А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Или вот здесь, – ну что хорошего, судите сами, гере Бремс...
Лейтенант был пьян. Кроме того, он порядочно задолжал трактирщику, и то обстоятельство, что Якоб долга не требует, было приятно ему. Да и вообще парень чем-то нравился лейтенанту, – возможно, что своим упрямым взглядом.
– Недурно танцует этот здоровенный матрос! – сказал лейтенант.
Якоб обернулся.
– Его зовут Убил друга, – продолжал болтливый лейтенант. – Где-то в чужой стране он не поделил золотые со своим другом и всадил ему нож в горло. Его руки в крови по локоть.
Якоб не ответил. Улоф молча на него посмотрел.
– Ты швед? – спросил лейтенант.
– Я колыванец, гере лейтенант.
– Что значит – колыванец?
Подручный трактирщика не был расположен болтать о Колывани, но лейтенант привязался:
– Отвечай, что значит колыванец?
– Из города Колывань – вот что это значит, гере лейтенант.
– Такого города нет.
– Когда я родился, он был.
– Был город Ревель. Отвечай, был?
– Город Ревель есть.
– Да, есть. Это хороший город.
– Хороший! – подтвердил Якоб.
– Если ты из Ревеля – значит, ты эст?
Якоб молчал, глядя на танцующих.
– Ты эст! – сказал лейтенант. – У тебя светлые волосы и серые глаза. Все эсты светловолосые. Это ничего, что ты не швед. Эсты хоть и хуже шведов, но прислуживать они могут. На больших кораблях есть должности буфетчиков. Вот туда мы тебя и определим...
– Благодарю вас, гере лейтенант! – скромно произнес Якоб.
– Да, Ревель! – говорил Улоф Бремс. – Как же... я был там не так уж давно, как раз тогда, когда пригнали русских военнопленных из-под Нарвы. Его величество государь наш король приказал ничем не кормить московитов, потому что они приучены питаться древесной корой и снегом. Их гнали пешком от самой Нарвы, этих варваров, и было довольно холодно...
Подручный буфетчика не отрывал теперь своего упрямого взгляда от лица лейтенанта...
– Было довольно холодно, – повторил он ровным голосом.
– Да, мороз. Они совсем обезумели во время перехода. Но бургомистр Ревеля получил приказ от генерал-интенданта вооружить всех эстов и, если московиты будут просить хлеба, – просто стрелять...
– Просто стрелять?
– Самое нехитрое дело! Пусть едят древесную кору...
– Кору! – словно эхо повторил Якоб. – И эсты в них стреляли?
– Нет, но мы стреляли, если видели этих варваров на нашем пути. Благодарение господу, они недолго там пробыли. Их угнали на рудники и роздали зажиточным крестьянам, как раздают рабочий скот... Я сам взял для своего отца двух московитов... Я служу короне на флоте, я моряк, должен же кто-то работать в имении...
И лейтенант ударил кулаком по столу.
– Моряки – это люди! – говорил он. – Но не всякие моряки – люди. Люди – это шведские моряки. Все прочие моряки, вместе взятые, не стоят и скиллинга. Шведский моряк – это моряк! Верно я говорю или неверно, – отвечай мне, Якоб из погребка «Веселые приятели»!
– Я бы хотел, гере лейтенант, быть моряком! – ответил Якоб. – С вашего разрешения, гере лейтенант, мне бы очень хотелось быть моряком. Если бы вы шли в Архангельск, я попросился бы к вам. Все-таки это военное плавание, гере лейтенант, в котором, несомненно, можно отличиться перед короной...
Лейтенант Бремс налил в свою кружку бренди, разбавил его пивом и выпил залпом.
– Ты не дурак! – сказал он, стукнув кружкой по столу. – Моряк – хорошая работа. У моряка порою в кармане что-нибудь да позванивает, не правда ли?
Якоб кивнул:
– Конечно, гере! Но настоящий человек – это военный моряк!
– Ты умный парень! – сказал Улоф Бремс. – Может быть, в твоей жизни произойдет перемена...
Колыванец Якоб смотрел выжидающе.
– Да! Или я не буду лейтенантом! Вот как! Плесни-ка мне в стакан еще этой дряни!
Теперь он выпил бренди, не разбавляя его пивом.
– Якоб, ты долго будешь там сидеть? – крикнул трактирщик. – Меня разрывают на части, а он уселся...
Якоб нехотя пошел за стойку. Два матроса с фрегата «Божий благовест» танцевали новый танец – алеманд. Один матрос изображал даму, другой кавалера. В погребке стоял густой хохот, «дама» очень смешно кривлялась и показывала кавалеру свое благорасположение. А кавалеру, по всей видимости, она была противна, эта «дама» с красным от пьянства носом и разодранным ухом.
К лейтенанту Бремсу подсел другой лейтенант с яхты «Резвый купидон» – Юхан Морат. Он был пьян до того, что не сразу узнал своего старого друга лейтенанта Бремса. Сначала он принял его за эконома эскадры, потом за своего родного брата.
– Тебе, как я думаю, пора на корабль! – сказал лейтенант Бремс.
– К черту! – ответил Морат.
– Ты зол? – спросил Бремс.
– Да, зол... Киты... какие киты? Такие киты разве бывают? Царь китов...
Подручный трактирщика Якоб опять подсел к лейтенантам. Улоф Бремс выпил еще бренди. Багровый от выпивки Морат ревел хриплым басом:
– Киты? Я не дурак, вот что! Я плаваю шестнадцать лет... Мы идем туда же, куда шли. Но нам нужно, чтобы никто не знал... Здесь все свои, слушайте меня, если хотите знать правду: зачем такому флоту идти на китобойный промысел? Где это видано? Только тупицы или молокососы могут верить сказкам о китовом царстве...
– Китовое царство есть! – сказал упрямый Якоб.
– А я говорю – нет! – крикнул Морат.
– Но вы все-таки идете на промысел? – спросил Якоб.
– Да, парень, мы идем на промысел! – крикнул краснорожий человек с серьгой в ухе. – И пусть я не буду Билль Гартвуд, если я не вернусь оттуда богатым, как сорок тысяч чертей с Вельзевулом впридачу...
За соседним столиком матросы сдвинули кружки:
– За русское золото в наших карманах!
– Вечная слава богатому!
– Да здравствуют архангельские киты!
– Мы не побрезгуем червонцами царя московитов...
– Вот слышите, что говорят люди! – крикнул Морат. – А они-то немало поплавали на своем веку.
И лейтенант Морат пошел пить со своими матросами.
– Все-таки в Архангельск? – задумчиво спросил Якоб. – Вы, он говорит, идете в Архангельск...
Лейтенант Улоф Бремс плохо видел своего собеседника. Иногда Якоб раздваивался в его глазах, потом вдруг превращался в самого шаутбенахта ярла Юленшерну, потом делался очень большим, походил на кита...
– Гере лейтенант! – попросил Якоб. – Возьмите меня на свой корабль.
Лейтенант широко улыбнулся, показывая желтые зубы:
– Нет ничего проще, парень. Имя Улофа Бремса кое-чего стоит на нашем флоте, клянусь своей шпагой...
– Вы обещаете, гере лейтенант?
– Что?
– Взять меня на свой корабль?
– Ребята, – крикнул лейтенант. – Ребята! Этот парень хочет быть нашим. Вот этот подручный трактирщика желает быть моряком! Что вы на это скажете?
Матросы повернулись к лейтенанту. Бремс велел Якобу подняться, чтобы все видели, каков он из себя. Якоб поднялся и спокойным, упрямым взглядом оглядел трактир.
– Я не пущу его! – крикнул трактирщик. – Зачем ему ваше море! Ему и здесь недурно. Эдак, если все пожелают быть моряками, то кто станет трудиться на суще...
Но трактирщику не дали говорить – Бенкт Убил друга запустил в него оловянной тарелкой, а Бирге Кизиловая нога замяукал кошкой, которой наступили на хвост...
– Ты должен хорошо угостить твоих будущих соплавателей! – произнес лейтенант. – Не пожалей этим дьяволам вашего пойла, и они станут тебе добрыми друзьями...
– Добрыми друзьями, – как эхо повторил Якоб и поднял над столом большую бутыль рома, оплетенную тонкими лозовыми прутьями.
Матросы, роняя скамьи и табуретки, рванулись к бесплатному угощению. Якоб не жалея наливал кружку за кружкой, и весь этот сброд пил за здоровье будущего моряка.
– Пусть всегда десять футов воды под килем! – засыпая в своем углу, бормотал лейтенант Улоф Бремс. – Надо пить только за десять футов...
Бубен забил джигу.
Новые гости вошли в трактир.
Якоб стоял, опершись плечом о плесневелую стену, и думал свою думу. Это сосредоточенное и угрюмое лицо вдруг вывело трактирщика из себя.
– Ты опять ничего не делаешь! – крикнул он. – Проклятый моряк! Пока что ты не получил своих денег и рискуешь не получить ни скиллинга, если не отработаешь нынешнюю ночь. Подай этим дьяволам джин и пиво...
Бубен все бил и бил джигу.
Трактирные девки в чепцах с пестрыми лентами плясали, высоко вскидывая ноги, чадили и трещали сальные свечи в ржавых железных подсвечниках, на каменном полу валялись черепки и кружки, растекалась большая ромовая лужа. Бенкт Убил друга таскался от стола к столу, вздымал кулак, поросший волосами, требовал:
– Угощай меня, потому что так велел Мартин Лютер.
– Мартин Лютер?
– Кто не любит вина, женщин и песни, тот останется дураком на всю свою жизнь, – так говорит Лютер. – А деньги у меня кончились. Как же мне исполнить заповедь?

4. ПРОЩАНИЕ СО СТОКГОЛЬМОМ

По скрипучим, истертым ступеням Якоб быстро поднялся в комнаты трактирщика. Отсюда, из окон этого высокого дома было видно море и узкие, яркие, развевающиеся на мачтах корабельные флаги. Уже взошло солнце, внизу шумел, просыпаясь, город, гремели по булыжникам колеса огромных, окованных железными полосами фур, ржали лошади торговцев углем, зеленщицы и молочницы выхваляли на разные голоса свои товары; было видно, как закусывают на ходу плотники, как пошли в порт таможенные писцы, как проехали сменять ночную стражу королевские драгуны. Из переулка, с корзиной свежих хлебцев подмышкою, пробежал знакомый подмастерье булочника Кринкера. С песней прошли каменщики, и старейшина их цеха мастер Доринг помахал Якобу рукою. «Нынче зайдет выпить в долг стаканчик, другой, – подумал Якоб. – Магистр туго платит этим беднякам за их работу. Все меньше и меньше денег в Швеции». За каменщиками прошли кузнецы со своими молотками, клещами и мехами на тачках. Много честных тружеников жило в этом городе, в этом большом, красивом, богатом городе, где всегда пахло морем и откуда постоянно уходили корабли в далекие удивительные страны. Многих людей здесь хорошо знал Якоб, и многие знали его – простого малого, трактирного подручного, круглого сироту...
Он улыбнулся, все еще глядя в окно: как удивились бы они, увидев его на эшафоте, как не поверили бы своим глазам и долго после казни вечерами говорили бы о нем шепотом, качая своими головами в ночных колпаках. Нет, он постарается не попасть в лапы палача, пусть досточтимый палач города Стокгольма – папаша Фридерик, как его здесь называют, – поищет себе другого простака.
Морской ветер трепал его легкие волосы, он все смотрел и смотрел в окно, на город, где прошло столько лет его жизни: нет, он ничем не повинен перед ними, перед своими знакомыми горожанами. И вряд ли они подумают о нем дурно. Они не слишком жалуют наемников-моряков, этих пиратов и проходимцев с больших дорог, которым ничего не стоит убить человека. Без восхищения они смотрят на парады рейтар и драгун, на королевскую гвардию и легкую пехоту. Все дороже и дороже делается жизнь, все больше и больше молодых ребят угоняют на войну, и все это только для того, чтобы про Карла XII говорили как про Александра Македонского...
– Ты уже здесь, – сказал за его спиною трактирщик.
– Я здесь...
Жалуясь на проклятую одышку, трактирщик сел в свое кресло у стола и принялся, шепча, считать ночную выручку. Он раскладывал монеты столбиками по достоинству и ласково их поглаживал. Потом, прочитав над деньгами короткую молитву, пересыпал их в мешочки и уложил в тайник. Как всегда после этой работы, он заметно повеселел и спросил ласково:
– Ты твердо решил уходить от меня, парень?
– Да, дядюшка Грейс, твердо.
– Ты во что бы то ни стало решил стать моряком?
– Да, я решил стать моряком.
– Моряки часто гибнут в пучине. Моряков убивают в сражениях. Эскадру, на которую ты поступишь, могут разгромить враги...
– Вы так думаете?
– Все бывает в битве! – осторожно ответил трактирщик. – Пути господни неисповедимы...
– Король Швеции непобедим! – сказал Якоб. – Ужели вы в этом сомневаетесь, дядюшка Грейс?
Трактирщик торопливо согласился с тем, что король Швеции непобедим. Он давно держал погребок и знал, что случается с людьми, которые сомневаются в королях.
– Что бы ни произошло, – сказал он, – знай одно: я приму тебя в любой час. Ты недурной парень, ты сейчас почти что и не московит. Тебя можно принять за шведа. Конечно, если бы ты перешел в лютеранство...
Трактирщик вздохнул:
– Со временем ты поймешь и это. Служа во флоте, тебе придется принять лютеранство... Что же еще посоветовать тебе на прощанье? Я могу, пожалуй, посоветовать тебе не попадаться в плен к московитам. Московиты – варвары, и хоть в тебе течет русская кровь, кровь славянина, они, несомненно, жестоко расправятся с тобою. Если они тебя повесят, я от души пожалею...
– Благодарю вас! – сказал Якоб. – Вы всегда были ко мне добры.
– Я был к тебе добр, да! – опять вздохнул трактирщик. – Я пожалел тебя, сироту. Многие меня упрекали тогда, что я так жалостлив, но что можно поделать со своим сердцем?
– Вы добрый человек! – согласился Якоб. – Вы всегда кого-нибудь да жалели и давали работу за кусок хлеба или миску ячменной каши...
Трактирщик подозрительно взглянул на Якоба: может быть, колыванин смеется над ним? Нет, Якоб не смеялся. У него было серьезное лицо.
– Да, в свое время я спас тебе жизнь! – опять заговорил трактирщик. – И вывел тебя в люди. Ты это должен всегда помнить. Я не погнушался тобой, нисколько не погнушался...
Якоб молчал. Трактирщик еще поговорил про Московию и про то, что самый лучший народ – это шведы, Якоб смотрел в окно – на корабли. Сердце его билось: эти корабли пойдут в Россию. Там он будет спать спокойно – целую ночь, или неделю, или еще больше. Он не будет думать, что кто-то услышал, как он бредил во сне. Ему не будут мерещиться тайные агенты короля. Еще немного – и он бы уже не выдержал. Он стал хуже работать, чем раньше. Он может сорваться на пустяке, и тогда всему конец...
– Почему ты меня не слушаешь? – спросил трактирщик. – Ты опять о чем-то размышляешь? Вечно размышляешь...
После раннего завтрака трактирщик открыл свой тайник и принялся вновь считать деньги. Считал он долго, задумывался и опять считал.
– Вот тебе все, что причитается от меня! – сказал он ласково. – Надеюсь, ты останешься доволен?
Якоб подкинул на ладони три монеты.
– А вы не ошиблись?
– Разве я дал тебе слишком много?
Теперь Якоб улыбался весело. Так весело, что трактирщику стало не по себе. Еще никогда за все эти годы Якоб не улыбался так широко и ясно, как сейчас.
– Ты помнишь, каким я подобрал тебя в Колывани? – спросил трактирщик. – Разве ты тогда хоть чем-нибудь оправдывал тот хлеб, который ел?
Якоб улыбался, глядя в глаза трактирщику.
– Ты тогда очень много ел и мало работал. И я ведь еще тебя одевал, если ты помнишь? Десять лет чего-нибудь да стоят, не правда ли? Потом ты давал покупателям в долг ром, бренди, водку, и не все тебе возвращали деньги. А товар-то был мой?
– Ваш. Я разносил его по вашим приказаниям...
– Но теперь, раз ты уходишь от меня, мне не собрать эти долги. Ведь так? Я их тоже подсчитал. Ты всегда ел вместе со мной, ведь не станешь ты это отрицать? Ну и, наконец, твои земляки – эти несчастные военнопленные? Ты вечно что-нибудь для них просил...
Якоб все еще улыбался. Улыбка точно приклеилась к его лицу. Но глаза не улыбались. Глаза смотрели со всегдашним выражением упрямства.
– Вот и получай что приходится! – сказал трактирщик. – Я никогда никого не обманывал...
Якоб положил деньги в карман, встал.
– Ну, спасибо!
– Ты, кажется, недоволен?
– Нет, я доволен! – сказал Якоб. – Я очень доволен, дядюшка Грейс!
– Но ты не слишком доволен?
– Нет, я доволен! – повторил Якоб. – Конечно, вы недорого взяли за то, что не донесли на меня, когда началась война с русскими. Тогда бы мне было куда хуже...
– Вот видишь! – оживился трактирщик. – А это было не так уж просто для меня. Я многим рисковал, ты не можешь этого не понимать...
– Я и говорю, – продолжал Якоб, – мне пришлось бы хуже. А так все-таки голову я сохранил. Так что я доволен и очень вам признателен...
– Если бы я донес, кто ты такой, – сказал трактирщик важно, – то ты, конечно, не сносил бы головы на плечах. Тебя бы забрали на галеры или еще куда-нибудь пострашнее. А что это такое, ты видел сам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74