Она была явно рассержена, и Нанетта подумала даже, что она попросит ее уехать немедленно, но в конце концов ее воспитанность не дала волю гневу. – Хорошо, я вижу, тут ничего нельзя сделать, тогда поцелуй же меня, Нан. Мы столько времени дружили, что это не должно разлучить нас. Хотя мы не сможем жить вместе, когда я стану леди Сеймур, мы ведь будем видеться, не так ли? Ты хочешь этого?
– Всем сердцем, – заверила ее Нанетта.
Странно было вновь очутиться в Хэмптоне – так многое в нем изменилось и так многое сохранилось. Придворным поэтом теперь был Сюррей, сочинявший в стиле обожаемого им Уайата. Только Сюррей ни как человек, ни как поэт не мог справиться с Томом. Наглый Том Сеймур подставлял королю плечо, как некогда Саффолк, он и фигурой напоминал Саффолка. Но только Саффолк, смертельно больной, не покидал теперь своего поместья, и в моральном отношении эгоистичный и амбициозный интриган Том Сеймур был далеко не Саффолком, добрым и простым другом короля по детским играм.
И только Норфолк оставался прежним, несокрушимым Норфолком, уравновешивая тот недостаток, что он был дядей Екатерины Ховард, тем преимуществом, что он был единственным боеспособным полководцем в стране. Остальные министры показались Нанетте кучкой болтунов и интриганов без прочной основы и каких-либо талантов, просто клетка с политическими мартышками. Они сумели добиться смерти Кромвеля, но никто из них не был способен заменить его. Нанетта чувствовала, что король, как и она, тоже видит эту разницу, так как он, поручив текущие дела придворному бюрократическому аппарату, сам то и дело поддерживал в Совете одну партию против другой, а потом наоборот. Точно так же он сохранял вид религиозной объективности, казня равно папистов и протестантов: папистов обезглавливали за измену, а протестантов сжигали за ересь.
И при этом, подумала Нанетта, как-то провожая короля взглядом, когда он покидал приемную залу, опираясь на плечо одного из пажей, он, должно быть, очень одинок. У него осталось только два старых друга – Томас Кранмер, все еще примас Англии, жизнь которого он отстоял у Совета, и его шут Уилл Сомерс. В годы правления Анны его изгнали из-за ненависти к королеве, однако после ее смерти он снова приполз к ногам хозяина и теперь уже не разлучался с ним. Только эти двое еще могли любить его – остальные ненавидели, льстили и осаждали просьбами.
Один или два раза Нанетта почувствовала, что король остановил на ней свой взгляд, а однажды, когда он проходил мимо нее по коридору, ей показалось, что он хочет остановиться и заговорить с ней, но Генрих только кивнул и прошел мимо. Она, несомненно, должна была напоминать ему о былом, возможно, болезненно. Нанетта снова избрала своим исповедником Кранмера, встретившего ее со слезами на глазах и осторожно расспросившего о старых друзьях и событиях. Если ее появление так взволновало Кранмера, то что же говорить о короле? С тех пор как он отправил Анну на смерть, никто не называл его по имени, он был слишком недоступен, чтобы кто-то снова смог сделать это.
Хотя Нанетта правильно заметила, что король одинок, ей не пришло в голову, что он может все еще искать противоядие. Он часто встречал в детской Кэтрин, она часто сидела рядом с ним за обедом, и в этом не было ничего странного, так как он знал ее очень давно, она была дочерью его старого друга и другом его дочери.
Настал июнь, и Кэтрин полностью погрузилась в подготовку своего предстоящего бракосочетания с Томом Сеймуром, а Нанетта все чаще удалялась в парк поразмыслить, что ей делать, если эта свадьба состоится. И вот однажды, вернувшись с прогулки в покои, которые она делила с Кэтрин, она встретила выходящего из них короля.
Нанетта от смущения присела чуть не до земли, а король остановился на мгновение и взглянул на нее. Он, судя по всему, был очень взволнован и так тяжело опирался на плечо своего пажа, что ноги у того подгибались.
– Миссис Морлэнд, – начал он и запнулся, подыскивая слова.
– Ваше величество? – произнесла Нанетта, глядя на его ноги, так как ей не было разрешено подняться. За его ногами виднелись ноги его спутников, без которых он не мог покинуть свою спальню.
– Да, миссис Морлэнд, – повторил король явно смущенно и продолжил: – Да, Нан, я думаю, вы будете довольны нами.
– Ваше величество?
– Идите к ней, да, да встаньте же, женщина, встаньте, и ступайте к ней, Нан, вы ей нужны, я не сомневаюсь в этом.
И он снова двинулся прочь, подпрыгивая чуть быстрее, чем обычно, словно в сильном волнении. Нанетта удивленно смотрела ему вслед – он говорил с ней более благожелательно, чем когда-либо до сих пор. Последняя пара проходивших мимо нее ног остановилась, и Нанетта, поднявшись, увидела перед собой Томаса Сеймура, который послал ей только один, но умоляющий и отчаянный взгляд, прежде чем поспешить за своим хозяином. Нанетта выпрямилась окончательно и, с отчаянно колотящимся сердцем, пробежала последние ярды до двери комнаты.
Кэтрин стояла у окна, глядя во двор. Когда вошла Нанетта, она обернулась, ее лицо было белым как бумага, а глаза расширились от ужаса.
– Кэт, что такое? – закричала Нанетта. – Тут был король? Что случилось?! Это – не что-то с Томом?
Кэтрин пыталась что-то вымолвить и не могла, она дрожала, и Нанетта, подбежав к ней, помогла ей сесть, а затем встала рядом с ней на колени и стала гладить ее руки.
– Кэт, что стряслось? Скажи же мне! Что случилось?
Кэтрин облизала сухие губы:
– Король... – начала она.
– Ну, ну, – подбодрила ее Нанетта.
– Он просил меня выйти за него замуж, – выговорила, наконец, Кетрин.
– Что?! – Нанетта была потрясена.
– Вот именно! – вскрикнула Кэтрин и разразилась рыданиями.
Нанетта приподнялась и обняла подругу, подставив ей плечо, чтобы она могла плакать с удобством. «Бедняжка, – подумала она, – бедняжка».
– Да поможет нам Бог, – вслух пробормотала она, а Кэтрин продолжала рыдать.
Когда истерика стихла, две женщины тихо сидели в сумерках и беседовали. Лицо Кэтрин распухло и покраснело от слез.
– Что ты ответила? – спросила Нанетта.
– А что я могла ответить? Я сказала, что недостойна – я уже не молода и дважды вдова. Но прямо отказать я, как ты понимаешь, не могла.
– Говорят, только что был проведен указ о том, что ни одна не девственница не может претендовать на руку короля, и тут же его выбор падает на вдову, – удивленно заметила Нанетта.
Кэтрин вздрогнула:
– Не надо шутить, Нан. Боже, если бы я уехала в Йоркшир после смерти Джона! Но ведь я не могла уехать с Томасом. Нан, почему мы не поженились сразу же!
– И чтобы люди показывали на тебя пальцем из-за того, что ты оскорбила память мужа?
– Какое это имеет значение? Если бы мы поженились, король и не подумал бы обо мне как о невесте. Нанетта, я боюсь за Томаса. Он такой необузданный, я боюсь, он может что-то сказать королю о нашей любви, может быть, даже бросить вызов королю.
Нанетта не знала, что и сказать – она вспомнила выражение лица Сеймура, когда он проходил мимо нее. Томас, конечно, любил Кэтрин, но это не тот человек, который положит за нее голову на плаху.
– Сеймур позаботится о себе, Кэтрин. Кэтрин закрыла лицо руками:
– Это какой-то кошмар. Что со мной станет?
– Ты станешь королевой, Кэт, только и всего, – постаралась успокоить ее Нанетта.
– Да, он сделает меня королевой, а его министры – трупом, – горько ответила та.
– Ну, ты не дашь им повода.
– Им разве нужен повод?
– Кэтрин, возьми себя в руки. Тут ничем помочь нельзя, так что постарайся извлечь из этого как можно больше хорошего. Подумай, сколько добра ты сможешь совершить, скольким людям помочь.
В этот момент дверь комнаты отворилась, и в нее вбежала Одри, прямо сгорающая от любопытства.
– В чем дело, Одри, что случилось? – резко спросила ее Нанетта.
– О... я... я подумала, что вы посылали за мной, мадам…
– Я не посылала. Ты можешь идти.
Одри прямо скорчилась от желания выведать что-нибудь:
– Мадам... говорят... во всем дворце... ходят такие слухи...
Нанетта сжалилась над ней:
– Да, Одри, это правда, если ты пришла, чтобы услышать это.
– Боже! – Одри раскрыла рот от изумления.
– А теперь оставь нас одних.
Когда она вышла, Кэтрин внезапно начала хохотать.
– Что такое? – спросила Нанетта. Кэтрин погладила подругу по руке:
– Я просто вспомнила, Нанетта, твои слова о том, что король женится на вдове.
– Ну и?..
– Ведь с тем же успехом ею могла быть и ты!
Нанетта думала об этом несколько следующих дней – это вполне могло случиться, будь ее отец не простым дворянином, а лордом. И как бы ей понравилось быть королевой? Это, конечно, большая честь и знак избранности Богом. Быть помазанной – как Анна, – но ведь это такой крутой подъем на опасную высоту, откуда так глубоко можно упасть.
После этой ночи Кэтрин подчинилась судьбе и повеселела, особенно после того, как стало известно, что Томаса Сеймура послали с длительной миссией за границу, во Фландрию. Не было сомнений в том, что король знал о планах Сеймура жениться на Кэтрин и решил убрать его с пути без вреда для него. Один верный слуга доставил Кэтрин крошечную записку, предусмотрительно не подписанную.
«Это не продлится вечно, – говорилось в записке, – я буду ждать тебя. Мое сердце принадлежит тебе, как, я полагаю, твое – мне».
Кэтрин обрадовалась, а Нанетту послание шокировало:
– Это пахнет изменой, – предупредила она, – сожги ее сразу, если кто-нибудь узнает об этом…
– Спокойно, Нан. Она не подписана и не содержит имени адресата – ее мог написать кто угодно кому угодно. Но ты права – я ее сожгу. Отныне я должна быть вне подозрений, ведь я стану королевой Англии.
– Король назначил дату свадьбы?
– Двенадцатое июля. Он утверждает, что нам нечего ждать. Нан, он говорит, что я буду его второй женой, и так он меня именует в обращении к парламенту. Он считает, что мне предшествовала только Джейн Сеймур.
– Да, ведь браки со всеми остальными были аннулированы. Ты думаешь, он об этом забудет?
– Нет, но это действительно... странно, – она на мгновение задумалась. – Ведь я не буду коронована, я буду просто его женой и королевой по статусу, но не коронованной. После Анны Болейн он не короновал ни одну жену.
Нанетта кивнула. Ей снова пришла в голову мысль, мелькнувшая раньше, что теперь он считает себя столь недоступным, что никто не может подняться на его уровень. Кэтрин никогда не назовет его Генрихом, и ее никогда не коронуют. Да, этот король слишком отличается от того, которого она знала.
– Но меня радует, по крайней мере, вот что – я смогу сделать что-нибудь для Марии и Елизаветы. Я буду рада стать их матерью – матерью принца. Возможно, таков мой жребий, быть приемной матерью для детей других женщин. Я постараюсь убедить короля вернуть статус законнорожденных его дочерям.
– Будь осторожнее, Кэт.
– Постараюсь, моя дорогая. И я прослежу за тем, чтобы они не нуждались в деньгах, в одежде, даже если мне придется добавлять из моего дохода. Мы станем... – она внезапно замолчала и посмотрела на Нанетту.
– Что такое?
– Я вдруг вспомнила, ты ведь говорила о том, что тебе придется искать другой дом после моей свадьбы.
– Когда ты выйдешь за Сеймура.
– Нан, ты ведь не оставишь меня, правда? Пожалуйста, скажи, что ты не сделаешь этого. Теперь ты нужна мне больше, чем раньше.
– Конечно, я останусь, Кэт, если ты хочешь.
– Я хочу. Обещай мне, что не оставишь меня!
– Обещаю, – произнесла Нанетта, и отвернулась, чтобы скрыть слезы, так как не могла не вспомнить другую королеву, которой она клялась в том же. Она обещала Анне, что останется с ней до тех пор, пока та нуждается в ней, и от этого обещания ее освободила только смерть Анны. Да смилуется Господь, и это не повторится с Кэтрин! Пусть король, как бы болен и стар он ни был, будет доволен женой – и ведь у королевы всегда есть враги, кем бы они ни были. Министры устранили Екатерину Ховард столь же легко, как и Кромвеля, а ведь король любил их обоих: И все же ему удалось отстоять Кранмера. Все смешалось в голове Нанетты – страх и надежда, но она снова и снова вспоминала вопрос Анны: «Что я могла сделать?» Как у Анны, у Кэтрин не было выбора – она никуда не могла свернуть с назначенного ей пути.
Свадьба состоялась двенадцатого июля в апартаментах королевы в Хэмптон-корте, при большом скоплении гостей. Венчал их Гардинер, и как выражение расположения новой королеве, на церемонии были леди Мария и леди Елизавета, в новых платьях из алого дамаста на белой парче. Ни на одной из прежних свадеб они не присутствовали. Не менее приятно было и присутствие племянницы короля – леди Маргарет Дуглас. Все это вносило успокоение в душу Кэтрин – королевы Екатерины – в неменьшей степени, чем присутствие ее друзей: Кэтрин Уиллогби, ныне герцогини Саффолк, которая была дружна и с леди Марией, и ее приемной дочери Маргарет Невилл, сестры Анны Герберт, а также Нанетты.
Нанетта придирчиво рассматривала Екатерину – она была бледна, но это и приличествовало важности момента. В остальном она выглядела отлично: парчовое платье шло ей, а французский чепец, украшенный рубинами, смотрелся намного приятнее вдовьего чепца. Она выглядела гораздо моложе своих лет, и было видно, что она отлично понимает ответственность своего положения и оказанную ей честь. Видимо, когда Кэтрин смирилась с судьбой, она поняла выгоды своего положения.
А что же король? Нанетта перевела взгляд на него, но мало что смогла прочитать по его лицу – он был королем, и никто не мог проникнуть в его мысли. Генрих тоже был одет в золото, парчу и атлас, сверкающие рубинами и бриллиантами, и его массивная фигура подавляла остальных смертных. Генрих улыбался и отлично выглядел, как и полагается мужчине, который женится по любви, и именно это и успокаивало Кэт.
Он надел королеве на палец обручальное кольцо, последовала месса, и церемония была закончена. Король повернулся к своим спутникам, чтобы принять их поздравления, а королева стала обнимать и целовать своих фрейлин. Разумеется, были преподнесены подарки – Нанетта видела, как Екатерина подарила леди Марии два золотых браслета и кошелек, а сама она получила жемчужный крест. Затем королева приняла поздравления от спутников короля – Энтони Денни и Энтони Брауна и остальных, а король принимал поздравления от фрейлин. Нанетта сделала книксен, и, к ее удивлению, король собственноручно поднял ее.
– Ну, миссис Нан, я надеюсь, вы рады? – спросил он.
– Я призываю на вашу голову благословение Господа, ваше величество, и молюсь только о том, чтобы вы обрели счастье друг в друге, – нервно ответила Нанетта, так как король все еще не отпускал ее руку. Она подняла глаза к его лицу и забыла об окружающей их толпе и обо всем на свете – король улыбался ей, улыбался так очаровательно, и эта улыбка была предназначена только ей. Она забыла силу его очарования, но теперь ей снова пришлось столкнуться с ней.
– Она прекрасна, не правда ли? – тихо спросил он. Нанетта горячо согласилась. – Я умею ценить ее, Нан, ведь я знал ее с детства. Она – чудесная, добродетельная женщина. А вы, Нан, – ее лучший друг. Вы всегда были преданы тем, кого любили, ведь так? Поверьте мне, я тоже умею ценить это. Да благословит вас Господь, Нан Морлэнд.
Когда король отпустил ее, Нанетта сделала еще один книксен, а он перешел к следующей даме. Она была потрясена до глубины души – с ее стороны было так неосторожно забыть о его чарах. Она вспомнила Кале, и как он пах дождем и свежим морским воздухом, как мех его камзола был усеян росинками, а лицо озарено любовью. Она знала, что король тоже вспомнил это – ведь он сказал: «Вы преданы тем, кого любите». Он помнил Анну. Он сказал ей, что тоже был предан, но ведь у королей другая преданность, чем у Нан Морлэнд. Надо верить ему и любить его, ведь он – король.
Когда королевская чета ненадолго разошлась по своим покоям перед брачным пиршеством, их сопровождали спутники и фрейлины. В гостиной королевы Екатерина повернулась к подругам, и они, подчиняясь требованиям этикета, сделали книксены.
– Нет, нет, – воскликнула Екатерина, и на щеках ее появились слезы, – забудьте об этом в нашем кругу. Здесь мы должны оставаться теми же подругами, что были. Маргарет, Анна, Кэт, Нан, поцелуйте меня и пожелайте мне счастья.
– Хорошо, ваше величество, – ответила Саффолк, подходя, чтобы обнять Екатерину. Та несколько мгновений в недоумении смотрела на нее, а потом поняла – королева должна быть королевой, и не ей менять заведенный порядок. Они больше не могли называть ее Кэт – это было дозволено только королю. Нанетта заметила, как Екатерина внутренне напряглась. Когда она подошла к подруге, чтобы обнять ее в свою очередь, она задержалась чуть дольше, чем это предписывалось этикетом, прижавшись к ней щекой. Это было прощание – дистанция между королевой и свитой определяется королем. Нанетта никогда не будет так близка с королевой Екатериной, как с королевой Анной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
– Всем сердцем, – заверила ее Нанетта.
Странно было вновь очутиться в Хэмптоне – так многое в нем изменилось и так многое сохранилось. Придворным поэтом теперь был Сюррей, сочинявший в стиле обожаемого им Уайата. Только Сюррей ни как человек, ни как поэт не мог справиться с Томом. Наглый Том Сеймур подставлял королю плечо, как некогда Саффолк, он и фигурой напоминал Саффолка. Но только Саффолк, смертельно больной, не покидал теперь своего поместья, и в моральном отношении эгоистичный и амбициозный интриган Том Сеймур был далеко не Саффолком, добрым и простым другом короля по детским играм.
И только Норфолк оставался прежним, несокрушимым Норфолком, уравновешивая тот недостаток, что он был дядей Екатерины Ховард, тем преимуществом, что он был единственным боеспособным полководцем в стране. Остальные министры показались Нанетте кучкой болтунов и интриганов без прочной основы и каких-либо талантов, просто клетка с политическими мартышками. Они сумели добиться смерти Кромвеля, но никто из них не был способен заменить его. Нанетта чувствовала, что король, как и она, тоже видит эту разницу, так как он, поручив текущие дела придворному бюрократическому аппарату, сам то и дело поддерживал в Совете одну партию против другой, а потом наоборот. Точно так же он сохранял вид религиозной объективности, казня равно папистов и протестантов: папистов обезглавливали за измену, а протестантов сжигали за ересь.
И при этом, подумала Нанетта, как-то провожая короля взглядом, когда он покидал приемную залу, опираясь на плечо одного из пажей, он, должно быть, очень одинок. У него осталось только два старых друга – Томас Кранмер, все еще примас Англии, жизнь которого он отстоял у Совета, и его шут Уилл Сомерс. В годы правления Анны его изгнали из-за ненависти к королеве, однако после ее смерти он снова приполз к ногам хозяина и теперь уже не разлучался с ним. Только эти двое еще могли любить его – остальные ненавидели, льстили и осаждали просьбами.
Один или два раза Нанетта почувствовала, что король остановил на ней свой взгляд, а однажды, когда он проходил мимо нее по коридору, ей показалось, что он хочет остановиться и заговорить с ней, но Генрих только кивнул и прошел мимо. Она, несомненно, должна была напоминать ему о былом, возможно, болезненно. Нанетта снова избрала своим исповедником Кранмера, встретившего ее со слезами на глазах и осторожно расспросившего о старых друзьях и событиях. Если ее появление так взволновало Кранмера, то что же говорить о короле? С тех пор как он отправил Анну на смерть, никто не называл его по имени, он был слишком недоступен, чтобы кто-то снова смог сделать это.
Хотя Нанетта правильно заметила, что король одинок, ей не пришло в голову, что он может все еще искать противоядие. Он часто встречал в детской Кэтрин, она часто сидела рядом с ним за обедом, и в этом не было ничего странного, так как он знал ее очень давно, она была дочерью его старого друга и другом его дочери.
Настал июнь, и Кэтрин полностью погрузилась в подготовку своего предстоящего бракосочетания с Томом Сеймуром, а Нанетта все чаще удалялась в парк поразмыслить, что ей делать, если эта свадьба состоится. И вот однажды, вернувшись с прогулки в покои, которые она делила с Кэтрин, она встретила выходящего из них короля.
Нанетта от смущения присела чуть не до земли, а король остановился на мгновение и взглянул на нее. Он, судя по всему, был очень взволнован и так тяжело опирался на плечо своего пажа, что ноги у того подгибались.
– Миссис Морлэнд, – начал он и запнулся, подыскивая слова.
– Ваше величество? – произнесла Нанетта, глядя на его ноги, так как ей не было разрешено подняться. За его ногами виднелись ноги его спутников, без которых он не мог покинуть свою спальню.
– Да, миссис Морлэнд, – повторил король явно смущенно и продолжил: – Да, Нан, я думаю, вы будете довольны нами.
– Ваше величество?
– Идите к ней, да, да встаньте же, женщина, встаньте, и ступайте к ней, Нан, вы ей нужны, я не сомневаюсь в этом.
И он снова двинулся прочь, подпрыгивая чуть быстрее, чем обычно, словно в сильном волнении. Нанетта удивленно смотрела ему вслед – он говорил с ней более благожелательно, чем когда-либо до сих пор. Последняя пара проходивших мимо нее ног остановилась, и Нанетта, поднявшись, увидела перед собой Томаса Сеймура, который послал ей только один, но умоляющий и отчаянный взгляд, прежде чем поспешить за своим хозяином. Нанетта выпрямилась окончательно и, с отчаянно колотящимся сердцем, пробежала последние ярды до двери комнаты.
Кэтрин стояла у окна, глядя во двор. Когда вошла Нанетта, она обернулась, ее лицо было белым как бумага, а глаза расширились от ужаса.
– Кэт, что такое? – закричала Нанетта. – Тут был король? Что случилось?! Это – не что-то с Томом?
Кэтрин пыталась что-то вымолвить и не могла, она дрожала, и Нанетта, подбежав к ней, помогла ей сесть, а затем встала рядом с ней на колени и стала гладить ее руки.
– Кэт, что стряслось? Скажи же мне! Что случилось?
Кэтрин облизала сухие губы:
– Король... – начала она.
– Ну, ну, – подбодрила ее Нанетта.
– Он просил меня выйти за него замуж, – выговорила, наконец, Кетрин.
– Что?! – Нанетта была потрясена.
– Вот именно! – вскрикнула Кэтрин и разразилась рыданиями.
Нанетта приподнялась и обняла подругу, подставив ей плечо, чтобы она могла плакать с удобством. «Бедняжка, – подумала она, – бедняжка».
– Да поможет нам Бог, – вслух пробормотала она, а Кэтрин продолжала рыдать.
Когда истерика стихла, две женщины тихо сидели в сумерках и беседовали. Лицо Кэтрин распухло и покраснело от слез.
– Что ты ответила? – спросила Нанетта.
– А что я могла ответить? Я сказала, что недостойна – я уже не молода и дважды вдова. Но прямо отказать я, как ты понимаешь, не могла.
– Говорят, только что был проведен указ о том, что ни одна не девственница не может претендовать на руку короля, и тут же его выбор падает на вдову, – удивленно заметила Нанетта.
Кэтрин вздрогнула:
– Не надо шутить, Нан. Боже, если бы я уехала в Йоркшир после смерти Джона! Но ведь я не могла уехать с Томасом. Нан, почему мы не поженились сразу же!
– И чтобы люди показывали на тебя пальцем из-за того, что ты оскорбила память мужа?
– Какое это имеет значение? Если бы мы поженились, король и не подумал бы обо мне как о невесте. Нанетта, я боюсь за Томаса. Он такой необузданный, я боюсь, он может что-то сказать королю о нашей любви, может быть, даже бросить вызов королю.
Нанетта не знала, что и сказать – она вспомнила выражение лица Сеймура, когда он проходил мимо нее. Томас, конечно, любил Кэтрин, но это не тот человек, который положит за нее голову на плаху.
– Сеймур позаботится о себе, Кэтрин. Кэтрин закрыла лицо руками:
– Это какой-то кошмар. Что со мной станет?
– Ты станешь королевой, Кэт, только и всего, – постаралась успокоить ее Нанетта.
– Да, он сделает меня королевой, а его министры – трупом, – горько ответила та.
– Ну, ты не дашь им повода.
– Им разве нужен повод?
– Кэтрин, возьми себя в руки. Тут ничем помочь нельзя, так что постарайся извлечь из этого как можно больше хорошего. Подумай, сколько добра ты сможешь совершить, скольким людям помочь.
В этот момент дверь комнаты отворилась, и в нее вбежала Одри, прямо сгорающая от любопытства.
– В чем дело, Одри, что случилось? – резко спросила ее Нанетта.
– О... я... я подумала, что вы посылали за мной, мадам…
– Я не посылала. Ты можешь идти.
Одри прямо скорчилась от желания выведать что-нибудь:
– Мадам... говорят... во всем дворце... ходят такие слухи...
Нанетта сжалилась над ней:
– Да, Одри, это правда, если ты пришла, чтобы услышать это.
– Боже! – Одри раскрыла рот от изумления.
– А теперь оставь нас одних.
Когда она вышла, Кэтрин внезапно начала хохотать.
– Что такое? – спросила Нанетта. Кэтрин погладила подругу по руке:
– Я просто вспомнила, Нанетта, твои слова о том, что король женится на вдове.
– Ну и?..
– Ведь с тем же успехом ею могла быть и ты!
Нанетта думала об этом несколько следующих дней – это вполне могло случиться, будь ее отец не простым дворянином, а лордом. И как бы ей понравилось быть королевой? Это, конечно, большая честь и знак избранности Богом. Быть помазанной – как Анна, – но ведь это такой крутой подъем на опасную высоту, откуда так глубоко можно упасть.
После этой ночи Кэтрин подчинилась судьбе и повеселела, особенно после того, как стало известно, что Томаса Сеймура послали с длительной миссией за границу, во Фландрию. Не было сомнений в том, что король знал о планах Сеймура жениться на Кэтрин и решил убрать его с пути без вреда для него. Один верный слуга доставил Кэтрин крошечную записку, предусмотрительно не подписанную.
«Это не продлится вечно, – говорилось в записке, – я буду ждать тебя. Мое сердце принадлежит тебе, как, я полагаю, твое – мне».
Кэтрин обрадовалась, а Нанетту послание шокировало:
– Это пахнет изменой, – предупредила она, – сожги ее сразу, если кто-нибудь узнает об этом…
– Спокойно, Нан. Она не подписана и не содержит имени адресата – ее мог написать кто угодно кому угодно. Но ты права – я ее сожгу. Отныне я должна быть вне подозрений, ведь я стану королевой Англии.
– Король назначил дату свадьбы?
– Двенадцатое июля. Он утверждает, что нам нечего ждать. Нан, он говорит, что я буду его второй женой, и так он меня именует в обращении к парламенту. Он считает, что мне предшествовала только Джейн Сеймур.
– Да, ведь браки со всеми остальными были аннулированы. Ты думаешь, он об этом забудет?
– Нет, но это действительно... странно, – она на мгновение задумалась. – Ведь я не буду коронована, я буду просто его женой и королевой по статусу, но не коронованной. После Анны Болейн он не короновал ни одну жену.
Нанетта кивнула. Ей снова пришла в голову мысль, мелькнувшая раньше, что теперь он считает себя столь недоступным, что никто не может подняться на его уровень. Кэтрин никогда не назовет его Генрихом, и ее никогда не коронуют. Да, этот король слишком отличается от того, которого она знала.
– Но меня радует, по крайней мере, вот что – я смогу сделать что-нибудь для Марии и Елизаветы. Я буду рада стать их матерью – матерью принца. Возможно, таков мой жребий, быть приемной матерью для детей других женщин. Я постараюсь убедить короля вернуть статус законнорожденных его дочерям.
– Будь осторожнее, Кэт.
– Постараюсь, моя дорогая. И я прослежу за тем, чтобы они не нуждались в деньгах, в одежде, даже если мне придется добавлять из моего дохода. Мы станем... – она внезапно замолчала и посмотрела на Нанетту.
– Что такое?
– Я вдруг вспомнила, ты ведь говорила о том, что тебе придется искать другой дом после моей свадьбы.
– Когда ты выйдешь за Сеймура.
– Нан, ты ведь не оставишь меня, правда? Пожалуйста, скажи, что ты не сделаешь этого. Теперь ты нужна мне больше, чем раньше.
– Конечно, я останусь, Кэт, если ты хочешь.
– Я хочу. Обещай мне, что не оставишь меня!
– Обещаю, – произнесла Нанетта, и отвернулась, чтобы скрыть слезы, так как не могла не вспомнить другую королеву, которой она клялась в том же. Она обещала Анне, что останется с ней до тех пор, пока та нуждается в ней, и от этого обещания ее освободила только смерть Анны. Да смилуется Господь, и это не повторится с Кэтрин! Пусть король, как бы болен и стар он ни был, будет доволен женой – и ведь у королевы всегда есть враги, кем бы они ни были. Министры устранили Екатерину Ховард столь же легко, как и Кромвеля, а ведь король любил их обоих: И все же ему удалось отстоять Кранмера. Все смешалось в голове Нанетты – страх и надежда, но она снова и снова вспоминала вопрос Анны: «Что я могла сделать?» Как у Анны, у Кэтрин не было выбора – она никуда не могла свернуть с назначенного ей пути.
Свадьба состоялась двенадцатого июля в апартаментах королевы в Хэмптон-корте, при большом скоплении гостей. Венчал их Гардинер, и как выражение расположения новой королеве, на церемонии были леди Мария и леди Елизавета, в новых платьях из алого дамаста на белой парче. Ни на одной из прежних свадеб они не присутствовали. Не менее приятно было и присутствие племянницы короля – леди Маргарет Дуглас. Все это вносило успокоение в душу Кэтрин – королевы Екатерины – в неменьшей степени, чем присутствие ее друзей: Кэтрин Уиллогби, ныне герцогини Саффолк, которая была дружна и с леди Марией, и ее приемной дочери Маргарет Невилл, сестры Анны Герберт, а также Нанетты.
Нанетта придирчиво рассматривала Екатерину – она была бледна, но это и приличествовало важности момента. В остальном она выглядела отлично: парчовое платье шло ей, а французский чепец, украшенный рубинами, смотрелся намного приятнее вдовьего чепца. Она выглядела гораздо моложе своих лет, и было видно, что она отлично понимает ответственность своего положения и оказанную ей честь. Видимо, когда Кэтрин смирилась с судьбой, она поняла выгоды своего положения.
А что же король? Нанетта перевела взгляд на него, но мало что смогла прочитать по его лицу – он был королем, и никто не мог проникнуть в его мысли. Генрих тоже был одет в золото, парчу и атлас, сверкающие рубинами и бриллиантами, и его массивная фигура подавляла остальных смертных. Генрих улыбался и отлично выглядел, как и полагается мужчине, который женится по любви, и именно это и успокаивало Кэт.
Он надел королеве на палец обручальное кольцо, последовала месса, и церемония была закончена. Король повернулся к своим спутникам, чтобы принять их поздравления, а королева стала обнимать и целовать своих фрейлин. Разумеется, были преподнесены подарки – Нанетта видела, как Екатерина подарила леди Марии два золотых браслета и кошелек, а сама она получила жемчужный крест. Затем королева приняла поздравления от спутников короля – Энтони Денни и Энтони Брауна и остальных, а король принимал поздравления от фрейлин. Нанетта сделала книксен, и, к ее удивлению, король собственноручно поднял ее.
– Ну, миссис Нан, я надеюсь, вы рады? – спросил он.
– Я призываю на вашу голову благословение Господа, ваше величество, и молюсь только о том, чтобы вы обрели счастье друг в друге, – нервно ответила Нанетта, так как король все еще не отпускал ее руку. Она подняла глаза к его лицу и забыла об окружающей их толпе и обо всем на свете – король улыбался ей, улыбался так очаровательно, и эта улыбка была предназначена только ей. Она забыла силу его очарования, но теперь ей снова пришлось столкнуться с ней.
– Она прекрасна, не правда ли? – тихо спросил он. Нанетта горячо согласилась. – Я умею ценить ее, Нан, ведь я знал ее с детства. Она – чудесная, добродетельная женщина. А вы, Нан, – ее лучший друг. Вы всегда были преданы тем, кого любили, ведь так? Поверьте мне, я тоже умею ценить это. Да благословит вас Господь, Нан Морлэнд.
Когда король отпустил ее, Нанетта сделала еще один книксен, а он перешел к следующей даме. Она была потрясена до глубины души – с ее стороны было так неосторожно забыть о его чарах. Она вспомнила Кале, и как он пах дождем и свежим морским воздухом, как мех его камзола был усеян росинками, а лицо озарено любовью. Она знала, что король тоже вспомнил это – ведь он сказал: «Вы преданы тем, кого любите». Он помнил Анну. Он сказал ей, что тоже был предан, но ведь у королей другая преданность, чем у Нан Морлэнд. Надо верить ему и любить его, ведь он – король.
Когда королевская чета ненадолго разошлась по своим покоям перед брачным пиршеством, их сопровождали спутники и фрейлины. В гостиной королевы Екатерина повернулась к подругам, и они, подчиняясь требованиям этикета, сделали книксены.
– Нет, нет, – воскликнула Екатерина, и на щеках ее появились слезы, – забудьте об этом в нашем кругу. Здесь мы должны оставаться теми же подругами, что были. Маргарет, Анна, Кэт, Нан, поцелуйте меня и пожелайте мне счастья.
– Хорошо, ваше величество, – ответила Саффолк, подходя, чтобы обнять Екатерину. Та несколько мгновений в недоумении смотрела на нее, а потом поняла – королева должна быть королевой, и не ей менять заведенный порядок. Они больше не могли называть ее Кэт – это было дозволено только королю. Нанетта заметила, как Екатерина внутренне напряглась. Когда она подошла к подруге, чтобы обнять ее в свою очередь, она задержалась чуть дольше, чем это предписывалось этикетом, прижавшись к ней щекой. Это было прощание – дистанция между королевой и свитой определяется королем. Нанетта никогда не будет так близка с королевой Екатериной, как с королевой Анной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55