Во время стрельб очень быстро выяснилось преимущество круторогих, больших, но сделанных из легчайшей древесины анамурских луков перед энфилдским, аммелордским, а также ходевенским оружием. Склеенные из нескольких слоев дерева разных пород и тончайших костяных пластин, они били на пятьсот шагов и насквозь пробивали бронзовый щит. Правда, знатоки поговаривали, что к анамурскому луку для успеха предприятия следует прибавить еще и анамурского лучника.
Зато в верховой езде отличились всадники из Ашкелона и донгийской провинции Унанган, откуда издавна ввозили в Роан самых породистых, быстрых и выносливых коней. Черный султан ашкелонского рыцаря и желтый унанганца маячили далеко впереди плотной толпы остальных всадников.
В метании копья не было равных копьеносцам Эмдена и их знаменитым арумбаям – копьям в полтора человеческих роста длиной и с наконечником, похожим на маленький меч, длиной в две, а шириной в одну ладонь.
Арумбаи изготавливались только из древесины баджу-арумбай – самого гордого дерева мира.
Легенда гласила, что во время сотворения Лунггара шла борьба между черными и светлыми силами. Сражались несметные полчища несколько дней и ночей подряд, пока не были убиты все воины и поле битвы не покрылось мертвыми, неподвижными телами. И тогда заспорили два духа – Черный и Светлый, – чья же вышла победа, но не смогли прийти к соглашению. И тогда бросили они клич над полем боя: чей воин встанет сейчас и выпрямится, тому войску и достанется победа. Но никто не откликнулся. Второй раз позвали своих рыцарей духи Лунггара – и снова не нашлось живого. А на третий раз рыцарь светлого воинства по имени Арумбаи встал один между землей и небом и стоял так до тех пор, пока солнце, опускаясь за горизонт, не омочило свои лучи в его алой крови. С тех пор закаты такие багряные.
Говорят, что гордый Арумбаи вернулся из страны Мертвых, чтобы добыть победу своему войску. И тем спас целый мир, ибо, выиграв это сражение, Светлый дух стал властен над Лунггаром, а Черный был отсюда навеки изгнан. И потому законы человеческие и Божьи преследуют тех, кто одержим черной силой – убивает, ворует, лжет, ненавидит, предает… А Светлый дух отблагодарил Арумбая, дав ему новую жизнь. Он сделал его деревом – прямым, стройным, высоким, без единого изъяна. Растет баджу-арумбай, тянется к солнцу и небу, которые защищал, крепко держится корнями за землю, которую полил своей кровью, и благодарная земля дает ему несокрушимую силу. И легка и светла древесина баджу, как легка и светла была душа рыцаря, ровен его ствол, как ровна была спина Арумбая, стоявшего посреди поля битвы.
Копья-арумбаи имели свои имена и передавались из поколения в поколение. Стоили они дороже, чем добротный дом, но рыцари, владевшие этим оружием, считали, что это вполне оправданно.
Зато с топорами ловчее всех обращались лотэры и тетумы, посвятившие свою победу прекрасной императрице Арианне, дочери своего повелителя Тойлера Майнингена.
Первый тур продолжался в течение восьми часов. Шумная, веселая публика, с неослабевающим интересом следившая за всем, что происходило на арене, даже ела на ходу, что весьма радовало лоточников и разносчиков напитков.
В императорской ложе такой вольности себе не позволил никто, кроме шута. Он добыл из маленькой сумочки огромный леденец аппетитного вида и принялся его со вкусом облизывать. Арианна изнывала от восторга и желания заполучить такой же, но статус императрицы не позволял ей лизать конфету на палочке на глазах у всех. Она считала это скорбной и непростительной ошибкой того, кто создавал дворцовый этикет.
Наконец соревнования были завершены. Из нескольких сотен участников в первый же день отсеялось подавляющее большинство, и во второй тур вышли всего сорок рыцарей. Они проехали верхом по кругу в сопровождении своих оруженосцев, везших за ними знамена и штандарты, и герольдов, громко выкрикивающих имя и титул победителя. Следом – верхом на послушных мулах – ехали разряженные в пух и прах пажи, каждый из которых держал шлем, щит, латные рукавицы и оружие победителя. Чем знатнее и богаче был рыцарь, тем большая свита его сопровождала. А доспехи и оружие участников роанского турнира вообще являли собой произведение искусства, и потому на заключительный парад, как и на открытие, публика смотрела затаив дыхание.
Лицо, представлявшее сейчас Его величество государя Великого Роана Ортона I Агилольфинга, было простым близнецом. Арианна буквально чувствовала кожей чужое присутствие и хотя не испытывала к двойнику антипатии, но и теплых чувств в себе не находила. Порой ей становилось любопытно – отчего? Около нее находилась точная копия ее супруга – с теми же манерами, тем же голосом, лицом и фигурой, улыбкой и глубоким взглядом. Что же было не так? Чего не хватало императрице в этом человеке, чтобы почувствовать к нему расположение, симпатию и, наконец, ту сумасшедшую тягу, какую она испытывала к императору. На этот вопрос ответить не мог никто.
Еще более бессмысленно было спрашивать, каким образом страстно влюбленная в супруга государыня буквально лучилась счастьем, когда на нее падал взгляд императорского шута.
Несколько человек, сидевших в одной из самых дорогих лож недалеко от императорской, турниром не интересовались вообще. Правда, они сосредоточенно смотрели на арену, и один из них даже рукоплескал иногда победителям, однако в основном они разглядывали государя и его свиту. В бушующем человеческом море это было абсолютно незаметно, и четверо спутников могли сколько угодно удовлетворять свое любопытство.
Но любопытно им не было. Сомнительно, чтобы убийцы Терея вообще могли испытывать нечто подобное, а магистры Ордена Черной Змеи давно уже подавили в себе это вредное чувство, иначе бы они никогда не смогли подняться на ступень власти, которой достигли на сегодняшний день. Здесь они были на службе и, высматривая императора и его свиту, всего лишь пытались подобрать ключ к заданной им задаче.
Брат Гремучник и брат Бангалорская умба чувствовали себя несколько непривычно в таком скоплении людей, где никто не собирался стремглав выполнять их распоряжения и вообще не обращал на них внимания. Правда, это-то было хорошо. Без своих диковинных головных уборов оба магистра ничем не отличались от обычных людей. Среднего роста и среднего возраста, с приятной, но ничем не примечательной внешностью, они вполне могли сойти за преуспевающих торговцев, обычных домовладельцев или средней руки провинциальных дворян, из тех, кто появляется в столице раз в году – во время праздника. Их спутники, закутанные в черные легкие плащи с опущенными капюшонами, тоже никого не интересовали, разве что мог удивить странный выбор наряда: черное – в такую-то жару. Но, с другой стороны, сколько людей, столько обычаев. Ходевенцы вообще нарядились в меха.
Когда первый тур завершился и толпа зрителей повалила к выходу, четверо мужчин смешались с ней, покинули амфитеатр и отправились в маленькую неприметную гостиницу, находящуюся почти на окраине города, где остановились сегодня утром. Свободных мест у хозяина не было, однако сумма, предложенная бангалорским вельможей, оказалась такой значительной даже для процветающего Роана, что владелец гостиницы просто не смог отказаться от предложения. У него язык не повернулся сказать «нет» и поэтому он сдал приезжим собственную комнату, переселившись в комнату слуг.
– А хорошо здесь, – сказал брат Гремучник, вдыхая полной грудью свежий воздух. – Красиво, аккуратно, чисто.
Гостиница была скромным двухэтажным зданием, стоявшим, как и все роанские строения, посреди цветущего сада. Поскольку месяц лонг-гвай уже вступил в свои права, многие фруктовые деревья плодоносили и деловитые пчелы гудели над яркими и пышными цветами. В воздухе был разлит тот удивительный запах нагретой солнцем зелени и меда, душистой смолы, прозрачными желтыми капельками выступающей на коре деревьев, и зреющих плодов. Здание было развернуто к улице боковой стеной, и потому парадная дверь выходила прямо на канал со свежей пресной водой. Дом был причудливым, затейливо украшенным, кремового цвета с крышей из розовой черепицы, что делало его похожим на праздничный десерт.
Между прочим, скромная пригородная гостиница носила милое название «Поцелуй невесты», хотя никто не мог объяснить, откуда оно взялось.
Конечно, брат Гремучник и брат Бангалорская умба, а также оба йетта записались здесь под какими-то иными, вымышленными именами, но история их не сохранила.
– Странные у тебя мысли, – ответил Бангалорская умба нахмурившись. – С каких это пор тебя стала привлекать красота и аккуратность?
– Не вижу ничего странного, – нахмурился Гремучник. – Не пытайся приписать мне слова или поступки и мысли, которые мне не принадлежат. Лучше поделись своими впечатлениями от первого дня турнира.
– Какие могут быть впечатления? – пожал плечами Умба. – Плохие конечно. И если у тебя другие, то это удивительно. Императора охраняют очень серьезно. Ты внимательно рассмотрел его гвардейцев? Это что-то впечатляющее. Я не видел их в деле, но готов биться об заклад, что все эти победители гроша ломаного не стоят по сравнению с любым из телохранителей Агилольфинга. Они стояли не шелохнувшись в течение нескольких часов, как изваяния. Если бы у нас в Ордене было хоть несколько таких воинов, господин мог бы смело начинать борьбу за власть над миром.
– Глупости говоришь, – оборвал его Умба. – Ты о деле думай.
Две фигуры, закутанные в черные шелковые плащи с капюшонами, неслышно приблизились к спорящим магистрам. Умба краем глаза уловил движение за своей спиной, обернулся:
– И не жарко вам? – спросил удивленно.
– Это не имеет значения, – ответил один из йеттов. – Жара и холод, как, впрочем, и боль, и душевная тоска, и счастье, – всего лишь иллюзия, которой можно пренебречь. Обманываются только те, кто хочет обмануться.
Магистры переглянулись: суров был Эрлтон, и они за годы пребывания в Ордене стали далеко не неженками, но убийцы Терея были еще суровее.
– Мы обсуждали возможности устранения императора, – сказал брат Бангалорская умба.
– Мы слышали, – усмехнулся йетт краешком губ, будто сделал одолжение, проявляя тень эмоции. – Для наших обрезанных ушей вы говорите слишком громко.
– Императора охраняют слишком хорошо, – сказал Гремучник. – Вы не находите?
– Именно это и находим, – согласился йетт. – Слишком. Все, что слишком, работает на свою противоположность. Сразу видно, что они не все понимают. У нас есть один шанс, но без вашей помощи нам не обойтись.
– Собственно, для этого Эрлтон нас сюда и послал.
Убийцы Терея переглянулись между собой, словно проверяя, все ли они учли, а затем спросили:
– Кто-нибудь из вас может, не прибегая к помощи запретной или слишком явной магии, сделать для нас маску?
– Какую маску? – изумился Гремучник.
– Обычную. Можно даже не маску, а просто легкий грим, но необходимо исправить форму ушей, сгладить лицо и приблизить его черты к более обычным. Нам нужно, чтобы люди не слишком обращали внимания хотя бы на одного из нас. Завтра мы хотим принять участие во втором туре этих смешных состязаний.
С этими словами йетты удалились в отведенную им комнату, а бангалорские маги остались в саду, пытаясь стряхнуть с себя то странное оцепенение, которое всегда охватывало их в присутствии убийц Терея.
– Что они задумали? – заговорил наконец Гремучник.
– Не знаю, но точно знаю, что все, что йетты ни задумывают, они выполняют, хотя бы потому, что им неважно, будет ли это стоить им головы.
– Ах да! Отличившегося ждет посмертная милость Терея, а жизнь – это только иллюзия, к которой не следует относиться всерьез!
– Ну что, – пожал плечами брат Умба. – Тогда нужно всемерно им помочь и заодно позаботиться о собственной безопасности. Йетты, может быть, и расходный материал, но о нас этого не скажешь. Кстати, что ты думаешь о гриме?
– Пойдем поищем театральную лавочку, затем хорошую косметику для дам, а также рекомендую озаботиться проблемой коней.
– Это не проблема, – откликнулся Умба. – Купим унанганцев. К тому же, – он оглянулся и перешел на шепот, – даже если телохранители императора и схватят убийцу, то они никак не свяжут йеттов с двумя почтенными торговцами с Бангалора – не так ли?
– За всеми не уследишь, – говорил Сивард, прохаживаясь по дворцовому парку в компании с Джералдином. – Но меня и не просят, а это равносильно тому, что признают собственное бессилие. Этот турнир напоминает мне самую азартную игру, в какой я когда-либо участвовал: убьют или не убьют императора?
– Маркиз! – укоризненно произнес секретарь. – Что вы такое говорите? Одумайтесь.
– Перестань, – досадливо отмахнулся одноглазый. – Что вижу, то и говорю. Не выдумываю же я. Тела не нашли, Крыс-и-Мыш растворились в пространстве, как утренний туман, – можно подумать, я их сам выдумал! Где шляются эти мерзавцы, хотел бы я знать! А-а-а-а…
Джералдин вздохнул. Он полностью разделял тревогу своего начальника, но не мог предложить в данном случае ничего конкретного. Ему точно так же казалось невозможным гарантировать безопасность императора в многотысячной толпе, и так же, как Сивард, он полагался только на удачу. С его точки зрения, шансов было маловато.
Они вынырнули из лабиринта, образованного вьющимися растениями, и чуть не сбили с ног Аббона Флерийского и князя Даджарра, которые вышли после ужина в парк отдышаться.
– Нет! – воскликнул Аббон при виде одноглазого. – Нет! Только не это пытливое и любознательное чудовище! Прочь, нечистый…
– Ишь ты, ишь ты, раскричался, – сморщил нос Сивард. – Можно подумать, я рыскал в окрестностях в поисках тебя, единственного и незаменимого. Да ты мне вовсе и не нужен, если хочешь знать – я отдыхаю и душой, и телом, а дела меня не интересуют. Кстати, ты не мог бы мне разъяснить один непонятный момент?
– О-о-о, – промычал Аббон.
– Знаете, друзья, – ослепительно улыбнулся князь Даджарра. – Вы тут побеседуйте, а я пойду работать.
И он в буквальном смысле слова улизнул, оставив мага на растерзание встревоженному, а потому как никогда вдумчивому Сиварду.
Джералдин деликатно отошел в сторону и уселся на краю бассейна, погрузив руки в прохладную чистую воду.
– Что же ты и сам мучаешься, и другим покоя не да ешь? – спросил Аббон. – Что на сей раз?
– Ты только не сердись, – тронул его Сивард за плечо. – Я просто себе места не нахожу: мечусь вот, понимаешь. Скажи, Аббон, можно ли почувствовать… нет, не так – можешь ли ты почувствовать такого же, как ты, если он будет совсем близко?
– Конкретнее, пожалуйста.
– Ну, если во время турнира кто-то воспользуется возможностью и попытается напасть на государя… ну, я не знаю как! Ты же должен знать!
Аббон потер шею, затем оттянул воротник, словно тот душил его, и уселся прямо на траву, подобрав под себя ноги. Одноглазый примостился рядом.
– Умеешь ты ткнуть пальцем в больное место. Вечно, что ни спросишь – то рану разбередишь. Понимаешь, Сивард, толпа – это нечто особенное, мы с тобой уже говорили об этом. Когда несколько тысяч человек одновременно пугаются, злятся, радуются – короче, переживают все, что происходит на арене, то получается такой выброс энергии, что сам Браган может спокойно становиться у меня за спиной, да еще и делом заниматься – я его все равно не смогу почувствовать. С точки зрения мага, амфитеатр во время турнира превращается в кипящий котел с такой концентрацией силы, что если бы люди научились еще и направлять ее на одну цель, а не разбрасывать как попало, то мир можно было бы перевернуть.
– Итак…
– Итак, ответ на твой вопрос: нельзя, абсолютно невозможно.
– И даже дракона ты бы не почувствовал?
– Дались тебе эти драконы! – вскипел Аббон. – Нет! Нет и еще раз нет – ни дракон бы ничего не почувствовал, ни дракона бы никто не почувствовал.
– Но это же замкнутый круг какой-то! – возопил одноглазый.
– В том-то вся и беда, друг Сивард. Потому и существуют двойники, что никакая система охраны не может быть совершенной и безупречной. Хоть какая-то лазейка да найдется.
– Это мне известно, – осклабился рыжий, наслаждаясь воспоминаниями о том, сколько крови попил у своего предшественника.
– А страшнее всего фанатики. И ты тоже это знаешь. А что касается турнира, полагаешь – ничего больше сделать нельзя?
– Будем ждать. Но, между нами, Сивард, я почти распрощался с очередным близнецом. Потому что, если бы это я хотел совершить покушение на императора, то не видел бы лучшего способа, чем воспользоваться его присутствием на турнире.
– Никаких возражений. Я думаю о том же.
– Что ж, удачи нам, – сказал Аббон, похлопав Сиварда по плечу. – А теперь прости. Мне пора.
Второй тур требовал от участников большей ловкости, мастерства и выносливости, нежели первый.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52