Через открытую часть строения они могли видеть догорающие бивуачные костры и тени людей вокруг них.Разговор шел в основном о политике. Корматен состоял в переписке с тайной роялистской организацией в Париже, которой Пюизе не доверял, считая ее сборищем самодовольных интриганов. Через нее барон получил сведения о положении дел в столице, о том, что новое правительство совершенно не владеет политической информацией и что ходят упорные слухи, будто многие из тех, кто находится у власти, в том числе Баррас, благосклонно относятся к реставрации монархии. Поговаривали, что сам генерал Гош после тюремного заключения по приговору Конвента разделяет монархические взгляды, и его миссия на Западе будет, скорее, миротворческой, чем карательной.Пюизе не скрывал своего презрения ко всему, о чем говорил барон.— Как все это похоже на аббата Броттье, пустозвона, вообразившего себя осью, на которой теперь вращается монархизм! Пусть себе выговорится вволю и посылает пустые донесения принцам. Наше дело — работа, и Запад умиротворится лишь тогда, когда мы выполним свою задачу и король вернется в Тюильри.— Аминь еще раз аминь, — сказал Кадудаль. — Приведите нам подкрепление из Англии, и наши парни сметут вонючие остатки этой Республики ко всем чертям.Из дальнейшего Кантэн узнал, что миссия Пюизе в Бретани завершена, и, уверенный в том, что его трехсоттысячная армия поднимется по первому слову, он возвращается в Англию сообщить об этом Питту и потребовать у него обещанную помощь. Он рассчитывал, что через три месяца все будет готово для нанесения удара. Его королевское высочество граф Д’Артуа, наместник королевства, принял на себя верховное главнокомандование; таким образом, имея главнокомандующим одного из принцев, соперничающие отряды роялистов забудут о разногласиях и объединятся в единую мощную армию.Затем Пюизе заговорил о делах, имеющих непосредственное отношение к Кантэну, и получил от него подробный отчет обо всем, что с ним случилось по Франции.— Итак, — закончил свой рассказ Кантэн, — поскольку я лишен возможности удовлетворить республиканские аппетиты господина Бене, мой маркизат переходит в национальную собственность; я же остаюсь маркизом понарошку, или, — по выражению Констана де Шеньера, между прочим, повторенному господином де Буажеленом, — маркизом де Карабасом.— Шляпу долой! — смеясь, воскликнул Корматен, чем заслужил язвительный упрек Пюизе:— Вы слишком толсты для Кота в Сапогах, барон.— Хотел бы я знать, где его найти, — сказал Кантэн. — По-моему, сейчас мне именно его и не хватает.— Можете не сомневаться, мы его вам найдем, — уверил молодого человека Пюизе. — Единственное, что вам необходимо, это терпение. Ну а пока вы сыты Францией по горло. Еще немного — и ваши кости останутся здесь навечно. Вы навлекаете на себя опасность с обеих сторон.— Но отступить, признав свое поражение! — вздохнул Кантэн.— Стратегическое отступление не есть поражение, дитя мое. Вы отступаете, чтобы сделать более уверенный бросок. Завтра вечером я отправляюсь на побережье. И посоветовал бы вам вернуться вместе со мной в Англию.И опять Кантэн испытал чувство стыда при новом проявлении сердечного участия со стороны человека, от которого он был вправе ожидать совершенно обратного. Пюизе убедил молодого человека отбросить все сомнения, и прежде чем лечь спать, Кантэн написал Ледигьеру письмо, в котором сообщал, что неудача в Кэтлегоне не оставляет ему иного выбора, нежели возвратиться туда, откуда он прибыл, и ждать дальнейшего развития событий.Пока Кантэн писал письмо, Пюизе отдал собеседникам последнее распоряжение перед отъездом относительно своего представителя на Западе на время его отсутствия. Он окончательно утвердился в намерении не назначать ни одного из дворян, возглавлявших отряды, набранные в их собственных землях.— С моей стороны это было бы непростительной глупостью. Я понимаю это так же хорошо, как и то, что будь я бретонцем и имей на своей стороне большой отряд собственных крестьян, — даже звание верховного главнокомандующего, врученное мне принцами, не заставило бы этих господ подчиняться моим приказам.— Эти бретонцы завистливы, как испанцы, — согласился Корматен.— О, что касается зависти, барон, не думайте, будто во Франции этой болезнью заражены одни лишь бретонцы.Он с горечью рассказал о препятствиях, которые чинят ему в Англии завистники, с безрассудной злобой стремящиеся лишить его доверия британского правительства, без которого их дело заведомо обречено на неудачу.— Для такой роли здесь подходит только один человек, — продолжал Пюизе, — чье влияние, доблесть и репутация вызывают у республиканцев почти суеверный ужас. Я говорю о Буарди.— Ошибаетесь, господин граф, — возразил Кадудаль. — Я знаю, чего он стоит, и со своими людьми готов служить под его началом. Но остальные... Черт возьми, ни один из них не признает превосходство господина де Буарди.— Поэтому я и привез господина де Корматена.Барон посмотрел на Пюизе, и его выпученные глаза еще более округлились.— Но вы не намерены...— Намерен. Надо все решить сегодня. Эти бретонцы не станут подчиняться бретонцу, поэтому нам остается только одно: пригласить человека со стороны. Они признали мое назначение принцами, поскольку я не бретонец. Признают и ваше назначение моим генерал-майором, принимая во внимание только ваши заслуги профессионального военного, которые я не премину особо подчеркнуть в своем воззвании к ним. Смейтесь, смейтесь, черт возьми. Здесь есть над чем посмеяться.Корматен, явно желал увильнуть от ответственности, но Пюизе умело отвел их.— Люди куда более склонны уважать неизвестное, чем знакомое, — таков был его последний, не лишенный сарказма аргумент. — Что вы на это скажете, Жорж?— Это выход, — ответил Кадудаль.— Вы слышали, барон? Таков глас рядового той армии, которой вы будете командовать.— Но мои обязанности? Мне ничего о них не известно.— Их недолго перечислить: поддерживать единство огромной тайной армии, ожидающей сигнала к выступлению; избегать распыления ее сил в мелких стычках и безрезультатных схватках; укреплять монархический дух и готовность, когда придет время сражаться за трон и алтарь. Таковы ваши обязанности. Они несложны и в их исполнении вам помогут командиры, с которым вы будете консультироваться.— Господин барон может положиться на меня. Я пользуюсь здесь определенным влиянием, — сказал Кадудаль.— Как среди рядовых, так и среди командиров, — добавил Пюизе. — Имея рядом с собой Жоржа, вы можете ни о чем не беспокоиться. Итак, прежде чем лечь спать, я напишу свое воззвание.Барон, подвергшийся двойному воздействию — силы убеждения и силы власти, отбросил остатки сомнений и расположился на одной из грубых постелей, предоставленных ему лесом.С первыми лучами дня они уже были на ногах и, запив корку хлеба глотком вина, выехали следом за армией, которая с легким шорохом, почти неприметно для глаз, двигалась через предрассветный лес. В засаду отправилась тысяча человек, у каждого была белая кокарда на шляпе, эмблема Святого Сердца на груди и ружье, свисающее с плеча. Буарди не было видно, хотя он шел во главе своего отряда, и когда началась атака, то именно он первым повел своих людей в наступление.Атака последовала за убийственным шквалом огня, грянувшим с опушки леса, мимо которого ничего не подозревающий конвой двигался по дороге в Ренн.«Синих» насчитывалось четыреста человек, разделенных на два отряда: один впереди, второй позади длинной вереницы фургонов. Атаке подверглись одновременно голова и хвост колонны. Когда после нескольких залпов полегло около четверти солдат в обоих отрядах, шуаны хлынули из своего укрытия, разделившись на две группы, одну из которых вел Буарди, другую — Кадудаль, и напали на оставшихся в живых солдат, прежде чем те успели оправиться от смятения, вызванного внезапным нападением.Тщетно пытались уцелевшие офицеры собрать их в боевой порядок. Тщетно майор, отчаянно ругаясь, приказывал им дать отпор противнику. Большинство из них были молодые новобранцы, еще не прошедшие крещения огнем и насмерть испуганные зверским видом напавших на них шуанов. Восстановить рассыпавшийся боевой строй было не в их силах, и как только майор упал на землю с убитого под ним коня, юноши побросали мушкеты и бросились бежать с поля боя: кто по реннской дороге, кто в лес, раскинувшийся напротив того, откуда появились шуаны.Все произошло так быстро, что уже через полчаса от сражения не осталось никаких следов, кроме стоящих на дороге фургонов. Мертвых и раненых унесли в лес, и орда шуанов, нанесших удар, бесследно исчезла. Сохранился лишь рассказ, принесенный бежавшими с места стычки в реннский гарнизон, командование которого, сознающему свою неспособность разыскать неуловимого противника, оставалось только проклинать его и, к безмерному гневу Конвента, направить в Париж рапорт о богатых трофеях оружия, амуниции, обмундирования и фуража, которыми шуаны пополнили свои запасы для дальнейшего продолжения бандитских вылазок.
КНИГА ВТОРАЯ Глава IЖЕРМЕНА
Холодным, но солнечным октябрьским днем Кантэн де Морле, который только что прибыл в Лондон, шел по Брутон-стрит по направлению к академии, носящей его имя.Его возвращение в Англию в обществе Пюизе обошлось без приключений благодаря отлично налаженной системе секретной связи, которой пользовались роялисты. Она охватывала всю территорию Бретани, и у восхищенного Кантэна пробудилось глубокое уважение и доверие к человеку, чьими трудами она создавалась и поддерживалась.Они путешествовали днем, спали ночью и сделали первую остановку немного севернее Ламбаля в тайном убежище на чердаке дома некоей госпожи де Керверсо, вторую — в Вилгурьо, где их радушно приняли в одном крестьянском доме; третью — в Нантуа, откуда агенту Пюизе в Сен-Брие было передано распоряжение к следующей ночи держать наготове рыбачью лодку. Этот агент встретил их в окрестностях Сен-Брие и незаметно провел через кордон береговой охраны и акцизных чиновников, блокировавших проход к берегу. Взятки, как объяснил Пюизе, также сыграли определенную роль в усыплении бдительности стражей берегов Франции.На маленькой лодчонке они доплыли до одномачтового рыболовного судна, стоявшего в двух милях от берега; на нем добрались до Джерси, а оттуда — на рейсовом пакетботе в Дувр [Дувр — портовый город в Англии, графство Кент, в 28 км от французского порта Кале] . Даже в мирное время их путешествие едва ли могло пройти более спокойно.И вот, снова войдя в свой дом, Кантэн поднялся по лестнице и как ни в чем не бывало появился в фехтовальном зале.При виде его седой Рамель, который в это время занимался с учеником, издал восклицание, чем привлек внимание О’Келли, отдыхавшего в амбразуре окна.— Силы небесные! Это вы, Кантэн, или только ваш призрак?Прежде чем Кантэн успел ответить, О’Келли уже подскочил к нему и, громко смеясь, тряс его руку; Рамель, бесцеремонно бросив своего ученика, крутился вокруг, а старик Барлоу, вошедший в зал, стоял в нескольких шагах от них, дрожа от волнения.— А мы, было, думали, что уже никогда не увидим вас по сю сторону ада! — воскликнул О’Келли, положив руку на плечо Кантэна. Глаза его сияли от радости.— Причина тому — недостаток веры.— Вовсе нет. Причиной тому ложь, которой мы поверили. Разве мадемуазель де Шеньер не приходила сюда с месяц назад сказать нам, что вас убили?— По ее словам, вы были убиты шуанами где-то в Бретани, — объяснил Рамель.— Так сказала вам мадемуазель де Шеньер?— Да, именно она. И в ее прекрасных глазах стояли слезы. Хотел бы я заслужить их своей смертью. Она сказала, что им сообщил об этом... Как его имя, Рамель?— Дворецкий Шавере, сказала она. Не припомню его имени. Господин Сен-Жиль получил от него письмо.— Ясно, — сказал Кантэн и на его губах мелькнула горькая улыбка. — Это многое объясняет. Негодяй слишком поспешил.Затем вспомнив о слезах, упомянутых О’Келли, Кантэн забыл обо всем остальном. Ему очень хотелось подробнее узнать об этих слезах. Но он не осмелился расспросить о них, решив получить исчерпывающую информацию от особы, которая, как утверждали, их пролила.— Эту ошибку надо немедленно исправить. Я сейчас же нанесу визит на Карлайл-стрит.— Вы не сделаете ничего подобного, разумеется, если цель вашего визита — встреча с мадемуазель де Шеньер. Они переехали на Перси-стрит, недалеко от Тоттенхэм-Корт-роуд. Я записал адрес. Думаю, их обстоятельства несколько изменились.После такого заявления Кантэн не стал медлить. Получив от О’Келли адрес перчаточника на Перси-стрит, он отправился разыскивать его дом. Перчаточник направил его на третий этаж, и, поднявшись по скрипучей, мрачной и узкой лестнице убогого дома, молодой человек постучал в дверь, ведшую в задние комнаты.К немалому удивлению Кантэна, дверь открыла сама мадемуазель де Шеньер в модном сером платье и с изысканной прической. Ее облик явно не соответствовал жалкой обстановке комнаты.Она стояла перед ним с широко раскрытыми глазами, и краска медленно сходила с ее лица. Затем она вскрикнула и наконец, справившись с волнением, спросила:— Это действительно вы, господин де Морле? Вопрос был задан почти шепотом.— Я напугал вас? Простите меня. Если бы я мог предположить, что вы сами выйдете на мой стук...— О, нет-нет, — перебила она. — Мы думали, что вы мертвы, кузен Кантэн, и... и...— Я знаю. О’Келли мне говорил. Вы получили письмо от Лафона.— Лафон написал, что ему сообщил об этом общественный обвинитель Анжера и что Шавере теперь конфисковано.— Понятно, — Кантэн с извиняющимся видом улыбнулся. — Могу я войти?Вопрос Кантэна встревожил мадемуазель де Шеньер.— Ах, нет. Нет. Я... я бы предпочла, чтобы вы этого не делали. Я здесь не одна. Тетушки и Констана нет дома. И это очень хорошо. Пожалуй, им лучше не знать о вашем возвращении. Не знаю. Мне нужно время, чтобы подумать.— Я ни в коем случае не хочу причинять вам беспокойство.— Тогда, пожалуйста, уйдите. Сейчас же. Я бы не хотела, чтобы Констан вас здесь встретил. Мне становится страшно при одной мысли о том, что может случиться. Констан никогда не простит вас, пока жив.— Значит, он должен простить меня? За что?— За убийство нашего кузена Буажелена. Видите ли, нам все известно.— Так! Эта история уже обросла слухами! — Кантэн презрительно рассмеялся. — Он погиб от моей руки. Но я не назвал бы это убийством. Единственным убийцей в этом деле был сам Буажелен.Ее грустный вопрошающий взгляд застыл на его лице, но шум внизу вновь пробудил ее тревогу.— Ах, Боже мой! Если это они? Уходите, сударь, уходите, прошу вас.— Мне надо так много сказать вам, — вздохнул Кантэн. Он думал о слезах, про которые говорил О’Келли.— У вас будет такая возможность. Я сама приду к вам, а теперь уходите.Она с трудом выговорила эти слова, и Кантэн понял, что ее обещание объясняется желанием поскорее отделаться от него.— Когда вы придете?— Когда хотите. Сегодня. Вечером. О, пожалуйста, уходите!— Я буду иметь честь ждать вас.— Ждите. Да, да.Кантэн еще не успел откланяться, как дверь закрылась, и он удалился, размышляя над тем, сдержит ли она данное ею слово.Кантэн возвратился домой и стал ждать. В шесть часов вечера Барлоу ввел закутанную в плащ мадемуазель де Шеньер в ту самую обитую панелями комнату наверху, куда она уже приходила перед отъездом Кантэна три месяца назад.Когда она позволила ему снять с себя плащ, он увидел, что страх, который несколько часов назад не позволил ей принять его, сменился суровой непреклонностью.— Я держу свое слово, — сказала она. — Мне пришлось дать его из страха перед тем, что могло бы случиться.— И других причин у вас не было? — мягко, спросил он.— Мне... мне казалось правильным дать вам возможность объясниться.Кантэн пододвинул ей стул.— Мой рассказ будет прост, — сказал он, — а выводы из него я предоставлю сделать вам самой.Мадемуазель де Шеньер села, и Кантэн, расхаживая взад и вперед по комнате, приступил к рассказу. Он начал с визита в Шавере и закончил вмешательством Пюизе, которое спасло его от смерти.— Можно объяснить сообщение о моей смерти. Раз я оказался в руках шуанов, обо мне никто никогда не услышал бы. Можно объяснить и некоторые другие вещи. Можно объяснить, почему Буажелен обратился ко мне как к маркизу де Карабасу, помня, что именно Констан первым назвал меня так. Вы не улавливаете здесь совпадения?— Оно не так велико, — во время рассказа Кантэна ее манеры смягчились, но теперь снова стали натянутыми. — Однако я не улавливаю, какие выводы вы делаете.— В таком случае — я воздержусь от них.— Если вы предполагаете существование какого-то заговора между моими кузенами и господином де Буажеленом, то эта мысль недостойна вас. Не говорят ли подобные выводы о том, что вы слишком склонны к подозрительности?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42