Жермена покачала головой.— Сегодня он не последует за мной. Он опасно ранен. Один из ваших драгунов рассек ему голову.— Боже правый! Я полагал, что он был лишь вдохновителем нападения, но не мог допустить, что он сам его и возглавил. Это не в его правилах.— Поступки Констана имеют для меня куда меньшее значение, чем ваши. Но вы не ответили на мой вопрос. Скажите мне правду о ваших отношениях с этими негодяями. Почему вы то путешествуете с их охранной грамотой, то вызываете для защиты их солдат?Краткий миг изумления, — и Кантэн рассмеялся.— Неужели все выглядит именно так? Но я не вызывал солдат. По пути в Ренн Гош случайно остановился здесь и потребовал дать ему ночлег.— Почему Гош искал ночлега не где-нибудь, а в Шавере?— У этих господ принято реквизировать то, чего им не хватает. Он даже не знал, что замок, в который он приехал, — Шавере.— Итак, все было чистой случайностью, на диво своевременной случайностью?На ее недоверчивую и слегка презрительную улыбку Кантэн ответил тоже улыбкой, но понимающей и ласковой.— Именно так, как вы говорите.— И я должна поверить этому?— Должны, поскольку так говорю я, — сдержанно ответил он.Некоторое время она стояла в нерешительности, опустив глаза и поигрывая хлыстом. Затем подняла голову и встретила терпеливый взгляд молодого человека.— Послушайте, Кантэн. Так это или не так, но вчера вечером вы выходили к крестьянам и обращались к ним.— И друг Констана Лафон дважды выстрелил в меня. Эту подробность стоит упомянуть.Последнее она оставила без внимания.— А правда ли, как говорили некоторые, будто вы предупредили их, что послали за помощью?— Это почти правда, — ответил он после недолгого раздумья. — Я действительно сказал, что, ожидая нападения, послал за помощью.— К кому же, если не к генералу Гошу?— К шевалье де Тэнтеньяку. Вчера утром, получив ваше предупреждение, я немедленно отправил гонца в Ла Нуэ.— Но Ла Нуэ в ста милях отсюда. Как могли вы вчера вечером сказать, что помощь уже в пути?Кантэн пожал плечами.— По-моему, все довольно понятно. Мне надо было что-нибудь сказать, дабы угрозой заставить их отказаться от нападения.— И помощь прибыла почти сразу. Поистине счастливое совпадение.— На редкость счастливое. Разумеется, если вы не предпочитаете, чтобы меня зарезали. Уж не в этом ли причина вашего огорчения, Жермена, что я остался в живых?Этот ироничный вопрос превратил враждебность Жермены в подлинное душевное страдание.— Все оттого, что вы не откровенны со мной; оттого, что стечение обстоятельств подтверждает слухи, будто вы — санкюлот в душе. Мне постоянно напоминают, что сперва вы прибыли во Францию с охранной грамотой, выданной вам санкюлотами, потом их благосклонность позволила вам получить Шавере; и вот, когда из-за всего этого ваш дом подвергается нападению, республиканские солдаты спешат вам на выручку.— Внешне все так и выглядит, — признался Кантэн. — Но я могу дать объяснения по каждому из перечисленных вами пунктов. И все-таки не вижу, чем я заслужил ваши обвинения.— Не видите? Вы заявляете, что вы — маркиз де Шавере. В таком случае, где ваше место, как не рядом с французским троном?— Согласен, но лишь в том случае, если существует сам трон. Но где сейчас трон Франции?— Да, я знаю, трон повержен в прах. Но он вновь поднимется, как и алтари, поверженные и оскверненные.Вспомнив, о чем говорил Гош, Кантэн вздохнул.— Если бы я мог разделить вашу уверенность! Но, по меньшей мере, я могу развеять клевету относительно моих республиканских симпатий.— Что значат отрицания, когда на другую чашу весов положены дела!— Дела? Ну-ну... О некоторых из них вы скоро услышите. Я уезжаю, чтобы заняться ими. Позвольте мне надеяться, что они не будут превратно истолкованы.— Что вы имеете в виду? Вы уезжаете? — в голосе Жермены зазвучали властные ноты. — Куда вы едете?У Кантэна был ответ, который развеял бы все ее подозрения. Но он вовремя сдержался, представив себе, как она, в свою очередь, делится услышанным с Констаном. Он понимал, что Констан, движимый непримиримой враждебностью, без колебаний использует против него полученные таким образом сведения, даже сознавая, что тем самым вносит свою лепту в крах дела реставрации монархии. Констан предупредит Корматена, и, десять против одного, что те, кто предал Пюизе, уничтожат Кантэна, прежде чем ему удастся осуществить задуманную попытку нарушить их планы.Ему любой ценой необходимо держать свои намерения в тайне, пока он не отыщет Тэнтеньяка.— Куда я отправляюсь — не суть как важно. Не думаете же вы, что я буду спокойно сидеть в Шавере и ждать повторения вчерашнего набега!— Но вы говорили о делах.— Естественно. Я и не буду предаваться праздности. Надо все довести до конца и потом спокойно пользоваться тем, что мне принадлежит по праву.— Если вы не решаетесь рассказать мне, что это за дела, нам не о чем говорить до тех пор, пока они не завершатся.И Жермена взяла со стола хлыст и перчатки.— Если только вы не желаете поздравить меня со вчерашним избавлением.— Существуют вещи, Кантэн, высказывать которые нет необходимости, — ее лицо стало серьезным, почти грустным. — Я буду ждать от вас вестей... вскоре.И она протянула ему руку.Кантэн резким, порывистым движением оттолкнул руку Жермены и схватил девушку в объятия.— Хоть немного веры, Жермена! — умоляюще проговорил он. — Хоть немного веры! Что значит без нее любовь?!— Ничего, Кантэн, я знаю, — се глаза были печальны. — Вы должны пробудить ее во мне.— Очень хорошо, — он выпустил Жермену из объятий, вздохнул, и лицо его снова затуманилось. — Я надеюсь представить вам противоядие.Видя, что она направляется к выходу, Кантэн поспешил открыть перед нею дверь. Когда он помог Жермене сесть в седло, она снова заговорила, но лишь для того, чтобы еще раз повторить:— Я буду надеяться... я буду молиться... вскоре получить от вас какие-нибудь вести.Кантэн смотрел ей вслед, пока тополя аллеи не скрыли ее из виду, затем с унынием в сердце пошел готовиться к отъезду.
Глава VIIIЛА ПРЕВАЛЕ
Через день после описанных в предыдущей главе событий, в полдень, усталый Кантэн въехал в лес Ла Нуэ, где его немедленно остановили двое, выросших словно из-под земли, шуанов.Кантэн заявил, что он — эмиссар графа Жозефа и что ему надо видеть шевалье де Тэнтеньяка.— Его здесь нет.— А где он?— Мы проводим вас к тому, кто ответит на ваш вопрос, — тон говорившего слегка обнадежил Кантэна. — Сойдите с коня.Ему завязали глаза, и один из шуанов пешком повел его на довольно значительное расстояние, второй, ведя коня под уздцы, следовал за ними. Пока они шли, тишину леса трижды нарушал крик совы.Когда ему, наконец, сняли повязку с глаз, он обнаружил, что находится на той самой просторной вырубке, куда его впервые привели Корматен и Тэнтеньяк. Кантэн увидел там сборище человек в триста: кто готовил пищу, кто возился с оружием и снаряжением, а кто и просто бездельничал. Немного поодаль, на краю вырубки, несколько десятков облезлых бретонских пони щипали скудную траву.В низком дверном проеме хижины углежога стоял невысокий человек в гусарском доломане с белыми кантами; его блестящие темные глаза пристально наблюдали за новоприбывшими. Но вот он узнал Кантэна и, повелительным взмахом руки отпустив его провожатых, легкой походкой поспешил ему навстречу. Это был Сен-Режан.— Господин де Шавере! Сам Бог хранит вас!— Верно замечено, — сказал Кантэн, здороваясь с Сен-Режаном. — Я разыскиваю шевалье де Тэнтеньяка.Темные глаза сверкнули на смуглом лукавом лице, испещренном морщинами, словно иссохшее яблоко.— Черт возьми, сударь, чтобы найти его, вам потребуется перебраться за море. Шевалье в Англии с графом Жозефом.— Когда он уехал?— Да уже с месяц.Ответ разбил надежду, с которой был задан вопрос.— Значит, он уехал слишком рано.И Кантэн в нескольких словах рассказал Сен-Режану о предательстве, которое готовит в Ренне Корматен.Веселость слетела с лица шуана. Он фамильярно схватил Кантэна за руку и потянул его в хижину.— Жорж должен услышать ваш рассказ.В маленькой грязной каморке спал Кадудаль. Разбуженный криком Сен-Режана, он с ворчанием сел и инстинктивно потянулся за мушкетом.— Что за дьявол?— Друг. Господин де Шавере.— Вот чума! Зачем так кричать? Я думал — «синие».Он с усилием поднялся на ноги.— Подходящий прием, Кадудаль. Я — гонец дурных вестей. Но прежде чем я начну, дайте мне смочить горло. У вас найдется что-нибудь выпить?— Сидр, — Сен-Режан вышел наполнить кружку из бочки, что стояла рядом с хижиной. — Добрый бретонский сидр прошлогоднего урожая так и ударяет в голову.Кантэн с благодарностью осушил кружку, устало опустился на табурет у стола, вытянул обутые в сапоги ноги и рассказал о том, что он услышал от Гоша.Изумление Кадудаля сменилось бурным протестом.— Это все республиканские выдумки, — заключил он.— Гош не похож на лжеца, — сказал Кантэн.— Значит, он — сумасшедший.— На сумасшедшего он тоже не похож. В разговор вмешался Сен-Режан.— Во всяком случае, встреча в Ренне, назначенная на среду, реальный факт.— Но не ее цель! — взорвался в ответ Кадудаль. — Силы небесные! Перемирие — тоже факт. Но кто его добивался?— Гош говорит, что Корматен.— Он лжет. Разве все они не лжецы, эти демократы? Сами факты опровергают их заявления. Не они ли умоляли о перемирии? Оно им отчаянно необходимо. Республика рушится и вынуждена идти на соглашения. Жалкие республиканские войска, которые Конвент может выкроить для отправки на Запад, движутся здесь с риском быть уничтоженными. Они прекрасно это понимают и перемещаются только тогда, когда им это удается. Все остальное время они сбиваются в кучу, как стадо перепуганных баранов, почуявших запах волка. Волков ли это дело — блеять им о мире?— Нет. Но волк, почуявший собственную выгоду, может пойти на такой шаг. По словам Гоша, Корматен получит от сделки миллион ливров.Негодование Кадудаля возросло пуще прежнего:— Неужели вы верите таким россказням о человеке, которого граф Жозеф назначил здесь своим представителем? Или вы думаете, что человек, чей талант создал огромную организацию, способен совершить детскую ошибку при назначении своего генерал-майора?Сен-Режан, однако, был менее уверен в Корматене.— Все предатели обязаны открывшимися перед ними возможностями доверию, которое им было оказано. А в наши дни... Ба! Кто бы поверил, что Шаретт, самый благородный из генералов-роялистов, подчинится Республике?— Еще неизвестно, — сказал Кантэн, — не работа ли это господина де Корматена.— Гош наверняка вам так и скажет, — съязвил Кадудаль.— Мы можем спорить без конца, — сказал Сен-Режан. — Давайте поедем и сами посмотрим, что там происходит.— Ну что ж, и посмотрим в Ренне в среду, когда приедем послушать, что имеют нам предложить эти щенки. Если предложат признать их непотребную Республику, то — будь я проклят! — они увидят, что впустую потратили время. Или шуаны побеждены, чтобы склонить голову перед врагом? Разве мы не клялись сражаться за трон и алтарь до полной победы или умереть? Неужели мы изменим своей клятве в тот самый час, когда Республика агонизирует, а измученный народ во всех концах Франции молится за реставрацию монархии? Когда прибудет господин де Пюизе с английской Помощью, из-под земли поднимется такая армия, какой мир не видывал.— К чему так много слов, Жорж, — заметил Сен-Режан. — Мы едем в Ренн.Накануне той знаменательной среды в конце апреля они прибыли в прекрасный город Ренн в сопровождении охраны из сотни шуанов, открыто выставлявших напоказ свои белые кокарды на круглых шляпах и эмблему Святого Сердца на лацканах курток.Толпы людей переполняли город, всюду царило праздничное возбуждение, вызванное надеждой на близкое прекращение вражды и восстановление мира на измученной земле.Сен-Режана забавляло зрелище шуанов в куртках из козьих шкур или темно-серых тужурках, пьющих вместе с затянутыми в синие мундиры республиканцами, или белых кокард бок о бок с кокардами трехцветными; и он смеялся, слыша на улицах новый вариант «Марсельезы» [...новый вариант «Марсельезы»... — Марсельеза — патриотическая песнь, ставшая национальным гимном Франции. Марсельезу сочинил в 1792 г. Руже де Лиль, офицер инженерных войск] . Кадудаль, лишенный иронического взгляда на жизнь, свойственного его товарищу, сверкающими от негодования глазами взирал на повсеместное братание роялистов и республиканцев. Такие картины наполняли его душу недобрыми предчувствиями. Но его взгляд становился особенно свирепым, когда проходившие мимо республиканцы отдавали им честь. С такими настроениями нельзя готовиться перерезать друг другу глотку, недовольно говорил он.В поисках Корматена они исходили весь город, но нигде его не нашли. Наконец они узнали, что Корматен находится в Ла Превале, замке на берегу Вилены милях в трех или четырех от города вместе с роялистскими предводителями, созванными на конференцию, которая должна открыться завтра утром.Они переночевали в гостинице в Ренне и едва рассвело отправились в Ла Превале. Там они нашли несколько сотен шуанов, разбивших в окрестностях замка лагерь, над которым реяли белые штандарты. Республика предоставила в их распоряжение палатки и щедро принимала за свой счет. Созванные со всех концов Морбиана, с вересковых пустошей Пэнпона и Лавэна, из гущи лесов Камора и Берне, эти люди, которые со времен Ла Руэри покидали свои убежища и цитадели только для схватки с неприятелем, были ошеломлены и опьянены воздаваемыми им почестями.В стенах пышного замка Ла Превале, некогда принимавшего самого Генриха IV [Генрих IV — (1553-1610) — первый король из династии Бурбонов, король Наварры, в 1589 году провозглашенный королем Франции. Гугенот по вероисповеданию, он чудом избежал убийства в Варфоломеевскую ночь, которая произошла на следующий день после его торжественного бракосочетания с Маргаритой Валуа, дочерью короля Генриха II, в августе 1572 г. Храбрый воин, искусный и тонкий политик, Генрих IV способствовал принятию Нантского эдикта (1598 г.), который придал законный статус протестантской религии, а также укрепил единую королевскую власть во Франции, что, в конечном итоге, привело к прекращению гражданских войн. Любимец народа, Генрих IV погиб в 1610 г. от кинжала фанатика Равайяка] , в течение нескольких дней собирались предводители отрядов роялистов — члены знатных семейств, многие из которых прошли боевую выучку в королевских полках или на военном флоте его величества. Здесь их принимали и потчевали члены штаба генерала Гоша и офицеры армии Шербура, не жалея затрат из общественных фондов.Под крышей Ла Превале разместилось около четырехсот роялистов и республиканцев, пылающих самыми братскими чувствами друг к другу, над пробуждением коих немало потрудились, с одной стороны, Корматен, с другой — генерал Гош. Там же находился и сам Гош, его штаб и веселый, галантный Умберт, проявлявший неустанную заботу об удобствах своих гостей-роялистов.В предвкушении блестящего осуществления своих миротворческих прожектов Корматен сиял от удовольствия и во все стороны расточал милостивые улыбки. Его плотную фигуру обтягивал серый мундир с высоким жестким воротником вокруг белого галстука, талию перепоясывал белый кушак, на шляпе покачивались белые перья, грудь украшала эмблема Святого Сердца, в петлицу была продета белая лента.Созданию атмосферы светской непринужденности, царившей в замке, в немалой степени способствовало присутствие дам, хоть республиканцы и не внесли в это своей лепты, если не считать таковой виконтессу де Белланже из-за ее игриво-открытой привязанности к блистательному Гошу. Десятка два благородных дам, — жен и сестер роялистских предводителей, до той поры из соображений безопасности державшихся в тени, радовались случаю пережить нечто, отдаленно напоминающее веселые дни старого режима.Картина, промелькнувшая перед глазами Кадудаля по пути на конференцию, в значительной степени поколебала его упорное нежелание поверить, что здесь затевается недоброе. С хмурой гримасой на круглом раскрасневшемся лице он покачивающейся походкой вошел в зал заседаний, где его сразу оглушила трескотня множества языков. Большинство собравшихся хорошо знали Кадудаля, и на него со всех сторон посыпались дружеские приветствия. Сен-Режан тоже встретил здесь немало знакомых. Кантэна никто не знал и поэтому на его появление почти не обратили внимания. Он остался стоять в стороне и внимательно наблюдал за тем, что происходит вокруг. Тем временем люди все прибывали, и вскоре в просторном и довольно обветшалом зале собралось человек сто пятьдесят.Человек двадцать были, как и Кадудаль, из крестьян, что подтверждалось их громкой речью, грубой одеждой и не менее грубыми манерами. Остальные были благородного происхождения; осанка многих из них свидетельствовала о военном прошлом, у некоторых это проявлялось даже в одежде — мундирах в обтяжку, высоких воротниках, белых галстуках.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42