Все услышали вздох облегчения, вырвавшийся у Кантэна.— Слава Богу, — проговорил он, заставив Белланже резко повернуться в его сторону.— Вы благодарите Бога за то, что мы оставляем этих храбрецов на милость убийц?— Не может быть, чтобы вы имели это в виду, шевалье, — заявил Ла Марш, наклоняясь над столом. — Это немыслимо.— Немыслимо другое. Немыслимо позволить чему бы то ни было помешать нам исполнить свой долг. Если нам это не удастся, дело роялистов будет проиграно.— Вы хотите сказать, — поправил Констан, — что оно, возможно, не будет выиграно.— Какая разница?— Огромная. Атака Пюизе может кончиться неудачей. Но она не будет означать полного поражения. В конце концов, он располагает достаточными силами, чтобы самостоятельно справиться с Гошем. К тому же вы забываете, что он ожидает подкрепления. Отряды Сомбрея и британские войска с часу на час высадятся на Киброне.Прежде чем ответить, Тэнтеньяк смерил Констана ледяным взглядом.— Я уже сказал, что не потерплю никаких обсуждений и снова напоминаю об этом. Мы покинули Киброн не для того, чтобы роялистская армия действовала самостоятельно, а для того, чтобы сокрушить армию республиканцев. Я не меньше любого из вас сожалею о неудаче, постигшей корпус из Вандеи. Но если быть откровенным, то в интересах монархии я благодарен судьбе за то, что они задержали Груши, который мог бы помешать нам вовремя прибыть в Плоэрмель.— Это бесчеловечно! — возмутился Белланже.— Это война, — сказал Кантэн.— Французы не так понимают войну, сударь.— Вы хотите сказать, что вы понимаете ее не так.Тэнтеньяк встал из-за стола.— Господа, говорить больше не о чем. Это приказ. Мы выступаем с наступлением темноты.Констан сорвался с места.— С вашего позволения, шевалье! Одну минуту! Сказать надо еще много.— Но не мне, — холодно остановил его Тэнтеньяк. — Экспедицией командую я. Вы будете уважать мои приказы, каково бы ни было ваше мнение о них.— Если бы я поступил так, то перестал бы уважать себя.— И я тоже, — добавил Белланже.— Вы созвали нас на совещание, а не для того, чтобы отдавать приказы, требующие безоговорочного выполнения.Тэнтеньяк нахмурился и, ненадолго остановив взгляд на Белланже и Констане, с вызовом перевел его на остальных.— Кто еще думает так же?Шевалье де Ла Марш в отчаянии взмахнул руками.— По-моему, ужасно не прийти на выручку тем, кто находится рядом с нами.— Клянусь, я такого же мнения, — сказал Ла Уссэ.— И я тоже, — холодно согласился Тэнтеньяк. — Но это не влияет на мое решение. А вы, Жорж?— Вы командующий, шевалье, — склонив голову, ответил Жорж. — И ответственность лежит на вас. Благодарение Богу, не на мне.— Даже вы! — казалось, вера Тэнтеньяка поколеблена, и он позволил себе горько улыбнуться. — Неужели среди вас нет никого, кто разделял бы мои взгляды?— Разумеется, есть, — сказал Кантэн. — Кадудаль ошибается. Говоря от ответственности, он думает о выборе. Полученные вами приказы не оставляют вам выбора. Если вы отступите от них, ничто не спасет вас от военного трибунала и расстрела.— Вы слышите, господа? Своевременное напоминание для всех вас.— Но оно не учитывает, — с надменным видом возразил Белланже, — что существует долг, налагаемый честью.— Уроков чести я не позволю давать себе никому, — заметил Кантэн.— Полагаю, вы никогда этого не позволяли.— Если вы так полагаете, — улыбнулся Кантэн, — я позволю себе оспорить ваше утверждение, но в другое время.— Готов доставить вам это удовольствие, сударь.— А тем временем мы бросаем вандейцев на произвол судьбы, — с горечью заметил Ла Марш.— Боже мой, это слишком, — почти прорыдал Ла Уссэ.— Для меня более чем слишком! — горячо воскликнул Констан, почувствовав поддержку. — Дайте мне пять тысяч человек, и я сам поведу их на выручку вандейцам!Тэнтеньяк посмотрел на него о снисходительным удивлением.— Вы говорите глупости, сударь, — отрывисто сказал он.— Почему глупости? — спросил Белланже. — Это выход, и самое меньшее, что мы можем сделать.— Наполовину сократить мои силы?— Лишь на время, — настаивал Констан. — Прошу вас, выслушайте меня. До Жослэна пять часов пути, пять на возвращение: до Плоэрмеля еще восемь. Всего восемнадцать часов. «Синие» окажутся между нами и вандейцами. Мы быстро с ними справимся. Допустим, что операция займет шесть часов. Итого, двадцать четыре часа. До утра пятницы в нашем распоряжении тридцать шесть часов. У нас останется двенадцать часов на отдых, не считая подкрепления в виде спасенных вандейцев.— Ваши подсчеты фантастичны, — охладил его пыл Тэнтеньяк. — Замысел безумен. Даже если вам удастся его выполнить, людям мало двенадцати часов для отдыха после тяжелого боя. Я не желаю больше слушать об этом.— Вы недооцениваете выносливость шуанов.— Я был с ними в походах и в боях, — улыбнулся Тэнтеньяк. — Их выносливость известна мне не хуже, чем вам. Возможно, они и сделаны из железа. Но и выносливости железа положен предел. Даже если бы вам удалось вовремя привести их в Плоэрмель, они будут так утомлены, что принесут там не много пользы.— Это всего лишь ваше личное мнение.— Вот именно. Но коль скоро оно мое, я никому не позволю его оспаривать. Послушайте, дорогой Констан, малейшая помеха — и ваш безумный план нарушен.— Я готов пойти на риск.— О нет. Ваш риск — это мой риск. Ответственность за экспедицию лежит на мне.— Так вот чего вы боитесь? — насмешливо спросил Белланже.Лицо шевалье вспыхнуло. Но прежде чем он успел ответить, четверо офицеров обрушилось на него с требованиями уступить и принять предложенный Констаном компромисс.Кадудаль мрачно стоял в стороне и нахмурясь наблюдал за спорящими. Наконец, Кантэн вступился за своего командира.— Господа, послушайте меня.На него устремились взгляды, полные злобы и нетерпения.— А что вы можете сказать? — отрезал Констан.— То, к чему вы принуждаете меня своим упрямством. Не исключено, что позволив вам поступить, как вы того желаете, значит позволить вам угодить в ловушку. Ловушку, которую нам расставили. Где у вас доказательства, что эти пресловутые вандейцы вообще существуют? Говорят, будто от господина де Шаретта пришло письмо из...— Что значит, говорят, будто пришло письмо, — высокомерным тоном перебил Белланже. — Письмо, действительно, пришло.— Вы его видели?— Его видела моя жена.— Так, так. Хорошо. Она сказала нам, что это случилось четыре дня назад. Вандейцы тогда были в Редоне, в двух днях пути отсюда. Наверное, Шаретт объявил, что здесь они будут в понедельник. Мы прибываем во вторник, а их все нет.И снова Белланже прервал Кантэна:— Потому что Груши задержал их в Жослэне.— Когда? В воскресенье или в понедельник? Да хоть бы вчера! Как получилось, что мы узнали об этом только сегодня? Весьма примечательно и очень интересно. Интересно и то, что весть об осаде пришла к нам, лишь после того, как мы объявили, что вечером выступаем, с вандецами или без них.— На что вы намекаете, черт возьми? — взревел виконт. — Что значит ваше «интересно»?— Подумайте, — спокойно продолжал Кантэн. — Если этих вандейцев выдумали с целью задержать нас и не дать нам вовремя прибыть в Плоэрмель, не является ли история их окружения в Жослэне последней попыткой заставить нас отложить выступление?— Что все это значит? Что это значит, я спрашиваю? — ярость Белланже сменилась удивлением. — Куда еще способна завести вас фантазия, сударь? Ваши инсинуации оскорбительны. Довольно.Задумчивый взгляд Тэнтеньяка остановился на Кантэне.— Вы ничего больше не имеете сообщить нам?— Я полагал, что сообщил вам достаточно. Но, разумеется, у меня есть еще кое-что. Гонец из Жослэна. Почему за помощью он прискакал именно в Кэтлегон? Откуда ему известно, что здесь остановилась армия? Кто дал знать об этом в Жослэн? Когда? И каким образом эта весть проникла через кордоны республиканцев к осажденным в городе вандейцам?— Черт возьми! — воскликнул Кадудаль.— Клянусь честью, вы правы! — взгляд Тэнтеньяка оживился. — На эти вопросы необходимо получить ответ.— Вы начинаете понимать.— Что понимать? — вмешался в разговор Констан. — Не все ли равно, как об этом узнали в городе? Узнали — и слава Богу: такое известие должно вселить отвагу в бедолаг. Тем более надо спешить им на выручку.— Вы кончили, сударь? — спросил Кантэна Белланже. — Или у вас в запасе есть еще что-нибудь?— Есть еще сам гонец. Сказавшись жителем Жослэна, он вам солгал. Я узнал в нем грума из Кэтлегона. Его зовут Мишель.Стоило собравшимся в библиотеке понять, что имел в виду Кантэн, как все словно онемели. Белланже охватила такая ярость, что он на время забыл о своем высокомерии.— Во имя всех святых! Что вы говорите?— Все весьма просто, — сказал Констан. — Похоже, нам предлагают поверить не только в то, что здесь есть предатели, но что предатель этот не кто иной, как сама госпожа виконтесса. Вы смеете обвинять ее?— Я никого не обвиняю. Я просто констатирую факт. Вам решать, кого он обвиняет.— Факт? — вспылил Констан. — Вы кто, глупец или негодяй? Вы сами заблуждаетесь или вознамерились обмануть нас?— Если вы выберете последнее, я знаю, что вам ответить. А пока у меня есть средство, способное пришпорить вашу сообразительность, хоть я и предпочел бы не прибегать к нему. Однако вы не оставляете мне выбора.Какому чуду, господин де Шеньер, вы обязаны тем, что госпожа виконтесса сумела предоставить вам приют в Кэтлегоне? Несмотря на то, что за вашу голову была объявлена награда, вам удалось прожить здесь несколько недель и избежать ареста, как это получилось? Благодаря каким заслугам госпожи де Белланже перед Республикой ее дом пользуется неприкосновенностью? Найдите ответ на эти вопросы, присовокупите его ко всему остальному и судите сами, не подтверждаются ли мои опасения относительно того, что приглашение в Кэтлегон было приглашением в западню, а мифические вандейцы использованы в качестве приманки.— Раны Господни! Это слишком! — не на шутку разъярился Белланже. — Вы, должно быть, с ума сошли. Ваши нападки на жену затрагивают честь мужа.— Я просто излагаю факты, неопровержимые факты, к которым было бы неплохо присмотреться.За исключением Кадудаля, очередным проклятием изъявившего полное согласие с Кантэном, все пришли в ужас. Тэнтеньяк попробовал урезонить молодого человека.— Мой дорогой Кантэн, это совершенно невероятно.— Для меня это не более невероятно, чем существование вандейцев и республиканского войска под командованием Груши. Уверя вас, господа, я не верю, что хоть один республиканский солдат находится по сю сторону Орэ.— Вы должны отказаться от своих слов, — вскипел Белланже, — даже если для этого потребуется обнажить против вас шпагу.— Шпага еще никогда ничего не доказывала, — сказал Тэнтеньяк. — К чему лишние ссоры? Но мы отклоняемся от нашего предмета и говорим о вещах, которые сейчас меня нисколько не интересуют. С меня довольно. Остальное может подождать.— Такое дело не может ждать! — выпалил Белланже.— Разумеется, нет, — поддержал виконта Констан. — Здесь самым возмутительным образом задета честь господина де Белланже.Кантэн рассмеялся в лицо Констану, чем поверг в шок все общество.— Не слишком ли обожгли пальцы те, кого вы подрядили таскать для вас каштаны из огня?Обезумевший от справедливого намека Констан занес было руку для удара, но Тэнтеньяк бросился между ними.— Ни слова больше! До чего мы опускаемся? Силы небесные! В интересах десяти тысяч человек мы пытаемся доискаться до истины, а вы своей ссорой все запутываете. Совещание закончено. Вам известно мое решение и остается выполнять его. Можете идти. Кантэн, будьте любезны остаться.Однако Белланже уходить не собирался.— Еще ничего не закончено. Я не могу подчиниться вашему распоряжению.Констан поддержал бы его, но Тэнтеньяк, окончательно потеряв терпение, властным жестом велел всем удалиться. Ла Уссеэ, Ла Марш и Кадудаль подчинились, и несговорчивой парочке пришлось последовать их примеру. Последними словами Констана была неприкрытая угроза, брошенная командиру.— Раз вы отказываетесь слушать, Тэнтеньяк, вам придется взять на себя все последствия. Кроме вас есть еще и другие; они не откажутся, они поймут, что долг призывает нас в Жослэн.— Болван, — сказал Тэнтеньяк, когда дверь, наконец, закрылась. — До его ослиных мозгов не дошло ничего из того, что вы говорили. Вы слышали его. Он все еще произносит высокопарные речи про Жослэн и этих предполагаемых вандейцев. Возможно, фактов у вас не так уж и много, и каждый из них в отдельности звучит не слишком убедительно. Но все вместе взятые они составляют пренеприятный клубок, — он устало опустился на стул. — Вы все нам сказали или есть что-нибудь еще?— Полагаю, вы догадались, что Гош любовник виконтессы?— Боже правый! Вы делаете такой вывод на основании остального?— Напротив. На этом основании я делаю вывод об остальном.Кантэн рассказал обо всем, что ему было известно, и поверг шевалье в еще большее уныние.— Понятно, — проговорил он. — А Белланже? Какова его роль в этом деле?— Роль глупца и рогоносца, настолько уверенного в своей неотразимости, что броню его самовлюбленности не способна пробить даже ревность.Они долго говорили об этом и проговорили бы еще дольше, если бы не вернулся Кадудаль.Он задыхаясь ворвался в библиотеку. Лицо его пылало.— Здесь приложил руку сам дьявол, — объявил шуан. — Этот скотина Шеньер, которого вы взяли в свой штаб, заварил хорошую кашу. Он будоражит людей в парке и зовет добровольцев отправиться с ним в Жослэн.Тэнтеньяк вскочил со стула.— Боже мой! Не этим ли он грозил? Безумец! — он бросился к двери. — Идемте! Я прикажу арестовать его!Кадудаль удержал своего командира за руку.— Вы опоздали, шевалье. Я говорил вам, что вчерашний вечер послужил для этих парней последней каплей. Теперь от них можно ждать всяких неприятностей. Они постоянно спрашивают, где принц, которого им обещали, клянутся, что их обманули и предали. Только вера в предводителей: Сен-Режана, Гиймо и меня, — да любовь к вам держат их в подчинении. Они могут взорваться, как порох, и вот теперь этот болван Шеньер поднес к ним спичку.— Как же быть? — Тэнтеньяк высвободил руку из цепких пальцев Кадудаля. — Нельзя ждать, пока он привлечет всех на свою сторону. Надо поговорить с ними, сделать все, что в наших силах и обезвредить этот сентиментальный яд.— Но никакого насилия, шевалье, иначе они устроят нам сущий ад. Ни арестов, ни угроз арестов: нельзя доводить их до крайности.Они поспешно вышли из библиотеки, прошли через пустой вестибюль, пересекли террасу и, не глядя на дам и офицеров из числа эмигрантов, которые столпились у балюстрады, с любопытством наблюдая за тем, что происходит внизу, спустились по лестнице. В воздухе звенел страстный голос. Над заливавшем луг морем красных мундиров, возвышался Констант де Шеньер; с непокрытой головой он сидел на коне и энергично жестикулировал. Когда Тэнтеньяк и его спутники протиснулись ближе, они услышали заключительные слова его патетической речи.— Разве можем мы допустить, чтобы Синие перерезали доблестных вандейцев господина де Шаретта, наших братьев по оружию, которые спешили нам на помощь, если в наших силах их спасти?В ответ над окружавшей Констана толпой поднялся рев. Тэнтеньяк протиснулся ближе к говорившему. По приказу Кадудаля ряды красных мундиров расступились. Но когда шевалье поднялся на повозку рядом с Констаном, Кантэн остановил его.— Пусть говорит Кадудаль, — сказал он. — Его они лучше поймут.Кадудаль с удивительной для такого плотного человека ловкостью одним прыжком оказался рядом с Тэнтеньяком и сразу обратился к собравшимся на их родном бретонском наречии.Констан встретил шуана презрительной ухмылкой, но поняв, что она дает новому оратору преимущества перед собой, перестал улыбаться.Влияние и авторитет, которыми Кадудаль пользовался у большинства шуанов, сразу дали о себе знать, но громкие выкрики, то и дело звучавшие над толпой, свидетельствовали о том, что страстный призыв Констана раздул тлеющие искры недовольства в яркий огонь и погасить его будет не так-то просто. Понимая это, Констан вновь бросился в атаку, как только Кадудаль замолчал. Он сразу перешел к сути дела.— Пять тысяч наших братьев по оружию осаждены в Жослэне и, если мы не поспешим им на помощь, будут уничтожены «синими». Пусть те, кто видит в этом свой святой долг, возьмут оружие и последуют за мной.Этими словами он посеял семена раздора между теми, кто решил присоединиться к нему, и теми, кого Кадудаль убедил в том, что долг призывает их в другое место.Констан развернул коня и увидел, что Тэнтеньяк, бледный, с суровым застывшим лицом, стоит рядом с ним. Его резкий голос заглушил рев толпы.— Если бы я попытался силой остановить тех, кого вы подстрекаете к мятежу, это привело бы к столкновению. Но чем бы все ни закончилось, предупреждаю: при первой возможности я привлеку вас к ответу перед военным трибуналом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42