Не знаю, как я не померла от хохота.В этом же Бакене вместе с Войтеком мы уселись в вагончик, проезжающий дворец ужасов. Так это называлось. Веселились вовсю, уверенные, что с нами ничего не случится: хихиканьем встречали стену огня, столкновение с поездом, скелет во мраке, страшную сову, неожиданно бросившуюся сверху, и тому подобные штучки, но когда над ухом вдруг раздался ужасный, леденивший кровь в жилах вопль, мы сообща заорали. Из всех ужасов крик оказался самым эффектным.А при случае я услышала забавный рассказ про скелет. Хмырь в тёмном бархате, с реалистично нарисованным на костюме скелетом (в темноте виден только этот фосфоресцирующий костяк), появлялся перед посетителями в нужный момент. Якобы какой-то шутник прокрался в закоулки аттракциона и без всяких плохих намерений похлопал скелет по плечу. На что скелет отреагировал очень просто — свалился в обморок.Увы, через двадцать лет дворец ужасов исчез, и я не нашла подвижного домика. Придумали новые аттракционы, сознаюсь, интересные.Все это я подвожу к рассказу о возвращении из Бакена, тоже очень смешном. Каким манером после такого великолепного развлечения мы умудрились поссориться с Войтеком, не могу вспомнить. Возможно, я что-то напутала, короче, мы заблудились в бесконечных дорогах, ехали черт знает куда. Войтек обругал меня идеальным сопровождающим, я разозлилась и всучила план Мартину. Раз я дура, пускай он даёт указания, возможно, успеет прочитать и дорожные указатели при такой скорости, какая не позволяет этого сделать. Мартин панически перепугался, но план взял. Войтек ехать медленнее не намеревался, мчался словно на пожар, ибо, во-первых, так любил, во-вторых, рассвирепел.— Где мы находимся? — яростно рявкнул он.— На четвёртом секорте, — ответил испуганно Мартин.— А куда едем?— На пятый секорт…Зубовной скрежет Войтека я слышала отчётливо. Вся злость у меня испарилась, дальнейший их разговор доставил мне исключительное удовольствие. До Копенгагена нам все-таки удалось добраться, но Мартин категорически отказался когда-либо меня заменять.Выходные мы использовали на то, чтобы познакомиться хоть с небольшой частью Дании. Поехали в Ютландию и на Скаген, откуда меня волокли на аркане, так поразил меня восхитительный вид с мыса Скаген. Встречаются два пролива, Скагеррак и Каттегат, волны идут с двух сторон навстречу друг другу, наскакивают друг на друга и самым очевидным образом недоумевают — а что же делать дальше? Я видела открытки и фотографии, но куда им до натуры. Я торчала на мысу по щиколотку в воде и глаз не могла оторвать.В это Войтеково пребывание мне удалось впихнуть ещё и Париж. Хлопанья дверью в качестве развлечения явно было недостаточно, я купила через райзебюро очень дешёвую экскурсию, и впечатления столь ошеломили меня, что не помню даже, чем мы туда добрались. Наверное, самолётом.Париж я знала теоретически из чтения и изучения архитектуры, половину города могла начертить на память и потому представляла город неплохо. Но Париж оказался не только созвучен моим представлениям, но ещё лучше, и, верно, за это я полюбила его навсегда.В Париже обретался мой старый приятель Пётр, который после своих дальневосточных контрактов уже не вернулся в Польшу, а переехал во Францию. Работал, делал блестящую карьеру, женился на своей тамошней кузине, что значительно сократило ожидание гражданства. Со своей предыдущей женой развёлся. Я сразу же встретилась с ним и сразу же признаюсь, в книге "Что сказал покойник " он выступает в качестве моего таинственного друга, таинственного потому, что его жена меня не любит, хотя я не сделала ей ничего плохого.Несколько отступлений в связи с «Покойником». Пётр как раз был у меня, когда оторвался и свалился нам на голову карнизик вместе с прикреплённой к нему занавеской между кухней и комнатой. Пришёл ко мне с каким-то делом, Пётр, конечно, не карнизик, не помню с каким, потому как время мы провели, пытаясь вмонтировать на место это устройство. Правдиво и то, что пришёл он ко мне после аварии, в которую попала его тогдашняя жена, тяжко озабоченный, не уверена только, чем больше — женой или отсутствием денег на ремонт машины. Время было летнее, дети на каникулах, о своей кормёжке я почти не заботилась.— Есть хочу страшно, в желудке подсасывает, — грустно сообщил Пётр. — У тебя не найдётся перекусить?В доме оказались яйца, мука и соль. Возможно, яйцо одно. Я быстренько соорудила вареники, на воде без молока, и мы сожрали их с солью. Чай был. Никто не смеет утверждать, что подцепила я Петра, через желудок добравшись до сердца.— Я тебе кое-что покажу, — сообщил он мне таинственно, когда мы встретились через семь лет в Париже, без Войтека, который, ясное дело, о свидании знал и использовал его, чтобы сказаться оскорблённым.Белая «ланчия» у Петра действительно была, и мы поехали.— Куда едем? — поинтересовалась я.— В аэропорт.— А что там такое?— Увидишь.Ничего не хотел объяснить по дороге, а привычка к Войтеку заставила меня спросить:— Сколько я должна тебе за бензин?— Поцелуй меня в задницу, — вежливо ответил Пётр.Мы доехали до Орли, и там он привёл меня в часовню.Посмотрела. Это был шедевр. Овал, стенка внутри, около неё алтарь, и ничего больше. Абсолютная простота средств и безупречные пропорции — дух захватывало. Я молчала, да и что тут скажешь?А подумала следующее: увидев такое чудо, амбитный архитектор должен бежать на первый попавшийся мост, перемахнуть через барьер — и в Сену. Лучше никто и ничего уже не создаст. На мгновение мне сделалось неимоверно тяжело, затем наступило полное облегчение: ведь пишу книги, сменила профессию, и мне вовсе не надо топиться в Сене!Искренно и честно — часовня в Орли нанесла сокрушительный удар по всем иллюзиям насчёт моей профессии. Часовня постоянно у меня перед глазами и в памяти. Отпало всякое желание найти работу в архитектурно-проектной мастерской, когда я вернулась в Польшу. Войтек, тяжко оскорблённый, один отправился на площадь Пигаль, где его утешила какая-то мадемуазель, предложив услуги за полцены. Не воспользовался, привык к даровым услугам, денег пожалел, зато настроение значительно повысилось.В Париже мы провели восемь дней, и, конечно же, я перепутала дату отъезда. В последний день валялась ещё в постели. Войтек отправился за чаем.— Слушай, что происходит? — забеспокоился он, вернувшись. — Вся датская группа сидит в холле на чемоданах. Мы, случаем, не сегодня уезжаем?Господи Иисусе, я вскочила. В халате помчалась выяснять — и в самом деле, улетаем сегодня, вся компания, готовая в путь, ждала автобуса. Мы собирались в бешеном темпе, чемодан не желал закрываться, Войтек трудился над ним как вол, придавил крышку и закрыл единственно силой воли.— Где паспорта? — заорал панически.Я вывалила сумочку — паспортов и билетов нет, Господи!..— Ох, наверное, все в чемодане, — пробормотала я вне себя.Войтек держался как положено мужчине. Ничего не сказал, стиснул зубы, открыл проклятый чемодан и начал рыться в вещах. Когда половина вещей уже валялась рядом, я вспомнила, что паспорта в несессере. Запихал все снова по-прежнему молча. Мы успели дуриком — посадка в автобус с багажом затянулась, а ведь кто-то же должен быть последний?Мне тогда вспомнилась ужасная история в таком же роде, рассказала её Войтеку в качестве утешения. Моя приятельница по институту Ханя, спортсменка, ехала с группой коллег в какой-то лагерь. В купе заглянул контролёр.— Билеты у всех есть? — спросил он нехотя, по обязанности.Все кивнули, один парень решил пошутить.— Вот у этого коллеги нет, — сообщил он, показав на кореша.Все засмеялись, контролёр тоже, но потребовал предъявить. Обвинённый весело полез в карман, не нашёл, начал шарить в другом. Когда обыскал четвёртый, уже не смеялся. Встал, начал снова — карманы в пиджаке, карманы в брюках, контролёр ждал с каменной физиономией, приятелям стало не по себе. Парень снял с полки чемодан, поискал в нем — без толку, проверил карманы в пижаме, вспомнил про рюкзак, вывернул из него все вещи — билета не было. Заглянул даже в мыльницу с горя. Кто-то вспомнил — на следующей станции выходить, контролёр решил выйти с ними. Штраф следует оформить. На перроне, где основательно распотрошённый парень утопал в целой куче своего барахла, контролёр попросил собрать вещи и отправиться в соответствующее учреждение, приятели пришли в отчаяние, парень все собрал, забросил на плечо фотоаппарат и вдруг вскрикнул с облегчением. Быстро открыл футляр и вытащил билет.Только тогда контролёр устроил устрашающий скандал: вся сцена-де разыграна специально с целью поиздеваться над железнодорожными властями. С великим трудом удалось его угомонить.В Польшу Войтек уехал «фольксвагеном», я проводила его до Гесера и дала доверенность на пользование машиной. Не уверена, приезжал ли он ещё раз, ибо в памяти маячит не его визит, а неприятное впечатление, когда я узнала, что «фольксваген» зарегистрировал на себя, а не на меня. Объяснил тем, что таможенный досмотр проводился на его имя, потому и пришлось так зарегистрировать. Моё разочарование продолжалось недолго — махнула рукой, я уже накопила денег на вторую подержанную машину и собиралась возвращаться ей.Потом приехала Аня.Не помню кто, но мне посоветовали снять комнату у фру Скифтер на бульваре Андерсена, почти напротив бокового входа в Тиволи. Поселилась я в великолепном салоне, но со Святой Анны окончательно не выехала — зарезервировала прачечную для Ани, собравшейся ко мне в небольшой отпуск. Сдаётся, через кого-то оформила ей приглашение назло её мужу, тиранические склонности коего возбуждали протест в моей душе. Приезд Ани сделался во многих отношениях потрясением.Началось с того, что с поездом не приехала, и письмо, которое я тут же начала писать, звучало следующим образом: ГДЕ АНЯ???!!! Я так беспокоюсь, что куда-то сгинули все мои химеры. Что случилось?! Напишу сразу все, иначе потом эта страшная пятница поблекнет, и я не успею ещё кого-нибудь заразить моим беспокойством, а такого вообще не переживу! НЕ вышла из поезда! Я ждала на перроне, поезд пришёл вовремя, прибытие объявили, состав небольшой, обошла весь. Поднялась наверх и обошла весь вокзал, снова вернулась вниз на перрон, подождала, пока поезд не ушёл, снова поднялась наверх и обежала весь вокзал. Ани не было. Снова спустилась вниз и повторила все сначала. Поехала на площадь Святой Анны в надежде, вдруг как-нибудь пропустила её и теперь застану дома. Фига. Помчалась на бульвар Андерсена — вдруг позвонила. Никто не звонил. Пока добиралась до Андерсена, разразилась страшенная гроза с ливнем, и несколько десятков метров от трамвая до дома меня доконали окончательно. Из туфель при ходьбе били фонтаны. В спешке переоделась и снова полетела на вокзал. Дерьмо! Вернулась домой, позвонила в Варшаву — ясное дело, никого нет. Подождала до десяти, вдруг позвонит кто-нибудь, опять поехала на площадь Святой Анны, после чего на вокзал. Из-за спешки оделась странновато: на босу ногу старые туфли с обломанными каблуками, замшевое пальто и длинные чёрные перчатки, в руках изысканная сумка с надписью «Париж», а в сумке огурец. Мокрый зонт. С вокзала вернулась домой. До сих пор Ани нигде нет. Господи спаси и помилуй, что случилось? И почему, к чертям собачьим, вас никогда нет дома, когда я звоню?! Что мне теперь, дьявол вас побери, делать?! В шесть утра на вокзал не поеду. Наоборот, буду спать как можно дольше, если удастся — до вечера. Не назло, а потому, что сигарет нету и денег нету, чтобы их купить. До понедельника ни гроша. Остатки просадила на жратву в расчёте на то, что Аня привезёт сигареты. Все моё состояние — один жетон на трамвай. Хорошо, дошла до ручки, перестала нервничать и начала смеяться. Нервничаю только из-за Ани, не представляю, куда подевалась. Отстала от поезда? Упилась на пароме? Охмурил её кто-нибудь? Вышла в Роскилле? Если она не выехала из Варшавы, надеюсь, меня предупредили бы?!! Судя по тому, что делается за окном, началось землетрясение или горит пол-Копенгагена. Понятия не имею, что предпринять…
Носилась я на вокзал как безумная: в письме и по телефону известила Аню — ехать ей до конца. Всякие промежуточные станции её не касаются, ехать до конца, и точка. А проклятый поезд шёл до Мальмё, и только там был чёртов конец. Попыталась связаться с вокзалом в Мальмё, не очень понимая, как извлечь Аню из Швеции, в общем, из-за всего вместе едва рассудка не лишилась.Назавтра утром Аня появилась. Польский поезд опоздал, и в Берлине ей пришлось ждать следующий. Провела этот день с молодым соплеменником, оказавшимся в подобном же положении, немецкого оба не знали, бегали по городу и монотонно твердили: «Etwas kalte zu trinken» Что-нибудь холодное попять ( нем. ).

, ибо жарища стояла невыносимая. У меня Аня просила прощения: в чужом городе, без денег, с голоду съели два пирога, испечённых для меня матерью…В принципе я поселила её в прачечной господ фон Розен, но первый вечер мы провели у фру Скифтер на бульваре Андерсена. В Тиволи пускали фейерверк, прекрасно видный из моего окна, а на улице, аккурат перед домом, произошла четверная автомобильная авария. Так что Аня своё прибытие в Данию отметила весьма насыщенно.Сразу же Аня испекла пироги с шампиньонами, потому как оставшиеся пироги моей матери мы проглотили молниеносно и только распалили аппетит. Молочной бутылкой она раскатывала тесто на мраморной доске буфета в прачечной у госпожи фон Розен, когда мы с Мартином умотали на бега и выиграли столько, что естественно родилась мысль задержать Аню подольше, дабы всякий раз, когда мы играем, делала пироги — под них явно шёл выигрыш: На бега её мы тоже повезли, но играть она отказалась, только предлагала порядки, а сыграй она свои номера, выиграла бы на этом более ста крон. И все-таки заявила: предпочитает-де печь пироги.Аня знала французский, в Дании мало распространённый, но путешествовала много, и я вполне полагалась на её опыт, когда сама ходила на работу. Осмотрела она, что удалось, в городе и отправилась к Гамлету в Хельсингёр. Невероятно, но факт — она проворонила замок — огромную глыбу, вздыбленную на фоне моря и неба, и отправилась в сам город на поиски.Я позабыла ей сказать, что Гамлетов замок называется Кронборг. Гигантскую стрелу с надписью КРОНБОРГ Аня, конечно, видела, но ассоциации не сработали. Усталая от бесконечных хождений, она зашла в какой-то магазин и принялась спрашивать Хельсингёр, на что ей с удивлением ответили — это здесь.— Знаешь, — рассказывала Аня вечером, — показывают — тут, мол, я подумала, вдруг чего не доглядела, незаметно осматриваюсь, где покои и тому подобное. После уж пришло в голову сказать «Гамлет»…Апогеем её покупательных достижений стала голубая губка.Заупрямилась — куплю и куплю голубую губку, в Польше такая губка — несбыточная мечта. Шла как-то по улице, в витрине маленького магазинчика увидела голубую губку, зашла. Как только не пыталась объяснить, какая вещь её интересует. «Une eponge», губка, и показывала, что моется, — без эффекта. Хмыриха в магазине подавала ей все по порядку, только не губку. Аня наконец рассердилась, применив наглядный метод, выволокла бабу за руку на улицу и остановилась перед витриной.— О, вот это! — высказалась она чётко по-польски. — Вот это!— А-а-а-а-а! — воскликнула продавщица, воздев руки к небесам.Помчалась в подсобку и притащила большой гипсовый бюст для завивки париков.Бюст Аню добил, отказалась от губки в этом магазине. Купила её без всякого труда в универмаге, где губки лежали навалом.Следующим событием стал приём у Иоанны.Насколько помню своё творчество, Иоанна выступает под именем Аниты в "Крокодиле из страны Шарлотты", в книгах "Что сказал покойник " и «Все красное». Я выбрала Аниту, а она сама возжелала сделаться преступницей. Ни в коем случае не жертвой, на моё предложение запротестовала решительно, а вот убийцей — пожалуйста, сколько хочешь.Иоанна-Анита датским владела прекрасно. Её отец работал в каком-то нашем представительстве, и девочка училась в датской школе. Вернулась в Польшу и уже после развода с первым мужем встретилась в Закопане с Хенриком, датчанином, путешествовавшим по Польше; блуждал он по разным городам и весям и менял валюту в банках по двадцать четыре злотых за доллар. Иоанна-Анита его пожалела, занялась на досуге, они поженились и поселились в Дании. Знание языка дало ей возможность работать в датской прессе.Жили они в Видовре, в садово-вилловом районе, и мои поездки к ним выглядели буквально так, как описано в «Крокодиле». Городской железной дорогой до станции Видовре я доезжала спокойно, дальше, хоть тресни, запомнить не могла. Автобусом ездила исключительно в обществе Алиции, умевшей попасть к ним абсолютно непостижимым для меня образом, а одна я всегда брала такси.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37