— Не разговаривать! — Гролим резко повернулся и пошел по коридору, а десяток других, с оружием наготове, обступив пленников, повели их прочь из темницы.Агахак, правитель Рэк-Урги, оказался устрашающего вида длиннобородым человеком. Он сидел в очень похожем на трон кресле в большом зале, освещенном факелами. Стены были завешаны тяжелыми темно-бордовыми портьерами. Облачение иерарха представляло собой кроваво-красный балахон с капюшоном. Впалые глаза Агахака сверкали из-под нависших седых бровей. Эрионд, все еще закованный в цепи, спокойно сидел на грубом деревянном стуле прямо перед иерархом, а худощавая Хабат стояла по правую руку от своего покровителя. Капюшон, отороченный пурпурным шелком, был откинут, ужасные шрамы на ее щеках алели в свете факелов, а лицо жрицы выражало злобное торжество.— Кто из вас Усса из Стисс-Тора? — гулким голосом вопросил иерарх. Сади сделал шаг вперед и раболепно поклонился.— Я Усса, о святейший.— Ты попал в незавидное положение, Усса. — Грудной голос Хабат звучал почти как ласковое мурлыканье дикого зверя, а губы ее кривила отвратительная усмешка.— Но я ничего не сделал.— Здесь, в Хтол-Мургосе, господин ответственен за преступления своих слуг.Глаза Агахака сверлили Сади, но худое лицо иерарха оставалось бесстрастным.— Итак, ближе к делу, — произнес он наконец. — Кто предъявит чужеземцам обвинение?Хабат указала на гролима, стоящего у самой стены.— Сегодня Сорхак исполнит миссию жреца-инквизитора, господин, — сказала жрица повелительным тоном, чтобы дать почувствовать всем присутствующим, что она хозяйка положения. — Его рвение и благочестие известны тебе, о святейший.— О да, — безразличным голосом ответил Агахак. — Я мог бы сразу догадаться, что обвинителем будет не кто иной, как Сорхак. — На краткое мгновение губы его сложились в сардоническую усмешку. — Очень хорошо. Жрец-инквизитор, прошу предъявить обвинение.Жрец в черной одежде выступил вперед и откинул капюшон, отороченный зеленым, со своих сальных волос.— Дело очень незамысловатое, светлейший, — провозгласил он скрипучим голосом. — Здесь присутствует множество свидетелей преступления, посему вина этого юного негодяя не вызывает никаких сомнений. Но вот мотивы его поступка предстоит выяснить.— Вынеси приговор, великий иерарх, — просительным тоном обратилась Хабат к восседающему на троне недвижному Агахаку, походившему на мертвеца, — а уж я заставлю этого грязного найсанца и его слуг сказать всю правду.— Речь шла только об их виновности, — ответствовал правитель, — но я все еще не слышал ни показаний свидетелей, ни внятного, четко сформулированного обвинения.Хабат от этих слов пришла в легкое замешательство.— Я лишь хотела избавить вас от пустых формальностей, мой господин. Я твердо убеждена в правдивости слов Сорхака. Ведь прежде вы всегда доверяли мне в делах такого рода.— Возможно, — ответил Агахак, — но полагаю, что на этот раз мне все же будет позволено судить самому, а, Хабат? — Он взглянул на грязноволосого жреца, в растерянности стоявшего перед ним. — Итак, свидетельские показания, Сорхак! Я хочу, чтобы ты внятно объяснил, в чем именно обвиняется сей молодой человек! — В голосе иерарха явственно слышны были нотки недоброжелательности.В выпученных глазах Сорхака поубавилось уверенности — от него не укрылась очевиднейшая враждебность Агахака. Но он быстро овладел собой.— Сегодня вечером, — начал он, — в час, когда мы готовились исполнить священный ритуал, предписанный нам нашей верой, этот юноша вошел в святилище и погасил алтарное пламя. Вот что он совершил — и в этом я его обвиняю. Клянусь, что он виновен!— Но это абсурд! — запротестовал Сади. — Разве жертвенные огни в святилище плохо охраняются? Как мог мальчик подойти так близко к священному огню, чтобы погасить его?— Как смеешь ты подвергать сомнению слова жреца Торака, да еще скрепленные клятвой? — злобно прервала его Хабат. Шрамы на ее щеках судорожно подергивались. — Сорхак поклялся в том, что мальчишка виновен, а это значит, что он виновен! Нельзя перечить жрецу — это карается смертью!Глубоко запавшие глаза Агахака сверкнули.— Полагаю, что имею право все-таки услышать наконец показания свидетелей, которые так убедили тебя, Хабат, и жреца-инквизитора, — безжизненным голосом произнес он. — Обвинение и вина — далеко не всегда одно и то же, к тому же Усса задал далеко не праздный вопрос.В душе Гариона зародилась слабая надежда. Иерарх все знает! Ему прекрасно известно об отношениях Хабат с Сорхаком, и совершенно очевидно, что рвение, с каким защищает она этого вонючего жреца, раздражает его.— Итак, жрец-инквизитор, — продолжал Агахак, — каким же образом удалось мальчику погасить жертвенные огни в святилище? Неужели стражи допустили небрежность?Сорхак тотчас же насторожился — он понял, что ступил на весьма зыбкую почву.— У меня множество свидетелей, великий иерарх, — объявил он. — И все они в один голос утверждают, что святилище было осквернено при помощи колдовских чар.— Ах, вот как? Так это было колдовство? Разумеется, это объясняет все. — Агахак помолчал, пристально глядя точно неживыми глазами на жреца, который от волнения покрылся потом. — Знаешь, я уже заметил, что, когда недостает улик, тотчас же начинают твердить о колдовстве. Неужели же нет другого объяснения происшествию в святилище? Неужели жрец-инквизитор до того беспомощен, что вынужден прибегнуть к столь избитому трюку?Хабат была явно ошарашена, а Сорхак затрясся всем телом.— К счастью, эту проблему весьма легко разрешить, — спокойно продолжал Агахак. — У колдовства есть, если так можно выразиться, один маленький недостаток: обладающий подобным же даром легко распознает колдуна. — Иерарх помолчал. — Должно быть, ты об этом и не подозревал, Сорхак? Жрец ранга Зеленых, к тому же надеющийся на продвижение, должен быть прилежнее в своих занятиях и знать такие элементарные вещи. Но ты, похоже, увлекся совсем другим, верно? — Иерарх повернулся к безмолвной жрице. — Я удивлен, что ты так дурно подготовила своего подопечного к предъявлению столь серьезного обвинения, Хабат. Он выставил себя круглым дураком, да и тебя заодно, а ведь ты легко могла бы этого избежать.Глаза жрицы злобно блеснули, алые шрамы на ее щеках ожили, задергались, а потом вдруг загорелись еще ярче, словно под кожей женщины забегало незримое пламя.— Хорошо, Хабат, — вновь зазвучал спокойный и бесстрастный голос иерарха. — Видимо, час настал. Похоже, ты созрела наконец для того, чтобы воспротивиться моей воле? Ты решишься?Ужасный вопрос повис в воздухе, и Гарион затаил дыхание. Но Хабат спрятала глаза и молча отвернулась от Агахака. Пламя на ее щеках медленно угасало.— Мудрое решение, Хабат. — Агахак повернулся к Сади. — Ну что ж, Усса из Стисс-Тора, что скажешь ты в ответ на обвинение? Неужели твой слуга и впрямь колдун?— Жрец Торака впал в заблуждение, господин, — дипломатично ответил Сади. — Поверьте мне, этот юный болван — вовсе не колдун. Каждое утро он по десять минут раздумывает, какой башмак на какую ногу надеть. Поглядите на него! В этих глазах нет ни тени ума. Он настолько глуп, что даже не ощущает страха.В глазах Хабат снова вспыхнула злоба, но видно было, что уверенности в себе у жрицы поубавилось.— Что этот найсанский работорговец смыслит в колдовстве, господин? Вам известны обычаи жителей Страны змей. Несомненно, разум этого Уссы затуманен дурманящими травами настолько, что, будь среди его прислужников сам Белгарат, он и не подозревал бы об этом!— Очень интересная мысль, — пробормотал Агахак. — А теперь, с вашего позволения, разберем дело подробнее. Нам известно, что священные огни погасли. В этом мы совершенно уверены. Сорхак утверждает, что этот молодой человек погасил их при помощи волшебства. Он утверждает это, хотя и не располагает ровным счетом никакими доказательствами. Усса из Стисс-Тора, который, возможно, находится под действием наркотиков и мало что соображает, заявляет, будто этот юноша совершеннейший простак и посему не способен на столь выдающийся поступок. Так как же нам разрешить эту дилемму?— Прикажите отвести их в пыточную камеру, о святейший, — торопливо предложила Хабат. — Я сама, своими руками вырву у них признание — у одного за другим, по очереди!Гарион напрягся и украдкой посмотрел на Белгарата. Старик стоял совершенно спокойно, его короткая борода серебрилась в свете факелов. Похоже было, что он не собирается ничего предпринимать.— Твое пристрастие к камере пыток широко известно, Хабат, — холодно сказал Агахак. — Ты в этом деле весьма искусна, и твои жертвы обычно говорят то, что ты хочешь от них услышать, но это далеко не всегда является столь желанной для всех нас правдой.— Я всего лишь служу моему богу, о святейший, — гордо провозгласила жрица.— Все мы здесь служим нашему богу, святая жрица, — осадил ее иерарх, — и тебе следовало бы быть мудрее и не козырять своим благочестием из желания возвыситься самой или помочь возвыситься своему подопечному. — Агахак взглянул на Сорхака с нескрываемым презрением. — Иерарх здесь пока еще я, посему именно я и вынесу окончательное решение по этому делу.Жрица отпрянула, и глаза ее внезапно наполнились страхом.— Прости меня, Агахак, — забормотала она, заикаясь. — Это чудовищное преступление наполнило сердце мое праведным гневом, но право принять решение всецело принадлежит тебе.— Благодарен тебе за то, что ты признаешь за мной это право, Хабат. Я было подумал, что ты об этом запамятовала.В дверях зала послышался звук шагов, и два гиганта мурга, вооруженные длинными начищенными до блеска алебардами, грубо растолкали гролимов, сгрудившихся в дверях. Темные лица их были бесстрастны. Одновременно ударив древками алебард об пол, они провозгласили:— Дорогу Ургиту, великому королю Хтол-Мургоса!Вошедший в сопровождении стражи человек совсем не походил на тех мургов, которых Гариону доводилось видеть прежде. Он был невысок и худощав, но очень мускулист, с прямыми волосами и заостренными чертами лица. Верхняя одежда его, распахнутая на груди, позволяла увидеть, что под нею вместо привычной кольчуги одеяние типично западное — камзол и трико темно-пурпурного цвета. Железная корона была залихватски сдвинута набок. Несмотря на насмешливое выражение лица, глядел он настороженно.— Агахак, — по-свойски приветствовал он иерарха. — Я тут случайно прознал новость, заставившую тебя спешно покинуть дворец Дроим, и вот решил, что могу тебе пригодиться, дабы помочь уладить этот неприятный инцидент.— Визит великого короля для храма — величайшая честь, — торжественно провозгласил Агахак.— И великий король весьма польщен столь радушным приемом, иерарх Рэк-Урги, — ответил Ургит и осмотрелся. — Есть тут у вас кресло? — спросил он. — У меня был трудный день, и я порядком устал.— Займись делом, — равнодушно бросил Агахак жрице, неподвижно застывшей подле его трона. Хабат моргнула, и щеки ее залил румянец.— Кресло его величеству! — хрипло скомандовала она. — И быстро!Один из гролимов пулей выскочил за дверь и тотчас же возвратился, таща тяжелое кресло.— Премного благодарен. — Король с наслаждением уселся и вытянул ноги. Потом он взглянул на Агахака. — Должен кое в чем тебе сознаться, о святейший. — Он виновато кашлянул. — Прежде чем войти сюда, я помешкал у дверей, надеясь таким образом ознакомиться с подробностями дела. — Король коротко хохотнул. — Подслушивать у дверей я привык со времен моего беспокойного детства. Как бы то ни было, я слышал предъявленные преступникам обвинения. Честно скажу тебе, Агахак, твой жрец-инквизитор вляпался в пренеприятную историю. — Он бросил на иерарха быстрый одобрительный взгляд. — Но вы, разумеется, уже дали ему это понять, не так ли?Агахак молча кивнул — по его лицу ничего нельзя было прочесть.— Итак, — продолжал Ургит, — я, безусловно, никогда бы не вмешался в дела сугубо церковные, но разве не вы сами сказали, что случившемуся может быть множество вполне земных объяснений? — Король поглядел на Агахака, ища подтверждения своим словам. Воодушевленный одобрительным кивком иерарха, он продолжал:— Я хочу сказать, что все мы и прежде видели, как гаснут огни. И есть ли надобность заходить столь далеко в таком, в сущности, совершенно обычном деле? Я полагаю, жрецы, призванные поддерживать священный огонь, допустили небрежность, и огонь угас сам собой, может быть, вовремя не подбросили топлива.— Полная чепуха! — воскликнул Сорхак, тряхнув сальными космами.Ургит вздрогнул и взглянул на Агахака, ища поддержки.— Ты забываешься, жрец-инквизитор, — сказал иерарх. — Наш гость — сам великий король Хтол-Мургоса. Если ты оскорбишь его, учти: я могу в качестве извинения приказать поднести ему на блюде твою глупую голову.Сорхак судорожно сглотнул.— Умоляю, простите меня, ваше величество, — просипел он. — Я сболтнул не подумав.— Забыто, старик. — Величественным мановением руки Ургит дал жрецу понять, что тот прощен. — Порой мы все в запальчивости позволяем словам опередить мысль. — Он снова повернулся к иерарху. — Я сожалею о происшедшем не меньше, чем все вы, Агахак. Но дело в том, что этого найсанца прислал сюда Джахарб — а ведь нам с тобой обоим ясно, сколь важна его миссия как для Церкви, так и для государства. Не считаешь ли ты, что в интересах чисто политических можно закрыть глаза на этот инцидент?— Уж не закроете ли вы в самом деле глаза на то, что случилось? — раздался визг Хабат. Она уже стояла лицом к лицу с иерархом. — Кто же тогда понесет наказание за осквернение святилища?Ургит откровенно опечалился, и глаза его вновь обратились к иерарху за поддержкой. Теперь Гарион уже не сомневался: этот король вовсе не так уж могущественен. Любое, даже слабое сопротивление его робким предложениям заставляло его инстинктивно отступать или искать поддержки у того, кого он почитал сильнейшим.Агахак медленно поднял глаза на жрицу с изуродованным лицом.— Знаешь, этот твой визг начинает всерьез раздражать меня, Хабат, — откровенно заявил он. — Если не можешь держать себя в руках, тогда пошла вон!Жрица оторопело уставилась на иерарха, не веря своим ушам.— Дело куда серьезнее, чем ты полагаешь, — продолжал он, глядя на Хабат. — Как и было предсказано века тому назад, настало время последней битвы Дитя Света и Дитя Тьмы. И если я не буду присутствовать при этом единоборстве, то всем вам придется склониться перед Урвоном или перед Зандрамас. Сомневаюсь, чтобы кто-нибудь из этих двоих счел ваши древние ритуалы целесообразными и сохранил бы вам жизнь. Что же до обвинения в колдовстве, то разобраться в этом легче легкого.Он поднялся с трона, подошел к Эрионду и взял в ладони лицо юноши.Полгара прерывисто вздохнула, а Гарион напрягся и принялся концентрировать волю.Эрионд же безмятежно глядел в лицо иерарха и на губах его блуждала ласковая улыбка.— Тьфу! — с отвращением произнес Агахак, отдергивая руки. — Этот безбородый юнец невинен как младенец! Нет даже намека на то, что малыш вкусил силы! — Агахак вновь обернулся и поглядел на Сорхака. — Я нахожу твои обвинения беспочвенными и отклоняю их.Лицо Сорхака побелело, а глаза выпучились.— Будь осторожен, Сорхак! — угрожающе сказал иерарх. — Если ты станешь чересчур яро противиться моему решению, я ведь могу счесть, что в происшедшем всецело твоя вина, правда? А Хабат вне себя от разочарования — ведь ей сегодня некого будет терзать. — Он бросил хитрый взгляд на жрицу. — Хочешь, я отдам тебе Сорхака, моя дорогая? — спросил он. — Всегда с удовольствием делал тебе маленькие подарочки. Я даже сам полюбуюсь, как ты будешь медленно вытягивать калеными щипцами кишки из его распоротого живота!Лицо Хабат с огненными отметинами на щеках пылало от ярости. Гарион понимал: жрица была совершенно убеждена в том, что иерарх и на этот раз, как прежде, уступит ее настойчивым требованиям, поэтому и употребила всю свою власть, чтобы добиться осуждения Сади, которого с первого же взгляда невзлюбила. Столь неожиданное открыто враждебное отношение иерарха, как и то, сколь презрительно отверг Агахак их с Сорхаком обвинения, нанесло страшный удар ее гордыне, но, что еще важнее, поставило под сомнение практически неограниченную власть, которой пользовалась жрица в храме. И если она не сможет на этом деле что-то выиграть, многочисленные враги свергнут ее с пьедестала.Гарион трепетно надеялся, что Сади понимает, насколько опаснее стала Хабат теперь, когда она уже не столь уверена в своем могуществе.Узкие глаза жрицы настороженно и оценивающе глядели на иерарха. Постепенно Хабат оправилась от потрясения и обратилась к королю. Ургиту:— Но совершено еще и гражданское преступление, ваше величество, — заявила она. — Правда, я полагала, что дело об осквернении святилища куда серьезнее, но поскольку наш мудрый иерарх счел обвинения необоснованными, мой долг объявить вам о преступлении, совершенном этими чужеземцами против государства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46