А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

– Если честно, то мои воспитательницы не сумели меня даже как следует запугать. Хотя очень старались. А знаешь, запуганное существо не всегда отвечает за свои поступки. Но потом мама сумела найти нужные слова и убедила меня, что не всегда получается делать то, что очень нравится, что даже самая счастливая, самая удавшаяся жизнь только наполовину состоит из радостей, а наполовину – из горя. И в этом есть свой великий смысл.
– Твоя мама – удивительная женщина, – тихо сказал Ортон.
– Да? Ты тоже так думаешь?! – радостно воскликнула принцесса. – Знаешь, Ортон, для меня очень важно то, что ты сейчас сказал… А какой была твоя мама? Я имею в виду, какой она была тебе матерью? У нас в картинной галерее висит ее портрет, но он написан, когда она была еще в моем возрасте. Очень красивая женщина.
Император отвернулся к окну:
– Не стоит говорить об этом. Я не очень хорошо ее помню: она долго болела, и меня редко пускали к ней. Она была хорошей, но очень печальной, хотя отец старался как мог. Наверное, ей было тяжело.
Арианна смотрела на него, широко открыв глаза:
– Но ведь у нее же был ты.
– Боюсь, ей этого было недостаточно.
Принцесса почувствовала, что тема неприятна молодому человеку, и постаралась незаметно сменить ее:
– Я еще не сказала спасибо, здесь очень красиво. Дома у меня не было таких прекрасных покоев. Замок Майнингенов вообще довольно мрачный, а в моих комнатах и подавно было мало красивых вещей.
– Но почему?
– Чтобы не баловать меня. Я должна стать императрицей, и отец долго готовил меня к тому, что считал самым важным в моей жизни, забывая о мелочах, какими бы приятными они ни казались мне самой. – Она покраснела и заговорила быстро и невпопад: – Я… я не представляла, что ты такой – такой простой и свой, и добрый. Я всегда думала, что император Роана – это кто-то очень недоступный, страшный и жестокий.
– Ты разочарована? – улыбнулся молодой владыка.
– Нет, – тихо призналась принцесса. – Напротив. Очень рада. А теперь, когда я сказала тебе то, что думаю, я действительно готова выслушать ваши законы.
– Позже я расскажу тебе обо всех хитросплетениях дворцовых интриг и всех возможных случайностях. Пока же ты должна твердо помнить, что я не один. – И, заметив удивленный взгляд принцессы, император поспешил объяснить: – У меня есть двойники.
– Я помню, – сказала Арианна. – Твой шут. И это сделано для того, чтобы…
– Не перебивай меня, пожалуйста, – Ортон говорил по-прежнему мягко, но в его голосе принцесса уловила стальные нотки владыки, который привык к беспрекословному послушанию. – У меня несколько двойников. Их часто меняют, потому никто не знает, кого именно видят сейчас мои подданные: меня или его. Может случиться так, что за обедом ты встретишься с одним из двойников, в музыкальной комнате – со мной; в Зале Советов снова будет заседать двойник – только уже другой, и так далее. Только здесь, только по ночам ты будешь знать, что видишь именно меня. И поэтому только здесь возможны между нами проявления откровенности или любых чувств, какими бы они ни были.
– Да, но как это возможно? – испуганно спросила Арианна. – Неужели ты думаешь, что если я не смогу отличить тебя от твоего подобия, то это смогут сделать воины охраны? Что помешает чужому мужчине занять твое место – и на престоле, и возле меня? Где гарантия, что твой двойник просто не придет сюда, ко мне?
– Гарантии… Гарантии – это уже другой вопрос. И мы им немедленно займемся. Но для этого я бы хотел представить тебе одного человека. Можно ему зайти?
– Ты здесь полновластный хозяин, – улыбнулась Арианна.
И от императора не укрылось, что ее улыбка была милой и очаровательной, совсем отличной от той вымученной и жалкой гримаски, которой она встретила его совсем недавно. А еще он понял, что прекрасная девушка, предназначенная ему в супруги волей покойного отца и многочисленных предков, честна и умна и очень нравится ему. Ортон был всегда целомудрен и сдержан – не столько в силу многочисленных давних традиций, сколько по причине своего характера. Придворные дамы – роскошные, страстные, томные – никогда не привлекали его. Он и сам не мог объяснить, что именно казалось ему в них отталкивающим. Нынешний император Великого Роана еще не испытывал чувства любви ни к одной женщине и не особо рассчитывал когда-либо его испытать.
Он не сказал принцессе правду. Своих родителей Ортон помнил хорошо: ему было уже восемнадцать, когда они умерли. И он прекрасно знал, что отца и мать связывают узы дружбы и взаимопонимания, уважения и преданности, но никак не любви. Когда матери уже не стало, а отец находился на смертном одре, он счел возможным рассказать взрослому сыну о своем нежном чувстве к одной из дам Роанского двора, попросив Ортона заботиться о ней в дальнейшем. Но, будучи полновластным владыкой и зная о взаимности чувств, Морон IV – отец Ортона – всю жизнь хранил верность своей супруге, считая это вопросом чести и достоинства не императора, но истинного мужчины. Правда, его супруге не было легче от этого, потому что она чувствовала, что сердце мужа ей не принадлежит и ничто не изменит положения вещей. Она так и умерла в печали.
Нынешний император был глубоко убежден, что его ждет подобная судьба, и потому старался не смотреть на других женщин, чтобы не страдать, как страдал отец.
Кстати, возлюбленная Морона ненамного пережила, своего повелителя и скончалась год спустя, унеся тайну с собой в могилу.
То, что Арианна оказалась и красивой, и умной, и крайне приятной в общении, немного потрясло Ортона.
Он чувствовал себя странно – как подросток, краснел и, смущался, сам не понимая, что с ним происходит.
– Но ты же не пленница. И я хочу, чтобы ты чувствовала себя комфортно и уютно в этом дворце и во всей империи.
– Спасибо, – искренне сказала принцесса. – В любом случае, приглашай своего спутника, нужно же мне учиться понимать тебя и все происходящее…
Император приоткрыл дверь, ведущую в соседние покои, и сделал знак рукой. Повинуясь этому приказу, в комнату шагнул человек такого роста и сложения, что в спальне сразу стало тесно, а мебель, до того казавшаяся тяжелой и надежной, как-то вдруг приобрела хрупкие очертания. Очевидно, все дело в пропорциях, – так сказал бы художник.
На фоне этого великана император выглядел настоящим мальчишкой; даже выражение лица его представлялось более детским и наивным, нежели секунду назад. И принцесса с изумлением воззрилась на того, кто сотворил эти метаморфозы одним только фактом своего появления.
Это был черноволосый исполин с изумрудно-зелеными глазами. Лицо его было далеко не красивым, но неправильные, удлиненные, хищные черты несли в себе нечто большее, чем просто красоту. Так нельзя сравнивать с человеческим лицом цветок или драгоценный камень, бабочку или вечернюю звезду. Это просто разные понятия. Возможно, где-то великана посчитали бы уродом, .а где-то – прекрасным, словно божество. Но одно несомненно: им можно любоваться до бесконечности. Его телосложение тоже было необычным – слишком строен и слишком гибок при такой ширине плеч и таких мускулах. Вошедший был облачен в черные с зеленоватым отливом латы, но шлема не было – страж оставил его в соседней комнате, обнажив голову в знак уважения к своему повелителю и будущей повелительнице. Оружия при нем тоже не было, но при первом же взгляде всякому становилось ясно, что он в нем и не нуждается. Нечеловечья мощь таилась в этом теле.
– Это Аластер, герцог Дембийский, граф Согды и маркиз Эттельстан, сеньор Гравелота, командир моих гвардейцев и верховный командующий в случае, если когда-нибудь все же разразится война.
Великан сделал еще один шаг вперед, и завороженная принцесса протянула ему руку для поцелуя. Он прижался к ней неожиданно холодными губами, улыбнулся:
– Счастлив буду служить Вашему величеству.
– Спасибо, герцог.
Арианна понимала – ее учили, – что при встрече с полезным человеком либо очень знатным вельможей, от которого что-то может зависеть в будущем, необходимо придумать хотя бы пару приветливых и благожелательных фраз, чтобы произвести выгодное впечатление. Но слова не приходили на ум: те, что вспоминались принцессе, казались пустыми, как выеденная ореховая скорлупа, рядом с этим удивительным человеком.
– Я попрошу тебя в дальнейшем придерживаться следующего порядка, – попросил император, и его голос вывел принцессу из сладкого забытья. – Если тебе потребуется обычная услуга, скажем, новые платья, драгоценности, экипаж, еда, книги – словом, все, что может понадобиться человеку, то к твоим услугам будет целый двор. И любое твое приказание будет выполнено в ту же минуту. Но если тебе потребуется совет или помощь или если ты непременно захочешь поговорить со мной – не важно, по какому вопросу, – то обращайся к Аластеру или к его гвардейцам. К ним и только к ним, слышишь меня?
– Да, император, – ответила она покорно.
– Кто-то из моих людей всегда будет рядом и придет на помощь Вашему величеству, – заверил ее исполин.
Господи! Какой же у него был голос: низкий, бархатистый, немного рыкающий, как у барса, которого она однажды видела в зверинце своего отца.
– Позже я представлю тебе еще нескольких человек на которых ты сможешь всецело полагаться, а пока удовольствуйся этими. И еще, вдруг что-то очень спешное – можешь обращаться к моему шуту. Он, конечно, зубоскал и насмешник, каких мало, но зато надежен, как скала.
– Это правда, – подтвердил Аластер.
Вообще-то, Арианне показалось, что в его словах скрыт еще один смысл, но понять, о чем идет речь, она не смогла. Но не особенно расстраивалась из-за своего неведения, ибо на один день впечатлений и так хватало с головой.
– Аластер и его гвардейцы являются той гарантией, о которой ты говорила, – продолжал Ортон. – И не огорчайся, что им известно больше тайн, чем, например, тебе. Скажу по секрету, я тоже не посвящен во все тайны своих воинов, и ничего – почти никогда не жалуюсь.
– Теперь я просил бы позволения удалиться, – сказал великан.
– Да, конечно, – ответила принцесса растерянно. Этот невероятный человек повергал ее в трепет, словно она разговаривала со сверхъестественным существом.
– Спокойной ночи, Ваше величество. Я надеюсь, нам удастся сделать все, чтобы вы не сильно тосковали по отчему дому и нашли в Роане новую семью и новые радости.
С этими словами Аластер вышел, оставив молодых людей наедине.
– Ну, спокойной ночи, Арианна, – сказал император и тоже поцеловал ей руку. – До завтра. И помни все, что было здесь сказано.
– А… а ты разве не останешься? – спросила она, приходя в ужас от собственного бесстыдства или отчаянной смелости (это уж как назвать).
– Не думаю, что это было бы правильно, – улыбнулся Ортон. – Ты настоящее сокровищ, я даже надеяться не смел, что моя невеста будет такой очаровательной и рассудительной: обычно и портреты, и свидетели склонны преувеличивать. Портреты – особенно. Но мы так мало знаем друг друга, только что перешли на ты. А впереди у нас долгая, хочу надеяться, жизнь – зачем же торопиться? Но, перед тем как уйти, должен открыть тебе одну маленькую тайну: я правда рад, что мне в жены досталась ты, а не какая-нибудь другая принцесса.
С этими словами император развернулся на каблуках и вышел.
А принцесса несколько раз прошлась по спальне, рассеянно переставляя букеты в опаловых и яшмовых вазах, выглянула из окна, убедившись заодно, что внизу дежурят два гвардейца, затем сбросила одежду и влезла в постель. Там она свернулась клубочком и принялась размышлять. Ей было очень странно, но уже не страшно и не одиноко. Она досадовала на то, что Ортон не остался с ней этой ночью, и тут же досадовала на себя за свою досаду. Она вспоминала гиганта Аластера и спрашивала себя, что же с ней произошло при его появлении?
Арианна точно знала, что император очень понравился ей. Она с наслаждением втягивала носом воздух, в котором еще витал аромат его духов, и, сама того не замечая, поглаживала шелковое покрывало медленными и ласкающими движениями. Она радовалась, что завтра увидит Ортона, и еще больше радовалась тому, что она имеет на него все права, а это значит, что никто не может им помешать…
Мысли об Аластере были менее отчетливыми. Принцесса чувствовала трепет и начинала беспричинно улыбаться, едва в памяти всплывал его образ.
– Ну? – спросил граф Шовелен, едва они остались втроем в покоях.
На сей раз, кроме него и племянника, в разговоре участвовал учитель Виссигер, причем на его присутствии настоял именно Трои. Посол был только рад этому обстоятельству. В свое время, когда он искал знающего человека, энциклопедически образованного и способного завладеть вниманием шустрого юнца, ему рекомендовали Виссигера, присовокупив к блестящей характеристике замечание о безупречной честности и порядочности. Порядочных людей во все времена не хватает, и граф, наведя справки, решил во что бы то ни стало заполучить именно этого человека для занятий со своим племянником.
Виссигер был еще не стар, но уже отчаянно лыс. Невысокий и тощий, застенчивый, с добродушным выражением лица и неизменной кроткой улыбкой, он был бы очень мил, но его внешность сильно портил огромный, похожий на бесформенную картофелину нос. И когда учитель сильно сутулился, всем моментально приходило в голову, что это нос тянет его к земле. Руки у него были большие, красные, и он очень их стеснялся, пожалуй, больше, чем носа и лысины. Но огромные, круглые доверчивые глаза – бледно-голубые, как у ребенка, – пробуждали в людях странное чувство к учителю. При нем даже посол, который бывал невыносим в плохом расположении духа, понижал голос и старался подыскать более мягкие обороты, даже самые нахальные лакеи вели себя скромнее, а суровые воины – мягче.
Когда Трои в первый раз увидал его, то хотел подложить ему змею в карман – это была еще самая невинная из его шалостей.
Хотел и не смог – совести не хватило.
С той поры минуло без малого десять лет. Учитель и ученик очень сдружились, и хотя Трои не всегда проявлял усердие в занятиях, зато был откровенен с Виссигером и посвящал его в свои крохотные тайны. Ему весьма повезло, что с ним постоянно находились два близких человека – граф и учитель, – которым он привык доверять безоговорочно.
Итак, граф удобно устроился в глубоком и мягком кресле, вытянул ноющие от усталости ноги и спросил:
– Ну?
Что означало: «Делись впечатлениями, спрашивай, а мы поможем тебе разобраться в твоих чувствах и мыслях».
– Даже не знаю, с чего начать…
Трои был перевозбужден. Он тоже устал за сегодняшний длинный день, но все не мог угомониться и шагал вдоль стены взад и вперед.
– Не мелькай перед глазами, – попросил Шовелен. – Что тебя поразило больше всего? Кроме дам, разумеется.
– Гвардейцы. Гвардейцы и шут! И император, и гвардейцы… Оружие! Какое у них оружие! Дядя, вы же сами видели – этого просто быть не может. А шут и император?! Нет, только не говорите, что Виссигер обязан был предупредить меня: он, конечно же, предупреждал… но мне кажется, что просто услышать об этом – мало… Все равно тебя ждет потрясение, потому что этого не может быть.
Тут Трои ощутил, что говорит слишком сбивчиво и невнятно, и предпочел остановиться и перевести дух. Учитель и дядя с улыбкой глядели на него. Они искренне радовались, что их мальчик увидел столь прекрасную страну и столь блестящий двор, что он был удостоен чести лицезреть владыку, о котором по всему миру слагают легенды, одна таинственнее другой. И им было приятно, что Трои не остался к этому равнодушным.
– Думаю, – начал Виссигер, – теперь молодой граф с большим вниманием выслушает историю о шуте и императоре?
– Расскажи, расскажи немедленно, – потребовал юноша.
– Утверждают, что легендарный император Браган в своем своде законов, составленном для потомков, поставил обязательным условием существование двойника. По всей стране и всему миру ездят послы императора и ищут людей, похожих на него как две капли воды. Это очень трудная задача. Ведь может статься и так, что двойника нет в природе. И все же каждый новый император из рода Агилольфингов в день своего восхождения на престол входит в тронный зал в сопровождении своего близнеца. Этот близнец всю жизнь будет развлекать императора, играя роль шута при его дворе. Но не это есть главная его задача. Он должен служить живым напоминанием великолепному владыке – постоянным символом бренности и преходящести таких вещей, как слава и власть.
– Позволю высказать собственное суждение, – добавил Виссигер. – Великий Роан благополучен во многом благодаря тому, что все его правители были людьми благородными, умными, честными и пеклись о благе своих подданных. Стоит же императору забыться, как перед ним возникает лицо его шута – его собственное лицо, – которое напоминает ему, что и он может в любую минуту оказаться там, внизу, на нижней ступени трона.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52