вместе с ним мы убедим остальных. Отец, нужно действовать, неужели ты не видишь?
– Нет, – ответил Пол. Эмиас в отчаянии воздел руки, но Пол продолжал: – Время действовать еще не пришло. Нужно все-таки подождать результатов переговоров. Понятно, что король согласится не со всеми требованиями, но хоть с какими-то он согласится. Угроза серьезная, и он должен понимать это. Нужно подождать, что случится дальше.
– Но, отец...
– Сын мой, когда время действовать придет, я начну действовать.
После встречи с Норфолком в Донкастере было решено, что двое предводителей восставших отвезут петицию королю в Виндзор. Они отправились туда, а восставшие остались ждать в Понтефракте. Октябрь сменился ноябрем, восставшие начали нервничать, так как парламентеры не возвращались, и раздавались призывы снова идти на Лондон. Наконец, восемнадцатого ноября, двое посланцев вернулись в Шиптон с ответом короля.
Но в нем ничего не было – не было ответа на петицию паломников. Там только превозносилось правление короля, справедливость его правительства и его право управлять так, как ему вздумается, и назначать тех министров, каких ему заблагорассудится. Паломникам предписывалось разойтись по домам и объявлялось, что, по своему королевскому милосердию и состраданию, он их прощает, за исключением десяти предводителей, которые будут примерно наказаны.
Крестьяне были взбешены. Кроме того, разнеслись слухи о приближении с юга королевских регулярных войск и заговоре с целью убийства Аска. Ситуация обострялась, и Пол решил, что время настало.
– Я должен бросить свой маленький вес на весы, – объявил Пол семье вечером, когда пришло известие об ответе. – Аску трудно будет справиться с толпой. В любом случае, нужно держаться.
– Но что ты можешь сделать? – спросила Нанетта, побледнев от ужасного предчувствия – казалось, восстание пробудило в ней старый страх.
– Отец, теперь ты позволишь мне идти с ними? – нетерпеливо спросил Эмиас.
Пол устало посмотрел на него:
– Нет.
– Но, отец!
– Я пойду сам. То немногое, что еще можно сделать, должен сделать я. Ты должен остаться здесь и защищать дом.
– Но почему не наоборот?
– Если что-то случится, лучше, если уцелеешь ты. Кроме того, тут нужна холодная голова и расчет, а ты слишком поддаешься эмоциям. Я с несколькими людьми отправлюсь к паломникам и постараюсь сдержать их и предотвратить кровопролитие.
Двадцатого ноября он отбыл в Понтефракт, но на следующий день вернулся в Йорк, поскольку именно там было решено двадцать первого числа собрать совет паломников, чтобы решить, что делать дальше. Аску, благодаря своей харизме и поддержке сторонников, удалось победить. Снова было решено вступить в переговоры с Норфолком и предъявить ему манифест с требованиями восставших. Люди считали, что влияние Норфолка при дворе сильнее, чем Кромвеля, а кто-то из присутствующих зачитал письмо Кромвеля к одному из королевских военачальников, где тот призывал покончить с восстанием и преподать устрашающий урок мятежникам. Пол и его сторонники тщетно доказывали, что Норфолк и Кромвель – члены одного Тайного совета, слуги того же короля.
В манифесте были объединены требования простолюдинов и дворян: первые желали восстановления власти папы, прежних обрядов, восстановления монастырей, запрета ереси, изгнания епископов-еретиков, а также наказания Кромвеля и Рича. Дворяне требовали учреждения особого северного парламента, восстановления прав леди Марии и отмены указа о праве короля на передачу короны, восстановления прав церкви, реформы арендного законодательства.
Многие их этих требований были по душе Полу, и восстание все больше импонировало ему. Ему понравился Аск, и тот также попросил Пола, учитывая его влияние, отправиться с манифестом к Норфолку в числе парламентеров.
– Вы знаете его светлость, – рассуждал Аск, – он долгое время покровительствовал вам, и вы можете говорить с ним на правах старого друга и, может быть, выяснить точнее его полномочия по удовлетворению наших требований.
Пятого декабря, в сопровождении остальных парламентеров, Пол пошел на конюшню замка, чтобы отправиться в Донкастер. Двор был переполнен паломниками, простолюдинами, чей голос обычно не был слышен и чьей единственной возможностью высказаться стало восстание. Когда он появился, послышались приветственные крики. Повсюду реяли знамена восставших, в основном, с религиозной символикой – Пятью Ранами, эмблемами Св. Катберта и Св. Уилфреда, Святой Девы, Св. Климента, а также родовые гербы – скрещенные мечи Хорнкасла, белая роза Йорка, и даже в одном месте, где стояли арендаторы самого Пола, морлэндский заяц.
Он посмотрел на них, улыбнулся и помахал рукой, но вдруг его взгляд упал на высокого молодого юношу в дырявой крестьянской одежде впереди толпы. Горящие глаза юноши следили за Полом. У того пересохло в горле. Люди рядом с юношей держали знамя со значком, о котором Пол уже слышал, значком загадочного крестьянского вождя по имени Граф Нищета. Пол остановился, и юноша шагнул к нему: – Возьми меня с собой, отец, – обратился он. – Разреши мне стать твоим лейтенантом.
– Так это ты – Граф Нищета? – спросил Пол. Он еще не оправился от изумления. Но времени огорчаться не было. – Вот почему меня не принуждали присоединиться, как Лэтимеров и прочих.
– Возьми меня с собой, – настойчиво повторил Адриан. Его темные глаза сверкали от возбуждения.
– Это решаю не я, – сказал Пол. Адриан горько усмехнулся.
– Даже если бы это решал ты, ты бы меня не взял. Пол покачал головой.
– Но почему? Потому, что я бастард?
– Да, потому, что ты мой незаконнорожденный сын. Но не по той причине, по которой ты думаешь, – ответил Пол. Мысленно он увидел Эмиаса: взять Адриана – значило бы предать старшего сына. Но времени на объяснения не было – остальные уже садились на коней. Он поспешно добавил:
– Мы поговорим, когда я вернусь, – и пошел к лошади.
Норфолк обещал золотые горы, но Пол чувствовал, что это ложь. В его поведении было что-то суетливое и лицемерное: ему хотелось просто поскорее избавиться от парламентеров. Он тепло приветствовал Пола как родственника, но взгляд его черных глаз в щелях сурового лица предупреждал – не лезь не в свое дело. Аска его обещания удовлетворили, и когда герольд Ланкастер объявил всем мятежникам королевское помилование, то, в общем, делать было уже нечего. Они вернулись в Понтефракт, и Аск объявил паломникам, что их требования удовлетворены. Грамота о помиловании была прочтена публично при стечении народа, и огромная армия северян начала рассеиваться.
Готовящегося к отъезду Пола нашел Адриан. Он упал на колени перед отцом и протянул ему белую розу:
– Это символ мира, – произнес он. В окрестностях замка были заросли диких белых роз, так как замок, перед тем как стать собственностью Короны, принадлежал герцогу Йоркскому. – Я нашел ее в углу двора. Там она спряталась от морозов, и зимнее солнце заставило ее расцвести. Приколешь ли ты ее на грудь, отец, в знак того, что ты простил меня?
– Простил тебя? – удивился Пол. Ему хотелось погладить юношу по мягким кудрям склоненной головы. – За что?
– За то, что я покинул двор своего господина, – поколебавшись, ответил Адриан.
– А, да. А почему ты это сделал?
Юноша снова замолчал. Пол протянул руку и взял розу, а затем притянул юношу и поднял его на ноги.
– Адриан, сын мой, скажи мне правду. Скажи мне, что таится в твоем сердце, неважно, хорошо это или нет. Дай мне понять тебя!
На мгновение ему показалось, что его призыв будет понят – с такой болью смотрели на него большие, черные, похожие на оленьи, глаза. Но вдруг огонек угас, и Адриан снова овладел собой.
– Понять меня? Слишком поздно, отец. Ты упустил свой шанс. Тем не менее я когда-нибудь скажу тебе, что у меня на уме, но не сейчас. Время еще не пришло.
– Хорошо, – холодно ответил Пол и отвернулся.
– Могу ли я поехать с тобой? – спросил Адриан. Пол устало оглянулся:
– Как хочешь. Куда ты едешь? Адриан пожал плечами:
– Куда глаза глядят. У меня есть предчувствие, что королю потребуются козлы отпущения за его позор, а я вовсе не хочу стать одним из них. Я поеду на север – лев страшнее на расстоянии.
– Поэтому ты и взял себе такой псевдоним – Граф Нищета?
– Ты догадлив, отец. Да, мне не хотелось, чтобы кто-то узнал, кто я такой.
– Но почему вообще ты принял участие в восстании?
Адриан некоторое время оценивающе, как птица, смотрел на него – казалось, впервые он заволновался, как бы правда не появилась, наконец, на свет из-под своего панциря. – Я думал... мне показалось... что это правое дело. А людям нужен был вождь.
– Нужен вождь. А вождь – его ведь любят, не так ли? – тихо спросил Пол.
Но панцирь мгновенно затвердел снова.
– Естественно. Лесть – приятная пища.
Пол кивнул. Ему показалось, что он лучше понял сына: при дворе Норфолка он был никем, а ему хотелось стать значительной фигурой, пусть даже во главе восставших крестьян. Главное – это любовь, неважно, в какой форме.
– Ты можешь ехать со мной, – коротко ответил Пол. – Я должен выезжать немедленно. Идем.
Адриан послушно наклонил голову, и они вышли вместе. На скудном зимнем свету Пол остановился, расстегнул застежку плаща и приколол розу. Затем он приказал самому легкому из своих слуг оседлать мула, а его лошадь отдал Адриану. Юноша легко взлетел на нее, с грацией, болезненно напомнившей Полу себя самого в юности. Несмотря на свою поношенную одежду, Адриан явно был личностью, которую невозможно было не заметить – высокий, красивый и жесткий. Под сделал знак, чтобы он скакал позади него, и небольшая кавалькада вылетела со двора замка и направилась на север.
По мере их продвижения темнело и становилось холоднее. Пол видел, что сына знобит в рваной одежде, но у него не было с собой ничего, чтобы дать ему взамен. Искалеченная рука ныла: это к снегу, даже к бурану. Когда снега нет долго, это к суровой зиме. Пол хотел поскорее добраться домой. Он мечтал оказаться в залитом светом факелов зале, где потрескивают в камине бревна, стоят жаровни, пенится вино, а на столе ждет горячий обед, и, сидя с семьей в зимней гостиной, ощутить тепло лежащей у ног собаки. А сильнее всего он тосковал по Нанетте, все понимающей и сочувствующей ему, по ее чудесному телу, прижавшемуся к нему, ее объятиям, когда они занимались любовью. Он пришпорил лошадь, пустив ее в галоп, чтобы не тратить времени зря.
И только когда они въехали на холм, откуда виднелся Морлэнд, он запоздало вспомнил о сыне и придержал коня. Оглянувшись, он увидел, что Адриан пристально смотрит на лежащий в долине дом, с выражением, которое могло говорить либо о великой ненависти, либо о любви. Адриан взглянул на отца и внезапно потребовал:
– Отец, нам нужно поговорить.
– Говори.
– Нет, наедине. Отец, отошли слуг, и поговорим – недолго, совсем недолго.
Пол колебался, потом согласился и кивнул.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
– А принцесса, я имею в виду – леди Елизавета? – спросила, помолчав, Нанетта. – Что с ней?
– Король обращает на нее еще меньше внимания, чем в свое время на Марию, но это здоровый, крепкий и умный ребенок. С таким здоровьем она будет меньше страдать от будущих невзгод, чем Мария, но положение у нее незавидное. Мария ее жалеет и старается помочь, она просто святая. Все так ее любят!
Нанетта кивнула, но отвернулась – ей было слишком больно. Она взглянула на мужчин, все еще прогуливающихся взад-вперед по комнате.
– Кэт, зачем вы приехали сюда? Почему твой муж присоединился к мятежникам? – поинтересовалась она.
Кэтрин покачала головой:
– У нас не было выбора. Тут у вас в Йорке все спокойнее, и народ мягче. А к северу страсти просто кипят – мятежники рекрутируют сторонников повсюду и тем, кто отказывается, угрожают до тех пор, пока они не присоединятся. Джон сочувствует идеям восставших, но, если бы ему не угрожали, он бы к ним не присоединился – они пригрозили поджечь дом и убить в нем всех до единого. Нанетта в ужасе посмотрела на нее:
– Но ведь это ужасно! Тогда я понимаю. Но почему же и ты приехала?
– Джон полагает, что мне небезопасно оставаться там, а мои родственники, к которым я могла бы поехать, в столь же опасном положении. Тогда я вспомнила о тебе – ближе к городу будет безопасней. Мы послали слугу разузнать и выяснили, что твой муж не присоединился к мятежникам. Но ты должна предостеречь его, Нанетта. Если сюда приедет Граф Нищета...
– Граф... чего?
– Так он себя называет – Граф Нищета. Это один из предводителей восставших. Никто не знает, кто он такой – он выглядит, как дворянин, у него аристократические манеры, но одевается, как крестьянин. Именно он угрожал нам. Это ужасный человек – молодой, очень красивый, высокий и смуглый, темноволосый, черноглазый, но в нем есть что-то отталкивающее и пугающее. Кажется, в нем какая-то тьма внутри, словно на нем лежит печать зла. И при этом он воюет под хоругвями святых. – Она недоуменно покачала головой. – Если он приедет сюда и начнет угрожать твоему мужу, то он наверняка сдастся, не сомневаюсь.
– А я надеюсь, что нет. Мне не хотелось бы, чтобы он присоединился к паломничеству против собственной воли. Кроме того, должна признаться, если дело дойдет до сражения, то, я боюсь, ему придется тяжко...
– Не думаю, что это произойдет. У восставших сейчас около сорока тысяч человек, а у короля, максимум, чуть больше четырех тысяч. Теперь все северяне, все, севернее Дона, поддерживают Роберта Аска. О каком сражении можно говорить? Пока мы неколебимы, наше дело не может не победить.
Все было похоже на то: замок Понтефракт пал перед паломниками без единого выстрела, и они устроили там свой штаб. Подавить йоркширское восстание было поручено герцогу Норфолку, и он, остановившись в Донкастере, потребовал от мятежников выслать четырех человек на переговоры. Аск не хотел сражаться – с него было довольно демонстрации силы, и он, преодолев наиболее воинственные настроения в рядах вождей, послал четырех послов в Донкастер двадцать седьмого октября.
Полу это понравилось:
– Похоже, этот Аск действительно говорит то, что думает. Он не хочет крови – только восстановления старой веры. Я почти начинаю уважать его.
– Может быть, он честен, – предположила Нанетта, – но насколько он мудр? – Она оторвалась от игры в «девятку» и посмотрела на него.
Кэтрин, вместе со своей камеристкой, была поглощена шитьем, а Эмиас в горнице занимался хозяйственными подсчетами.
– Избегать кровопролития – мудро, – вступила в разговор Кэтрин.
– Но пилигримов больше тридцати тысяч, это хорошо организованная армия, а у Норфолка чуть больше восьми тысяч. Он не станет сражаться, – подчеркнула Нанетта.
– Но что же они должны делать? – спросил Пол.
– Идти на юг. Никто не сможет остановить их. Если они захотят добиться своего, то никто им не воспрепятствует.
– Это верно, – поддержал ее Эмиас. – Зачем же они тратят время на переговоры с Норфолком?
– Потому что думают, что он имеет вес при дворе и может повлиять на самого короля, чтобы тот согласился выполнить их требования, – пояснил Пол.
– Какие глупцы! – воскликнула Нанетта. – Король послал Норфолка для того, чтобы подавить восставших, и он сделает это любой ценой.
– Норфолк, герой Севера, победитель при Флоддене? – иронично напомнил Пол.
– Норфолк – слуга короля, – возразила Нанетта. Они уже отлично понимали друг друга. – Он пообещает им что угодно, чтобы большинство восставших разошлось, и опасность для короля миновала, а тогда уже не нужно будет выполнять никакие обещания.
– Неужели ты думаешь, что так и будет? – спросила Кэтрин, откладывая иглу.
– Неужели ты сомневаешься? – удивилась Нанетта. – Ты же служила при дворе и знаешь короля.
– Ну, не так хорошо, как ты, но... должна признаться, это звучит довольно убедительно.
– Тогда нужно предупредить паломников, чтобы они выступали немедленно, – воскликнул Эмиас.
– Те, кто думает так же, в меньшинстве по сравнению с теми, кто хочет переговоров, – заметил Пол.
– Полагаю, что я бы написала своему мужу примерно то же, – сказала Кэтрин.
– Но неужели вы хотели бы, чтобы они шли на юг и дрались, чтобы пролилась кровь? – изумленно спросил Пол.
– Я не хочу крови, но считаю, что мой муж должен достичь успеха в деле, которым занимается, даже против своей воли. Я согласна с Нанеттой – я не верю, что южане будут сопротивляться.
– Если их одурачат и они разойдутся, – тихо добавила Нанетта, – то потом нетрудно будет захватить зачинщиков и казнить их.
Наступила тишина, потом Эмиас повернулся к отцу и с горячностью произнес:
– Отец, пошли меня в Понтефракт! Я поговорю с Лэтимером и уговорю его, а вместе с ним мы убедим остальных. Отец, нужно действовать, неужели ты не видишь?
– Нет, – ответил Пол. Эмиас в отчаянии воздел руки, но Пол продолжал: – Время действовать еще не пришло. Нужно все-таки подождать результатов переговоров. Понятно, что король согласится не со всеми требованиями, но хоть с какими-то он согласится. Угроза серьезная, и он должен понимать это. Нужно подождать, что случится дальше.
– Но, отец...
– Сын мой, когда время действовать придет, я начну действовать.
После встречи с Норфолком в Донкастере было решено, что двое предводителей восставших отвезут петицию королю в Виндзор. Они отправились туда, а восставшие остались ждать в Понтефракте. Октябрь сменился ноябрем, восставшие начали нервничать, так как парламентеры не возвращались, и раздавались призывы снова идти на Лондон. Наконец, восемнадцатого ноября, двое посланцев вернулись в Шиптон с ответом короля.
Но в нем ничего не было – не было ответа на петицию паломников. Там только превозносилось правление короля, справедливость его правительства и его право управлять так, как ему вздумается, и назначать тех министров, каких ему заблагорассудится. Паломникам предписывалось разойтись по домам и объявлялось, что, по своему королевскому милосердию и состраданию, он их прощает, за исключением десяти предводителей, которые будут примерно наказаны.
Крестьяне были взбешены. Кроме того, разнеслись слухи о приближении с юга королевских регулярных войск и заговоре с целью убийства Аска. Ситуация обострялась, и Пол решил, что время настало.
– Я должен бросить свой маленький вес на весы, – объявил Пол семье вечером, когда пришло известие об ответе. – Аску трудно будет справиться с толпой. В любом случае, нужно держаться.
– Но что ты можешь сделать? – спросила Нанетта, побледнев от ужасного предчувствия – казалось, восстание пробудило в ней старый страх.
– Отец, теперь ты позволишь мне идти с ними? – нетерпеливо спросил Эмиас.
Пол устало посмотрел на него:
– Нет.
– Но, отец!
– Я пойду сам. То немногое, что еще можно сделать, должен сделать я. Ты должен остаться здесь и защищать дом.
– Но почему не наоборот?
– Если что-то случится, лучше, если уцелеешь ты. Кроме того, тут нужна холодная голова и расчет, а ты слишком поддаешься эмоциям. Я с несколькими людьми отправлюсь к паломникам и постараюсь сдержать их и предотвратить кровопролитие.
Двадцатого ноября он отбыл в Понтефракт, но на следующий день вернулся в Йорк, поскольку именно там было решено двадцать первого числа собрать совет паломников, чтобы решить, что делать дальше. Аску, благодаря своей харизме и поддержке сторонников, удалось победить. Снова было решено вступить в переговоры с Норфолком и предъявить ему манифест с требованиями восставших. Люди считали, что влияние Норфолка при дворе сильнее, чем Кромвеля, а кто-то из присутствующих зачитал письмо Кромвеля к одному из королевских военачальников, где тот призывал покончить с восстанием и преподать устрашающий урок мятежникам. Пол и его сторонники тщетно доказывали, что Норфолк и Кромвель – члены одного Тайного совета, слуги того же короля.
В манифесте были объединены требования простолюдинов и дворян: первые желали восстановления власти папы, прежних обрядов, восстановления монастырей, запрета ереси, изгнания епископов-еретиков, а также наказания Кромвеля и Рича. Дворяне требовали учреждения особого северного парламента, восстановления прав леди Марии и отмены указа о праве короля на передачу короны, восстановления прав церкви, реформы арендного законодательства.
Многие их этих требований были по душе Полу, и восстание все больше импонировало ему. Ему понравился Аск, и тот также попросил Пола, учитывая его влияние, отправиться с манифестом к Норфолку в числе парламентеров.
– Вы знаете его светлость, – рассуждал Аск, – он долгое время покровительствовал вам, и вы можете говорить с ним на правах старого друга и, может быть, выяснить точнее его полномочия по удовлетворению наших требований.
Пятого декабря, в сопровождении остальных парламентеров, Пол пошел на конюшню замка, чтобы отправиться в Донкастер. Двор был переполнен паломниками, простолюдинами, чей голос обычно не был слышен и чьей единственной возможностью высказаться стало восстание. Когда он появился, послышались приветственные крики. Повсюду реяли знамена восставших, в основном, с религиозной символикой – Пятью Ранами, эмблемами Св. Катберта и Св. Уилфреда, Святой Девы, Св. Климента, а также родовые гербы – скрещенные мечи Хорнкасла, белая роза Йорка, и даже в одном месте, где стояли арендаторы самого Пола, морлэндский заяц.
Он посмотрел на них, улыбнулся и помахал рукой, но вдруг его взгляд упал на высокого молодого юношу в дырявой крестьянской одежде впереди толпы. Горящие глаза юноши следили за Полом. У того пересохло в горле. Люди рядом с юношей держали знамя со значком, о котором Пол уже слышал, значком загадочного крестьянского вождя по имени Граф Нищета. Пол остановился, и юноша шагнул к нему: – Возьми меня с собой, отец, – обратился он. – Разреши мне стать твоим лейтенантом.
– Так это ты – Граф Нищета? – спросил Пол. Он еще не оправился от изумления. Но времени огорчаться не было. – Вот почему меня не принуждали присоединиться, как Лэтимеров и прочих.
– Возьми меня с собой, – настойчиво повторил Адриан. Его темные глаза сверкали от возбуждения.
– Это решаю не я, – сказал Пол. Адриан горько усмехнулся.
– Даже если бы это решал ты, ты бы меня не взял. Пол покачал головой.
– Но почему? Потому, что я бастард?
– Да, потому, что ты мой незаконнорожденный сын. Но не по той причине, по которой ты думаешь, – ответил Пол. Мысленно он увидел Эмиаса: взять Адриана – значило бы предать старшего сына. Но времени на объяснения не было – остальные уже садились на коней. Он поспешно добавил:
– Мы поговорим, когда я вернусь, – и пошел к лошади.
Норфолк обещал золотые горы, но Пол чувствовал, что это ложь. В его поведении было что-то суетливое и лицемерное: ему хотелось просто поскорее избавиться от парламентеров. Он тепло приветствовал Пола как родственника, но взгляд его черных глаз в щелях сурового лица предупреждал – не лезь не в свое дело. Аска его обещания удовлетворили, и когда герольд Ланкастер объявил всем мятежникам королевское помилование, то, в общем, делать было уже нечего. Они вернулись в Понтефракт, и Аск объявил паломникам, что их требования удовлетворены. Грамота о помиловании была прочтена публично при стечении народа, и огромная армия северян начала рассеиваться.
Готовящегося к отъезду Пола нашел Адриан. Он упал на колени перед отцом и протянул ему белую розу:
– Это символ мира, – произнес он. В окрестностях замка были заросли диких белых роз, так как замок, перед тем как стать собственностью Короны, принадлежал герцогу Йоркскому. – Я нашел ее в углу двора. Там она спряталась от морозов, и зимнее солнце заставило ее расцвести. Приколешь ли ты ее на грудь, отец, в знак того, что ты простил меня?
– Простил тебя? – удивился Пол. Ему хотелось погладить юношу по мягким кудрям склоненной головы. – За что?
– За то, что я покинул двор своего господина, – поколебавшись, ответил Адриан.
– А, да. А почему ты это сделал?
Юноша снова замолчал. Пол протянул руку и взял розу, а затем притянул юношу и поднял его на ноги.
– Адриан, сын мой, скажи мне правду. Скажи мне, что таится в твоем сердце, неважно, хорошо это или нет. Дай мне понять тебя!
На мгновение ему показалось, что его призыв будет понят – с такой болью смотрели на него большие, черные, похожие на оленьи, глаза. Но вдруг огонек угас, и Адриан снова овладел собой.
– Понять меня? Слишком поздно, отец. Ты упустил свой шанс. Тем не менее я когда-нибудь скажу тебе, что у меня на уме, но не сейчас. Время еще не пришло.
– Хорошо, – холодно ответил Пол и отвернулся.
– Могу ли я поехать с тобой? – спросил Адриан. Пол устало оглянулся:
– Как хочешь. Куда ты едешь? Адриан пожал плечами:
– Куда глаза глядят. У меня есть предчувствие, что королю потребуются козлы отпущения за его позор, а я вовсе не хочу стать одним из них. Я поеду на север – лев страшнее на расстоянии.
– Поэтому ты и взял себе такой псевдоним – Граф Нищета?
– Ты догадлив, отец. Да, мне не хотелось, чтобы кто-то узнал, кто я такой.
– Но почему вообще ты принял участие в восстании?
Адриан некоторое время оценивающе, как птица, смотрел на него – казалось, впервые он заволновался, как бы правда не появилась, наконец, на свет из-под своего панциря. – Я думал... мне показалось... что это правое дело. А людям нужен был вождь.
– Нужен вождь. А вождь – его ведь любят, не так ли? – тихо спросил Пол.
Но панцирь мгновенно затвердел снова.
– Естественно. Лесть – приятная пища.
Пол кивнул. Ему показалось, что он лучше понял сына: при дворе Норфолка он был никем, а ему хотелось стать значительной фигурой, пусть даже во главе восставших крестьян. Главное – это любовь, неважно, в какой форме.
– Ты можешь ехать со мной, – коротко ответил Пол. – Я должен выезжать немедленно. Идем.
Адриан послушно наклонил голову, и они вышли вместе. На скудном зимнем свету Пол остановился, расстегнул застежку плаща и приколол розу. Затем он приказал самому легкому из своих слуг оседлать мула, а его лошадь отдал Адриану. Юноша легко взлетел на нее, с грацией, болезненно напомнившей Полу себя самого в юности. Несмотря на свою поношенную одежду, Адриан явно был личностью, которую невозможно было не заметить – высокий, красивый и жесткий. Под сделал знак, чтобы он скакал позади него, и небольшая кавалькада вылетела со двора замка и направилась на север.
По мере их продвижения темнело и становилось холоднее. Пол видел, что сына знобит в рваной одежде, но у него не было с собой ничего, чтобы дать ему взамен. Искалеченная рука ныла: это к снегу, даже к бурану. Когда снега нет долго, это к суровой зиме. Пол хотел поскорее добраться домой. Он мечтал оказаться в залитом светом факелов зале, где потрескивают в камине бревна, стоят жаровни, пенится вино, а на столе ждет горячий обед, и, сидя с семьей в зимней гостиной, ощутить тепло лежащей у ног собаки. А сильнее всего он тосковал по Нанетте, все понимающей и сочувствующей ему, по ее чудесному телу, прижавшемуся к нему, ее объятиям, когда они занимались любовью. Он пришпорил лошадь, пустив ее в галоп, чтобы не тратить времени зря.
И только когда они въехали на холм, откуда виднелся Морлэнд, он запоздало вспомнил о сыне и придержал коня. Оглянувшись, он увидел, что Адриан пристально смотрит на лежащий в долине дом, с выражением, которое могло говорить либо о великой ненависти, либо о любви. Адриан взглянул на отца и внезапно потребовал:
– Отец, нам нужно поговорить.
– Говори.
– Нет, наедине. Отец, отошли слуг, и поговорим – недолго, совсем недолго.
Пол колебался, потом согласился и кивнул.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55