Все при нас, дорогой друг, однако из
предустановленной гармонии мы выпали и благополучно пребываем в заднице.
Усиленно самовыражаясь, мы потеряли согласованную разумность поведения.
Назовем ее инстинктивной разумностью. Вот почему нужны новые и активные
матрицы-регуляторы...
Вдохновенно витийствуя, директор института обрисовал позорную участь высших
двуногих приматов, которые хоть и поднакопили кое-какой опыт, однако не
развиваются ни мозгами, ни социумом. Поэтому поганят землю, загаживают
воду, портят воздух, изводят полезную живность, плодят паршивых микробов и
прочее гнидство, готовы все взорвать к атомной бабушке. Бореев справедливо
порицал нашего брата примата за то, что лишь выделения желудочного сока и
половых гормонов стронут его с дивана. Что только строгость начальства
заставит его направить согласованные усилия к общей пользе. И даже
граждане, называющие себя учеными, мечтают о мощной ЭВМ, которая очистит их
мозги от умственной активности.
- Ага, я заметил, Михаил Анатольевич, что вы выбросили всю автоматику из
своего кабинета. Всю ненужную.
Однако, несмотря на нынешнее презрение директора к автоматике, в шкафчик из
красного дерева было искусно вделано несколько мониторов, показывающих
обезьянок и крыс. Страшно деловых. Первые занимались тем, что бодро
выстраивали пирамидку, уменьшенный вариант той знаменитой, Хеопсовой.
Вторые по-стахановски трудились на игрушечной железной дороге. Одни крысы
явно были машинистами, другие стрелочниками, третьи - пассажирами.
Но чай с крендельками и впрямь доставила не придурочная
"скатерть-самобранка", а расторопная секретарша со внушительными буферами и
приметным "тылом". Кстати, это была моя старая знакомка Дарья, которая,
видимо, пошла на повышение. Я ей, кстати, подмигнул, и она ответила
многообещающей улыбочкой. Тем не менее, хотелось перечить.
- Между прочим, Михаил Анатольевич, от гармонии до бардака один шаг.
Древняя Шумерия с ее людьми-полуавтоматами, четко следующими
судьбе-алгоритму - это неплохо, но до определенного предела. Вурдалаки,
кощеи, упыри благодаря своим качествам могут быть хорошими работниками и
гармоничными друзьями-товарищами, все их действия запрограмированы, судьба
определена - однако это тупик. Я верю, что людоед способен, сожрав меня,
придать смысл моей судьбе. Но это упрощение. Изменятся внешние условия, и
закодированные существа окажутся бесполезными. Уверен, именно за
упрощенчество отвергли и посадили под замок, к сожалению не слишком
крепкий, ваших "переносчиков гармонии", не буду сейчас называть их грубых
имен.
- Есть здравое зерно,- согласился Бореев и тут же поделился планами:- Но
если изменятся условия, мы эти наши существа перекодируем или сделаем
новые, лучшие, более гармоничные, с другими программами. Матричные
регуляторы ведь являются нашим орудием. Дело-то мастера боится.
- Они, черти-то, себя орудием не считают. Скорее наоборот. Они лезут из
своего заточения не из желания пособить в построении коммунизма, а потому
что энергетически паразитируют на нас и...- я вспомнил своего светящегося
двойника...- именно сейчас им понадобилась наша матрица, потому что они
надеются урвать с ее помощью хороший кусок.
- Да-да, порцию "божественного света". Так вот, не трепещите, мы вашим
"чертям" слишком много не дадим,- парировал Бореев.- Но пригласим и
поделимся по-братски, нечего нам выгадывать... Шучу, конечно. Я не
исключаю, что некоторые матричные регуляторы способны относительно вольно
обращаться с законом сохранения энергии и наиболее коротким способом влиять
на потоки событий здесь. Однако не надо, Глеб Александрович, с головой
окунаться в мистику. Можно простудить мозги вплоть до воспаления.
- Послушайте, профессор, а когда мы окончательно сгармонизируемся и
разовьемся, потеряем живой интерес к колбасе и водке, не выйдем ли из рядов
Homo Sapiens?
Бореев осклабился собственному гению и убедительно продолжил, не обращая
внимания на мои страхи-ужасы:
- А здесь позвольте не согласиться, батенька майор. Вообще-то мы в этих
рядах фактически и не состоим. Во-вторых, и матка и трутень из-за своей,
так сказать, специализации не перестали быть пчелками, членами одной семьи,
хотя имеют совсем несхожие портреты.
Мне теперь мнилось, что вселение уже состоялось - в самого Бореева, уж
слишком тот был патетичен и возбужден, как филологичка какая-нибудь. Словно
не рубил когда-то фашистам дрова за хлеб и кашу. Может, демоны помогли ему
тогда подкормится, чтобы он сейчас попал в разряд спасителей человечества,
а заодно установил нужную им гармонию. Саид-то намекал, что влияет на наш
мир, как солнечный свет сквозь тучи, и кое-кто ему отзывается. Может, и
оголтелый Затуллин не зря мне показался одержимым. Не потому ли мой
нынешний собеседник не хочет всерьез рассуждать о вселениях и подсадках,
что его матрицу демоны давным давно поймали на крючок?
Тут невесть откуда в кабинете-зале появилась беглянка-пчела и стала
угрожать физиономии научного начальника. Бореев "восстановил" гармонию с
помощью толстой папки, угробившей крылатого образчика биосоциальной
специализации.
- Но мы же не пчелки и не муравьишки какие-нибудь, Михаил Анатольевич!
- Вы так думаете? В самом деле?- ехидно откликнулся ученый.- Во всяком
случае, нам надо стараться походить на них. В пчельниках не бывает
экономических проблем, социальных конфликтов, антипчелиной агитации и
прочих гадостей... Ладно, не будем слишком уходить в сторону. Сверху дали
добро на испытания, испытания, в которых будет задействован человеческий
материал.
Я, естественно, сразу встрепенулся.
- И я буду этим самым человеческим материалом? Так и знал! Если кто-то и
отдает жизнь на благо народа, то не свою, а мою. Дескать, мной очень
интересуются на том свете. Вы, конечно, можете сказать, что как ни смешно,
но мне выбирать уже не приходится. Если не вольер, так тюремная камера.
Ладно, пускай будет вольер, там хотя бы бублики дают.
- Глеб Александрович, я о вашем потенциале беспокоюсь.- Бореев придал
своему голосу заботливость.- Хватит вам инициативничать на свой страх и
риск, изучать стреляющую пушку со стороны дула. Пора использовать потенциал
на руководящей работе... Правда, вы будете не единственным руководителем.
Кроме того, придется получить доступ не просто к секретным делам, а к
сверхсекретным.
И тут я понял, что кто-то из вождей всерьез заинтересовался возможностями
превращения страны в подобие муравьиной большой семьи или пчелиного роя для
придания разумности и целесообразности поступкам каждого советского
человека.
А мне по большому счету что? Я ведь не возражаю. Как говорится, "лишь бы не
было войны". Если мы разумно упростимся во благо, то пускай. Если "роение"
и "омуравливание" всей державы или какой-то ее части станет противоядием от
краха и распада, то пожалуйста.
На этот раз эксперименты проводились не непосредственно в здании института,
а на одном из закрытых объектов в Подмосквьи. От Серпухова приходилось
гнать по проселочной дороге километров двадцать, а потом начиналась хорошо
огороженная территория.
На воротах, что оборонялись ражими людьми из Второго Главного Управления,
висела незамысловатая табличка "оздоровительный пионерский лагерь "Пчелка".
Однако при входе не только проверяли документы, но еще спрашивали пароль и
допуск. За стальным высоким забором имелся лесок, по которому прогуливались
напружиненные бойцы одного из спецподразделений Управления "С" ПГУ.
За леском можно было увидеть несколько бесхитростных строений, смахивающих
на дачные домики,- здесь проживал вспомогательный персонал. Еще дальше
располагалось довольно невзрачное блочное здание. Фасад был украшен
плакатом: "В здоровом органе здоровый дух, в нездоровом - злой", планировка
же выдавала больничку или, скорее, санаторий. В самом деле, тут размещались
организмы товарищей, не слишком крепких умом и телом. А заодно большая
часть оборудования, аппаратные, пультовые, лабораторные и прочие служебные
помещения, также кабинеты и комнаты основного персонала.
В санатории отдыхало пятнадцать человек. Между делом на отдыхающих
ненавязчиво ставились опыты. Научного и руководящего состава оказалось
столько же - пятнадцать. Вспомогательного персонала - пятьдесят голов. Сюда
включались медсестры, санитары, охранники, истопники и так далее.
Вспомогательный народ не знал тайны, от него требовалось только четкое
исполнение означенных обязанностей. Даже начальник охраны полковник
Подберезный был уверен, что сторожит больных, нафаршированных какой-то
пакостной инфекцией. Итого, получивших полный доступ насчитывалось всего
пятнадцать.
Да еще четверо-пятеро "птиц" более высокого полета имели полное
представление об экспериментах. Скорее всего, один из замов председателя,
председатель КГБ, кто-то из Политбюро и, само собой, генсек. Научным главой
проекта являлся, естественно, Бореев, административным - генерал-майор
Сайко. Имелся еще главный врач - членкор АМН Колосков. Такие люди были
способны довести до конца любое, даже самое гадкое, дело.
Кстати, об "отдыхающих". Всех отобрали из психиатрических лечебниц. Они
были теми, кому суд назначил принудительное лечение. Особо буйные, со
слюной на губах, среди них, естественно, отсутствовали. Зато присутствовал
Фима Гольденберг. Это меня вспугнуло поначалу, но потом все устаканилось.
Судьба еще раз улыбнулась, и Фима меня не признал. Скорее всего, после
стольких лет интенсивного лечения он уже мало кого различал, поскольку
полностью ушел в мир прекрасного и удивительного. Как говорится, аутизм
крепчал. Впрочем, Фима не забыл внушительных кусков из каббалистических
трактатов и порой проборматывал их. За что Сайко - в шутку, конечно,-
прозывал его жидомасоном и сионским мудрецом. А вообще генерал-майор даже
сигареты подносил Фиме,- несмотря на протесты Колоскова,- наверное, в знак
уважения к знаниям пациента Гольденберга.
Подопытным, кстати, в "Пчелке" жилось намного лучше, чем в больнице.
Во-первых, клевая жратва, такая же, как и у руководства, во-вторых -
простор. У каждого бокс размером со школьный класс со своим персональным
унитазом голубого оттенка, плюс общая комната не меньше спортзала.
"Отдыхающих" выпускали каждый погожий день размяться на спортплощадку, а в
баню водили два раза в неделю. Кстати, это начинание далеко не у всех
вызывало восторг - за долгие годы больничной жизни пациенты привыкли
радовать себя почесыванием.
По вечерам я с мышечно крепкими охранниками баловался в волейбол. (Без меня
молодые люди соревновались в плевании на дальность, прыжках с дерева на
меткость и тому подобных видах спорта.) По ночам играл в сексбол с
"арбузами" и прочими "фруктами", имеющимися в наличии у Бореевской
секретарши. (Не трахнуть эту девушку было бы безнравственно. В первую же
нашу уединенную встречу она подняла старую тему о коитусе у китов.) Поэтому
даже не надобилось ездить в город. Между прочим, по указанию свыше
сотрудников проекта "Пчелка" отпускали в столицу нашей родины раз в две
недели на одну ночевку и один денек. Отчего создавалось впечатление, что
все мы тут немного подопытные и чуть-чуть больные.
Однако мощные аппараты, известные как "раздражители Ф-поля" были внедрены
именно в потолки боксов с "отдыхающими", также имелись там замаскированные
телекамеры. Хотя, конечно, я не мог ручаться, что их нет в моей светелке.
Почему бы Борееву не понаблюдать без помех за мной из резервной пультовой,
ведь там от ворот поворот получают все, кроме него, двух его помощников и
Сайко. (В главной же пультовой дежурили сменами по три человека остальные
сотрудники проекта.)
Начинали мы с самого нехитрого. Бореевская команда еще на опытах с братьями
меньшими накопила достаточный материал - по крайней мере, в одной области.
В области поведения. То есть была выделена и обследована группа
метабиологических матриц-регуляторов, которые проявляли особый интерес к
живым существам. То есть хотели устраивать их судьбу. А особенно такие
матрицы жаждали руководить высшими приматами, гоминидами. Среди которых
достойное место заняли наши почти разумные "отдыхающие".
Кстати, не исключено было, что какой-нибудь отдел института с помощью
регуляторов другого рода успешно занимается провоцированием или успокоением
землетрясений и наводнений. То есть разбирается с той частью судьбы,
которая находится за пределами мира людей.
Бореевцы уже умели приманивать "раздражителем" те метантропные (пришлось
полюбить такое гадкое слово) матрицы, которые заставляли наших подопытных
беситься, злобствовать, иногда кого-то уважать и обожать. И вкладывать в
это дело достаточно воли, чтобы иметь желаемый результат. Матричные
регуляторы через мотивы, стремления и волю исправно управляли состоянием и
взаимодействием людей - короче, тянули ниточки судьбы.
Ну, а нам оставалось при этом следить за гормональными показателями
организма, кровяным давлением, альфа-ритмами, тепловым рисунком мозга и
прочими следствиями.
Например, обожание стало таким напористым, что двое пациентов записались в
"голубые", хоть некогда были грозой женскому полу и беглецами от алиментов.
Единственная дама из числа "отдыхающих" едва не сделалась - несмотря на
непомерные размеры и страшную личину - объектом группового изнасилования.
То есть самой лакомой конфеткой. Хотя навались она хотя бы случайно на
какого-нибудь любовника, и тот бы хрустнул и брызнул. Пришлось ее запереть
на ключ, а всем лакомкам выдать западные бабозаменители да накачать
умиротворителем-бромом, чтоб из ушей потекло. И все равно самый
оз-з-зверевший самец каким-то образом перегрыз замок и вступил в преступную
связь с этим трясущимся центнером жира. Он нашел свою судьбу.
Дежурный начальник смены, кстати, не воспрепятствовал самозванному самцу в
этом бесстыдстве - видимо, имел какие-то дополнительные указания от
Бореева.
Когда вызывались матрицы-регуляторы "горячего энтузиазма" и "глубокой
ответственности", пациенты с неукротимым упорством и с выписанной на лицах
внимательностью бросались обучаться разным ремеслам, в том числе плетению
лаптей и вышиванию гладью. Дополнительным воздействием матрицы "полного
спокойствия" удавалось достичь того, что двенадцать часов подряд наши
подопытные без устали вышивали или вязали, на призывы к приему пищи не
откликались, мочились под себя, то есть пребывали в состоянии "трудовой
нирваны".
Короче, за их рабочую биографию можно было теперь не беспокоится. А Бореев
вполне уверился, что как минимум проблему трудовой дисциплины, прогулов и
интенсификации труда мы решили. И с так называемой "свободой воли" мы
расправились, и в головах подопытных перестали гулять свисты. Что это было
устроено с помощью нечистой силы - профессора не тревожило. Он собирался
смело прививать общественно полезные формы инстинктивного поведения, чтобы
в итоге придти к назначаемой и программируемой судьбе.
Не знаю, насколько полезные, но наглядные формы мы получили. С помощью
матрицы-регулятора "истинной веры" удалось внушить пациентам, что самая
чистая и полезная вода - это та, что в сливном бачке. Так что в конце обеда
все сотрапезники предпочитали ее самому вкусному компоту.
Кстати, все метантропные матрицы, согласно Бореевской теории объединялись -
по принципу сродства - в так называемые "дома". Имена он подобрал им
шумерско-вавилонские, со значением. Например, "дом Иштар", "дом Нергала"
или "дом Бела".
Одного пациента, бывшего "наркома" из "Сайгона", удалось превратить в
прирожденного боксера. Тут, правда, пришлось повозиться. К подопытному были
прилеплены датчики - инфракрасные излучатели, сигналы которых заводились в
компьютер. Умный ящик, в свою очередь, предлагал свежевыпекаемому боксеру
идеальную схему атаки или защиты, характерную для Мохамеда Али. И когда
тренируемый-дрессируемый нарушал ее, то получал ощутимый разряд от
электрода, вмонтированного в датчик. Все это сопровождалось писками
обучаемого и воздействием регулятора "искреннего послушания" из "дома
Бела"... Через пару недель новоявленного боксера можно было выставлять на
первый разряд. По крайней мере, он уложил в нокдаун одного из наших
быков-охранников.
Пунктом вторым пошли совместные тренировки операторов и пациентов. На этом
перспективном направлении из "отдыхающих" должны были получиться биороботы
с управляемым поведением и кодируемой судьбой.
Сперва тренировка на синхронность при отсутствии зрительного контакта.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
предустановленной гармонии мы выпали и благополучно пребываем в заднице.
Усиленно самовыражаясь, мы потеряли согласованную разумность поведения.
Назовем ее инстинктивной разумностью. Вот почему нужны новые и активные
матрицы-регуляторы...
Вдохновенно витийствуя, директор института обрисовал позорную участь высших
двуногих приматов, которые хоть и поднакопили кое-какой опыт, однако не
развиваются ни мозгами, ни социумом. Поэтому поганят землю, загаживают
воду, портят воздух, изводят полезную живность, плодят паршивых микробов и
прочее гнидство, готовы все взорвать к атомной бабушке. Бореев справедливо
порицал нашего брата примата за то, что лишь выделения желудочного сока и
половых гормонов стронут его с дивана. Что только строгость начальства
заставит его направить согласованные усилия к общей пользе. И даже
граждане, называющие себя учеными, мечтают о мощной ЭВМ, которая очистит их
мозги от умственной активности.
- Ага, я заметил, Михаил Анатольевич, что вы выбросили всю автоматику из
своего кабинета. Всю ненужную.
Однако, несмотря на нынешнее презрение директора к автоматике, в шкафчик из
красного дерева было искусно вделано несколько мониторов, показывающих
обезьянок и крыс. Страшно деловых. Первые занимались тем, что бодро
выстраивали пирамидку, уменьшенный вариант той знаменитой, Хеопсовой.
Вторые по-стахановски трудились на игрушечной железной дороге. Одни крысы
явно были машинистами, другие стрелочниками, третьи - пассажирами.
Но чай с крендельками и впрямь доставила не придурочная
"скатерть-самобранка", а расторопная секретарша со внушительными буферами и
приметным "тылом". Кстати, это была моя старая знакомка Дарья, которая,
видимо, пошла на повышение. Я ей, кстати, подмигнул, и она ответила
многообещающей улыбочкой. Тем не менее, хотелось перечить.
- Между прочим, Михаил Анатольевич, от гармонии до бардака один шаг.
Древняя Шумерия с ее людьми-полуавтоматами, четко следующими
судьбе-алгоритму - это неплохо, но до определенного предела. Вурдалаки,
кощеи, упыри благодаря своим качествам могут быть хорошими работниками и
гармоничными друзьями-товарищами, все их действия запрограмированы, судьба
определена - однако это тупик. Я верю, что людоед способен, сожрав меня,
придать смысл моей судьбе. Но это упрощение. Изменятся внешние условия, и
закодированные существа окажутся бесполезными. Уверен, именно за
упрощенчество отвергли и посадили под замок, к сожалению не слишком
крепкий, ваших "переносчиков гармонии", не буду сейчас называть их грубых
имен.
- Есть здравое зерно,- согласился Бореев и тут же поделился планами:- Но
если изменятся условия, мы эти наши существа перекодируем или сделаем
новые, лучшие, более гармоничные, с другими программами. Матричные
регуляторы ведь являются нашим орудием. Дело-то мастера боится.
- Они, черти-то, себя орудием не считают. Скорее наоборот. Они лезут из
своего заточения не из желания пособить в построении коммунизма, а потому
что энергетически паразитируют на нас и...- я вспомнил своего светящегося
двойника...- именно сейчас им понадобилась наша матрица, потому что они
надеются урвать с ее помощью хороший кусок.
- Да-да, порцию "божественного света". Так вот, не трепещите, мы вашим
"чертям" слишком много не дадим,- парировал Бореев.- Но пригласим и
поделимся по-братски, нечего нам выгадывать... Шучу, конечно. Я не
исключаю, что некоторые матричные регуляторы способны относительно вольно
обращаться с законом сохранения энергии и наиболее коротким способом влиять
на потоки событий здесь. Однако не надо, Глеб Александрович, с головой
окунаться в мистику. Можно простудить мозги вплоть до воспаления.
- Послушайте, профессор, а когда мы окончательно сгармонизируемся и
разовьемся, потеряем живой интерес к колбасе и водке, не выйдем ли из рядов
Homo Sapiens?
Бореев осклабился собственному гению и убедительно продолжил, не обращая
внимания на мои страхи-ужасы:
- А здесь позвольте не согласиться, батенька майор. Вообще-то мы в этих
рядах фактически и не состоим. Во-вторых, и матка и трутень из-за своей,
так сказать, специализации не перестали быть пчелками, членами одной семьи,
хотя имеют совсем несхожие портреты.
Мне теперь мнилось, что вселение уже состоялось - в самого Бореева, уж
слишком тот был патетичен и возбужден, как филологичка какая-нибудь. Словно
не рубил когда-то фашистам дрова за хлеб и кашу. Может, демоны помогли ему
тогда подкормится, чтобы он сейчас попал в разряд спасителей человечества,
а заодно установил нужную им гармонию. Саид-то намекал, что влияет на наш
мир, как солнечный свет сквозь тучи, и кое-кто ему отзывается. Может, и
оголтелый Затуллин не зря мне показался одержимым. Не потому ли мой
нынешний собеседник не хочет всерьез рассуждать о вселениях и подсадках,
что его матрицу демоны давным давно поймали на крючок?
Тут невесть откуда в кабинете-зале появилась беглянка-пчела и стала
угрожать физиономии научного начальника. Бореев "восстановил" гармонию с
помощью толстой папки, угробившей крылатого образчика биосоциальной
специализации.
- Но мы же не пчелки и не муравьишки какие-нибудь, Михаил Анатольевич!
- Вы так думаете? В самом деле?- ехидно откликнулся ученый.- Во всяком
случае, нам надо стараться походить на них. В пчельниках не бывает
экономических проблем, социальных конфликтов, антипчелиной агитации и
прочих гадостей... Ладно, не будем слишком уходить в сторону. Сверху дали
добро на испытания, испытания, в которых будет задействован человеческий
материал.
Я, естественно, сразу встрепенулся.
- И я буду этим самым человеческим материалом? Так и знал! Если кто-то и
отдает жизнь на благо народа, то не свою, а мою. Дескать, мной очень
интересуются на том свете. Вы, конечно, можете сказать, что как ни смешно,
но мне выбирать уже не приходится. Если не вольер, так тюремная камера.
Ладно, пускай будет вольер, там хотя бы бублики дают.
- Глеб Александрович, я о вашем потенциале беспокоюсь.- Бореев придал
своему голосу заботливость.- Хватит вам инициативничать на свой страх и
риск, изучать стреляющую пушку со стороны дула. Пора использовать потенциал
на руководящей работе... Правда, вы будете не единственным руководителем.
Кроме того, придется получить доступ не просто к секретным делам, а к
сверхсекретным.
И тут я понял, что кто-то из вождей всерьез заинтересовался возможностями
превращения страны в подобие муравьиной большой семьи или пчелиного роя для
придания разумности и целесообразности поступкам каждого советского
человека.
А мне по большому счету что? Я ведь не возражаю. Как говорится, "лишь бы не
было войны". Если мы разумно упростимся во благо, то пускай. Если "роение"
и "омуравливание" всей державы или какой-то ее части станет противоядием от
краха и распада, то пожалуйста.
На этот раз эксперименты проводились не непосредственно в здании института,
а на одном из закрытых объектов в Подмосквьи. От Серпухова приходилось
гнать по проселочной дороге километров двадцать, а потом начиналась хорошо
огороженная территория.
На воротах, что оборонялись ражими людьми из Второго Главного Управления,
висела незамысловатая табличка "оздоровительный пионерский лагерь "Пчелка".
Однако при входе не только проверяли документы, но еще спрашивали пароль и
допуск. За стальным высоким забором имелся лесок, по которому прогуливались
напружиненные бойцы одного из спецподразделений Управления "С" ПГУ.
За леском можно было увидеть несколько бесхитростных строений, смахивающих
на дачные домики,- здесь проживал вспомогательный персонал. Еще дальше
располагалось довольно невзрачное блочное здание. Фасад был украшен
плакатом: "В здоровом органе здоровый дух, в нездоровом - злой", планировка
же выдавала больничку или, скорее, санаторий. В самом деле, тут размещались
организмы товарищей, не слишком крепких умом и телом. А заодно большая
часть оборудования, аппаратные, пультовые, лабораторные и прочие служебные
помещения, также кабинеты и комнаты основного персонала.
В санатории отдыхало пятнадцать человек. Между делом на отдыхающих
ненавязчиво ставились опыты. Научного и руководящего состава оказалось
столько же - пятнадцать. Вспомогательного персонала - пятьдесят голов. Сюда
включались медсестры, санитары, охранники, истопники и так далее.
Вспомогательный народ не знал тайны, от него требовалось только четкое
исполнение означенных обязанностей. Даже начальник охраны полковник
Подберезный был уверен, что сторожит больных, нафаршированных какой-то
пакостной инфекцией. Итого, получивших полный доступ насчитывалось всего
пятнадцать.
Да еще четверо-пятеро "птиц" более высокого полета имели полное
представление об экспериментах. Скорее всего, один из замов председателя,
председатель КГБ, кто-то из Политбюро и, само собой, генсек. Научным главой
проекта являлся, естественно, Бореев, административным - генерал-майор
Сайко. Имелся еще главный врач - членкор АМН Колосков. Такие люди были
способны довести до конца любое, даже самое гадкое, дело.
Кстати, об "отдыхающих". Всех отобрали из психиатрических лечебниц. Они
были теми, кому суд назначил принудительное лечение. Особо буйные, со
слюной на губах, среди них, естественно, отсутствовали. Зато присутствовал
Фима Гольденберг. Это меня вспугнуло поначалу, но потом все устаканилось.
Судьба еще раз улыбнулась, и Фима меня не признал. Скорее всего, после
стольких лет интенсивного лечения он уже мало кого различал, поскольку
полностью ушел в мир прекрасного и удивительного. Как говорится, аутизм
крепчал. Впрочем, Фима не забыл внушительных кусков из каббалистических
трактатов и порой проборматывал их. За что Сайко - в шутку, конечно,-
прозывал его жидомасоном и сионским мудрецом. А вообще генерал-майор даже
сигареты подносил Фиме,- несмотря на протесты Колоскова,- наверное, в знак
уважения к знаниям пациента Гольденберга.
Подопытным, кстати, в "Пчелке" жилось намного лучше, чем в больнице.
Во-первых, клевая жратва, такая же, как и у руководства, во-вторых -
простор. У каждого бокс размером со школьный класс со своим персональным
унитазом голубого оттенка, плюс общая комната не меньше спортзала.
"Отдыхающих" выпускали каждый погожий день размяться на спортплощадку, а в
баню водили два раза в неделю. Кстати, это начинание далеко не у всех
вызывало восторг - за долгие годы больничной жизни пациенты привыкли
радовать себя почесыванием.
По вечерам я с мышечно крепкими охранниками баловался в волейбол. (Без меня
молодые люди соревновались в плевании на дальность, прыжках с дерева на
меткость и тому подобных видах спорта.) По ночам играл в сексбол с
"арбузами" и прочими "фруктами", имеющимися в наличии у Бореевской
секретарши. (Не трахнуть эту девушку было бы безнравственно. В первую же
нашу уединенную встречу она подняла старую тему о коитусе у китов.) Поэтому
даже не надобилось ездить в город. Между прочим, по указанию свыше
сотрудников проекта "Пчелка" отпускали в столицу нашей родины раз в две
недели на одну ночевку и один денек. Отчего создавалось впечатление, что
все мы тут немного подопытные и чуть-чуть больные.
Однако мощные аппараты, известные как "раздражители Ф-поля" были внедрены
именно в потолки боксов с "отдыхающими", также имелись там замаскированные
телекамеры. Хотя, конечно, я не мог ручаться, что их нет в моей светелке.
Почему бы Борееву не понаблюдать без помех за мной из резервной пультовой,
ведь там от ворот поворот получают все, кроме него, двух его помощников и
Сайко. (В главной же пультовой дежурили сменами по три человека остальные
сотрудники проекта.)
Начинали мы с самого нехитрого. Бореевская команда еще на опытах с братьями
меньшими накопила достаточный материал - по крайней мере, в одной области.
В области поведения. То есть была выделена и обследована группа
метабиологических матриц-регуляторов, которые проявляли особый интерес к
живым существам. То есть хотели устраивать их судьбу. А особенно такие
матрицы жаждали руководить высшими приматами, гоминидами. Среди которых
достойное место заняли наши почти разумные "отдыхающие".
Кстати, не исключено было, что какой-нибудь отдел института с помощью
регуляторов другого рода успешно занимается провоцированием или успокоением
землетрясений и наводнений. То есть разбирается с той частью судьбы,
которая находится за пределами мира людей.
Бореевцы уже умели приманивать "раздражителем" те метантропные (пришлось
полюбить такое гадкое слово) матрицы, которые заставляли наших подопытных
беситься, злобствовать, иногда кого-то уважать и обожать. И вкладывать в
это дело достаточно воли, чтобы иметь желаемый результат. Матричные
регуляторы через мотивы, стремления и волю исправно управляли состоянием и
взаимодействием людей - короче, тянули ниточки судьбы.
Ну, а нам оставалось при этом следить за гормональными показателями
организма, кровяным давлением, альфа-ритмами, тепловым рисунком мозга и
прочими следствиями.
Например, обожание стало таким напористым, что двое пациентов записались в
"голубые", хоть некогда были грозой женскому полу и беглецами от алиментов.
Единственная дама из числа "отдыхающих" едва не сделалась - несмотря на
непомерные размеры и страшную личину - объектом группового изнасилования.
То есть самой лакомой конфеткой. Хотя навались она хотя бы случайно на
какого-нибудь любовника, и тот бы хрустнул и брызнул. Пришлось ее запереть
на ключ, а всем лакомкам выдать западные бабозаменители да накачать
умиротворителем-бромом, чтоб из ушей потекло. И все равно самый
оз-з-зверевший самец каким-то образом перегрыз замок и вступил в преступную
связь с этим трясущимся центнером жира. Он нашел свою судьбу.
Дежурный начальник смены, кстати, не воспрепятствовал самозванному самцу в
этом бесстыдстве - видимо, имел какие-то дополнительные указания от
Бореева.
Когда вызывались матрицы-регуляторы "горячего энтузиазма" и "глубокой
ответственности", пациенты с неукротимым упорством и с выписанной на лицах
внимательностью бросались обучаться разным ремеслам, в том числе плетению
лаптей и вышиванию гладью. Дополнительным воздействием матрицы "полного
спокойствия" удавалось достичь того, что двенадцать часов подряд наши
подопытные без устали вышивали или вязали, на призывы к приему пищи не
откликались, мочились под себя, то есть пребывали в состоянии "трудовой
нирваны".
Короче, за их рабочую биографию можно было теперь не беспокоится. А Бореев
вполне уверился, что как минимум проблему трудовой дисциплины, прогулов и
интенсификации труда мы решили. И с так называемой "свободой воли" мы
расправились, и в головах подопытных перестали гулять свисты. Что это было
устроено с помощью нечистой силы - профессора не тревожило. Он собирался
смело прививать общественно полезные формы инстинктивного поведения, чтобы
в итоге придти к назначаемой и программируемой судьбе.
Не знаю, насколько полезные, но наглядные формы мы получили. С помощью
матрицы-регулятора "истинной веры" удалось внушить пациентам, что самая
чистая и полезная вода - это та, что в сливном бачке. Так что в конце обеда
все сотрапезники предпочитали ее самому вкусному компоту.
Кстати, все метантропные матрицы, согласно Бореевской теории объединялись -
по принципу сродства - в так называемые "дома". Имена он подобрал им
шумерско-вавилонские, со значением. Например, "дом Иштар", "дом Нергала"
или "дом Бела".
Одного пациента, бывшего "наркома" из "Сайгона", удалось превратить в
прирожденного боксера. Тут, правда, пришлось повозиться. К подопытному были
прилеплены датчики - инфракрасные излучатели, сигналы которых заводились в
компьютер. Умный ящик, в свою очередь, предлагал свежевыпекаемому боксеру
идеальную схему атаки или защиты, характерную для Мохамеда Али. И когда
тренируемый-дрессируемый нарушал ее, то получал ощутимый разряд от
электрода, вмонтированного в датчик. Все это сопровождалось писками
обучаемого и воздействием регулятора "искреннего послушания" из "дома
Бела"... Через пару недель новоявленного боксера можно было выставлять на
первый разряд. По крайней мере, он уложил в нокдаун одного из наших
быков-охранников.
Пунктом вторым пошли совместные тренировки операторов и пациентов. На этом
перспективном направлении из "отдыхающих" должны были получиться биороботы
с управляемым поведением и кодируемой судьбой.
Сперва тренировка на синхронность при отсутствии зрительного контакта.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41