Цауне еще немного отошел в сторону шоссе и ждал, что теперь будет. Аулис стоял близ Цеплиса, чтобы в случае необходимости прийти ему на помощь. Но тот прочно держался на ногах и вовсе не собирался падать. Одышка и усталость прошли, только во рту пересохло и ужасно хотелось пить.
Под сидением машины Аулис разыскал пару бутылок сельтерской, которые Цеплис Опорожнил чуть ли не в один прием. Он уселся в машине, и странная вялость охватила все его тело. Не хотелось думать и вспоминать о случившемся. Не действуй он столь напористо, можно было бы выведать у бухгалтера все его тайны. А так — в его распоряжении одни догадки, истинная же и доподлинная суть дела осталась сокрытой... Цеплис оглянулся и заметил Цауне, стоящего у края канавы спиной к автомобилю. Теперь Цеплис ясно видел рану у него на затылке, и ему стало еще тяжелее. Зачем все это нужно? Разве женщины стоят того, чтобы из-за них разбивать человеку голову! Цеплис действительно не понимал, как он мог настолько, потерять самообладание. Теперь надо попытаться все это загладить.
— Аулис, вы не знаете, где мой револьвер? — спросил он: надо же было хоть что-нибудь говорить, молчание становилось невыносимым. От этих слов Цауне вздрогнул, Аулис же спокойно ответил:
— Знаю, но вам не отдам. Получите в Риге.
— Значит, теперь я окончательно разоружен и полностью под вашей охраной, — пытался пошутить Цеплис.
— Что ж делать? Я боюсь, как бы опять не получилась стрельба. Таскайся потом по судам. Я люблю ясность во всех вопросах. А что я тут буду показывать, из-за чего началась стрельба? Никто мне не поверит, что люди ни с того ни с сего начали драться, носиться по полю и стрелять!
— Разве вам надо будет давать показания?
— Надо думать, что да. Вряд ли разбитый затылок Цауне так легко сойдет вам с рук, — насмешливо проговорил Аулис: его возмутило спокойствие и невинная улыбка Цеплиса. — Это дело так не оставят. Цауне-то уж найдет правду.
— Что за глупости! Мы помиримся, и все будет хорошо. Господин Цауне, идите сюда, поехали, — Цеплис обернулся к Цауне.
— А где гарантия, что моя жизнь опять не окажется в опасности? Я не хочу больше получать незаслуженные оскорбления. — Цауне заупрямился, как ребенок.
— Да какая там опасность? Если б я на самом деле хотел вас застрелить, я бы это и сделал.
— Кто не умеет стрелять, тот никого застрелить не может. Только дурака валяет, — проворчал Аулис, который не мог простить Цеплису его неумелое обращение с оружием.
— Как это вы не хотели меня застрелить? Зачем же вы гнались за мной? — Цауне упрямился, ему было обидно, что Цеплис теперь пытается оспаривать неоспоримое.
— Хватит уж об этой стрельбе, идите сюда и поедем. Нельзя же целый день околачиваться на большой дороге. — Цеплис опять чувствовал себя директором-распорядителем, не терпящим возражений со стороны подчиненных.
— Разве я в чем-нибудь виноват? — бормотал Цауне, медленно подходя к автомобилю. Он был охвачен злобой, но вместе с тем и страхом. Можно ли быть уверенным, что Цеплис опять не начнет драться? Ему ведь для этого не нужно никаких причин! Кроме того, у Цауне еще довольно сильно болел разбитый затылок. Он уселся в машине как можно дальше от Цеп-
лиса, чтобы в случае нападения иметь возможность отбиваться.
— Господин Цауне, давайте поставим на этом крест и будем работать дальше, — заговорил Цеплис, когда машина помчалась вперед.
— Если бы это было заслуженно, я не сказал бы ни слова. Но тут совершенно неожиданно такое нападение...
— Такие нападения всегда случаются неожиданно, не в этом дело.
— Да, но за что же? Чем я заслужил?
— На свете, мы ничего не лолучаем незаслуженно. Вам тоже досталось не совсем уж напрасно. Подумайте хорошенько.
— Но вы же должны знать, за что вы на меня напали?
— Откуда я могу знать! О таких делах лучше не вспоминать. Мы не успеем как следует осмотреть стройку, придется спешить обратно. Жаль, что пропал день. У меня сегодня еще кое-какие дела в Риге. Пока я осмотрю стройку, вы будете выплачивать жалованье. А насчет своего затылка скажите, что в дороге на нас напали грабители и хотели отнять деньги. Так мы еще и героями прослывем. Нужно подговорить Аулиса, тогда мы даже в Риге сможем смело рассказывать, что боролись с грабителями. Разве это не замечательно? — радовался Цеплис, дружески придерживая Цауне за локоть. Цауне не находил слов. Он не знал, что ему думать о своем директоре. Сам же гнался и стрелял, а людям хочет соврать, будто на нас напали грабители и пришлось сражаться. Нет, это не к добру. На такого человека нельзя положиться. Он на все способен!
Строительство кирпичного завода подходило к концу. Точно грозящий палец, возвышалась надо всей окрестностью длинная труба. Проезжая по шоссе, можно было видеть ее еще издали. Сколь величавая картина откроется взору, когда эта труба выбросит в воз--
дух клубы дыма и заставит беспокойно затрепетать дремлющую округу! Рассеется однотонная сельская тишина, и трудовая спешка охватит все окрестные хутора. Батраки оставят плуги на пашне, побросают косы и придут на кирпичный завод, где можно побольше заработать. Работать там будут определенные часы, а не от зари до зари. Цеплис переманит к себе батраков с окрестных полей, и хозяевам придется убирать урожай самим на толоках или же привозить работников из отдаленных местностей. Но и этих привезенных работников завод заберет себе. Так думал Цеплис по дороге. Конечно, переплачивать рабочим он .не будет, даст лишь столько, чтобы перетянуть их с полевых работ. Тогда не придется привозить рабочих издалека. Он сделает так же, как весной, когда начинали строительство.
К подкатившему автомобилю первым поспешил Оскар Бриедис, недавно поступивший на строительство производителем работ. С собственным промышленным предприятием у него ничего не вышло — министр финансов не дал ему денег, ввиду отсутствия у Брие-диса определенного плана. Тщетно пробовал Бриедис нажить состояние и другими способами. Взялся поставлять рижской городской управе дрова, но внезапно они вздорожали и вместо верной прибыли Бриедис понес убытки — сам-то он не держал запаса и все поставляемые городу дрова должен был покупать у других. В конце концов он отказался от выполнения договора и потерял внесенный залог. Бриедис тогда разорился бы вконец, если б ему не удалось немного поправить свои дела на дубовых кряжах одного ново-хозяина. Бриедис закупил их, не торгуясь о цене, в окрестностях Пункелей у одного новохозяина, задумавшего строиться. Денег у Бриедиса было как раз в обрез, чтобы уплатить властям за разрешение на порубку и железной дороге за вагоны. Он выслал на место своих бракеровщиков, и по их указаниям местные рабочие свалили красивые дубы, распилили их на кряжи, отвезли на станцию и погрузили в вагоны. Крупный лесоторговец Бриедис то и дело звонил по телефону из Риги, извещая, что сию минуту
высылает деньги, что уже выслал их и что вот-вот они должны прибыть на место. Пока шла погрузка, кассир все еще был в дороге — видно, застрял где-то. Рабочие трудились, бракеровщики и новохозяин веселились, и все вместе ожидали кассира. Но тот все не появлялся. Когда дело было обделано и дубовые кряжи покатились в Ригу, бракеровщики тоже отправились навстречу кассиру — поторопить его. Но, как ни разыскивали бракеровщики, как ни ждали его лесорубы и новохозяин, — кассир точно в воду канул. Дубовые кряжи Бриедис выгодно продал в Риге, и тогда же ему посчастливилось получить местечко у Цеплиса. Тут он спокойно выжидал, пока потерявшие терпение рабочие и новохозяин не устанут его разыскивать, чтобы на будущую зиму снова затеять подобную лесоторговую операцию в какой-нибудь другой местности. Чем это не планы? Но в том, что их нельзя разглашать министру финансов, нечего и сомневаться. Таким путем Бриедис приобрел небольшой оборотный капитал, который в нужный момент можно вполне самостоятельно пустить в дело. Деньги везде и всюду валяются на земле, только умей их поднять. Разве новохозяин не должен чувствовать себя счастливым, лелея надежду на хорошую уплату? Как он отделался бы от своих дубов, не приди Бриедис ему на помощь? На дрова бы он их не срубил. Дубы еще стояли бы и под их тенью хирели бы посевы. Бриедис не только обманул его, но и освободил от ненужного, даже вредного имущества. Так оправдывал себя Бриедис, вынашивая планы дальнейших подвигов.
На этот раз он особенно подобострастно поздоровался с Цеплисом, надеясь добиться, чтобы выплату жалованья строительным рабочим доверили тоже ему, Бриедису. Прямо с дороги Цеплис отправился осматривать стройку, а бухгалтеру велел выплачивать деньги. Бриедис сопровождал директора и все время льстивым, сладеньким голосом рассказывал об успешном ходе работ. Но Цеплис не верил словам, он хотел сам все увидеть, даже пощупать. Кроме того, Бриедис не особенно нравился Цеплису, и он ему не очень-то доверял.
— Вы, господин директор, могли бы оставить мне некоторую сумму на неотложные платежи. Тогда вам не пришлось бы так часто ездить сюда и жариться на солнце. Это ведь нелегко. К тому же времена неспокойные, вдруг случится какое-нибудь несчастье, когда едешь с деньгами! — улучив удобный момент, убеждал Цеплиса Бриедис. — Да и этого молодого Цауне нет смысла возить с собой, пусть лучше заполняет книги в конторе. Я все это здесь устрою как нельзя лучше. Насчет меня, господин директор, можете не сомневаться.
— Я и не сомневаюсь. Но своими глазами всегда вижу лучше. А вместе с Цауне мы видим все. Что пропустит один, заметит другой. Так-то лучше. Вам и без того хватает работы, стоит ли взваливать на вас еще новые обязанности. Слишком много работы это тоже нехорошо, — засмеялся Цеплис, отлично раскусивший намерения Бриедиса: тот хотел здесь устроиться полным хозяином.
— Безделье в этих чужих местах тоже не очень-то приятно. В Риге иное, там можно сходить в ресторан, посидеть с друзьями. А тут куда пойдешь? Кругом одни чумазые рабочие! Тогда уже лучше зарыться в работу с утра до позднего вечера, — оправдывался Бриедис, чувствуя, что Цеплис ему все-таки не доверяет.
— Работы вам хватит, справьтесь как следует с той, что есть. Я тоже хочу время от времени наезжать и видеть, что тут делается. Иначе вы выстроите такой завод, что не обожжешь ни единого кирпича, — пытался отшутиться Цеплис.
— Почему же вам не ездить! Вы еще чаше будете навещать нас, но это будут поездки приятные. А теперь вам часто приходится ездить сюда только в силу необходимости, — не отставал Бриедис.
— Ну, хватит об этом. Расскажите-ка лучше, что говорят о нашем предприятии окрестные крестьяне?
— Много всякого говорят. . Большинство сомневается, так ли все гладко пойдет с продажей кирпича. Они-то, мол, уж на свои нужды ни единого кирпичика не купят.
— Скажите им, что мы и не продадим, потому что будем производить только для заграницы, — гордо отрезал Цеплис.
— Я говорил, да они головой качают — неужели ж, мол, за границей нужна наша глина? Да у нас, мол, тут никто эти кирпичи не будет брать? Очень, очень завистливый, да и темный народ! — Бриедис пытался бранью по адресу крестьян смягчить неудовольствие Цеплиса. Но директор уже не слушал, а, как ошпаренный, кинулся вперед. Бриедис с трудом поспевал за ним. Цеплис рывком распахнул дверь рабочего барака — оттуда шибануло кислым запахом плесени. Вдоль стен на трухлявой соломе валялось разное тряпье, и кое-где торбы из грубой холстины. В хибаре, сколоченной на скорую руку из горбылей, текла крыша — пол и солома были еще мокрые от ночного дождя.
— В такой собачьей конуре можно задохнуться! Почему вы не приводите в порядок крышу? — Цеплис угрожающе обернулся к Бриедису. — Надо замечать такие вещи, а не гнаться за новыми обязанностями. Тогда не останется времени на пустую болтовню с мужиками!
— Летний дождик никому не вредит. Рабочие сами говорят, что через дырявую крышу можно смотреть на звезды, да и спать не так скучно.
— Это еще что за глупости! Мои рабочие должны жить в сухих и удобных жилищах. Из первого же кирпича я выстрою им удобные, светлые дома. Я не хочу быть хапугой, пусть люди тоже живут по-человечески! Сегодня же велите починить крышу. Если бы эту конуру увидел инспектор труда, то во всех социал-демократических газетах нас назвали бы палачами рабочего класса. Мне, как старому революционеру, такие вещи совсем не к лицу. Я хочу показать пример, как надо обращаться с рабочими! — И Цеплис сам воодушевился своей блестящей идеей — сделать жилища рабочих образцовыми и показать всем промышленникам Латвии, как нужно решать социальные вопросы. Бриедис только ухмыльнулся, вспомнив, что рабочие называли свой барак виллой, полученной в подарок
от рижских господ — в ветренную погоду там не усидеть и воробью. Но Цеплис продолжал с подъемом:
— Нам, промышленникам, надо быть гуманными, тогда и рабочие будут сознательнее относиться к труду. Я хочу поставить свое предприятие так, чтобы на нем никогда не происходило забастовок. Тогда я одними голосами своих рабочих попаду в сейм. Промышленник должен быть политиком и участвовать также в государственной законодательной работе. Иначе они задушат нас своими больничными кассами и рабочим страхованием! Они же не понимают, что наша молодая промышленность не выдержит этого. Вот как надо жить, господин Бриедис! — закончил Цеплис, полный сознания своего скромного превосходства. Бриедис ничего не сказал, только усмехнулся в душе. Как же! Так тебя рабочие и выберут, чтобы ты отнял у них больничные кассы и страхование! Нынче таких дураков не найдешь. ..
Когда Цеплис с Бриедисом возвратились, Цауне уже покончил со всеми выплатами. Голова у него все еще болела и волнение не улеглось. Откинувшись на сидение машины и прикрыв глаза, он снова переживал недавнее происшествие. Никто ему не мешал — Аулис тоже ушел прогуляться. Только ласточки, щебеча, летали вокруг, и от этого тишина полей была еще ощутимее. Когда подошли Цеплис и Бриедис, Цауне, совершенно разбитый, вылез из машины.
— Ну, с выплатой все в порядке? — спросил Цеплис, хотя и не сомневался в этом. — Отчего вы не пройдетесь? Разве вам не хочется посмотреть, как подвинулись работы?
— Голова очень болит, — негромко ответил Цауне. — Не хочется никуда ходить.
— Погуляете и пройдет. Скоро поедем. Мне только еще надо пройти осмотреть кое-что за вас. Вам сегодня хочется полентяйпичать. — Цеплису было стыдно, и он говорил, не глядя на Цауне. Бриедис во все глаза смотрел на директора и бухгалтера, не понимая, почему Цеплис сегодня так отечески ласков с молодым человеком.
Шофер Аулис со своими двумя пассажирами возвратился в Ригу к концу дня. Цеплис заехал в контору, а бухгалтера отпустил домой — головная боль у того все не проходила. Дома Цауне прежде всего умылся, потому что на обратном пути было очень пыльно. Потом он долго мочил голову холодной водой, и от этого ему действительно полегчало. Боль притихла и не была уже такой ноющей. Он решил немножко прилечь, в надежде, что тогда все пройдет. В постели его охватила сладкая истома, и он заснул. Во сне он опять трясся в автомобиле, думая о Мильде. Но потом Цеплис принимался терзать его и обстреливать. Он бежал, призывая на помощь, но ноги были как спутанные, а голос не звучал совсем. Он сознавал, что Цеплис сейчас настигнет его и убьет. Но вдруг что-то тяжело и резко прогудело у него в голове,-и Цауне проснулся, весь мокрый от пота, испуганно озираясь вокруг. Он тотчас сообразил, что это был лишь кошмар, но нервное возбуждение не скоро оставило его.
До вечера было еще далеко, и Цауне решил на сей раз пораньше отправиться к Мильде, пока она сама не пришла к нему. Он быстро оделся и, мучимый тревогой, пустился в, путь. По дороге он невольно опять стал думать о неожиданном нападении Цеплиса. Что могло быть тому причиной? Я хотел рассказать про Мильду, а он начал хлестать меня по щекам. Неужели Аулис говорил правду, что Цеплис меня заподозрил в преступной связи с его женой? Нет, этого не может быть, я ведь не дал ни малейшего повода, и вообще для таких подозрений нет основания. Его нападение, несомненно, имеет другие причины. Но какие — этого Цауне не мог постичь.
Он попытался передать Мильде события дня слегка юмористически, чтобы затушевать серьезность положения и скрыть свои полные смертельного страха переживания. Однако Мильда уже по голосу Цезаря уловила, что дело было гораздо серьезнее, нежели обрисовал рассказчик. Сначала она ничего не понимала, но вдруг ей вспомнился один случай и все стало ясно.
— Собственно, почему же он напал на тебя? Может быть, ты сам рассердил его, грубо ответил?
— Нет. Он спросил, есть ли у меня какая-нибудь симпатия и часто ли я с ней встречаюсь. Я ответил, что довольно редко. Почему? Да потому что у нас нет времени, я же ведь целыми днями на работе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
Под сидением машины Аулис разыскал пару бутылок сельтерской, которые Цеплис Опорожнил чуть ли не в один прием. Он уселся в машине, и странная вялость охватила все его тело. Не хотелось думать и вспоминать о случившемся. Не действуй он столь напористо, можно было бы выведать у бухгалтера все его тайны. А так — в его распоряжении одни догадки, истинная же и доподлинная суть дела осталась сокрытой... Цеплис оглянулся и заметил Цауне, стоящего у края канавы спиной к автомобилю. Теперь Цеплис ясно видел рану у него на затылке, и ему стало еще тяжелее. Зачем все это нужно? Разве женщины стоят того, чтобы из-за них разбивать человеку голову! Цеплис действительно не понимал, как он мог настолько, потерять самообладание. Теперь надо попытаться все это загладить.
— Аулис, вы не знаете, где мой револьвер? — спросил он: надо же было хоть что-нибудь говорить, молчание становилось невыносимым. От этих слов Цауне вздрогнул, Аулис же спокойно ответил:
— Знаю, но вам не отдам. Получите в Риге.
— Значит, теперь я окончательно разоружен и полностью под вашей охраной, — пытался пошутить Цеплис.
— Что ж делать? Я боюсь, как бы опять не получилась стрельба. Таскайся потом по судам. Я люблю ясность во всех вопросах. А что я тут буду показывать, из-за чего началась стрельба? Никто мне не поверит, что люди ни с того ни с сего начали драться, носиться по полю и стрелять!
— Разве вам надо будет давать показания?
— Надо думать, что да. Вряд ли разбитый затылок Цауне так легко сойдет вам с рук, — насмешливо проговорил Аулис: его возмутило спокойствие и невинная улыбка Цеплиса. — Это дело так не оставят. Цауне-то уж найдет правду.
— Что за глупости! Мы помиримся, и все будет хорошо. Господин Цауне, идите сюда, поехали, — Цеплис обернулся к Цауне.
— А где гарантия, что моя жизнь опять не окажется в опасности? Я не хочу больше получать незаслуженные оскорбления. — Цауне заупрямился, как ребенок.
— Да какая там опасность? Если б я на самом деле хотел вас застрелить, я бы это и сделал.
— Кто не умеет стрелять, тот никого застрелить не может. Только дурака валяет, — проворчал Аулис, который не мог простить Цеплису его неумелое обращение с оружием.
— Как это вы не хотели меня застрелить? Зачем же вы гнались за мной? — Цауне упрямился, ему было обидно, что Цеплис теперь пытается оспаривать неоспоримое.
— Хватит уж об этой стрельбе, идите сюда и поедем. Нельзя же целый день околачиваться на большой дороге. — Цеплис опять чувствовал себя директором-распорядителем, не терпящим возражений со стороны подчиненных.
— Разве я в чем-нибудь виноват? — бормотал Цауне, медленно подходя к автомобилю. Он был охвачен злобой, но вместе с тем и страхом. Можно ли быть уверенным, что Цеплис опять не начнет драться? Ему ведь для этого не нужно никаких причин! Кроме того, у Цауне еще довольно сильно болел разбитый затылок. Он уселся в машине как можно дальше от Цеп-
лиса, чтобы в случае нападения иметь возможность отбиваться.
— Господин Цауне, давайте поставим на этом крест и будем работать дальше, — заговорил Цеплис, когда машина помчалась вперед.
— Если бы это было заслуженно, я не сказал бы ни слова. Но тут совершенно неожиданно такое нападение...
— Такие нападения всегда случаются неожиданно, не в этом дело.
— Да, но за что же? Чем я заслужил?
— На свете, мы ничего не лолучаем незаслуженно. Вам тоже досталось не совсем уж напрасно. Подумайте хорошенько.
— Но вы же должны знать, за что вы на меня напали?
— Откуда я могу знать! О таких делах лучше не вспоминать. Мы не успеем как следует осмотреть стройку, придется спешить обратно. Жаль, что пропал день. У меня сегодня еще кое-какие дела в Риге. Пока я осмотрю стройку, вы будете выплачивать жалованье. А насчет своего затылка скажите, что в дороге на нас напали грабители и хотели отнять деньги. Так мы еще и героями прослывем. Нужно подговорить Аулиса, тогда мы даже в Риге сможем смело рассказывать, что боролись с грабителями. Разве это не замечательно? — радовался Цеплис, дружески придерживая Цауне за локоть. Цауне не находил слов. Он не знал, что ему думать о своем директоре. Сам же гнался и стрелял, а людям хочет соврать, будто на нас напали грабители и пришлось сражаться. Нет, это не к добру. На такого человека нельзя положиться. Он на все способен!
Строительство кирпичного завода подходило к концу. Точно грозящий палец, возвышалась надо всей окрестностью длинная труба. Проезжая по шоссе, можно было видеть ее еще издали. Сколь величавая картина откроется взору, когда эта труба выбросит в воз--
дух клубы дыма и заставит беспокойно затрепетать дремлющую округу! Рассеется однотонная сельская тишина, и трудовая спешка охватит все окрестные хутора. Батраки оставят плуги на пашне, побросают косы и придут на кирпичный завод, где можно побольше заработать. Работать там будут определенные часы, а не от зари до зари. Цеплис переманит к себе батраков с окрестных полей, и хозяевам придется убирать урожай самим на толоках или же привозить работников из отдаленных местностей. Но и этих привезенных работников завод заберет себе. Так думал Цеплис по дороге. Конечно, переплачивать рабочим он .не будет, даст лишь столько, чтобы перетянуть их с полевых работ. Тогда не придется привозить рабочих издалека. Он сделает так же, как весной, когда начинали строительство.
К подкатившему автомобилю первым поспешил Оскар Бриедис, недавно поступивший на строительство производителем работ. С собственным промышленным предприятием у него ничего не вышло — министр финансов не дал ему денег, ввиду отсутствия у Брие-диса определенного плана. Тщетно пробовал Бриедис нажить состояние и другими способами. Взялся поставлять рижской городской управе дрова, но внезапно они вздорожали и вместо верной прибыли Бриедис понес убытки — сам-то он не держал запаса и все поставляемые городу дрова должен был покупать у других. В конце концов он отказался от выполнения договора и потерял внесенный залог. Бриедис тогда разорился бы вконец, если б ему не удалось немного поправить свои дела на дубовых кряжах одного ново-хозяина. Бриедис закупил их, не торгуясь о цене, в окрестностях Пункелей у одного новохозяина, задумавшего строиться. Денег у Бриедиса было как раз в обрез, чтобы уплатить властям за разрешение на порубку и железной дороге за вагоны. Он выслал на место своих бракеровщиков, и по их указаниям местные рабочие свалили красивые дубы, распилили их на кряжи, отвезли на станцию и погрузили в вагоны. Крупный лесоторговец Бриедис то и дело звонил по телефону из Риги, извещая, что сию минуту
высылает деньги, что уже выслал их и что вот-вот они должны прибыть на место. Пока шла погрузка, кассир все еще был в дороге — видно, застрял где-то. Рабочие трудились, бракеровщики и новохозяин веселились, и все вместе ожидали кассира. Но тот все не появлялся. Когда дело было обделано и дубовые кряжи покатились в Ригу, бракеровщики тоже отправились навстречу кассиру — поторопить его. Но, как ни разыскивали бракеровщики, как ни ждали его лесорубы и новохозяин, — кассир точно в воду канул. Дубовые кряжи Бриедис выгодно продал в Риге, и тогда же ему посчастливилось получить местечко у Цеплиса. Тут он спокойно выжидал, пока потерявшие терпение рабочие и новохозяин не устанут его разыскивать, чтобы на будущую зиму снова затеять подобную лесоторговую операцию в какой-нибудь другой местности. Чем это не планы? Но в том, что их нельзя разглашать министру финансов, нечего и сомневаться. Таким путем Бриедис приобрел небольшой оборотный капитал, который в нужный момент можно вполне самостоятельно пустить в дело. Деньги везде и всюду валяются на земле, только умей их поднять. Разве новохозяин не должен чувствовать себя счастливым, лелея надежду на хорошую уплату? Как он отделался бы от своих дубов, не приди Бриедис ему на помощь? На дрова бы он их не срубил. Дубы еще стояли бы и под их тенью хирели бы посевы. Бриедис не только обманул его, но и освободил от ненужного, даже вредного имущества. Так оправдывал себя Бриедис, вынашивая планы дальнейших подвигов.
На этот раз он особенно подобострастно поздоровался с Цеплисом, надеясь добиться, чтобы выплату жалованья строительным рабочим доверили тоже ему, Бриедису. Прямо с дороги Цеплис отправился осматривать стройку, а бухгалтеру велел выплачивать деньги. Бриедис сопровождал директора и все время льстивым, сладеньким голосом рассказывал об успешном ходе работ. Но Цеплис не верил словам, он хотел сам все увидеть, даже пощупать. Кроме того, Бриедис не особенно нравился Цеплису, и он ему не очень-то доверял.
— Вы, господин директор, могли бы оставить мне некоторую сумму на неотложные платежи. Тогда вам не пришлось бы так часто ездить сюда и жариться на солнце. Это ведь нелегко. К тому же времена неспокойные, вдруг случится какое-нибудь несчастье, когда едешь с деньгами! — улучив удобный момент, убеждал Цеплиса Бриедис. — Да и этого молодого Цауне нет смысла возить с собой, пусть лучше заполняет книги в конторе. Я все это здесь устрою как нельзя лучше. Насчет меня, господин директор, можете не сомневаться.
— Я и не сомневаюсь. Но своими глазами всегда вижу лучше. А вместе с Цауне мы видим все. Что пропустит один, заметит другой. Так-то лучше. Вам и без того хватает работы, стоит ли взваливать на вас еще новые обязанности. Слишком много работы это тоже нехорошо, — засмеялся Цеплис, отлично раскусивший намерения Бриедиса: тот хотел здесь устроиться полным хозяином.
— Безделье в этих чужих местах тоже не очень-то приятно. В Риге иное, там можно сходить в ресторан, посидеть с друзьями. А тут куда пойдешь? Кругом одни чумазые рабочие! Тогда уже лучше зарыться в работу с утра до позднего вечера, — оправдывался Бриедис, чувствуя, что Цеплис ему все-таки не доверяет.
— Работы вам хватит, справьтесь как следует с той, что есть. Я тоже хочу время от времени наезжать и видеть, что тут делается. Иначе вы выстроите такой завод, что не обожжешь ни единого кирпича, — пытался отшутиться Цеплис.
— Почему же вам не ездить! Вы еще чаше будете навещать нас, но это будут поездки приятные. А теперь вам часто приходится ездить сюда только в силу необходимости, — не отставал Бриедис.
— Ну, хватит об этом. Расскажите-ка лучше, что говорят о нашем предприятии окрестные крестьяне?
— Много всякого говорят. . Большинство сомневается, так ли все гладко пойдет с продажей кирпича. Они-то, мол, уж на свои нужды ни единого кирпичика не купят.
— Скажите им, что мы и не продадим, потому что будем производить только для заграницы, — гордо отрезал Цеплис.
— Я говорил, да они головой качают — неужели ж, мол, за границей нужна наша глина? Да у нас, мол, тут никто эти кирпичи не будет брать? Очень, очень завистливый, да и темный народ! — Бриедис пытался бранью по адресу крестьян смягчить неудовольствие Цеплиса. Но директор уже не слушал, а, как ошпаренный, кинулся вперед. Бриедис с трудом поспевал за ним. Цеплис рывком распахнул дверь рабочего барака — оттуда шибануло кислым запахом плесени. Вдоль стен на трухлявой соломе валялось разное тряпье, и кое-где торбы из грубой холстины. В хибаре, сколоченной на скорую руку из горбылей, текла крыша — пол и солома были еще мокрые от ночного дождя.
— В такой собачьей конуре можно задохнуться! Почему вы не приводите в порядок крышу? — Цеплис угрожающе обернулся к Бриедису. — Надо замечать такие вещи, а не гнаться за новыми обязанностями. Тогда не останется времени на пустую болтовню с мужиками!
— Летний дождик никому не вредит. Рабочие сами говорят, что через дырявую крышу можно смотреть на звезды, да и спать не так скучно.
— Это еще что за глупости! Мои рабочие должны жить в сухих и удобных жилищах. Из первого же кирпича я выстрою им удобные, светлые дома. Я не хочу быть хапугой, пусть люди тоже живут по-человечески! Сегодня же велите починить крышу. Если бы эту конуру увидел инспектор труда, то во всех социал-демократических газетах нас назвали бы палачами рабочего класса. Мне, как старому революционеру, такие вещи совсем не к лицу. Я хочу показать пример, как надо обращаться с рабочими! — И Цеплис сам воодушевился своей блестящей идеей — сделать жилища рабочих образцовыми и показать всем промышленникам Латвии, как нужно решать социальные вопросы. Бриедис только ухмыльнулся, вспомнив, что рабочие называли свой барак виллой, полученной в подарок
от рижских господ — в ветренную погоду там не усидеть и воробью. Но Цеплис продолжал с подъемом:
— Нам, промышленникам, надо быть гуманными, тогда и рабочие будут сознательнее относиться к труду. Я хочу поставить свое предприятие так, чтобы на нем никогда не происходило забастовок. Тогда я одними голосами своих рабочих попаду в сейм. Промышленник должен быть политиком и участвовать также в государственной законодательной работе. Иначе они задушат нас своими больничными кассами и рабочим страхованием! Они же не понимают, что наша молодая промышленность не выдержит этого. Вот как надо жить, господин Бриедис! — закончил Цеплис, полный сознания своего скромного превосходства. Бриедис ничего не сказал, только усмехнулся в душе. Как же! Так тебя рабочие и выберут, чтобы ты отнял у них больничные кассы и страхование! Нынче таких дураков не найдешь. ..
Когда Цеплис с Бриедисом возвратились, Цауне уже покончил со всеми выплатами. Голова у него все еще болела и волнение не улеглось. Откинувшись на сидение машины и прикрыв глаза, он снова переживал недавнее происшествие. Никто ему не мешал — Аулис тоже ушел прогуляться. Только ласточки, щебеча, летали вокруг, и от этого тишина полей была еще ощутимее. Когда подошли Цеплис и Бриедис, Цауне, совершенно разбитый, вылез из машины.
— Ну, с выплатой все в порядке? — спросил Цеплис, хотя и не сомневался в этом. — Отчего вы не пройдетесь? Разве вам не хочется посмотреть, как подвинулись работы?
— Голова очень болит, — негромко ответил Цауне. — Не хочется никуда ходить.
— Погуляете и пройдет. Скоро поедем. Мне только еще надо пройти осмотреть кое-что за вас. Вам сегодня хочется полентяйпичать. — Цеплису было стыдно, и он говорил, не глядя на Цауне. Бриедис во все глаза смотрел на директора и бухгалтера, не понимая, почему Цеплис сегодня так отечески ласков с молодым человеком.
Шофер Аулис со своими двумя пассажирами возвратился в Ригу к концу дня. Цеплис заехал в контору, а бухгалтера отпустил домой — головная боль у того все не проходила. Дома Цауне прежде всего умылся, потому что на обратном пути было очень пыльно. Потом он долго мочил голову холодной водой, и от этого ему действительно полегчало. Боль притихла и не была уже такой ноющей. Он решил немножко прилечь, в надежде, что тогда все пройдет. В постели его охватила сладкая истома, и он заснул. Во сне он опять трясся в автомобиле, думая о Мильде. Но потом Цеплис принимался терзать его и обстреливать. Он бежал, призывая на помощь, но ноги были как спутанные, а голос не звучал совсем. Он сознавал, что Цеплис сейчас настигнет его и убьет. Но вдруг что-то тяжело и резко прогудело у него в голове,-и Цауне проснулся, весь мокрый от пота, испуганно озираясь вокруг. Он тотчас сообразил, что это был лишь кошмар, но нервное возбуждение не скоро оставило его.
До вечера было еще далеко, и Цауне решил на сей раз пораньше отправиться к Мильде, пока она сама не пришла к нему. Он быстро оделся и, мучимый тревогой, пустился в, путь. По дороге он невольно опять стал думать о неожиданном нападении Цеплиса. Что могло быть тому причиной? Я хотел рассказать про Мильду, а он начал хлестать меня по щекам. Неужели Аулис говорил правду, что Цеплис меня заподозрил в преступной связи с его женой? Нет, этого не может быть, я ведь не дал ни малейшего повода, и вообще для таких подозрений нет основания. Его нападение, несомненно, имеет другие причины. Но какие — этого Цауне не мог постичь.
Он попытался передать Мильде события дня слегка юмористически, чтобы затушевать серьезность положения и скрыть свои полные смертельного страха переживания. Однако Мильда уже по голосу Цезаря уловила, что дело было гораздо серьезнее, нежели обрисовал рассказчик. Сначала она ничего не понимала, но вдруг ей вспомнился один случай и все стало ясно.
— Собственно, почему же он напал на тебя? Может быть, ты сам рассердил его, грубо ответил?
— Нет. Он спросил, есть ли у меня какая-нибудь симпатия и часто ли я с ней встречаюсь. Я ответил, что довольно редко. Почему? Да потому что у нас нет времени, я же ведь целыми днями на работе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45