В таком же смысле он высказывался накануне, отвечая на вопросы репортеров ванкуверских газет.
— Вы, может быть, не видели газетных статей. — Элан вновь открыл портфель и полез было за вырезками.
— Не утруждайтесь, пожалуйста. — Крамер решил, что будет дружелюбен, но непоколебим. — Какую-то статейку я успел просмотреть. Но мы в нашем ведомстве не очень-то полагаемся на газеты. — Тут он скривил губы в натянутой улыбке:
— Видите ли, у меня есть доступ к официальным досье, которые мы считаем более важными.
— Но какое же досье может быть на Анри Дюваля? — удивился Элан. — Насколько я могу судить, официального расследования никто практически не предпринимал.
— Вы совершенно правы, мистер Мэйтлэнд. Вопрос настолько ясен, что и предпринимать ничего не нужно. У этого субъекта нет ни официального статуса, ни документов, ни, очевидно, гражданства. Поэтому, что касается нашего ведомства, не существует ни малейшей возможности даже рассматривать его как потенциального иммигранта.
— У этого субъекта, как вы его называете, — возразил Элан, — нет гражданства по крайне необычным причинам. И если вы читали газеты, вам это должно быть известно.
— Несомненно, мне известно, что в прессе публиковались определенные заявления, — снова эта натянутая улыбка. — Но когда накопите такой опыт, как у меня, то научитесь понимать, что газетные байки и подлинные факты порой сильно разнятся.
— И я тоже не всему верю из того, что читаю. — Элан почувствовал, что эта мелькающая снисходительная ухмылка и высокомерный вид собеседника начинают его раздражать. — Я прошу только одного — фактически именно по этой причине я пришел к вам, — чтобы вы поглубже разобрались в этом деле.
— А я вам заявляю, что какое-либо дальнейшее разбирательство не имеет смысла, — на этот раз в голосе Эдгара Крамера явно звучала холодность. Он тоже ощущал в себе нарастающее раздражение, вероятно, из-за усталости — ночью ему пришлось несколько раз вскакивать, — и, проснувшись сегодня утром, он чувствовал себя неотдохнувшим и разбитым. Крамер так же сухо продолжал:
— Упомянутое вами лицо не имеет в этой стране никаких юридических прав, и маловероятно, что они ему будут предоставлены.
— Но он человек, — запротестовал Элан. — Это как, ничего не значит?
— В мире множество людей, и некоторым из них везет в жизни меньше, нежели другим. Мое дело — заниматься теми, кто подпадает под действие закона об иммиграции, чего нельзя сказать об этом вашем Анри Дювале.
— Я требую, — стоял на своем Элан, — официального слушания по делу о предоставлении моему клиенту статуса иммигранта.
— А я вам в этом отказываю, — с неменьшей решительностью заявил Эдгар Крамер.
Они уставились друг на друга с нарождающейся неприязнью. У Элана Мэйтлэнда создалось впечатление, что он уперся в непробиваемую стену уверенного в себе самодовольства. Эдгар Крамер видел перед собой ершистого юнца, исполненного неуважением к власти. Его также сильно беспокоил новый позыв — нет, это просто смешно.., ведь он только что… Крамер заметил, однако, что душевное волнение иногда оказывает на него подобное действие. Он приказал себе не обращать внимания.., надо потерпеть.., не поддаваться…
— Давайте проявим благоразумие, — предложил Элан, которого беспокоило, не был ли он чрезмерно резок и прямолинеен — он знал за собой этот недостаток и временами принимался с ним бороться. Поэтому сейчас попросил, как ему очень хотелось надеяться, достаточно убедительно:
— Не могли бы вы, мистер Крамер, оказать мне любезность и лично встретиться с этим человеком? Я думаю, он произведет на вас хорошее впечатление.
Крамер покачал головой:
— Какое впечатление он на меня произведет, совершенно не имеет значения. Мое дело — блюсти закон как он есть. Я не пишу законов и не одобряю исключений из них.
— Но вы могли бы представить свои рекомендации.
“Да, — подумал Эдгар Крамер, — мог бы”. Но поступать так у него нет ни малейшего намерения, особенно в связи с данным делом со всеми его сентиментальными нюансами. Что же касается очной беседы с каким-то потенциальным иммигрантом, нынешнее положение ставило Крамера недосягаемо высоко над подобной возможностью.
Нет, было время, когда он вел множество таких бесед — далеко за океаном, после войны, в разрушенных странах Европы.., отбирая для Канады одних иммигрантов и отвергая других точно так же (кто-то однажды высказался в этом смысле), как выбирал бы лучших щенков из вольера. То были дни, когда мужчины и женщины душу готовы были продать за въездную визу, а иногда и продавали, а сотрудники иммиграционной службы сталкивались со множеством соблазнов, перед которыми отдельные из них устоять не смогли. Однако он сам ни разу не дрогнул. И хотя порученное дело было ему не по душе — работе с людьми он предпочитал общее руководство, — выполнял он его истово и исправно.
Он слыл крутым чиновником, незыблемо стоявшим на страже интересов своей страны, отбирая иммигрантов только высшего сорта. Он часто с гордостью думал, что выдавал разрешения на въезд доброкачественным человеческим экземплярам — бодрым, трудолюбивым, физически здоровым…
Отвергая тех, кто по каким бы то ни было причинам не соответствовал этим стандартам, Крамер никогда — в отличие от некоторых других коллег — не испытывал никаких переживаний.
Тут ход его мыслей был прерван. Опять этот настырный юнец.
— Я не прошу разрешить моему клиенту въезд в качестве иммигранта — во всяком случае, в данный момент, — попытался зайти с другой стороны Элан Мэйтлэнд. — Я добиваюсь только самого первого шага с вашей стороны — проведения иммиграционной службой официального расследования на берегу.
Несмотря на твердое решение не обращать внимания на свои ощущения, Эдгар Крамер чувствовал, как мочевой пузырь у него прямо-таки распирает. Его также оскорбляло предположение этого юнца, что он, Эдгар Крамер, мог бы попасть на такую древнюю и элементарнейшую адвокатскую уловку. Поэтому и ответил он с соответствующей резкостью в голосе:
— Я прекрасно понимаю, о чем вы просите, мистер Мэйтлэнд. А просите вы всего-навсего о том, чтобы наше ведомство официально признало этого человека, а потом ответило ему официальным отказом, после чего вы сможете предпринимать какие-то легальные шаги. Затем, когда вы пройдете все процедурные стадии обращений с апелляциями — вне всяких сомнений, затягивая их, насколько возможно, — судно уже уйдет, а ваш так называемый клиент останется здесь. Вы ведь именно это задумали, не так ли?
— По правде говоря, вы угадали, — Элан улыбнулся. Вместе с Томом Льюисом они разработали в точности такой стратегический план. Теперь, когда их замысел был раскрыт, отрицать его казалось неуместным.
— Да-да, угадал! — воскликнул Крамер. — Вы готовы пуститься в дешевое юридическое крючкотворство! — он игнорировал как дружелюбную улыбку Элана, так и свой внутренний голос, предупреждавший его, что он повел себя не правильно.
— Уточним во избежание недоразумений, — спокойно предложил Элан Мэйтлэнд. — Я как-то не считаю, что в мои намерения входило дешевое крючкотворство. Тем не менее у меня есть один вопрос. Почему вы употребили выражение “так называемый клиент”?
Нет, это уж слишком. Саднящий физический дискомфорт, все тревоги предыдущих недель, копившаяся бессонными ночами усталость толкнули Эдгара Крамера на столь резкий ответ, какой в любое другое время он, тактичный и искушенный в дипломатии, и не помыслил бы произнести вслух. Его также возмущало буквально бьющее в глаза пышущее здоровье сидевшего перед ним молодого человека. Он едва заметил:
— Ответ столь же очевиден, как мне очевиден тот факт, что вы взялись за это абсурдное и безнадежное дело с единственной целью — привлечь к себе внимание и сделать на нем рекламу своей персоне.
На несколько секунд в кабинете повисло молчание. Элан Мэйтлэнд почувствовал, как злость горячим румянцем заливает его щеки. В какой-то безумный миг он готов был броситься через стол и врезать как надо этому старикашке.
Обвинение было в высшей степени несправедливым. У него и в мыслях не было добиваться рекламной шумихи — напротив, они с Томом Льюисом долго обсуждали, как им ее избежать, поскольку были убеждены, что чрезмерное внимание прессы будет мешать им предпринимать юридические шаги от имени Анри Дюваля. Только по этой причине Элан решил без огласки посетить управление. А он-то еще собирался предложить воздержаться на некоторое время от заявлений для печати…
Их взгляды встретились. Глаза Эдгара Крамера так и полыхали каким-то странным нетерпением, чуть ли не мольбой.
— Ну, спасибо вам, мистер Крамер, — протянул Элан. Он встал, поднял со спинки кресла пальто, засунул портфель под мышку. — Благодарю, что надоумили, как мне теперь действовать.
Глава 2
Вот уже в течение трех дней после Рождества ванкуверская “Пост” продолжала тему Анри Дюваля — человека без родины. Не отставали от нее, хотя и проявляя гораздо меньшую активность, и обе другие городские газеты: конкурирующая дневная “Колонист” и более умеренная утренняя “Глоб”. В их материалах, правда, проскальзывал определенный скептицизм, поскольку “Пост” первой напала на эту историю.
Теперь же тема практически себя исчерпала.
— Мы отыграли всю гамму, Дан, а чего добились? Интерес-то проявляют все, но практических действий никто не предпринимает, так что давай оставим все это на несколько дней, пока судно не отчалит, а ты тогда сделаешь нам этакий грустный материален о разочарованном парнишке, исчезающем в закатных лучах солнца.
Дело происходило в семь часов сорок пять минут утра в редакции “Пост”. Оратором выступал Чарлз Вулфендт, дневной редактор отдела городских новостей, а аудиторию составлял Дан Орлифф. Распределяя поручения на текущий день, Вулфендт, чей ум, по выражению одного из коллег, вполне мог потягаться с компьютером Ай-би-эм, поманил к себе Дана.
— Как скажешь, Чак, — пожал плечами Орлифф. — И все же я бы подождал хотя бы еще денек.
Вулфендт пытливо оглядел собеседника. Он прислушивался к мнению Орлиффа, считая его опытнейшим работником, но следовало учитывать и другие проблемы. Сегодня в городе разворачивались события, которые станут гвоздем дневных выпусков, и для их освещения Вулфендту потребуется еще несколько репортеров. На горе Сеймур в окрестностях Ванкувера пропала туристка, интенсивный поиск не дал никаких результатов. Все три газеты широко освещали ход спасательных работ, среди горожан росло подозрение, что к исчезновению женщины приложил руку ее муж. Сегодня утром выпускающий редактор прислал Вулфендту записку: “Упала ли Дэйзи сама или ее столкнули? Если еще жива, мы должны добраться до нее раньше мужа”. Прочитав это указание, Вулфендт сразу решил, что Дан Орлифф самый подходящий человек для работы в горах.
— Если бы только наверняка знать, что вокруг твоего Анри произойдет что-нибудь важное, я бы возражать не стал, — признался Вулфендт. — Но не просто еще один заход…
— Понятно, — прервал его Дан. — Нужно что-нибудь новое, по-человечески интересное. Жаль, но гарантировать, не могу.
— Вот видишь? А так бы я еще денек тебе отпустил, — сказал Вулфендт. — А вообще-то ты мне здорово бы пригодился в этих поисках на горе.
— Валяй, — согласился Дан. С Вулфендтом он работал достаточно долго и понимал, что тот его прощупывает. — Ты — босс, но я остаюсь при своем мнении: история с Дювалем может оказаться гораздо интереснее.
В редакционном помещении становилось все оживленнее, его постепенно заполняли сотрудники дневной смены. Занял свое место неподалеку от отдела городских новостей заместитель выпускающего редактора. Из главной редакции новостей поплыл бумажный поток, который направлялся в наборный цех к верстальщикам, располагавшимся тремя этажами ниже. Установился ровный темп, который будет достигать пика по мере наступления срока подписания дневных выпусков.
— Честно говоря, я разочарован, — размышлял вслух Вулфендт. — Я и впрямь ожидал от истории с этим твоим зайцем гораздо большего…
Он начал загибать пальцы:
— О самом Дювале мы написали, о судне тоже, отклики читателей опубликовали, в иммиграционной службе были — и все впустую. Попробовали раскопать что-нибудь за рубежом — безрезультатно. Дали телеграмму в ООН — они займутся этим вопросом, но один Бог знает когда — а мне ведь газету все равно выпускать надо, а? И что дальше?
— Я-то надеялся, что кто-нибудь важный решится ему помочь.
Рассыльный на бегу положил на стол пачку непросохших сигнальных экземпляров уже подписанных полос.
Вулфендт помолчал. За его высоким лбом шла напряженная работа: острый ум стремительно просчитывал все “за” и “против”.
— Вот что, — решительно сказал он. — Даю тебе еще двадцать четыре часа. То есть один-единственный день, чтобы отыскать такого доброго молодца на белом коне.
— Спасибо, Чак, — расплывшись в довольной улыбке, Дан Орлифф направился к выходу. Обернувшись, через плечо окликнул:
— А знаешь, Чак, там, на горе, холод страшный.
Так ничего и не придумав, он пошел домой, позавтракал с женой Нэнси и отвез свою шестилетнюю дочь Патти в школу. К тому времени, когда он вернулся в деловую часть города и остановил машину у здания иммиграционной службы, было уже около десяти часов. Он и сам не знал, зачем приехал сюда — позавчера Дан уже интервьюировал Эдгара Крамера и не добился от него ничего, кроме скучного официального заявления. Но по логике начинать следовало все отсюда.
— Разыскиваю рыцаря на белом коне, — доверительно сообщил Дан молоденькой девушке, исполнявшей обязанности секретаря Эдгара Крамера.
— А он только что вон туда проскакал, — ответила она, показывая пальцем. — Прямо в палату для буйных.
— Меня всегда удивляло, — заметил Дан, — как это нынешним девочкам удается быть одновременно такими сексуальными и такими умненькими.
— У моих гормонов очень высокий коэффициент умственного развития, — проинформировала она его. — А муж научил меня ответам на все вопросы.
Дан горестно вздохнул.
— Итак, если вы закончили упражняться в остроумии, — не дала ему опомниться девушка, — я вам скажу еще кое-что. Вы репортер, вам нужен мистер Крамер, и он в данный момент очень занят. Все.
— Что-то не припомню, чтобы мы были знакомы.
— Никогда и не были, — дерзко парировала она. — Просто репортера сразу видно. Они все малость чокнутые.
— Для разнообразия вам попался один не чокнутый. Поэтому, если не возражаете, я подожду.
Девушка улыбнулась и кивнула в сторону закрытой двери кабинета Эдгара Крамера:
— Судя по звукам, долго вам ждать не придется. Дан расслышал резкие голоса, звучавшие на повышенных тонах. Его острый слух уловил слово “Дюваль”. Через несколько минут из кабинета вылетел Элан Мэйтлэнд с горевшими злым румянцем щеками.
Дан Орлифф догнал его у выхода из здания.
— Извините, — окликнул он Элана. — Сдается, у нас с вами найдутся общие интересы.
— Едва ли, — отрезал Элан. Он и не собирался останавливаться. Его всего трясло от злости — запоздалая реакция на вынужденную сдержанность.
— Спокойно, — поравнявшись с Эланом, Дан мотнул головой в сторону здания, из которого они только что вышли. — Я не из этих. Репортер.
Элан Мэйтлэнд остановился на краю тротуара.
— Тогда простите, — он перевел дыхание, смущенно улыбнулся. — Я просто готов был сорваться, а тут вы подвернулись под руку.
— Всегда к вашим услугам, — добродушно пошутил Дан. Мысленно он уже отметил портфель и галстук в цветах университета Британской Колумбии. — А вы часом не адвокат?
— Адвокат.
— Представляете некоего Анри Дюваля?
— Да.
— Не могли бы мы где-нибудь потолковать?
Элан Мэйтлэнд заколебался. Эдгар Крамер обвинил его в том, что он ищет шумихи, на что разозленный Элан пообещал, что теперь именно этого и будет добиваться. Однако ему трудно было так сразу отделаться от инстинктивного стремления всех адвокатов избегать заявлений для прессы.
— Не для печати, только между нами, — тихо спросил Дан Орлифф, — что, дела плохи?
Элан скривил лицо в кислую гримасу:
— Сугубо между нами, хуже некуда.
— В таком случае, что вам или Дювалю терять?
— Нечего, наверное, — задумчиво протянул Элан. А правда, подумалось ему, потерять они ничего не потеряют, а какая-то польза, может, и выйдет. — Ладно. Пойдемте, кофейку выпьем.
— Вот как чувствовал, что сегодня удачный день будет, — с блаженным видом констатировал Дан Орлифф. — Да, кстати, где коня-то привязали?
— Коня? Какого коня? — растерялся Элан. — Я пешком пришел…
— Не обращайте внимания, — извиняющимся тоном попросил Дан, — что-то я расшалился сегодня. У меня здесь машина.
Через час, за четвертой чашкой кофе, Элан Мэйтлэнд заметил:
— Вы все выспрашиваете обо мне да обо мне, хотя Дюваль-то куда важнее…
Дан Орлифф энергично затряс головой:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
— Вы, может быть, не видели газетных статей. — Элан вновь открыл портфель и полез было за вырезками.
— Не утруждайтесь, пожалуйста. — Крамер решил, что будет дружелюбен, но непоколебим. — Какую-то статейку я успел просмотреть. Но мы в нашем ведомстве не очень-то полагаемся на газеты. — Тут он скривил губы в натянутой улыбке:
— Видите ли, у меня есть доступ к официальным досье, которые мы считаем более важными.
— Но какое же досье может быть на Анри Дюваля? — удивился Элан. — Насколько я могу судить, официального расследования никто практически не предпринимал.
— Вы совершенно правы, мистер Мэйтлэнд. Вопрос настолько ясен, что и предпринимать ничего не нужно. У этого субъекта нет ни официального статуса, ни документов, ни, очевидно, гражданства. Поэтому, что касается нашего ведомства, не существует ни малейшей возможности даже рассматривать его как потенциального иммигранта.
— У этого субъекта, как вы его называете, — возразил Элан, — нет гражданства по крайне необычным причинам. И если вы читали газеты, вам это должно быть известно.
— Несомненно, мне известно, что в прессе публиковались определенные заявления, — снова эта натянутая улыбка. — Но когда накопите такой опыт, как у меня, то научитесь понимать, что газетные байки и подлинные факты порой сильно разнятся.
— И я тоже не всему верю из того, что читаю. — Элан почувствовал, что эта мелькающая снисходительная ухмылка и высокомерный вид собеседника начинают его раздражать. — Я прошу только одного — фактически именно по этой причине я пришел к вам, — чтобы вы поглубже разобрались в этом деле.
— А я вам заявляю, что какое-либо дальнейшее разбирательство не имеет смысла, — на этот раз в голосе Эдгара Крамера явно звучала холодность. Он тоже ощущал в себе нарастающее раздражение, вероятно, из-за усталости — ночью ему пришлось несколько раз вскакивать, — и, проснувшись сегодня утром, он чувствовал себя неотдохнувшим и разбитым. Крамер так же сухо продолжал:
— Упомянутое вами лицо не имеет в этой стране никаких юридических прав, и маловероятно, что они ему будут предоставлены.
— Но он человек, — запротестовал Элан. — Это как, ничего не значит?
— В мире множество людей, и некоторым из них везет в жизни меньше, нежели другим. Мое дело — заниматься теми, кто подпадает под действие закона об иммиграции, чего нельзя сказать об этом вашем Анри Дювале.
— Я требую, — стоял на своем Элан, — официального слушания по делу о предоставлении моему клиенту статуса иммигранта.
— А я вам в этом отказываю, — с неменьшей решительностью заявил Эдгар Крамер.
Они уставились друг на друга с нарождающейся неприязнью. У Элана Мэйтлэнда создалось впечатление, что он уперся в непробиваемую стену уверенного в себе самодовольства. Эдгар Крамер видел перед собой ершистого юнца, исполненного неуважением к власти. Его также сильно беспокоил новый позыв — нет, это просто смешно.., ведь он только что… Крамер заметил, однако, что душевное волнение иногда оказывает на него подобное действие. Он приказал себе не обращать внимания.., надо потерпеть.., не поддаваться…
— Давайте проявим благоразумие, — предложил Элан, которого беспокоило, не был ли он чрезмерно резок и прямолинеен — он знал за собой этот недостаток и временами принимался с ним бороться. Поэтому сейчас попросил, как ему очень хотелось надеяться, достаточно убедительно:
— Не могли бы вы, мистер Крамер, оказать мне любезность и лично встретиться с этим человеком? Я думаю, он произведет на вас хорошее впечатление.
Крамер покачал головой:
— Какое впечатление он на меня произведет, совершенно не имеет значения. Мое дело — блюсти закон как он есть. Я не пишу законов и не одобряю исключений из них.
— Но вы могли бы представить свои рекомендации.
“Да, — подумал Эдгар Крамер, — мог бы”. Но поступать так у него нет ни малейшего намерения, особенно в связи с данным делом со всеми его сентиментальными нюансами. Что же касается очной беседы с каким-то потенциальным иммигрантом, нынешнее положение ставило Крамера недосягаемо высоко над подобной возможностью.
Нет, было время, когда он вел множество таких бесед — далеко за океаном, после войны, в разрушенных странах Европы.., отбирая для Канады одних иммигрантов и отвергая других точно так же (кто-то однажды высказался в этом смысле), как выбирал бы лучших щенков из вольера. То были дни, когда мужчины и женщины душу готовы были продать за въездную визу, а иногда и продавали, а сотрудники иммиграционной службы сталкивались со множеством соблазнов, перед которыми отдельные из них устоять не смогли. Однако он сам ни разу не дрогнул. И хотя порученное дело было ему не по душе — работе с людьми он предпочитал общее руководство, — выполнял он его истово и исправно.
Он слыл крутым чиновником, незыблемо стоявшим на страже интересов своей страны, отбирая иммигрантов только высшего сорта. Он часто с гордостью думал, что выдавал разрешения на въезд доброкачественным человеческим экземплярам — бодрым, трудолюбивым, физически здоровым…
Отвергая тех, кто по каким бы то ни было причинам не соответствовал этим стандартам, Крамер никогда — в отличие от некоторых других коллег — не испытывал никаких переживаний.
Тут ход его мыслей был прерван. Опять этот настырный юнец.
— Я не прошу разрешить моему клиенту въезд в качестве иммигранта — во всяком случае, в данный момент, — попытался зайти с другой стороны Элан Мэйтлэнд. — Я добиваюсь только самого первого шага с вашей стороны — проведения иммиграционной службой официального расследования на берегу.
Несмотря на твердое решение не обращать внимания на свои ощущения, Эдгар Крамер чувствовал, как мочевой пузырь у него прямо-таки распирает. Его также оскорбляло предположение этого юнца, что он, Эдгар Крамер, мог бы попасть на такую древнюю и элементарнейшую адвокатскую уловку. Поэтому и ответил он с соответствующей резкостью в голосе:
— Я прекрасно понимаю, о чем вы просите, мистер Мэйтлэнд. А просите вы всего-навсего о том, чтобы наше ведомство официально признало этого человека, а потом ответило ему официальным отказом, после чего вы сможете предпринимать какие-то легальные шаги. Затем, когда вы пройдете все процедурные стадии обращений с апелляциями — вне всяких сомнений, затягивая их, насколько возможно, — судно уже уйдет, а ваш так называемый клиент останется здесь. Вы ведь именно это задумали, не так ли?
— По правде говоря, вы угадали, — Элан улыбнулся. Вместе с Томом Льюисом они разработали в точности такой стратегический план. Теперь, когда их замысел был раскрыт, отрицать его казалось неуместным.
— Да-да, угадал! — воскликнул Крамер. — Вы готовы пуститься в дешевое юридическое крючкотворство! — он игнорировал как дружелюбную улыбку Элана, так и свой внутренний голос, предупреждавший его, что он повел себя не правильно.
— Уточним во избежание недоразумений, — спокойно предложил Элан Мэйтлэнд. — Я как-то не считаю, что в мои намерения входило дешевое крючкотворство. Тем не менее у меня есть один вопрос. Почему вы употребили выражение “так называемый клиент”?
Нет, это уж слишком. Саднящий физический дискомфорт, все тревоги предыдущих недель, копившаяся бессонными ночами усталость толкнули Эдгара Крамера на столь резкий ответ, какой в любое другое время он, тактичный и искушенный в дипломатии, и не помыслил бы произнести вслух. Его также возмущало буквально бьющее в глаза пышущее здоровье сидевшего перед ним молодого человека. Он едва заметил:
— Ответ столь же очевиден, как мне очевиден тот факт, что вы взялись за это абсурдное и безнадежное дело с единственной целью — привлечь к себе внимание и сделать на нем рекламу своей персоне.
На несколько секунд в кабинете повисло молчание. Элан Мэйтлэнд почувствовал, как злость горячим румянцем заливает его щеки. В какой-то безумный миг он готов был броситься через стол и врезать как надо этому старикашке.
Обвинение было в высшей степени несправедливым. У него и в мыслях не было добиваться рекламной шумихи — напротив, они с Томом Льюисом долго обсуждали, как им ее избежать, поскольку были убеждены, что чрезмерное внимание прессы будет мешать им предпринимать юридические шаги от имени Анри Дюваля. Только по этой причине Элан решил без огласки посетить управление. А он-то еще собирался предложить воздержаться на некоторое время от заявлений для печати…
Их взгляды встретились. Глаза Эдгара Крамера так и полыхали каким-то странным нетерпением, чуть ли не мольбой.
— Ну, спасибо вам, мистер Крамер, — протянул Элан. Он встал, поднял со спинки кресла пальто, засунул портфель под мышку. — Благодарю, что надоумили, как мне теперь действовать.
Глава 2
Вот уже в течение трех дней после Рождества ванкуверская “Пост” продолжала тему Анри Дюваля — человека без родины. Не отставали от нее, хотя и проявляя гораздо меньшую активность, и обе другие городские газеты: конкурирующая дневная “Колонист” и более умеренная утренняя “Глоб”. В их материалах, правда, проскальзывал определенный скептицизм, поскольку “Пост” первой напала на эту историю.
Теперь же тема практически себя исчерпала.
— Мы отыграли всю гамму, Дан, а чего добились? Интерес-то проявляют все, но практических действий никто не предпринимает, так что давай оставим все это на несколько дней, пока судно не отчалит, а ты тогда сделаешь нам этакий грустный материален о разочарованном парнишке, исчезающем в закатных лучах солнца.
Дело происходило в семь часов сорок пять минут утра в редакции “Пост”. Оратором выступал Чарлз Вулфендт, дневной редактор отдела городских новостей, а аудиторию составлял Дан Орлифф. Распределяя поручения на текущий день, Вулфендт, чей ум, по выражению одного из коллег, вполне мог потягаться с компьютером Ай-би-эм, поманил к себе Дана.
— Как скажешь, Чак, — пожал плечами Орлифф. — И все же я бы подождал хотя бы еще денек.
Вулфендт пытливо оглядел собеседника. Он прислушивался к мнению Орлиффа, считая его опытнейшим работником, но следовало учитывать и другие проблемы. Сегодня в городе разворачивались события, которые станут гвоздем дневных выпусков, и для их освещения Вулфендту потребуется еще несколько репортеров. На горе Сеймур в окрестностях Ванкувера пропала туристка, интенсивный поиск не дал никаких результатов. Все три газеты широко освещали ход спасательных работ, среди горожан росло подозрение, что к исчезновению женщины приложил руку ее муж. Сегодня утром выпускающий редактор прислал Вулфендту записку: “Упала ли Дэйзи сама или ее столкнули? Если еще жива, мы должны добраться до нее раньше мужа”. Прочитав это указание, Вулфендт сразу решил, что Дан Орлифф самый подходящий человек для работы в горах.
— Если бы только наверняка знать, что вокруг твоего Анри произойдет что-нибудь важное, я бы возражать не стал, — признался Вулфендт. — Но не просто еще один заход…
— Понятно, — прервал его Дан. — Нужно что-нибудь новое, по-человечески интересное. Жаль, но гарантировать, не могу.
— Вот видишь? А так бы я еще денек тебе отпустил, — сказал Вулфендт. — А вообще-то ты мне здорово бы пригодился в этих поисках на горе.
— Валяй, — согласился Дан. С Вулфендтом он работал достаточно долго и понимал, что тот его прощупывает. — Ты — босс, но я остаюсь при своем мнении: история с Дювалем может оказаться гораздо интереснее.
В редакционном помещении становилось все оживленнее, его постепенно заполняли сотрудники дневной смены. Занял свое место неподалеку от отдела городских новостей заместитель выпускающего редактора. Из главной редакции новостей поплыл бумажный поток, который направлялся в наборный цех к верстальщикам, располагавшимся тремя этажами ниже. Установился ровный темп, который будет достигать пика по мере наступления срока подписания дневных выпусков.
— Честно говоря, я разочарован, — размышлял вслух Вулфендт. — Я и впрямь ожидал от истории с этим твоим зайцем гораздо большего…
Он начал загибать пальцы:
— О самом Дювале мы написали, о судне тоже, отклики читателей опубликовали, в иммиграционной службе были — и все впустую. Попробовали раскопать что-нибудь за рубежом — безрезультатно. Дали телеграмму в ООН — они займутся этим вопросом, но один Бог знает когда — а мне ведь газету все равно выпускать надо, а? И что дальше?
— Я-то надеялся, что кто-нибудь важный решится ему помочь.
Рассыльный на бегу положил на стол пачку непросохших сигнальных экземпляров уже подписанных полос.
Вулфендт помолчал. За его высоким лбом шла напряженная работа: острый ум стремительно просчитывал все “за” и “против”.
— Вот что, — решительно сказал он. — Даю тебе еще двадцать четыре часа. То есть один-единственный день, чтобы отыскать такого доброго молодца на белом коне.
— Спасибо, Чак, — расплывшись в довольной улыбке, Дан Орлифф направился к выходу. Обернувшись, через плечо окликнул:
— А знаешь, Чак, там, на горе, холод страшный.
Так ничего и не придумав, он пошел домой, позавтракал с женой Нэнси и отвез свою шестилетнюю дочь Патти в школу. К тому времени, когда он вернулся в деловую часть города и остановил машину у здания иммиграционной службы, было уже около десяти часов. Он и сам не знал, зачем приехал сюда — позавчера Дан уже интервьюировал Эдгара Крамера и не добился от него ничего, кроме скучного официального заявления. Но по логике начинать следовало все отсюда.
— Разыскиваю рыцаря на белом коне, — доверительно сообщил Дан молоденькой девушке, исполнявшей обязанности секретаря Эдгара Крамера.
— А он только что вон туда проскакал, — ответила она, показывая пальцем. — Прямо в палату для буйных.
— Меня всегда удивляло, — заметил Дан, — как это нынешним девочкам удается быть одновременно такими сексуальными и такими умненькими.
— У моих гормонов очень высокий коэффициент умственного развития, — проинформировала она его. — А муж научил меня ответам на все вопросы.
Дан горестно вздохнул.
— Итак, если вы закончили упражняться в остроумии, — не дала ему опомниться девушка, — я вам скажу еще кое-что. Вы репортер, вам нужен мистер Крамер, и он в данный момент очень занят. Все.
— Что-то не припомню, чтобы мы были знакомы.
— Никогда и не были, — дерзко парировала она. — Просто репортера сразу видно. Они все малость чокнутые.
— Для разнообразия вам попался один не чокнутый. Поэтому, если не возражаете, я подожду.
Девушка улыбнулась и кивнула в сторону закрытой двери кабинета Эдгара Крамера:
— Судя по звукам, долго вам ждать не придется. Дан расслышал резкие голоса, звучавшие на повышенных тонах. Его острый слух уловил слово “Дюваль”. Через несколько минут из кабинета вылетел Элан Мэйтлэнд с горевшими злым румянцем щеками.
Дан Орлифф догнал его у выхода из здания.
— Извините, — окликнул он Элана. — Сдается, у нас с вами найдутся общие интересы.
— Едва ли, — отрезал Элан. Он и не собирался останавливаться. Его всего трясло от злости — запоздалая реакция на вынужденную сдержанность.
— Спокойно, — поравнявшись с Эланом, Дан мотнул головой в сторону здания, из которого они только что вышли. — Я не из этих. Репортер.
Элан Мэйтлэнд остановился на краю тротуара.
— Тогда простите, — он перевел дыхание, смущенно улыбнулся. — Я просто готов был сорваться, а тут вы подвернулись под руку.
— Всегда к вашим услугам, — добродушно пошутил Дан. Мысленно он уже отметил портфель и галстук в цветах университета Британской Колумбии. — А вы часом не адвокат?
— Адвокат.
— Представляете некоего Анри Дюваля?
— Да.
— Не могли бы мы где-нибудь потолковать?
Элан Мэйтлэнд заколебался. Эдгар Крамер обвинил его в том, что он ищет шумихи, на что разозленный Элан пообещал, что теперь именно этого и будет добиваться. Однако ему трудно было так сразу отделаться от инстинктивного стремления всех адвокатов избегать заявлений для прессы.
— Не для печати, только между нами, — тихо спросил Дан Орлифф, — что, дела плохи?
Элан скривил лицо в кислую гримасу:
— Сугубо между нами, хуже некуда.
— В таком случае, что вам или Дювалю терять?
— Нечего, наверное, — задумчиво протянул Элан. А правда, подумалось ему, потерять они ничего не потеряют, а какая-то польза, может, и выйдет. — Ладно. Пойдемте, кофейку выпьем.
— Вот как чувствовал, что сегодня удачный день будет, — с блаженным видом констатировал Дан Орлифф. — Да, кстати, где коня-то привязали?
— Коня? Какого коня? — растерялся Элан. — Я пешком пришел…
— Не обращайте внимания, — извиняющимся тоном попросил Дан, — что-то я расшалился сегодня. У меня здесь машина.
Через час, за четвертой чашкой кофе, Элан Мэйтлэнд заметил:
— Вы все выспрашиваете обо мне да обо мне, хотя Дюваль-то куда важнее…
Дан Орлифф энергично затряс головой:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54