В нашей комнате постоянно работало четыре человека, остальные забегали на время, и эти четверо вели несложное хозяйство. Дежурили по очереди: дежурный готовил кофе, чай, накрывал на стол в двенадцать часов, затем для кофе в три часа и потом мыл посуду. Все, включая Фрица, а он все-таки руководитель мастерской, работу исполняли честно и тщательно, один Арне ломался. Считал, видите ли, хозяйство занятием сугубо женским. Дежурил он в пятницу, а в понедельник моя очередь. Вошла я в кухню — пятничное побоище во всей красе.Не притронувшись ни к чему, я вернулась в комнату, схватила сопляка за руку, притащила на кухню и, сдаётся, высказалась на тему весьма энергично, красноречиво и без дипломатии. С очень красной физиономией Арне наводил порядок любо-дорого, с разгону даже приготовил за меня второй завтрак.Когда-то он провёл в Польше коротенький отпуск и гордился познаниями в языке. Познания ограничивались, правда, ругательствами, но и это хорошо. Одним ужасным польским ругательством он пользовался довольно часто.— Вос-с-с-с-с-семьдесят вос-с-с-с-семь! — сипел он яростно, глубоко уверенный, что ругается крепко и смачно, хуже некуда.Пожалуй, только подобные ругательства помогли мне кое-как вынести его общество. Однако не отомстить я просто не могла, прототип правой руки шефа в «Покойнике» — это именно Арне, так он и выглядел — кудрявенький блондинчик с младенческой мордой…Вспоминаются и всякие мелочи, особенно забавно контрастные два переживания. Одно их них, конечно же, бега на Аматёре: просвистала все деньги; к счастью, взяла с собой немного, в кармане что-то осталось, я нащупала и успокоилась — жетон на автобус есть; как бы не так, когда вытащила, оказалось — крона, а билет стоил одну крону двадцать пять, зайцем не поедешь, исключено. Зима, ветер и густой снег, от злости на себя чуть удар не хватил, но ничего не поделаешь, рванула пешком. А ветер и снег в морду. Расстояние примерно как от Служевца до Крулевской, от ярости завелась и неслась не хуже, чем с пропеллером, не успела опомниться, уже домчалась до дома, у двери долго соскабливала с себя толстую скорлупу мёрзлого снега.Другой эпизод опять на Амагере, вот ведь черт, как прицепился ко мне этот остров! Вычитала из газеты, в кинотеатре «Амагер» субботний сеанс, дают Джеймса Бонда, «Живёшь лишь дважды», я впала в амок. Начало в одиннадцать. От беспокойства — не опоздать бы — поехала слишком рано, забыв поесть. На Амагере оказалась в двадцать минут одиннадцатого, купила билет и почувствовала волчий голод. Рядом гриль ещё не закрылся, но продавали только на вынос. Купила небольшого цыплёнка с хрустящим картофелем и вышла.Припустил сильный дождь. Цыплёнок в сумке упоительно благоухал, сил терпеть не было. Кишки совсем прилипли к позвоночнику, а слюна из пасти текла, как у бешеного пса, оглянулась в поисках укромного местечка — глупо как-то жрать на глазах у публики, высмотрела место потемнее на какой-то лестнице, поднялась и вцепилась в цыплёнка, пожирая его чуть ли не с пакетом. Зонт висел у меня за спиной, дождь лил на голову — подумаешь, велика важность, голод забил все ощущения. Только обглодав последние косточки, пришла в себя и оглянулась: алчно обжиралась на ступенях костёла.Показ начался двумя короткометражными фильмами, не рассчитывала на такое — датские газеты просматривала, естественно, по верхам, удивилась и забеспокоилась. Беспокойство росло вместе с развитием действия на экране, Господи Боже, что же это такое?!.. Хищное бесформенное чудовище поджидало кого-то в засаде, маячили чьи-то страшные маски, какой-то тип сиганул в кипящее озеро и сварился вкрутую, я едва в панику не впала: приснится такое, ведь не проснёшься, а где же этот 007, к черту?! Мало одной сказки, другую суют ещё краше.Придушив зрительный зал кошмарами, наконец пустили Бонда. Вышла я из кино вполне довольная, взглянула на часы: двадцать минут третьего, никакой транспорт уже не ходит, а я опять на Аматёре! И вдруг небесное блаженство, с безграничным облегчением соображаю — у меня же есть деньги. Взяла первое попавшееся такси и роскошно доехала до дому, приятно вспоминая предыдущее возвращение. А дождь все лил и лил и поспособствовал удовольствию: на сей раз я, как все нормальные люди, еду в машине, а не мчусь пешком.Счастье, конечно, не в деньгах, да уж очень они облегчают жизнь…На Аматёр ездила не только на бега, занесло меня и к зубному врачу, намаялась я с зубом, врагу не пожелаю. Дантист по имени Марыся, полька, натурализованная в Дании, наша с Алицией приятельница, по своей воле и охоте придралась к моему зубу, тому самому, допекавшему меня во время работы над сценарием. Тогда зуб спасти не удалось, убили нерв, зуб потемнел. Марыся упёрлась задними лапами — надо поставить коронку, ибо мою неземную красоту безобразит тёмный зуб, да ещё, того и гляди, сломается, — короче, без коронки не жить! И не откладывать, делать немедленно! Заморочила меня Марыся, и я согласилась.Она работала в стоматологическом кабинете по дороге на ипподром, так что устроилась я даже с удобствами. Примерку коронки делала трижды, всякий раз предлагая наркоз, но я твёрдо стояла на своём и дважды выдержала по живому, в третий раз сдалась. Железный зуб, вбиваемый в десну, перестал мне нравиться. В ожидании окончательного произведения искусства от зубного техника она дала мне временную коронку, упорно не желавшую держаться — то и дело застревала в хлебе или вылетала из пасти при каждом чихе. Я носилась с ней как с писаной торбой — ловила на столе, подхватывала на лету и вообще на почве этой стервы заработала невроз. Окончательную коронку подгоняли тоже трижды — «третий раз не миновать» сделалось моим девизом, наконец в последний раз коронка села отлично.— Давай испробуем новое изобретение, — соблазнила меня Марыся. — Новый клей, держит намертво, ты первая испробуешь…Облегчение я испытала беспредельное, наконец-то моя родная челюсть стабильна и неподвижна, чихать могу вволю. Два дня прошло, на третий день зараза в пасти начала шататься.И как я замертво не свалилась от ужаса, не понимаю. Две остановки проехала полумёртвая, стараясь не дышать и хоть как-нибудь выйти из ступора. Вылетела из транспорта, чуть не ломая руки и ноги, помчалась в больницу, держась за щеку, стеная и с безумием во взоре. Марыся расстроилась.— Черт с ним, с изобретением, — рассердилась она. — Поставим на обычный традиционный цемент, а мой шеф пусть катится к черту!Цемент, как ни говори, материал строительный, а потому меня полюбил — через пятнадцать лет зубной врач не отличил коронку от моих зубов. А что пережила, все моё, потому как, закончив дело, Марыся меня напутствовала:— Теперь будет держаться, только не грызи сухарики или яблоки…— Иисусе Христе!.. Яблоки!..— Яблоки исхитрись откусывать коренными зубами, а не передними, — ворчливо посоветовала Алиция, когда я сообщила ей о моей трагедии. — Не слушай глупостей, Марыся делает отлично, а говорит невесть что. Ну уж орехи, пожалуй, коли щипцами, а не зубами…A propos о зубах, давненько я не делала отступлений, посему воспользуюсь случаем и расскажу об одном пане, ехавшем в Варшаве на трамвае. В давке пихнули его на ступени, успел схватиться за поручень, на ногах устоял, а вставная челюсть у него вылетела на проезжую часть и прямо под машину, водитель от неожиданности так дёрнулся, что едва аварию не устроил.У Алиции тоже был вставной зуб где-то сзади. Однажды мы собрались из дому, на улице она вдруг остановилась.— Послушай, я не одета! — нервно пожаловалась она.Я осмотрела её — все на месте.— Не вижу… Что ты не надела?— Зуб забыла!При следующем драматическом эпизоде меня не случилось, знаю по её рассказу. Присутствовала на каком-то роскошном приёме, чихнула, вставной зуб выпал в суп.— Господи Боже! — исполнилась я сочувствием. — И что ты сделала?— Да ничего особенного. Конечно, достала зуб из супа — я ведь очень к нему привыкла…Все тот же Амагер чуть не доконал меня во время приезда моего сына.Приехал Ежи, само собой разумеется, в каникулы. Перед его приездом меня вдруг что-то кольнуло — полетела и купила медицинскую страховку. До сих пор ни про какие болезни думать не думала и медицинскими страховками голову себе не морочила. А тут вдруг напало: ни с того ни с сего помчалась и заплатила какую-то небольшую сумму. Страховка начиналась с определённого числа — через две недели.Ежи приехал с больной рукой, приехал на четыре дня раньше, в пятницу, а страховка начиналась со вторника. До приезда ко мне жил в Подгуже, где перебросал вилами навоз, добровольно, никто его не неволил. На ладони натёр волдырь, загноилось, местный пан доктор вскрыл и оставил как есть. Надрез быстро зарос, гной не имел выхода, началось воспаление. Ребёнок приехал в пятницу ещё в приличном состоянии, а в субботу вечером температура подскочила, по руке к плечу поползли красные полосы. Езус-Мария, я чуть сознание не потеряла, впереди воскресенье, в воскресенье Датское Королевство не функционирует, просто не существует, расслабляется на уик-энде, и привет! Ждать до понедельника… а вдруг ребёнок умрёт!..Как продержались воскресный день, вообще не помню. Я напилась успокоительных, Ежи меня утешал, торжественно обещая не умирать, обещание выполнил, выжил, в понедельник утром полетели с ним в больницу — его отправили сразу же на вскрытие. Пришлось не только вскрывать, но и чистить от гноя рану и лечить антибиотиками. Операцию делали под местным наркозом, ребёнок оставался в полном сознании, сквозь сжатые зубы говорил мне по-польски:— Мать, что эти мясники делают, «Трибуну люду» в рану запихивают? Черт бы их побрал, держи меня за другую руку, а то я этому палачу двину по морде. Больница здесь или газетный киоск, откуда у них столько макулатуры?!..Пожалуй, я произвела плохое впечатление и возбудила недоброжелательное отношение персонала: стоя над тяжело больным ребёнком, не плакала, а нервно хихикала. Пан доктор с упрёком информировал меня — успели мы буквально в последнюю минуту. И тут я с ужасом вспомнила: до войны такое заражение не лечили — или отрезали руку, или человек умирал. Я совсем раскисла и решила на ребёнке не экономить.На перевязки мы ходили ежедневно в течение недели, возвращались домой с галлоном грейпфрутового сока, медицинская страховка началась со вторника, за понедельник заплатила девяносто четыре кроны, дальше лечение шло даром, а стоило пятьсот сорок крон. Провидение позаботилось о моих финансах, так что могла побаловать ребёнка.Мы отправились за покупками, и, сдаётся, я достигла высот материнского самопожертвования.Из-за нетипичных размеров моих детей знали уже во многих магазинах не только Варшавы, но и Европы. Продавец в Magazin du Nord Магазин Севера (франц.).
взглянул на меня, взглянул на сына и радостно изрёк:— Ах, так вот он, молодой человек, для которого вы покупали все такое дли-и-и-и-инное два года назад?И опять мы покупали дли-и-и-и-инное. Роберт предъявлял бешеные требования, кончал гимназию Рейтана, уровень обучения высокий, и контингент учеников — сплошная золотая молодёжь. За пятёрку в конце года некий папаша купил сынку машину;плохой пример заразителен, Ежи тогда тоже потребовал было машину от меня.— А кто купил машину, дитятко, папаша или мамаша? — осведомилась я ехидно.— Папаша.— Вот и отправляйся к папаше, пусть он и купит.Дитятко тогда заткнулось. А тут усмотрело возможность сравнять счёт и потребовало одеяний юного лорда. Покупка брюк породила цунами — расточительность расточительностью, но на портки за тысячу пятьсот крон у меня денег не было, а более дешёвые имели неприемлемые недостатки, поначалу ещё тихо, но с призвуками яростного рыка мы обсуждали недостатки гардероба.— Мешок на заднице! — шипел мой сын. — Кубометр картошки можно засыпать!— Отваливай от этой стойки! — рекомендовала я, скрипя зубами. — Тут от восьмисот и выше! Я здесь банков не граблю! Вон туда гляди!— А там одно дерьмо! Не буду носить!Примерил не менее двадцати пар брюк, в каждойчто-нибудь да не так, и когда в последних брюках, идеально сидевших, не по вкусу пришлись шлёвки — узки, видите ли, для модного ремня, — я психанула, давая себе ясный отчёт: ещё секунда, и совершу детоубийство. Мы зверски поссорились, я заявила: нет так нет, может ходить без порток, за эти деньги шедевра ему не рожу. Ребёнок сквозь стиснутые зубы поносил капиталистический строй вообще и Датское Королевство в частности. С кровавым туманом в глазах я повернулась, чтобы уйти, и вдруг во мне что-то сломалось.Боже мой, бедный ребёнок, всю жизнь нелады с одеждой, приехал в скандинавскую страну с высоким уровнем жизни, обрадовался: оденется наконец как человек, а тут скучная серятина, ну как не разочароваться. Жалко мне его стало, ведь мой родной сын, ещё, пожалуй, комплекс разовьётся!Я взяла себя в руки, отказалась от желания убить его на месте, повернулась к продавцу и посмотрела на него, наверное, страшным взглядом. Из словесной перебранки он не понял ни слова, но, разумеется, видел: того и гляди, в горло друг другу вцепимся, а ему возись с трупами. Смертельно перепуганный, он робко предложил сбегать на склад, лишь бы мы подождали, может, найдёт что подходящее. Я согласилась. Он, видно, летел сломя голову, потому как вернулся через несколько минут с огромной кучей брюк, так что едва из-под неё виднелся. Огнедышащее дитятко примерило, и — о чудо! — брюки сидели идеально.Из Magazin du Nord мы вышли в полном согласии, снабжённые брюками, рубашками, пуловерами, кожаной курткой и купальным полотенцем, все в бежевых тонах, со вкусом подобранное. Ребёнок расцвёл, а я с удивлением обнаружила — все же кое-какие материнские чувства и мне не чужды: вместо того чтобы придушить на месте, купила ему множество вещей.Второй раз мы поссорились из-за Копенгагена by night. Ребёнок желал отправиться в город с дружком, а дружок тоже хорош. Кончил Рейтана, единственный сын, в вилле истерическая мамуся и любящая бабуля, папаша в Дании навсегда, семья богатая, милый мальчик из своей комнаты на втором этаже свирепым голосом орал вниз:— Бабка!!! Чаю!!!И бабуля свинячьей трусцой бежала с чайком для внучка.Что такое безденежье, этот шалопай просто не понимал, учился только потому, что иначе не поехал бы к отцу. Приехал, проводил у отца каникулы, и с моим сыном столковались моментально. Я ничего не имела против, чтобы моё чудом спасённое дитятко развлеклось вечером, ночной Копенгаген ни малейших опасений у меня не вызывал. Выделила на эти цели целых пятьдесят крон, тут-то и разразился скандал — ребёнок ожидал пятьсот. Кореш богатый, а он, Ежи, опять в качестве бедного родственника, что можно сделать на пятьдесят крон, шуточки шутишь! Подлая скупердяйка, а не мать!..— Здесь не Париж, — ответила я сухо. — У меня больше денег нет.— Вообще тогда не пойду!!!— Не ходи. Я не настаиваю.Сдался, взял пятьдесят крон, отправились. Вернулся далеко за полночь с поджатым хвостом, деньги даже остались.— Тоже мне, ночная жизнь называется… — промямлил недовольно.— Я же тебе говорила! А признайся, так, между нами, сколько папаша твоему дружку отвалил?— Тридцать, — слегка поколебавшись, признался ребёнок, и мы взахлёб рассмеялись.Вскоре после этого жутко проучил меня Амагер. Я подвела и обидела сына, боюсь, до конца жизни он мне этого не забудет. Поехали мы на бега, сунула ему датскую программу, дала крону и нетерпеливо объяснила: играй вифайф. Показала, как заполнить купон, и совершенно забыла насчёт резервных лошадей, которых следовало вписать в соответствующую рубрику. Отнеслась я к делу наплевательски, и некое беговое божество тут же отомстило.Ежи посидел над программой, почитал. Не знаю, каким оперировал языком, в принципе знал немецкий, а может, английского где-то поднабрался, во всяком случае, вифайф заполнил, выбрав по одной лошади, сомневался лишь в одном заезде. Могла бы выдать ещё одну крону, не разорилась бы. Следовало рассказать и о резерве, играя одну лошадь, вторую мог вписать в резерв, так нет, ничего не сообразила, в то время аккурат имела на шее некую другую часть тела, отвязалась: решай, мол, сам. Ежи вписал девятку, оставив без внимания тройку.И представьте, пришли все его лошади, девятку дисквалифицировали, выиграла тройка. Резерва не записал по моей вине. Наш личный норвежец совсем обезумел — при сём удобном случае сообщаю, что норвежец в «Крокодиле из страны Шарлотты», точнее, француз, живший в Норвегии, подлинный, и вся буза с Кивитоком правда, только он, норвежец, вифайф тогда не сорвал — подвела одна лошадь, угадал четырех. А в нашем случае с Ежи он бегал и пытался продать этот несчастный вифайф: ведь вполне возможно, пять никто не угадал и заплатят за четыре. На этих четырех мы только и надеялись, собственный идиотизм чуть меня на тот свет не отправил, увы, лошади в заезде вовсе не оказались фуксами столетия и пять попаданий нашлось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
взглянул на меня, взглянул на сына и радостно изрёк:— Ах, так вот он, молодой человек, для которого вы покупали все такое дли-и-и-и-инное два года назад?И опять мы покупали дли-и-и-и-инное. Роберт предъявлял бешеные требования, кончал гимназию Рейтана, уровень обучения высокий, и контингент учеников — сплошная золотая молодёжь. За пятёрку в конце года некий папаша купил сынку машину;плохой пример заразителен, Ежи тогда тоже потребовал было машину от меня.— А кто купил машину, дитятко, папаша или мамаша? — осведомилась я ехидно.— Папаша.— Вот и отправляйся к папаше, пусть он и купит.Дитятко тогда заткнулось. А тут усмотрело возможность сравнять счёт и потребовало одеяний юного лорда. Покупка брюк породила цунами — расточительность расточительностью, но на портки за тысячу пятьсот крон у меня денег не было, а более дешёвые имели неприемлемые недостатки, поначалу ещё тихо, но с призвуками яростного рыка мы обсуждали недостатки гардероба.— Мешок на заднице! — шипел мой сын. — Кубометр картошки можно засыпать!— Отваливай от этой стойки! — рекомендовала я, скрипя зубами. — Тут от восьмисот и выше! Я здесь банков не граблю! Вон туда гляди!— А там одно дерьмо! Не буду носить!Примерил не менее двадцати пар брюк, в каждойчто-нибудь да не так, и когда в последних брюках, идеально сидевших, не по вкусу пришлись шлёвки — узки, видите ли, для модного ремня, — я психанула, давая себе ясный отчёт: ещё секунда, и совершу детоубийство. Мы зверски поссорились, я заявила: нет так нет, может ходить без порток, за эти деньги шедевра ему не рожу. Ребёнок сквозь стиснутые зубы поносил капиталистический строй вообще и Датское Королевство в частности. С кровавым туманом в глазах я повернулась, чтобы уйти, и вдруг во мне что-то сломалось.Боже мой, бедный ребёнок, всю жизнь нелады с одеждой, приехал в скандинавскую страну с высоким уровнем жизни, обрадовался: оденется наконец как человек, а тут скучная серятина, ну как не разочароваться. Жалко мне его стало, ведь мой родной сын, ещё, пожалуй, комплекс разовьётся!Я взяла себя в руки, отказалась от желания убить его на месте, повернулась к продавцу и посмотрела на него, наверное, страшным взглядом. Из словесной перебранки он не понял ни слова, но, разумеется, видел: того и гляди, в горло друг другу вцепимся, а ему возись с трупами. Смертельно перепуганный, он робко предложил сбегать на склад, лишь бы мы подождали, может, найдёт что подходящее. Я согласилась. Он, видно, летел сломя голову, потому как вернулся через несколько минут с огромной кучей брюк, так что едва из-под неё виднелся. Огнедышащее дитятко примерило, и — о чудо! — брюки сидели идеально.Из Magazin du Nord мы вышли в полном согласии, снабжённые брюками, рубашками, пуловерами, кожаной курткой и купальным полотенцем, все в бежевых тонах, со вкусом подобранное. Ребёнок расцвёл, а я с удивлением обнаружила — все же кое-какие материнские чувства и мне не чужды: вместо того чтобы придушить на месте, купила ему множество вещей.Второй раз мы поссорились из-за Копенгагена by night. Ребёнок желал отправиться в город с дружком, а дружок тоже хорош. Кончил Рейтана, единственный сын, в вилле истерическая мамуся и любящая бабуля, папаша в Дании навсегда, семья богатая, милый мальчик из своей комнаты на втором этаже свирепым голосом орал вниз:— Бабка!!! Чаю!!!И бабуля свинячьей трусцой бежала с чайком для внучка.Что такое безденежье, этот шалопай просто не понимал, учился только потому, что иначе не поехал бы к отцу. Приехал, проводил у отца каникулы, и с моим сыном столковались моментально. Я ничего не имела против, чтобы моё чудом спасённое дитятко развлеклось вечером, ночной Копенгаген ни малейших опасений у меня не вызывал. Выделила на эти цели целых пятьдесят крон, тут-то и разразился скандал — ребёнок ожидал пятьсот. Кореш богатый, а он, Ежи, опять в качестве бедного родственника, что можно сделать на пятьдесят крон, шуточки шутишь! Подлая скупердяйка, а не мать!..— Здесь не Париж, — ответила я сухо. — У меня больше денег нет.— Вообще тогда не пойду!!!— Не ходи. Я не настаиваю.Сдался, взял пятьдесят крон, отправились. Вернулся далеко за полночь с поджатым хвостом, деньги даже остались.— Тоже мне, ночная жизнь называется… — промямлил недовольно.— Я же тебе говорила! А признайся, так, между нами, сколько папаша твоему дружку отвалил?— Тридцать, — слегка поколебавшись, признался ребёнок, и мы взахлёб рассмеялись.Вскоре после этого жутко проучил меня Амагер. Я подвела и обидела сына, боюсь, до конца жизни он мне этого не забудет. Поехали мы на бега, сунула ему датскую программу, дала крону и нетерпеливо объяснила: играй вифайф. Показала, как заполнить купон, и совершенно забыла насчёт резервных лошадей, которых следовало вписать в соответствующую рубрику. Отнеслась я к делу наплевательски, и некое беговое божество тут же отомстило.Ежи посидел над программой, почитал. Не знаю, каким оперировал языком, в принципе знал немецкий, а может, английского где-то поднабрался, во всяком случае, вифайф заполнил, выбрав по одной лошади, сомневался лишь в одном заезде. Могла бы выдать ещё одну крону, не разорилась бы. Следовало рассказать и о резерве, играя одну лошадь, вторую мог вписать в резерв, так нет, ничего не сообразила, в то время аккурат имела на шее некую другую часть тела, отвязалась: решай, мол, сам. Ежи вписал девятку, оставив без внимания тройку.И представьте, пришли все его лошади, девятку дисквалифицировали, выиграла тройка. Резерва не записал по моей вине. Наш личный норвежец совсем обезумел — при сём удобном случае сообщаю, что норвежец в «Крокодиле из страны Шарлотты», точнее, француз, живший в Норвегии, подлинный, и вся буза с Кивитоком правда, только он, норвежец, вифайф тогда не сорвал — подвела одна лошадь, угадал четырех. А в нашем случае с Ежи он бегал и пытался продать этот несчастный вифайф: ведь вполне возможно, пять никто не угадал и заплатят за четыре. На этих четырех мы только и надеялись, собственный идиотизм чуть меня на тот свет не отправил, увы, лошади в заезде вовсе не оказались фуксами столетия и пять попаданий нашлось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37