Алиция осуществляла контакты без меня, познакомилась с Соланж, председателем французского Союза женщин-архитекторов, подружилась с ней; между прочим, на мой взгляд, Соланж была прямым потомком месье de la Tour, который во время первого крестового похода приручил львицу, факт этот, однако, никак не повлиял на экскурсию; позднее наших дев пригласили во Францию. Алиция изо всех сил уговаривала меня поехать, само собой, хотелось очень, да не справилась я с делами. Гнала какую-то очередную халтуру, весьма нетипичную, и, как всегда, сидела без денег. Естественно, все это радикально сбило меня с толку, помню, я рычала и кусалась на любое предложение — и халтуры и расходов. Не поехала. Кретинка.А наши бабы да, отправились в Париж, вели себя как идиотки: ходили по площади Пигаль сомкнутым строем, держа круговую оборону; тоже мне — всем за тридцать, моложе не было, — так уж весь Париж на них и зарился. Вернулись домой, и вдруг Соланж предложила работу у себя. Кого-то уже приняла. Алиция в то время на заграницу не реагировала, я — да, работать поехала бы. Начали согласовывать.Что-то не удавалось, как всегда, возникали нелепости. Вот тогда-то Ирэна и сделала мне пакость. По договорённости с Алицией Соланж держала для меня место работы и собиралась прислать приглашение. Я попросила немного повременить. Бог знает что меня держало, вернее всего служба, возможно, все те же проклятые Гурце, а может, и очередная семейная кутерьма началась. Всяческих дел и хлопот вполне хватало, так что трудно их разграничить и определить во времени. Я собиралась поехать через несколько месяцев, а пока что это место отдала взаймы Ирэне.Они вместе с Анджеем уже работали во Франции, Ирэна, кажется, вкалывала год, привезли «симку»… нет-нет, прошу прощения, Ирэна была там одна. Мне вспомнилось, как она, вернувшись, пожаловалась на мужа. Границу пересекла этой самой «симкой», Анджей её встречал, Ирэна в слезах пала ему на грудь. «Слушай, я попала в катастрофу, — жаловалась она мне с обидой. — А он тут же начал осматривать машину — машина главное, я точно видела, мне ноль внимания! А на меня мотоцикл наскочил, когда я пешком шла, могла ведь жизни лишиться!»Я запомнила Ирэнины жалобы — меня тогда очень утешила мысль, что все мужья одинаковы.Сейчас же Ирэна снова хотела поехать. Приглашение ей прислали, а вот работы не было. Я все согласовала через Алицию, пусть она поработает за меня у Соланж, чтобы зацепиться, за это время найдёт себе что-нибудь, а я приеду позже. Ирэна уехала, работала у Соланж, после чего, когда Соланж хотела с ней прислать приглашение для меня, Ирэна отказалась. Что там стряслось, понятия не имею, но Соланж рассердилась и ликвидировала все наши комбинации, так что я не смогла поехать вообще и несколько лет не могла простить Ирэне такого поступка. Потом обида несколько поблекла, возможно, в сравнении с номером, который выкинула её сестрица.У моей матери был настоящий бзик на пункте книг. Свои книги она любила, перечитывала, всячески оберегала и никому не давала. Во время оккупации одна знакомая доставала матери лекарства, неприлично было отказать ей, с великим нежеланием мать дала ей прекрасный криминальный роман Ливингстона «Вопреки очевидности». Знакомая тряслась над книгой — знала пунктик матери, но приходилось отлучаться на работу. В её отсутствие, когда её мамуся находилась дома одна, кто-то заходил и книгу увёл. Мамуся — я не люблю её за это — не только фамилии не запомнила, но умудрилась не заметить, кто приходил — мужчина или женщина. Все поиски оказались тщетными.После этого случая моя мать тем более отстаивала свои права и книг никому не давала. Её библиотека находилась у меня, и на меня обрушился святой долг сберечь сокровища. Не уберегу, даже за одну пропавшую книгу мать меня проклянёт. А посему я цербером защищала книги от посягательств (вообще-то следовало закрыть шкаф на ключ, да дети ещё на заре своей жизни растеряли все ключи).Ещё до отъезда Ирэны они как-то зашли ко мне вместе и чёртова сестра тут же залезла в шкаф. Несмотря на мои бешеные протесты, забрала «Вивьен» Максуэла в трех томах, клятвенно обещая вернуть. Не вернула, конечно, я напоминала и умоляла безрезультатно и вдруг уже post factum узнала, что она уехала во Францию вместе с Ирэной и Анджеем. Я в отчаянии искала книгу у её матери, терзала её разведённого мужа, доводила всех знакомых — без толку. «Вивьен» пропала навсегда. Сознаюсь, я отомстила: Ирэнина сестрица в виде Сонечки фигурирует в "Бесконечной шайке", только и всего утешения.Матери призналась в своей вине лишь несколько лет назад, когда удалось купить новое издание. Полжизни, можно сказать, угробила на скрывание, а ведьму эту не простила и по сей день. Никто из них уже не вернулся в Польшу, обе перебрались в Штаты.Таким вот образом из-за всех пертурбаций во Францию я не поехала. Зато въехала в перипетии с Юреком, которого мои дети, помните, доконали на обратном пути из Желязовой Воли. Жениться на мне он раздумал, потому как я предъявляла слишком большие требования.Очень серьёзно, трезво и решительно однажды он вопросил меня:— Признайся, почему ты не желаешь за меня выйти?Я занервничала и ляпнула правду:— Ты слишком толстый.Он немного подумал:— Понимаю. На сколько похудеть?— На двадцать кило, — брякнула я не задумываясь.— Это слишком. На десять.— Нет, — заупрямилась я. — Двадцать.— Десять!— Двадцать! — рассвирепела я.— Нет уж, — обозлился он. — Вообще не стану худеть!А я таки оказалась права, как-то приснился мне похудевший на двадцать кило Юрек — вполне эффектный тип оказался. Ему все равно повезло: женился на очень красивой девушке и с мягким характером, теперь у него ужасно симпатичный сын, с которым вместе уже давно проворачивают всяческие дела. А в моё время вёл их самостоятельно, я делала ему узоры для тканей. Благодаря ему в «Романе века» могла со знанием дела написать о флокировке тканей. Зарабатывали же мы с ним явно по контрасту, за один узор я получала пятьсот злотых, а он полмиллиона. Впрочем, в этой области я всегда отличалась величайшим талантом.Алиция тем временем занималась очередной группой туристов, на сей раз датских. Туристы говорили по-немецки, Алиция владела немецким как польским, завязались дружеские отношения. Не буду настаивать, что господин фон Розен именно в те поры посетил нашу страну, мне кажется — да, во всяком случае, они подружились, и по его приглашению Алиция уехала в Данию.Ещё до того умерла её мать, вся мастерская в свидетелях — эту смерть я наворожила. В то время меня просто черт подначил — раскидывала и раскидывала карты кому попало, инспирированная Ядвигой (смотри «Подозреваются все!»), которая бешено верила в гадание Предсказания мои сбывались устрашающе, Ядвиге я нагадала: потеряет нечто, имевшееся у неё всю жизнь почти с рождения, и потеря принесёт облегчение. Все терялись в догадках, что бы это такое могло быть, я тоже терялась, а через неделю все объяснилось само собой. Ядвиге удалили зуб. Разумеется, облегчение она испытала колоссальное.От Алиции эффекты чёрной магии я скрывала, она даже обиделась.— Всем гадаешь, а мне почти ничего не говоришь, почему такая дискриминация?— На тебя глупые карты идут, не знаю, как быть. Не годишься ты для гадания.Коллегам я сказала правду:— Слушайте, как ни раскину на неё карты, получается, умрёт кто-то самый близкий. У неё только мать, больше никого нет. Что делать?— Черт, — забеспокоились коллеги. — Ничего не говори ей. Глупости одни твои гадания.А через три недели мать Алиции неожиданно умерла от сердца, Алиции не было дома, в общем, не буду вдаваться в подробности; сослуживцы довольно долго посматривали на меня косо. Потом прошло.В «Блок» пришёл на работу Лесь.Пребывать с Лесем в одной комнате, сидеть за столом рядом и не написать о нем оказалось просто невозможно. В немногие минуты простоя брала я машинку у секретарши, пани Матильды, которую на самом деле звали Иоанна, и печатала за своим столиком, а коллектив стоял за моей спиной и покатывался. Лешек бросал подозрительные взгляды, в конце концов не выдержал, взял одну страницу и прочёл фрагмент.— Пасквиль какой-то! — откомментировал он с презрительным неодобрением и бросил страницу мне на доску.Очень долго он надеялся, что книга никогда не появится — писала я с перерывами шесть лет, а по выходе книги изменил мнение. Ни с того ни с сего ему вдруг повезло, смог целиком заняться живописью, объездил весь мир и "Леся " повсюду возит за собой в качестве своего талисмана.До «Леся» я писала, разумеется, мою вторую книгу «Подозреваются все!». Во вступлении сказана одна только правда, мы и в самом деле на работе носили голубые халаты, мужчины — бежевые, мой пояс и в самом деле висел на крючке в ванной, а глазами души я и вправду увидела сцену преступления. В моих творческих замыслах с самого начала участвовала вся мастерская. Столярека я предала смерти, потому как он меня разозлил: был должен три тысячи злотых, которые я выплатила за кредит, и увиливал от возврата денег. В ходе действия принимали участие все, так что Столярек наконец забеспокоился, напоминаний о деньгах не выдержал и заключил со мной соглашение. В нашей комнате при многочисленных трезвых и совершеннолетних свидетелях он встал на колени и объявил:— Ладно, согласен на все, пани Иоанна, только оставьте меня пока в покое с долгом. Пожалуйста, пусть я буду вором, шантажистом, убийцей, жертвой, алкоголиком, бабником, кем хотите, умоляю только об одном! Не делайте меня педерастом!!!..Порядок, тут я пошла на соглашение.Долго не могла решить, кого сделать преступником, к счастью, меня чем-то рассердил Витек. Он тогда уже был руководителем и директором мастерской, а Гарлинский уехал в Швейцарию и остался там. За что рассердилась на Витека, не помню, но разговор наш протекал так:— Погоди, Витюха, это тебе даром не пройдёт. Отомщу.Витек сперва пренебрёг угрозой, позже забеспокоился. Прекрасно знал, чем я занимаюсь.— Смотри, понапишешь черт те какой ерунды, не прощу, обращусь в суд!Черт те какую ерунду я, конечно же, написала — этим и отомстила, однако на всякий случай в начале книги поместила оповещение: все, дескать, высосано из пальца. Витек пережил моё творение мужественно. Понятно, оскорбился на меня, но чувство юмора пришлось-таки ему проявить, обиду скрыл, а года два разговаривал со мной как бы нехотя.А вот Анка никаких претензий не имела, хотя я впутала её в роман со Збышеком, да она и так замуж за него собирались. Абсолютно добровольно, без всякого принуждения и с большим удовольствием все кровь леденящие драмы я навыдумывала, нежными «кисами» Збышек вовсе её не именовал. А в действительности мы отлично отпраздновали её свадьбу, пожалуй, я даже переусердствовала.Венчание состоялось в костёле Святой Анны, собрались идти все, я пообещала явиться в наряде сногсшибательно элегантном. Как раз тогда сшила себе кашемировое платье — максидудочку в красные разводы, к нему длиннющий шарф из той же ткани с подкладкой из красного шелка. Вырядилась в платье, на ногах — красные стильные сандалии, на руках белые перчатки, на голове белая Люцинина панама с красными цветочками, та самая, в которой Люцина щеголяла во время восстания, отправившись за Збышеком на Садыбу. Сумочка тоже Люцинина, красно-белая, плоская, в стиле ансамбля.В таком-то одеянии мчалась я вверх по Дольной пешком, как всегда ловила такси, остановилась частная машина с двумя типами.— Пожалуйста, садитесь, куда прикажете? Такая нарядная женщина не должна ходить пешком!Я с удовольствием воспользовалась предложением, довезли меня до Святой Анны, около костёла ждал Весек. Вылетела из машины, естественно, панама свалилась, нахлобучила её, а Весек зашёлся от хохота.— Чего ты? — огрызнулась я. — Плохо шляпу надела или что?— Да нет, все в порядке, — с трудом выдавил Весек. — Я ожидал эффекта и НЕ ОШИБСЯ!Меня тоже одолел приступ хохота. Пришлось нам отойти в сторонку, неприлично так вести себя у входа в святыню. Овладели мы собой только к середине обряда, вошли в костёл, и не знаю уж, как случилось, но на молодых почти перестали обращать внимание. Все пялились на меня, а Весек чуть не задохнулся от смеха. Так вот, на такой фурор я отважилась лишь однажды, больше никогда так не одевалась, в довершение беды хвалёный кашемир красился даже всухую. Вскоре я вся покраснела, включая нижнюю юбку и перчатки. " Подозреваемые " уже печатались, когда меня разыскал Фильм Польский в лице режиссёра Яна Батория с предложением сделать фильм по «Клину». Сценарий писать сама я не решилась, тем более что Баторий видел все по-своему, писали мы вместе, в кафе «Гранд-отеля». У меня дома торчали дети и Войтек, у Батория шёл ремонт, другого места не нашли, и не раз посетители за соседними столиками замолкали и бросали на нас полные ужаса взгляды… Из «Клина» получилось «Лекарство от любви». Ссорились мы с Баторием самозабвенно, оба прямо-таки кипели от ненависти, но он баталию выиграл — все же в фильме решает режиссёр, а не автор, я понемногу сдавалась и свирепела, Баторий считал меня самой омерзительной бабой на свете, к тому же все время нашей работы у меня болел зуб. Я бегала к стоматологу, настоявшему на лечении канала, болело постоянно, каким чудом получилась у нас комедия, сама удивляюсь.Войтек на все походы в «Гранд» реагировал по-своему. Само собой разумеется, у меня роман с Баторием. Исходя ядом и чертыхаясь, я сладким голосом допытывалась, где амурами занимаемся, под столиком или внизу, в уборной, если да, то в какой? В дамской или мужской? На конкретные вопросы не отвечал, скандалил изо дня в день, не уверена, не скандалила ли с Баторием какая-нибудь его актуальная дама сердца. Одно лишь могу утверждать: под дулом пистолета ни один из нас не согласился бы на любовные эксцессы, настолько мы друг другу осточертели. По окончании работы дикая ненависть, конечно же, утихла, и мы остались друзьями.Войтека убедить ни в чем не удалось, дул в свою дуду, отстал лишь тогда, когда сценарий пошёл на утверждение, а служебные встречи в «Гранде» прекратились. Развлечений Войтек по-прежнему доставлял много.В один прекрасный день решил упоить Доната. Так просто, из любопытства: а что Донат станет вытворять по пьяной лавочке?— Не забивай себе башку глупостями, — отреагировала я с ходу. — Донат строитель, ни черта у тебя не выйдет.— Подумаешь, строитель, уж я постараюсь, — ответил Войтек.Я предупредила Янку, она запекла двух жирных цыплят, и мы отправились к ним на бридж. Меня уже и саму разбирало любопытство, что получится. Войтека пьяным не видела никогда, мог выпить очень много, и плохо ему было, но с печенью, а что касается Доната, так у него допуск, по-моему, был вообще неограниченный. Начали играть, сделали перерыв, дабы подкрепиться цыплятами, и снова вернулись к игре.Сколько выжрали водки, не имею понятия, хотя мы с Янкой на всякий случай не пили. Окончательный результат у мужчин оказался ничейный: Войтек мучился со своей печенью в ванной, а Донат один-одинёшенек сидел за столом и упорно продолжал играть в бридж. Отсутствия партнёров просто не заметил, сдавал, торговался, разыгрывал, похваливал удачные ходы, ругал неудачные розыгрыши, вёл разговор за четверых, вообще разговаривал как никогда много. На нас не обращал никакого внимания. Войтек, выползши из ванной, разобиделся: он страдает, а мы ржём как сумасшедшие.Играли мы у них в бридж и в Пасхальное воскресенье. Начали прощаться в час, Войтек вспомнил, что уже обливальный понедельник наступил, и прыснул водой на Янку.— Ах, ты!.. — крикнула она и плеснула в него от души.Войтек успел брызнуть в меня, я отреагировала молниеносно и достигла впечатляющего эффекта. Он расположился в кухне, а мы с Янкой заперлись в ванной; вода всем доступна, а между кухней и ванной открывалось окно. Войтек использовал всё более ёмкие кастрюли, мы обливали его из таза. Донат стоял в дверях комнаты, защищая спящего ребёнка, вода текла с него потоками, хоть никто из нас нарочно его не обливал, так мы отомстили друг другу за все. Кажется, у соседей снизу начался потоп.Досталось Войтеку во Владиславове, где мы проводили отпуск с огромным количеством детей. Янкин Кшиштоф, Войтеков Кайтек и оба мои. Войтек, кажется, приехал из Варшавы и привёз яжембяк, этим яжембяком мы с Янкой упились в стельку, Янка решила возвращаться домой, а я собралась на прогулку.— Едва с ними не спятил, — жаловался Донату Войтек. — Одна лезет на шоссе, а вторая норовит на пляж улизнуть, обе в разные стороны, как мне с ними справиться?..Янка жила неподалёку, перетащил её через шоссе и поставил у дверей нужного дома, после чего ухитрился догнать меня, пока я не успела погрузиться в морские волны. Кой черт дёрнул нас надрызгаться, понятия не имею, ведь мы же не пили, тем более при детях. А всего, кроме упомянутых случаев, я упилась вдребадан ещё четыре раза, два по ошибке, просто разнервничалась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37