— Это поможет вам понять мою... гипотезу.
— Тогда, может, приступим?
Слепец сдержанно улыбнулся:
— Поверьте, я понимаю, насколько нелегко вам будет ее воспринять. Мы не можем представить вам ни веских доказательств, ни неопровержимых фактов. Тем не менее вам не следует отмахиваться от нас, как от слабоумных. Очень важно, чтобы вы серьезно отнеслись ко всему тому, что мы вам расскажем.
— Я пытаюсь, мистер Кьюлек. Пока вы рассказали очень немного.
Кьюлек склонил голову, признавая его правоту.
— Моя дочь и Крис Бишоп привезли Эдит сюда — они решили, что здесь она будет в безопасности. Как вы знаете, я был в больнице, но сегодня выписался. Вплоть до вчерашнего вечера Эдит была не в состоянии рассказать о случившемся. Когда Эдит нашли, она находилась в состоянии глубочайшего шока, и потребовалось немало времени, чтобы она пришла в себя. Единственное, что она повторяла, — это слова: «Остерегайтесь тьмы». По-видимому, темнота каким-то образом символизировала то, чего она испугалась. Я уверен, что от вашего внимания не ускользнуло, что все недавние события на Уиллоу-роуд происходили в ночное время.
— А женщина, напавшая на вас в «Бичвуде»? Это было днем.
— Она убила своего хозяина накануне ночью. Я думаю, именно тогда помутился ее рассудок. И не забывайте, что она скрывалась в подвале «Бичвуда», в темноте.
— А убийство Агнес Киркхоуп и ее служанки? А повторное нападение на вас? А предполагаемое нападение на Бишопа? Все это было совершено в дневное время.
— Я убежден, что все эти преступники являются последователями Бориса Прижляка. Их безумие — особого рода. Думаю, что они представляют собой гвардию, которой Прижляк сохранил жизнь для каких-то особых заданий. Это его защитники, если хотите.
— Зачем ему защитники, если он мертв?
— Не личные его защитники. Они оставлены, чтобы обеспечить выполнение его замысла. Как материальная сила, подстраховывающая его потустороннюю... силу.
Пек и Роупер обменялись смущенными взглядами.
— Не могли бы вы пояснить, что значит «потусторонняя сила»?
— Это сила не от мира сего, инспектор.
— Понятно. Кьюлек улыбнулся:
— Потерпите, инспектор, возможно, когда я закончу свой рассказ, вы увидите в этом какой-то смысл.
Пек тоже на это надеялся, хотя ручаться бы ни за что не стал.
— Когда несколько лет назад Борис Прижляк пришел ко мне с предложением о сотрудничестве, он сказал, что в существование Бога не верит. По его мнению, ключ к спасению человечества лежит не в религии, а в науке. Болезни и голод были побеждены с помощью техники, а не молитв. Наши экономические и социальные достижения были достигнуты с помощью науки. Решение создать новую жизнь теперь зависит от нас самих; настанет день, когда мы сами будем выбирать даже пол новорожденного. Сама смерть, хотя ее и не удалось полностью победить, может быть отсрочена. Перед лицом научных открытий наши суеверия, предрассудки и страхи превратились в старомодный хлам. Угроза мировой войны была уничтожена не вмешательством божественной силы, а тем, что мы создали настолько грозное оружие, что его невозможно использовать. Старые преграды были разрушены, новые сметаются — не каким-то высшим существом на небесах, а с помощью человеческой изобретательности.
Прижляк утверждал, что когда-нибудь мы узнаем наконец и то, как мы заполучили эту изобретательность. То есть строго докажем, что нас создал не какой-то таинственный Некто, а мы сами. И что никакого Бога нет...
Кьюлек говорил спокойным, ровным голосом, но Пек ощущал в его словах безумие Прижляка. В этом была холодная логика фанатика, а Пек знал, что люди этой породы наиболее опасны.
— Итак, если нет Бога, — продолжал слепец, — то нет и дьявола. Но, будучи прагматиком, Прижляк не мог отрицать существования зла.
Религиозные деятели и мистики на протяжении столетий злоупотребляли суевериями и невежеством своих последователей. Церковь всегда настойчиво твердила, что сатана реален: это помогало ей доказать существование Бога. А вот Фрейд не проводил различия между церковью и дьяволопоклонниками, показав, что каждый из нас проходит в своем индивидуальном развитии стадию первобытного анимизма и никто из нас не миновал ее, не сохранив в себе следов этой стадии. Все, что поражает нас как «сверхъестественное», питает эти рудименты анимизма внутри нас.
— Вы хотите сказать, что где-то здесь, — Пек постучал себя по голове, — находится та наша часть, которая все еще желает верить во всякую чепуху вроде «злых духов»?
— Так говорит Фрейд, и я считаю, что он во многих отношениях прав. В сотнях случаев, когда церковники изгоняли бесов из мужчин и женщин, страдающих «дьявольским наваждением», рациональное исследование обнаружило бы у этих людей лишь ту или иную форму психоза. Шопенгауэр, например, утверждал, что зло проистекает из страха человека перед смертью, из страха перед неизвестным. Именно воля к жизни внесла в этот мир и в самого человека трагическое противоречие. Но вину надо было возложить на кого-то другого — и сатана стал идеальным козлом отпущения. Точно так же — по той же причине, что на протяжении всей жизни человека преследуют несчастья и ему известна собственная несостоятельность, — человеку понадобился Бог, существо высшего порядка, которое должно было ему покровительствовать и отвечать на все вопросы. Существо, которое должно было спасти человека.
К несчастью для церкви, наступил век рационализма; можно сказать, что просвещение явилось величайшим врагом религии. Задаются вопросы: «Почему во имя справедливости совершаются преступления?», «Могут ли злодеяния привести к благу?». Почему люди, известные всему миру как злодеи, смели утверждать, что Бог на их стороне? Будут ли цивилизованные страны снова вести религиозные войны? Кто более преступен — шах Ирана или религиозный фанатик Аятолла Хомейни, ниспровергший его? Или Амин, утверждавший, что несколько раз разговаривал с Богом? Гитлер заявлял, что Бог на его стороне. Церковь до сих пор не ответила, почему на протяжении столетий проводились гонения на так называемых еретиков... В этом вопиющем противоречии Прижляк видел признание человеком своих собственных сил, предопределение его судьбы. Он исследовал свой собственный «первородный грех» и решил, что он не так страшен, как утверждает церковь. Сатана превратился в посмешище, всего лишь забавный миф. Пугало. Зло исходит только от самого человека.
Прижляк был убежден, что зло представляет собой некое энергетическое поле в нашем сознании. Следовательно, мы можем научиться пользоваться этой энергией, как научились пользоваться такими парапсихологическими способностями, как телекинез, экстрасенсорное восприятие или телепатия...
Кьюлек сделал паузу, чтобы полицейские смогли переварить сказанное.
— Я считаю, что Прижляку удалось осуществить свой замысел: он установил источник этой энергии и начал ее использовать. Я уверен, что он использует ее и по сей день.
— Это невозможно, — решительно возразил Пек.
— Многое из того, что казалось невозможным даже за время вашей жизни, стало достоянием науки, и знания во всех областях техники непрерывно прогрессируют. За последние сто лет человек совершил несравненно больше, чем за все предшествующие тысячелетия вместе взятые.
— Но Прижляк мертв, черт побери!
— Ему необходимо было умереть, инспектор. Я убежден, что Борис Прижляк и его последователи превратились в эту энергию.
Пек покачал головой:
— Простите, но я не могу в это поверить. Кьюлек кивнул:
— Я и не ожидал, что вы поверите. Я просто хотел, чтобы вы выслушали мою гипотезу, в истинности которой я убежден. Возможно, в ближайшие недели у вас появится повод поразмыслить над ней.
— Что вы имеете в виду?
— Безумие будет нарастать, инспектор. Оно распространится как эпидемия. Каждую ночь кто-то будет поддаваться его воздействию, и чем больше людей оно подчинит себе, тем станет сильнее. Это как капли дождя на оконном стекле: одна капля сливается с другой, затем они обе сливаются с третьей, увеличиваясь и тяжелея, пока не образуют стремительный ручеек.
— Но почему ночью? Почему вы считаете, что все это происходит только в темноте?
— Я точно не знаю. Загляните в Библию и увидите, что зло постоянно соотносится там с тьмой. Возможно, библейская терминология исполнена более глубокого смысла, чем мы думали. Смерть — это тьма, ад — это темная, пугающая преисподняя. Дьявол всегда был известен под именем Князя Тьмы. И разве зло не отражает потемки человеческой души?
Возможно, тьма является материальным носителем этой энергии. Возможно, библейская идея о постоянной борьбе Света и Тьмы является истинной научной концепцией. Лучи света, независимо от происхождения, нейтрализуют и сводят на нет катализирующие свойства темноты.
Прижляк намекал на это во время нашей последней встречи, и я должен признать, что, хотя его идеи всегда казались мне смелыми и остроумными, в тот раз я подумал, что его рассуждения безумны. Теперь я в этом начал сомневаться.
Кьюлек заметно расслабился, сидя в кресле, и Пек понял, что слепец завершил изложение своей мрачной теории. Он посмотрел на всех присутствующих в гостиной и с удивлением отметил, что даже Роупер перестал ухмыляться.
— Вы понимаете, что все сказанное вами совершенно бесполезно для моего расследования? — без обиняков спросил он.
— Да. Пока это так. Но думаю, что скоро ваша точка зрения переменится.
— Потому что произойдет кое-что похуже?
— Да, очевидно.
— Но, даже если это правда, что получит от всего этого Прижляк?
Кьюлек пожал плечами:
— Власть. Гораздо большую, чем та, которой он обладал при жизни. Новых последователей, число которых будет расти.
— Вы подразумеваете, что он до сих пор вербует сторонников? Кьюлек удивился, не заметив в вопросе Пека сарказма. Его вообще несколько удивляло, что полицейский так терпеливо все это выслушивал.
— Да, к нему примкнут другие. Очень многие.
Пек и Роупер обменялись взглядами, что не укрылось от Джессики.
— Вы что-то скрываете от нас, инспектор? — спросила она. Пек выглядел встревоженным.
— Толпа, которая неслась вчера как одержимая, — я имею в виду тех, кому удалось убежать со стадиона, — рассеялась в близлежащем районе. Мы подбирали их на протяжении всего следующего дня. Многих находили мертвыми, причем выяснилось, что они сами накладывали на себя руки. Остальные... бессмысленно бродили вокруг мертвецов. — Преодолевая нежелание рассказывать о том, что было дальше, Пек посуровел. — Довольно многие направились прямо на Уиллоу-роуд и снесли забор, окружавший «Бичвуд», вернее, то, что от него осталось. Мы нашли их на развалинах — они стояли там, будто чего-то ожидая, как поганые стервятники.
Глава 19
Взгляд Бишопа был прикован к неподвижному телу в ванне. Бледное, искаженное смертью лицо уставилось на него.
Последние несколько лет ему нередко приходилось беседовать с Краучли, причем их разговоры обычно сводились к обсуждению душевного состояния Линн и велись на профессиональном уровне. Бишоп не мог сказать, что Краучли ему нравился, — подход психиатра отличался излишней эмоциональностью, — но он уважал Краучли как врача и видел, что преданность этого человека делу, служащему на благо пациентов, выходит далеко за рамки служебного долга. И вот чем все закончилось: пациенты убили его.
Были ли больными клиники те две женщины, которые Бишопа встретили? Скорее всего, нет — он не заметил в них признаков безумия. Являлись ли они орудием мести Прижляка, как стали им Браверман и его жена? Скорее всего. Они поступили на работу в это заведение, и пациенты, став их союзниками, убили работников, которые не подчинились новому смертельному безумию. Они принудили Краучли позвонить ему, а затем притащили врача сюда и утопили.
Рот доктора был приоткрыт, и последние пузырьки воздуха вырывались из его легких, поднимаясь на поверхность. Светлые волосы под водой потемнели и колыхались вокруг головы, словно водоросли. На лице застыло выражение ужаса.
А окончательно обезумевшие колотили в дверь, смеялись, выкрикивали имя Бишопа и грозили расправиться с ним. Небольшое зарешеченное окно оказалось на уровне его лица, и он увидел, что проволочная рама, как он и предполагал, была вмонтирована в стену. Бишоп в отчаянии осмотрелся в поисках предмета, которым можно было бы разбить окно, но в ванной комнате не нашлось ничего подходящего. Можно было попробовать стулом, но это был единственный предмет, удерживающий преследователей за дверью. Удары стали сильнее, их ритм упорядочился, будто толпа расступилась, предоставив кому-то более сильному бить по двери ногой. Поставленный под углом стул содрогался. И тут Бишоп увидел вешалку для полотенец над радиатором. У него мелькнула слабая надежда: вешалка была стальной и довольно увесистой. Он поднял ее на уровень плеч, большое полотенце соскользнуло на пол. Схватившись одной рукой за треугольный крюк, а другой — за длинный металлический прут вешалки, Бишоп подбежал к окну и ударил по стеклу, едва не поскользнувшись на залитом лужами полу.
Стекло треснуло, и на месте удара появилось отверстие; но проволока, укреплявшая стекло, держала его крепко. Бишоп размахнулся и ударил еще раз. Проволока опять не порвалась. Стул пришел в движение. Он ударил снова.
Ножки стула уже заметно сдвинулись.
Еще раз удар по стеклу.
Ножки стула сдвинулись еще на дюйм.
Бишоп зацепил крюк вешалки за проволоку и потянул на себя, поворачивая крюк, чтобы захватить как можно больше проволочной сетки. Он тянул, пока проволока не лопнула. Тогда он отбросил вешалку и просунул пальцы в ячейки, не обращая внимания на острую боль от впившейся в руку проволоки, и стал бешено дергать, прислушиваясь к скрежету стула по мокрому полу. Из щели ему в лицо дул холодный ночной воздух. Куски стекла с проволочной сеткой выпадали из рамы, но сквозняк усилился, потому что дверь у него за спиной распахнулась, и тут он увидел, что сможет пролезть в образовавшееся отверстие... но их руки уже хватали его за плечи...
Они вцепились в его тело и стащили на пол, оглушая своими пронзительными воплями, эхом откатывающимися от кафельных стен. Бишоп отбивался, и его крики слились с криками безумцев. Они навалились на него, подминая своими телами. Чья-то рука потянулась в его открытый рот, чтобы вырвать язык, но он сильно укусил ее, почувствовав привкус крови, прежде чем пальцы выскользнули изо рта. Его пронзила мучительная боль в паху, и он страшно закричал. Рубашку на нем разорвали, и острые ногти одержимых впились ему в грудь, оставляя на коже кровавые отметины.
Бишопа схватили за запястья, и он почувствовал, что ему пытаются сломать пальцы, загибая их назад. Внезапно его извивающееся тело подняли и понесли. Куда бы он ни посмотрел, вращая во все стороны головой, всюду маячили безумные, страшные лица. И тут он поймал на себе взгляд стоявших в дверях двух женщин — высокой и маленькой. Они улыбались, причем не зловеще, а очень мило, как при встрече его.
Он выгнулся всем телом, перед глазами мелькнула круглая лампа на потолке, и он на мгновение ослеп. Его бросили в ванну. Он захлебнулся, вода сразу проникла в нос и горло, выталкивая воздух крупными пузырями. На взбаламученной поверхности воды свет дробился бешено скачущими узорами, и Бишоп видел расплывчатые силуэты тех, кто склонился над водой и топил его. Мертвое тело Краучли зашевелилось под ним.
Дикая мысль, что доктор внезапно ожил, повергла Бишопа в еще большую панику, хотя остатками разума он понимал, что мертвое тело пришло в движение от волнения воды. Он рванулся наверх, сопротивляясь давлению рук, и постарался удержать голову над ее поверхностью. Прокашлялся, отрыгивая воду и заглатывая воздух. Его снова схватили за голову и опустили, дернув при этом за ноги. Вода захлестнула лицо, залив подбородок, нос, глаза. Он снова оказался под водой, и все в мире внезапно стихло. Он схватился за края ванны, но по рукам ударили и без труда сбросили со скользкой эмалированной поверхности. Над ним возникла тень, и он почувствовал на груди страшную тяжесть. Затем на бедрах. Совершенно беспомощный, Бишоп оказался прижатым к мертвому телу. Они его топтали.
Он почти перестал дышать. Закрыл глаза, и тьма окрасилась красным. Его губы были плотно сжаты, но пузырьки воздуха все же выходили. Сознание, как и тело, ослабевало, погружаясь в бездну. Краснота исчезла, осталась только непроницаемая засасывающая тьма — он теперь наяву переживал свой навязчивый кошмар, погружаясь все глубже, и там белели какие-то пятна, которые, как он знал, были лицами тех, кто ждал его внизу. Он был нужен Прижляку. Но Прижляк мертв. И все же он был нужен Прижляку.
Он был уже в глубине океана, и его тело не двигалось и не сопротивлялось, подчинившись своей смертельной участи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41