Лукаш уже стоял рядом со мной, а все семейство толпилось вокруг. Одна только бабушка спокойно уселась на стул.Кавардак я обнаружила совершенно безнадёжный, что меня крайне удивило, так как я всегда считала, что полиция показывает свидетелям соответствующим образом подобранные снимки. Одни только морды, одни пейзажи, одни предметы или что-то там ещё, а тут все лежало в одной куче. Я послушно начала их просматривать.Лукаш оказался более в курсе, чем я. Без слов он указал и отодвинул в сторону неизвестную мне резиденцию, утопающую в зелени, потом выловил несколько ликов Пустынко, портрет Каи Пешт, очаровательные рожи Бешеного, ещё какие-то морды, которых я не знала, наконец, лицо, маячащее в последнее время в моей памяти благодаря этой проклятой корректуре и всем разговорам о фотографии. Тем более, что на столе лежало по крайней мере штук пятнадцать крупных отпечатков прекрасно известного мне типа: червячки, растения, зверушки, равно как и абсолютно неживые предметы.По одной из фотографий он постучал пальцем.— Гамар… Помнишь его?— Принесли его черти… — с крайней неохотой пробормотала я.— А это вы знаете? — спросил майор, подсунув мне под нос резиденцию.— Нет. А что это?— Лесная Тишина.— Я же говорила!..— А вот, смотрите! — вмешалась в просмотр тётка Иза, схватив Бешеного. — Компания моей племянницы, скандальный тип ниже всякого допустимого уровня!..— Я в жизни не видала этой Лесной Тишины, да и этого второго тоже, — разозлившись, объясняла я. — О, садовый участок; ведь это же участок, да?..Одному богу известно, наш ли это давний, или какой-то ещё, участки ведь меняются…— Изочка, это была ошибка, в каждом баре можно встретить подобных типов, — успокаивал тётку дядя Филипп.— А та тварь рядом с ним, уличная красотка, странно, что я не вижу её в этом преступном сообществе!..— Это и есть место преступления? — взволнованно расспрашивала тётка Ольга, пытаясь вырвать из рук майора Лесную Тишину. — А трупа нет?Я думала, что тело тоже фотографируют…Дядя Игнатий обнаружил Каю Пешт.— Ну, ничего не скажешь, настоящая красотка, однако мне она вовсе не кажется уличной…— Игнатий, положи на место!..— Может быть, вы разрешите мне провести опознание…— Этот тип явно холерик по натуре…— Это Пустынко, я уверена, недавно я его видела во второй раз…— И вы ещё в чем-то сомневаетесь? Она же их всех знает!— Подумать только, разве она одна?.. Я, к примеру, знаю некоторых, которые тоже знают их всех…— Твоя же собственная шляпа к нему полетела…— А тебе какое дело до моей шляпы?..Они разругались с огромным энтузиазмом, так как в дело вмешалась ещё и бабушка, слишком занятая рассматриванием фотографий, чтобы достаточно решительно заставить их успокоиться. Зато она коротко комментировала и резко осуждала все их высказывания. Майор, по всей вероятности, уже начал сожалеть, что пришёл ко мне со всем этим барахлом, вместо того чтобы выяснить все в управлении без столь многочисленного эскорта.В разгар скандала вдруг объявился Рысек, тихонько присоединившийся к обществу.— Я принёс вареники и какой-то суп в супном термосе, — шепнул он мне на ухо. — Поставил в ваш холодильник, ну, то есть вареники, а не термос. И ещё будет салат.Майор заметил его.— А, пан сосед с первого этажа…— Я стучал, — тут же начал оправдываться Рысек. — Но дверь была открыта. У вас защёлка испортилась?Я попыталась убить его взглядом, но, похоже, мне это не удалось. Я сама тайком заблокировала автоматическую защёлку после того раза, когда выскочила без ключей, чтобы иметь возможность возвращаться домой, и предпочитала не обращать на этот недочёт внимание семейства. Заинтересовавшись ситуацией, Рысек смотрел не на меня, а на стол, и, видимо, по этой причине мой взгляд на него не подействовал.Зато на него подействовали разбросанные снимки.— О господи! — охнул он вдруг. — Вот негодяй!..И схватил лежащую сбоку и оставленную семьёй без внимания фотографию чего-то крайне странного.Я бросила взгляд через его плечо и увидела на снимке нечто вроде шасси автомашины, вмурованного в покрытие и лишённого кузова. Я сразу же поняла, что это такое.— Боже, Рысек, вы и фотографии делали?..— Мы! — расстроился Рысек. — Это все та зараза паршивая, а ведь вовсе не выглядел такой зловредной обезьяной, вот, смотрите… Вот он!В руке он держал фотографию мужчины, тем самым привлёк к себе всеобщее внимание, но в этот момент вдруг заметил присутствие в семейном кругу майора и ужасно смутился.— О, чтоб меня… Но это… А может, уже срок давности? Нарушение, но ведь никто о нем не знал!Так как?.. Отпираться?Вопрос был адресован мне, и таким путём я убедилась, что моя догадка была правильной.— Несомненно, срок давности уже истёк, — с нажимом заверила я его. — Пан майор, нарушение было в некотором роде транспортным: запрет въезжать, а кто-то по ошибке въехал, скажем так, не заметив знака…— Там не было знака, — с болью, но честно поправил меня Рысек.— Вот видите? Даже знака не было. Никто его на этом деле не поймал, штрафа не выписывал, он сам спохватился и тут же выехал…— Тут же? — удивился майор, вглядываясь в прекрасное изображение вплавленных в асфальт остатков машины.— Сам, лично, вышел немедленно…— Не так чтобы немедленно, — вырвалось у Рысека. — Ботинки-то там остались…— А носки?— Носки частично сохранились…— Где и когда это было? — деловито спросил майор, пренебрегая деталями гардероба.Я объяснила ему, потому что Рысек утратил дар речи, и постучала пальцем по фотографии Бешеного.— И вот этот тип, тот, о котором я вам говорила, испортил одну взлётно-посадочную полосу и выбросил на ветер миллиарды злотых. Они запретили туда въезжать, а парень въехал, за что был крупно наказан, а в принципе-то это было нарушение правил движения, поэтому я вас спрашиваю, истёк срок давности или нет?— Я, видите ли, пани, не из дорожной полиции…— А вы обязаны им доносить?— Не вижу никаких причин; к тому же у меня очень мало времени…— Вот видишь, Рысек, срок давности. Можешь снова говорить.— Я бы очень рекомендовал, — подтвердил майор. — Кто делал этот снимок?— В том-то все и дело, — занервничал разблокированный Рысек. — Один мужик болтался там, но, думаю, разрешение у него было. Как только мы увидели, что он щёлкает, Мундек перепугался. Холера, это же вещественное доказательство. Просил его, как человека, чтобы отдал негатив. Отдал, хотя и не сразу, с этим вообще целая история была, потому что фотограф этот сбежал, и один приятель гонялся за ним по всему городу. Нашёл его в одном магазинчике. А потом я — сразу-то не мог, я был на кране — пересел на «малыша» и вместе с Мундеком мы поехали за ним до самого его дома, около Леса Кабацкого.— На Жолны?— Точно, на Жолны.— Это его дом был?— А откуда я могу знать, его или нет, во всяком случае он там жил. И мастерская у него там была, и тёмная комната, целая лаборатория, вообще все.Мариуш Ченгала его зовут. Оказалось — художник-фотограф. Все ему объяснили, что в случае чего Мундека с работы выгонят, да ещё и штраф сдерут, он даже расстроился, честно. Вроде бы, казалось, такой порядочный парень, а вот уничтожить снимок не захотел. Сказал, что для него это тоже вещественное доказательство, только совсем по другому делу, а вообще, надо сказать, он был какой-то потухший и грустный. В конце концов согласился, отдал Мундеку снимок и негатив, а тут — на тебе. Либо ещё один себе оставил, тот, что тут лежит, либо с другого снимка сделал негатив и мог себе печатать столько карточек, сколько захочешь. Но раз вы говорите, что срок давности…— Безоговорочно прошёл, — с большой решительностью подтвердил майор. — Меня интересует этот Мариуш Ченгала. Вы у него были?— Ну я же и говорю, что был. Вместе с Мундеком мы там были.— И вы там у него видели снимки?— И ещё какие! — восхитился успокоившийся Рысек. — Просто чудо какое-то! При нас он делал увеличение, и знаете чего? Ноги мухи! Класс! Я бы ни за что в жизни не догадался. Представляете, все это поросло волосиками, а ещё как-то так подсвечено было, солнцем наверное, или, может, эта муха на лампе сидела…Семейство замолкло уже в самом начале этого рассказа. Майор же оставил местоположение мухи без внимания.— И соответствующее оборудование у него было?— Супер и экстра! Мундек в этом разбирается, так он говорит, что за эту его фотолабораторию можно было бы два «роллса» купить, и ещё бы на жизнь осталось. Он его даже спрашивал, что тот со всем этим делает, за такие фотки он мог бы бабки во всем мире сбивать, а тот так как-то неохотно сказал, что это только его хобби, и переменил тему.— В таком случае, что он сказал о том, чем он занимается? Кроме хобби?— Он механик. По разным мелким штучкам. Но и это не правда, как же, мелким, я-то как раз в этом разбираюсь. Электронная механика, понимаете, не связь, не компьютеры, скорее роботы. Автоматически управляемые — нажимаете на клавишу, а манипуляторы сверлят, подгоняют, поднимают все, что хотите. Я там насмотрелся — сказка! Научная фантастика!— Способный парень.— Вот именно. И при этом какой-то несчастный.— Он что-нибудь о себе рассказывал?— О себе не очень. Вот о технике — да.— У него вроде бы жена есть. Вы её видели?— Промелькнула где-то вдалеке. Если это, конечно, жена. Блондиночка — загляденье. Но участия не принимала.— Понятно…В общем, с Рысеком майору пофартило — как слепой курице найти зерно. Мы оба с Лукашем молчали, как могила. Ни за какие сокровища я бы не открыла ментам своих подозрений.., да каких там подозрений!Уверенности, которая у меня появилась. И какого черта Лукаш тогда не обогнал мотоциклиста…— Здорово мне повезло, что я пришёл к вам с этим опознанием, — любезно заявил майор.— О, а вот это его дом! — добавил ещё Рысек, указывая на другой снимок.— Кому повезло, а кому и нет, — мрачно пробормотала я.— Действительно. Вы, конечно, надеялись, что это пан Карчох?— Что Пустынко.— Вот тут я могу вас обрадовать. Разумеется, без деталей. Пан Пустынко также был опознан основным свидетелем и понесёт свою долю ответственности.— Надеюсь, несколько долей? — вежливо поправил его Лукаш.Майор уже начал собирать со стола свой комплект фотографий, но остановился и посмотрел на него.— Вы намерены подать против него гражданский иск?— Вы полагаете, что я совсем с ума сошёл?— Мне так почему-то показалось, извините. На всякий случай, на вашем месте я бы позаботился о себе.Жаль, что вы не ехали побыстрее…Вот тебе и на, оказывается, мы оба, я и представитель властей, подумали об одном и том же… 40 — Убьёшь дерьмо, а сядешь за человека, — мрачным голосом сказал Бежану Роберт Гурский. — Не знаю, кто это придумал, но он был совершенно прав.— Не так уж надолго, дадут ему убийство в аффекте или вообще даже по неосторожности, — успокоил его Бежан. — А я ему преднамеренности добавлять не собираюсь.Они вместе возвращались в управление из чудесной виллы под Лесом Кабацким, где проходил всего лишь второй допрос Мариуша Ченгалы. Бежал не стал его никуда вызывать, а предпочёл прибегнуть к внезапности. Он вежливо попросил его на минуточку выйти из мастерской, потом — отдать ему ключи от «мерседеса», а затем — съездить с ним ненадолго на улицу Жолны. На патрульной машине.«Мерседес» повёл Гурский.При виде собственного изображения рядом с «хондой», загнанной в старый сарай на садовом участке, Мариуш Ченгала тут же сломался. Не пришлось даже напоминать ему обо всем богатстве, шикарном оборудовании фотоателье и мастерской, «мерседесе», инструментах… В наличие очевидца он поверил без каких-либо сомнений и даже не спросил, кто это.— Я больше не мог, понимаете, — говорил он с отчаянием в голосе. — Четырнадцать лет! Последние четырнадцать лет я как будто не жил, словно меня вообще на белом свете не было. С самого начала оказалось, что у меня есть какие-то там способности, и никогда, ни одного разу, я не мог даже в этом признаться. Только то, что нужно было для учёбы, и ни на грош больше! Все шло на его счёт, всю работу я за него делал, сам ведь он ничего не умел, у него в таких тонких вещах обе руки левыми оказывались, зато дурацких идей — хоть пруд пруди. И я все это должен был реализовывать!— Но почему? — мягко спросил Бежан. — У него на вас что-то было? Он вас шантажировал? Но чем?— Я даже не знаю, можно ли это назвать шантажом? Хотя… Возможно, да. Ведь он мог в любой момент все это у нас отнять, вроде бы все это Баськино, но на самом деле — его, у него были наши векселя, и он мог все забрать у нас на самых законных основаниях… Но не это было самое страшное…— А что?— Он сам. То, каким он был, — ответил Мариуш Ченгала с ожесточением и застыл, глядя куда-то вдаль.Они сидели втроём на садовых стульях у туристического столика позади той самой пристройки, в которой находилась двойная мастерская. Оттуда видно было громадное стекло оранжереи, в которой просматривалась оргия буйного цветения кактусов.Атмосфера была прямо-таки товарищеская, что всегда больше нравилось майору, при этом он почему-то был убеждён, неизвестно почему, что арестованный вовсе не намерен бежать. Что он полностью капитулировал.— Кое-что о том, каким он был, мы уже знаем — буркнул Роберт.— Нет. Ничего вы не знаете. Со стороны, — да, вроде бы можно было увидеть, что это — плохой человек, ощущался гнёт, давление. Но вблизи все это проходило: не человек, а божество, он так умел все перевернуть, что ты становился абсолютным глупцом. Ведь я годами боготворил его, свято верил в его благородство, великий ум, во все, что хотите. Верил, что он борется за социальную справедливость, карает подлецов, помогает приличным и достойным людям, этакий Робин Гуд двадцатого века. На самом деле он борется за деньги и власть, чтобы выиграть этот бой, я ведь собственными глазами видел, как он вытаскивал людей с самого дна, а на самом деле — ничего подобного! Он любил власть ради самой власти, он хотел управлять всем и вся, ведь он нам даже пожениться не позволил, мы так живём, неофициально, потому что ему так хотелось…— Но почему? — изумился Роберт.— А холера его знает, почему. Видно, так ему было удобней. Хотя оба мы люди свободные и могли бы в любой момент…— И вы не протестовали? — спросил Бежан.— Протестовал. Позже. Вначале-то нет, мне это и в голову не приходило — верный слуга! Постепенно открывались у меня, дурака, глаза, пока наконец я не понял, что живу так, словно меня вообще не существует. Я хотел добиться каких-то успехов, достижений, я был на это способен, старался изо всех сил, а он даже никогда меня не похвалил. Только критиковал. Знаменитый фотограф, большой художник, а я вроде как ещё не дорос до славы, поэтому он брал на себя авторство всех моих работ, и я, клянусь Богом, верил, что все это — для моего же блага. Полный кретин! Деньги тоже забирал он, я же получал столько, сколько он мне выделял от щедрот своих. Наконец я стал нажимать, пусть хоть что-то будет моё, пусть я появлюсь на рынке под своим именем, хотя бы какой-то небольшой альбом, о снеге… Это ведь чудо, а не тема! Ну ладно, он поначалу даже согласился — и снова фигу, рассовал все снимки как свои. Я разозлился. На расстоянии. Одной встречи хватило, чтобы я поджал хвост и продолжать работать мальчиком на побегушках, но теперь уже постоянно упирался, а он морочил мне голову.Хуже того. Одно издательство — я пошёл туда один, без него — хотело взять три снимка, но потом отказалось, а я случайно узнал, что это он лично меня отклонил. Не давал мне самостоятельности, держал за горло и душил…— А оружие?— Что оружие?— Что-то там с оружием вы для него тоже делали?— Все для него делал я. Оружие переделывал по-разному, такие у него были фантазии, хотел, чтобы у него все было необычное, нетипичное, в том числе и замки. Там, в его доме, ни один взломщик бы ничего не сделал. Ну а я уже больше не мог, что-то внутри у меня перевернулось, в последний раз я поехал туда со скандалом, в бешенстве, потому что он снова мне все напортил: вроде бы разрешил собственное издание, а потом фиг. Всю дорогу к нему я ругался: хватит, довольно, уеду из страны, эмигрирую, две профессии в руках, и обе — интернациональные, не позволю больше себя угнетать. Ну как обычно, он меня заговорил, объяснил мне по-научному, что так было необходимо, я совершенно обалдел, смирился, он взял меня голыми руками. Обещал равноправное партнёрство…Неожиданно Мариуш Ченгала замолк. Лицо его пылало одновременно гневом и горечью.— Это происходило там, в салоне, где вы пили? — деликатно спросил Бежан.— Там. Он принял меня, как гостя, с почтением…— Вот именно. И что было потом?— А потом он потребовал, чтобы я что-то придумал с заряжанием этой двустволки с укороченным дулом…— Он впустил вас в кабинет?— А как же иначе? Он одного меня туда впускал, ведь я же сам ему там все и оборудовал, но только тогда, когда никто этого не видел. Даже его Михалина понятия не имела, что я бываю в этом священном месте. У него там был инструмент, и я много разных вещей делал прямо у него.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31